Опасная любовь

21

Весь день душу Аристарха терзали угрызения совести. На репетиции он был рассеянным, невнимательным, пропускал мимо ушей язвительные реплики Эйнштейна, чем здорово разозлил режиссера, который и без того был недоволен работой Аристарха в последние дни, даже премьеру отложил из-за этого. «Какая, к чертям собачьим, премьера, если спектакль сырой! — кричал он раз по десять на дню. — Я не желаю осрамиться перед солидной публикой! Такие люди приглашены, а что я вижу? Пшик!»

И вечером, в другом спектакле, Аристарх играл отвратительно. Сам понимал это, но ничего не мог поделать с собой. Мысли все время возвращались ко вчерашнему вечеру, когда у них с Иркой случилась небывалая ссора. И ведь так хорошо, так славно они жили несколько дней, а потом — на тебе! Ирка снова пришла домой поздно, от нее пахло спиртным, но это еще полбеды. В руке она держала большой пластиковый пакет с фирменным рисунком магазина «Сингапур +» на Сретенке.

— Степан Петрович в Наташкином магазине купил, — объявила она, радостно улыбаясь. — Ты видел рекламу по телевизору? Говорят, Наташка сотворила классный магазин, нужно будет как-нибудь заглянуть к ней. Заработай денег, Арик.

— Опять Степан Петрович? — разозлился Аристарх. — Я же просил тебя отшить этого толстопузого старика!

— Я и отшила, — засмеялась Ирка. — А он опять пришился, смотри, какой подарок мне преподнес. — Она бросила пакет на диван и с восторгом посмотрела на Аристарха. — Посмотри, Арик, разверни и посмотри, что там.

— И не подумаю!

— Тогда я сама тебе покажу. — Ирка достала из пакета ослепительно-белый костюм, разложила на диване красивый пиджак, короткую юбку. — В Наташкином магазине огромная фотография Шарон Стоун именно в этом костюме, представляешь? Ну а твоя Ирка вроде бы не хуже Стоун, только такого костюма у нее не было. Теперь есть. Хочешь, я надену его, Арик?

Даже в кабинете у Барсукова Аристарх не чувствовал такой ярости, как вчера, когда смотрел на подарок Степана Петровича.

— Или ты завтра вернешь костюм, или я уничтожу его! — заорал он.

— Почему я должна возвращать то, что мне подарили и что мне очень нравится? — возмутилась Ирка. — Можешь не надеяться.

— Ну, если так, тогда смотри, что будет дальше! — Аристарх сграбастал костюм и ринулся на кухню.

Ирка с криком побежала за ним, пытаясь отнять подарок, но Аристарх отшвырнул ее в сторону. Влетев на кухню, он схватил большой нож и принялся кромсать костюм на мелкие полоски. Ирка стояла за его спиной и скулила, глядя на это варварство.

Потом Аристарх засунул белые лоскуты в мусорное ведро и не поленился сбегать к мусоропроводу. А когда вернулся, Ирка лежала на диване, укрывшись одеялом с головой, и даже не повернулась, когда он позвал ее. Пришлось поставить на кухне раскладушку и спать на ней. Да разве он спал? Ужасная была ночь!

Подходя к дому, Аристарх твердо решил любыми средствами загладить свой вчерашний поступок. Просить прощения, обещать купить десять таких костюмов, каяться в несдержанности — он был готов на все. Невыносимо было видеть холодное, отчужденное лицо любимой женщины, брезгливо сжатые губы, чувствовать ненавидящий взгляд. Сорвался он вчера, ну что ж, бывает, она должна понять.

У подъезда он вдруг остановился, будто стукнулся лбом в стеклянную стену, скрипнул зубами и застонал. Прямо перед глазами нахально красовался черный «мерседес». Выходит, у него в квартире гости!

Забыв о прежних своих намерениях, Аристарх сжал кулаки и рванулся к лифту. Он не стал звонить, торопливо открыл дверь своим ключом. В прихожей навстречу ему тотчас же поднялся с пылесоса-пуфика огромный Миша. Взгляд его не предвещал ничего хорошего. Дверь в комнату была плотно прикрыта, оттуда слышалась громкая музыка и звонкий Иркин смех.

— А ну пусти! — процедил сквозь зубы Аристарх, намереваясь пройти в комнату.

— Ты не умеешь себя вести, — уверенно сказал Миша. — Посиди пока на кухне.

Аристарх не сразу сообразил, что происходит. В его квартире какой-то мужик уединился с его женой, а другой, телохранитель, советует ему, хозяину, мужу, посидеть на кухне?!

Эта минутная растерянность и подвела его Аристарх не успел среагировать на сильный удар Миши в солнечное сплетение. А когда он согнулся чуть ли не пополам, следующий профессиональный удар ребром ладони по шее свалил его на пол и выключил сознание.

Очнулся Аристарх на кухне. Он сидел на стуле, прислонившись спиной к стене. Болела шея, тошнота подкатывала к горлу, радужные круги плавали перед глазами. Напротив, заслоняя спиной выход из кухни, сидел Миша.

— Очухался, артист? Не надо было лезть на рожон. Я же тебе по-хорошему сказал: иди на кухню и не рыпайся.

— Ублюдок! — с ненавистью сказал Аристарх. — Ты хоть понимаешь, что творишь? Ворвался в чужую квартиру, напал на хозяина — за это придется отвечать.

— Никто никуда не врывался. Человек приехал поговорить с твоей женой насчет съемок в новом фильме, они спокойно беседовали, но тут ворвался ты и стал кричать, оскорблять, угрожал прикончить всех. Пришлось успокоить.

— Что ты мелешь, недоумок?!

— То, что трое свидетелей подтвердят в ментовке, если ты туда сунешься. А еще расскажут, как ты новый костюм, в котором жена сниматься должна, уничтожил по пьяной глупости. И теперь пьяный и глупый. Понял?

Лишь сейчас Аристарх почувствовал во рту горький привкус водки. И понял, что попал в ловушку Вот оно как получилось, каким боком повернулось нехитрое вроде бы желание заиметь спонсора, любящего искусство! И что же теперь делать, что, что?! Ждать, когда это кончится? Притвориться, будто его мало волнует все происходящее в его квартире? На это способен разве что дебил… Почему он должен притворяться, хитрить в своей собственной квартире, черт побери?! Да потому, что могут запросто убить и доказать потом, что пьяный дурак бросился с ножом на добропорядочных гостей, приглашенных женой. Кто его знает, какую роль на самом деле играет здесь Ирка? Может, и вправду ничего не соображает, а может, и наоборот… Скажем, понадобилась Степану Петровичу женщина с квартирой, и она не возражает против такого расклада. Кто тут лишний? Аристарх!

— Сволочь! — все же не выдержал Аристарх, с ненавистью глядя на Мишу.

— Ну вот что, — со значением ухмыльнулся телохранитель. — Я уже сказал: по официальной версии тебя пришлось успокоить. Я думал, это уже случилось, а ты все хочешь доказать, что нет. Заткнись, или я буду продолжать твое успокоение, понял, нет? Еще раз вякнешь — начну. До утра не оклемаешься, артист.

Аристарх устало прикрыл глаза — тошно было смотреть на эту образину. Два чувства боролись в нем. Но от мысли: в его квартире какие-то подонки вытворяют, что хотят, как разлитый бензин от искры, вспыхивало пламя ненависти, и хотелось вскочить, орать, бить, бить, бить, пока не уничтожит их или… пока его не уничтожат. Второе казалось намного вероятнее, ибо Миша с него глаз не спускал. То холодный рассудок диктовал: ситуация серьезная, ты же снимался в фильме, знаешь психологию таких людей, знаешь, на что они способны, нужно потерпеть, выяснить, что они хотят, а потом уж действовать. И снова ненависть, и снова трезвый анализ…

Прошло полчаса, а может, и больше, когда наконец в прихожей послышался довольный басок Степана Петровича и веселый голос Ирки. Миша поднялся, направился в прихожую. Аристарх яростно тряхнул головой, словно так можно было избавиться от кошмарного видения, и двинулся следом за Мишей.

— Ой, Арик, ты уже дома? А я и не заметила, когда ты пришел, — весело сказала Ирка. — А посмотри, какой костюм мне подарил сегодня Степан Петрович. — Она закружилась, подняв руки.

Аристарху показалось, что в глазах ее мелькнуло злорадство. А костюм и вправду был хорош — роскошный кожаный костюм, мечта чуть ли не каждой женщины в этой стране.

— Я же просил тебя не приближаться к этому ублюдку, — сказал Аристарх, чувствуя, как волна ненависти снова захватывает его. — Я же предупреждал тебя, что добром это не кончится! Шлюха! Все, можешь считать, что нашей семьи больше нет. Ты довольна? Есть у тебя кожаный костюм и этот вонючий козел — больше ничего!

Миша бросил взгляд на босса, тот понимающе улыбнулся и отрицательно покачал головой.

— Арик, как тебе не стыдно! — испуганным голосом пробормотала Ирка, похоже, она не думала, что он может сказать ей такое. — Степан Петрович просто хотел сделать мне приятное и тебе тоже…

— Он, похоже, выпил, — с сочувствием сказал Степан Петрович. — Аристарх, ну зачем вы так переживаете из-за какого-то пустяка? Костюм вчера разрезали, это ведь самый настоящий вандализм, дикость, так сказать.

— У моей жены будут только те костюмы, которые я ей подарю! — крикнул Аристарх. — Что вам обоим нужно здесь? Чего вы лезете в мою квартиру? Сволочи!

— А вот ругаться не следует, это не украшает интеллигента, — покачал головой Степан Петрович, взглядом приказывая Мише не двигаться. — Давайте рассудим здраво, Аристарх. Какая разница, кто подарил вашей жене, прекрасной Ирочке, костюм? Вы? Отлично! Я, еще какой-то почитатель, который может себе позволить такой подарок? Прекрасно! У Ирочки должно быть много костюмов, для современной женщины, актрисы, так сказать, это естественно!

— Дома старушке своей будешь рассказывать! — сквозь зубы процедил Аристарх, с ненавистью глядя на внешне безобидного, респектабельного господина. — Пошел вон отсюда и не забудь костюм с собой прихватить!

Он хотел разозлить, вывести его из себя, пусть покажет Ирке свою настоящую бандитскую морду! Но Степан Петрович лишь с сожалением покачал головой.

— Ты прямо какой-то совсем дикий стал, Аристарх, — сказала Ирина, испуганно глядя то на Степана Петровича, то на мужа. — Ведь Степан Петрович по-доброму с тобой разговаривает, а ты рычишь, ругаешься. И не стыдно говорить такие слова?

— Культуры у него, похоже, маловато, — с сожалением сказал Ирине толстый гость и повернулся к Аристарху. — Я не к вам приходил, дорогой мой, и не вам выгонять меня. Если Ирочка скажет, я никогда не переступлю порог этого дома. Но если она пригласит меня еще раз, будьте уверены, я приду.

— Попробуй только сунься! — Аристарх шагнул к нему, но между ними тотчас же встал Миша с угрожающим видом. Образине очень хотелось пустить в ход кулаки, но хозяин не позволял. — Я найду способ спустить тебя по лестнице!

— Аристарх! — закричала Ирина.

— А я найду способ научить вас разговаривать вежливо, — жестко сказал Степан Петрович. — И запомните, Аристарх: не вздумайте обижать Ирочку. Оскорбление женщин я не прощаю. Ну, всего доброго, моя дорогая. — Он галантно поцеловал Ирине ручку и пошел из квартиры, прикрываемый со спины Мишей.

— Ну? — спросил Аристарх, когда дверь захлопнулась и загудел лифт, унося незваных гостей вниз. — Ты хоть соображаешь, что делаешь?

— А ты? Ты совсем невменяемым стал, Арик! Ну что, что я делаю? Сижу, разговариваю с пожилым человеком, который подарок мне принес, что же здесь страшного?

— Подарки тебе глаза застят! — заорал Аристарх. — Ты сидишь в комнате, а меня этот ублюдок с квадратной рожей туда не пускает! Меня, твоего мужа! Это как понимать надо?! Какие секретные дела там происходят? Ты трахаешься с ним?! Тут у нас, может, публичный дом уже?!

— Да ты что, Арик?! Не смей говорить мне такое!

— Тогда объясни, почему твои гости ведут себя в моей квартире, как оккупанты? Почему я должен у себя дома слушать приказы какого-то дебила?!

— Я не знала об этом. Наверное, ты рвался оскорблять меня и Степана Петровича, вот он и удержал тебя. А так — мог бы спокойно войти, поговорить с нами.

— Не мог! Пока соображал, что происходит в моей квартире, он меня «вырубил», а потом водки влил, когда я отключился. И объяснил, что в случае чего ты подтвердишь в милиции, что я хотел вас убить!

— Чушь какая-то, Арик.

— Ты просто шлюха! — с ненавистью выкрикнул Аристарх. — Променяла меня, любовь нашу, семью — на паршивый костюм!

— Да что ты все время кричишь, оскорбляешь меня? Будешь так вести себя — и вправду уйду, вот так! Меня, между прочим, на Канарские острова приглашают, а я, дура, отказалась. Будешь орать — и соглашусь!

— Скатертью дорога! — сквозь зубы процедил Аристарх. — Мне тоже есть к кому уйти! — Он сорвал с вешалки плащ, схватил кепку и выбежал из квартиры.

— Ты куда?! — испуганно закричала Ирина.

С минуту она стояла у двери, растерянно глядя себе под ноги, а потом вспомнила, как он сказал, что Миша не пустил его в комнату. Что же получилось, она сидела в комнате со Степаном Петровичем, а мужа туда не пустили?.. Действительно, почему его не пустили?

— Арик, вернись! — закричала Ирина, выбегая на лестничную площадку.

Восторг и изумление светились в глазах Шуры Ланкиной, когда она открыла дверь и увидела Аристарха.

— Ари-ик! — протянула она. — Прямо как снег на голову. Хоть бы позвонил, неприступный испанский гранд.

На ней был ярко-красный махровый халат поверх малинового пеньюара.

— Ты же сказала, что будешь ждать меня, вот я и решил не звонить, — пробормотал Аристарх, искоса разглядывая богатый холл.

— Так и есть, — обольстительно улыбнулась Шура. — Ну входи же, входи, чего ты встал у порога?

— Спасибо, — сказал Аристарх. — Слушай, Шура, у тебя водка есть?

— Есть, налью непременно. Что с тобой происходит, Арик? Ты какой-то встревоженный, взъерошенный и весь день был таким. Неприятности дома? Твоя прекрасная жена загуляла?

— Есть неприятности, — буркнул Аристарх. — Но давай не будем сейчас вспоминать о них.

— Давай, — согласилась Шура.

Она провела его в спальню, где стояла огромная белая кровать, а на тумбочке переливался яркими красками экран небольшого «Панасоника», похоже, Шура лежала в кровати и смотрела какой-то фильм.

— Тебе водки с апельсиновым соком, с лимоном или просто со льдом? — спросила она, доставая из бара у стены бутылку «Смирновской».

— Просто без ничего, — мрачно сказал Аристарх, — и побольше.

Он выпил граммов сто пятьдесят, закусил конфетой с ликером, вздохнул, расправил плечи.

— Вот теперь полегче, — сказал.

Шура с любопытством наблюдала за ним, ожидая, что же будет дальше. Но Аристарх замолчал, предоставляя инициативу хозяйке.

— Я тоже выпью, — решительно сказала Шура, наполняя свой фужер. — Но только с апельсиновым соком. И не одна, а с тобой, мой прекрасный испанский гранд. Давай свою посуду.

Аристарх выпил еще, хотел поставить фужер на полку, но вдруг увидел прямо перед собой ждущие глаза Шуры. Он наклонился, коснулся губами ее губ. Шура привстала на цыпочки, обхватила его шею, жадно прижалась к его губам. Аристарх машинально обнял ее, раздумывая, куда бы поставить фужер.

— Я так рада, что ты наконец-то заглянул ко мне, — прошептала Шура, с восторгом глядя в глаза Аристарху. — Когда очень долго ждешь, уже никакой надежды не остается и вдруг все сбывается — это кажется фантастикой.

Воспользовавшись тем, что Шура разжала объятия, Аристарх подошел к белой тумбочке с тяжелыми бронзовыми ручками на ящичках, поставил свой фужер.

— Чувствую, что-то не то, — сказал он с глупой улыбкой. — А оказывается, мне этот стакан мешает. — Он помолчал, внимательно разглядывая фужер на тумбочке, будто надеялся прочесть на нем инструкцию, что делать дальше. — Так значит, говоришь, фантастика? Может быть, может быть… Для кого-то фантастика, а для кого-то трагедия, вот и получается фантастическая трагедия. Раньше была оптимистической, а теперь фантст… фант… Надо же, какое слово, сразу и не выговоришь.

— Ты ведь сам сказал, о неприятностях не будем говорить, — напомнила Шура.

— Нет, не будем.

— Я понимаю, Арик, ты пришел потому, что поссорился с женой, — сказала Шура. — Хочешь, чтобы я утешала тебя?

— Не хочу.

— А ванну принять хочешь?

— Понимаю, — кивнул Аристарх. — Тебе нравятся чистые мужчины.

— В ванне можно не только мыться, — улыбнулась Шура. — Я пойду с тобой, и мы придумаем что-нибудь интересное. Ну, Арик, перестань делать вид, будто ты совсем пьяный!

— А мыться там все-таки можно?

— Ну… если тебе очень уж надо…

Шура так смешно надула губки, что Аристарх улыбнулся, обнял ее, погладил по голове.

— Извини, Шурик, я и вправду, кажется, много выпил. Это не для меня много, а для такого кошмарного дня, понимаешь? Я приму душ и скоро вернусь, а ты ляжешь в постель и будешь меня ждать. Хорошо?

Велико было искушение напустить в голубую ванну горячей воды и полежать в ней без движения минут сорок. Но в голове шумело, язык заплетался, и Аристарх понимал — уснет. А это и для жизни опасно, и для хозяйки неприятно, она ведь ждет. Он включил холодный душ и, стоя под ледяными струями, принялся усиленно массировать себе виски.

Зачем он приехал к Шуре? Проще было бы отправиться к Борису Котлярову, он живет один. Переночевать у него, а утром… Не зря же говорят: утро вечера мудренее, что-нибудь придумал бы.

А Ирка сейчас… Аристарх до боли закусил губу, замотал головой. Такого оскорбления он себе и представить не мог. Наверное, поэтому, не раздумывая, поехал к Шуре — только так можно было отомстить Ирке за все, что случилось по ее вине. Или — по ее глупости. Или — потому, что мир вокруг свихнулся, и талантливый актер Аристарх Таранов, которому прочили большое будущее, влачит теперь жалкое существование, костюм жене купить не может, не говоря уже о большем. Неважно. Любимая женщина, близкий друг, оказалась предательницей. И это намного страшнее, чем предательство мужчины.

Ледяные, жесткие струи отрезвили, выбили из тела глупую расслабленность. Аристарх закрыл воду, принялся яростно растираться мохнатым полотенцем. Мышцы вновь обрели свою упругость, а голова — ясность мышления, которая оказалась совсем ненужной в данной ситуации, ибо теперь стало ясно, что абсолютно не хочется заниматься любовью с Шурой. И никогда не хотелось.

Шура не лежала, а сидела в постели, прислонившись спиной к подушке и прикрыв одеялом ноги. Верхняя половина ее тела словно призывала Аристарха: ну полюбуйся же мной!

— Нравится, Арик?

— Фантастика, — сказал Аристарх, глядя на большие, упругие груди с воинственно торчащими в разные стороны сосками.

Он погасил свет, сбросил одежду и торопливо забрался под одеяло.

— Ты зачем свет выключил? — спросила Шура, прижимаясь к нему. Тело ее было горячим, ждущим, жадным. — Не нравится смотреть на меня? Мужчины любят глазами, все сексологи об этом говорят.

— А женщина?

— О, это сложный вопрос. Женщины любят прежде всего себя, Арик, и того, кто удовлетворяет их потребности. Страсть к приключениям, к роскоши, к плотским удовольствиям, к самоотречению, к экзотике… Если узнаешь, к чему стремится женщина, поймешь, что тебя ждет с нею. Но узнать это невозможно, а сама она никогда не скажет.

— Поэтому и говорят о загадочной женской душе?

— Наверное, поэтому. Ох, Арик, я до сих пор не могу поверить, что это ты рядом со мной, столько думала, столько представляла себе, как это будет!..

— Не так?

— Так, Арик, так… — хрипло прошептала Шура, судорожно обнимая его. — Если это ты — все так…

Горячее, обнаженное тело красивой женщины ослепило разум, ни тоскливых мыслей, ни воспоминаний — только страсть, яростная, дикая страсть, не контролируемая нежностью и желанием доставить удовольствие любимому человеку.

Его объятия были жесткими, прикосновения грубыми, поцелуи причиняли боль женщине. И она не сдерживала себя, громко кричала, кусалась, то отбивалась, то набрасывалась на него, захлебываясь в собственной ненасытной страсти. А потом он резко повернул ее, поставил на четвереньки и навалился сзади, прорезая ее дрожащее тело. В левой ладони он соединил обе груди, словно пытался смять их в одну, пальцами правой вцепился в короткую прическу Шуры. И когда она задергалась, будто в машине, летящей вниз по ступенькам, он хрипло застонал, заскрипел зубами…

Одеяло свалилось на пол. Они лежали на белой простыне и молчали. Аристарх думал, что Шура, наверное, обиделась на него, уж больно он грубо и жестоко вел себя. Ну и пусть. Больше не будет приглашать.

Шура снова придвинулась к нему, положила голову на грудь Аристарха. Ее коротко стриженные волосы щекотали ему подбородок.

— Спасибо, Арик, — горячо прошептала она. — Это была самая настоящая фантастика. Я догадывалась, что испанские гранды — яростные и неистовые мужчины, но одно дело догадываться, а другое… У меня голова кругом идет. Сейчас я могу тебе точно сказать: я люблю тебя, Арик.

Аристарх молчал. Он думал о том, что чувствует сейчас полковник, муж Шуры. Хоть как-то догадывается, что в эти минуты в его постели лежит другой мужчина и жена признается ему в любви? Или — нет? Ответ оказался простым. А сам он чувствовал что-то, когда приближался к дому, где его Ирка уединилась в комнате с толстым, старым спонсором? Ни-че-го! А ведь Ирка могла в это время…

Ни-че-го.

— Ну что ты молчишь, мой испанский гранд?

— Думаю… О твоем муже.

— Он сегодня звонил из Барселоны. Сказал, что послезавтра прилетает. Что еще тебя интересует о моем муже?

— Не ревнует?

— Нет, ему не до этого. Он мне сразу сказал, что, если узнает об измене — убьет. А если не узнает, то ее и не было. Подозревать, следить, представлять себе всякие ужасы — это, по его мнению, слишком дорогое удовольствие для мужчины.

— А ты этим пользуешься?

— Почему бы и нет? Если это позволяет мне чувствовать себя женщиной, а не просто женой?

— Действительно, — пробормотал Аристарх, чувствуя, как в груди рождается неприязнь к Шуре.

А если его Ирка — такая же?