Окровавленная красота

Лу потерла глаза.

— Когда Джемма вернется домой?

Натянув одеяло ей на плечи, я низко наклонился и поцеловал ее в лоб, крепко зажмурив глаза и прошептав:

— Скоро.

— Уже поздно, — сказала она, как будто я не знал.

— Она просто занята.

Лу перевернулась на бок, глядя на меня снизу вверх.

— Она с тем мужчиной, который испек мне печенье?

Мой желудок взбунтовался от напоминания.

— Да, он мой старый друг. Ты их ела? — Мысли о множестве различных ядов, которыми он мог их подмешать, промелькнули у меня в голове.

Лу посмеялась над выражением моего лица, затем надулась.

— Нет, когда приехала Джемма, я забыла взять один.

Я сделал прерывистый вдох, приказав себе успокоиться. Он не стал бы травить ребенка, но, очевидно, у него не было проблем с тем, чтобы взять ее и мою Голубку в заложники.

Проведя рукой по волосам, я сказал:

— Спокойной ночи, Лу.

— Спокойной ночи, папа.

Слышать это от нее никогда не надоедало. Первые несколько раз было, мягко говоря, неприятно. Учитывая, что я был так далек от отцовской роли, когда она переехала жить ко мне, и это было смешно. Но со временем Лу-Лу забралась мне под кожу и заползла в мое сердце. Живучая малышка.

В конце концов, я, сбитый с толку от смущения, улыбнулся так сильно, что у меня заболело лицо.

Вернувшись в свою комнату, быстрыми шагами прошелся по ковру, а в голове у меня крутились «что, если».

Что, если она не простила меня? Что, если он выпытывал у нее информацию? Что, если он умолял ее дать ему еще один шанс? Что, если она была так расстроена моими иррациональными действиями, что приняла его предложение? Или, что хуже всего, что, если он прикоснулся к ней, и она позволила бы ему?

Было ошибкой сразу же перекладывать вину на ее хрупкие плечи. Я понял это сейчас, но тогда все, что я мог видеть, — это ярость и любой наихудший сценарий.

Забыть о том, как кто-то прикасался к тебе, смеялся вместе с тобой и любил тебя, было так же легко, как щелкнуть выключателем, когда часть твоего сердца на мгновение вырвали из грудной клетки.

Снова и снова мысли кружились и накладывались друг на друга, каждая становилась хуже предыдущей, пока передо мной не появился Мурри, тряся меня за плечи.

— Эй, эй. — Он хлопнул меня по щеке.

Я рыкнул, отталкивая его руку.

Он отступил назад, подняв руки.

— Я волновался. Ты пробыл здесь целый час, бормоча что-то себе под нос, — его взгляд метнулся на мою голову, — и растрепав волосы.

— Она не звонила. Бо не звонил… — Я повернулся и направился к французским дверям, невидящим взглядом уставившись в темную глубину за ними. — Он сказал, что позвонит.

— Я знаю, — пробормотал Мурри

Бо находился городе, недалеко от участка, куда ее доставили для допроса.

— Мне нужно идти.

— Ты не пойдёшь. Что ты можешь сделать? Ворваться туда и потребовать, чтобы они освободили ее?

Я не ответил, и Мурри вскоре оставил меня наедине с моими тревожными мыслями, за что я был благодарен. Один взгляд на постель, которую она застелила накануне утром, вызвал у меня желание поджечь простыни. Ее запах был на моих подушках, боль в ее глазах была повсюду, куда бы я ни повернулся.

Я вспомнил последние слова Мурри и схватил свой телефон, прокручивая его, пока не увидел последний неизвестный номер, который набрала Джемайма, и молил бога, чтобы трубку взял не ее отец.

— Алло? — раздался сонный голос.

— Хоуп? — спросил я.

— Да, кто это?

Вздохнув с облегчением, я сказал:

— Томас Верроне… парень твоей сестры. — Слово «парень» прозвучало как пустой звук. Название и близко не подходило для того, кем я был для неё.

Хоуп мгновенно сменила усталость на настороженность.

— Где она? Что случилось?

Ущипнув себя за переносицу, я спросил:

— Как много она тебе рассказала обо мне?

— Только то, что ты был странным, когда вы впервые встретились, и что она гостила у тебя все лето. Почему? — спросила она. — Что происходит?

Странный. Я встряхнулся и собрался с духом, прокрутил в голове ложь, затем утвердительно кивнул, решив, что она сойдет.

— Я могу быстро объяснить, но тогда мне понадобится твоя помощь.

Она выслушала и через десять минут сказала, что уже в пути.

Я повесил трубку и сделал глубокий вдох, впервые за несколько часов напряжение в моем теле ослабло, по мере того как я медленно старался его отпускать.

Моя Голубка. Моя маленькая Голубка.

Я отослал ее, отбросил, как будто она ничего не значила. Угрожал ее жизни, зная, что никогда не смогу этого вынести. Неважно, что она сделала или не сделала.

Но я был слишком охвачен гневом и страхом, чтобы помнить, что она и Лу… одна была не дороже другой. Они были нужны мне обе по разным причинам, и я любил их обеих по разным причинам, но, в конечном счете, я не смог бы выжить без обеих.

Это были единственные вещи, которые не давали мне сойти с ума.

Они были единственным, что сверкало в темно-сером мире.

Они были всем, что имело значение.

И вот я ждал, а потом взял свои ключи и решил, что могу подождать поближе.