Павел Иванович положил чемодан в багажник, сердито захлопнул крышку и с мрачным видом уселся за руль. Настроение ему испортил парень, который к концу рабочего дня появился в магазине и прямым ходом направился в кабинет Наташи. Это был ее новый… жених, что ли? Обычный московский парень, длинный, симпатичный, в джинсовом костюме. Ну и как тут не огорчиться? Ведь целый день ждал этого момента, почти не сомневался — приедет сам Радик Иванович, увезет к себе Наташу, а он, водитель, вернувшись домой, расскажет жене! То-то она удивится, как они живут в Москве, эти нерусские, как по десять жен имеют, да всех, наверное, директоршами поустраивали в своих магазинах.
Теперь только сообразил: а если Радик Иванович приедет, зачем тогда он со своим драндулетом нужен? Да что толку! Жене-то все равно нечего рассказать. Про то, как нынешние молодые женятся-разводятся по пять раз на дню, она и без него знает.
— Что такой грустный, шеф? — весело спросил Сергей, он крепко прижимал к себе Наташу на заднем сиденье. — Или не положено обнимать начальство? Так теперь она мое начальство, самое главное! Вы уж простите меня, слишком долго ждал, когда эта вредная девушка станет моей.
— Сережа! — Наташа погрозила ему пальцем. — Не болтай лишнего, не смущай Павла Ивановича.
— Моя, моя! — засмеялся Сергей, еще крепче обнимая Наташу, так, что она даже охнула. — Никому не отдам, пусть все об этом знают, и Пал Ваныч тоже!
— Да я ничего, — пробормотал Павел Иванович. — Я про свое думаю, уж больно интересные случаи в жизни бывают. Тут дочка недавно видак купила, она у меня в банке работает. Ну и посмотрел я антисоветский фильм с этим самым Сталлоне. «Рокки-4» называется, у нас же об этом писали в газетах, что подлый фильм, одно слово — антисоветский. Так оно и есть. Но меня вот что удивило, аж глаза на лоб полезли: там же Политбюро показывают, и Генеральный секретарь — вылитый Горбачев! А фильм этот снимали давно, вроде Брежнев еще правил. Вот как они угадали и сделали Генеральным Горбачева? Может, уже тогда планировали его посадить наверх, чтоб страну развалил?
— Да, — сказал Сергей, — что-то такое и я вспоминаю, действительно, там Генсек очень похож на Горбачева. А вы что, Пал Ваныч, вспоминаете советские времена? Лучше тогда жилось?
— Порядку было больше.
— Это ж где такое было? — не унимался Сергей. — Вы кем тогда работали, извините за нескромный вопрос?
— Таксистом, — хмуро сказал Павел Иванович, догадываясь, что Сергей сейчас спросит, больше ли было порядку в таксопарке.
Так оно и случилось.
— Ну и как вам тогдашние советские порядки на работе? Я читал роман Ильи Штемлера «Таксопарк», там такие порядки описываются, куда там теперешним.
— Да оно конечно, — нехотя согласился Павел Иванович. — Не обхитришь начальство — не заработаешь, не заработаешь — не дашь слесарям и тому же начальству, не дашь — машину не отремонтируешь и вообще вылетишь из коллектива. Теперь проще. Деньги платят нормальные, отремонтировать надо — гони в сервис, привози квитанцию, тебе все возместят.
— Ну так о чем жалеете?
— Да как тебе сказать?.. Привык уже к той жизни, — вздохнул Павел Иванович.
Машина свернула в знакомую Наташе арку и остановилась у двери подъезда. Наташа неуверенно ступила на подсохший асфальт, огляделась. Грязные кучки нерастаявшего снега, загаженная песочница, черные ветви деревьев на фоне синего вечернего неба. Вот здесь она и будет жить с Сергеем. Сбылось то, о чем так долго мечтала, во что уже не верила… Как-то сложится их жизнь в этом сером сталинском доме?
Павел Иванович вытащил чемодан, вручил его Сергею. Тот взамен вручил ему тысячу рублей.
— Держите, Пал Ваныч, спасибо, что подбросили.
— Нет, — замахал руками водитель. — Не положено. Я ж теперь не таксистом работаю.
— Берите, берите, — засмеялась Наташа, Сергей так быстро говорил «Пал Ваныч», что получалось «Болваныч». — Можете выпить за нас вечером. Но завтра, к половине десятого быть здесь.
— Ну, если такое дело… — солидно сказал водитель. — Что ж, совет вам да любовь, как говорится.
В лифте Наташа обняла Сергея и прошептала:
— Все-таки мне страшно, Сережа…
— Мне тоже, — приняв серьезный вид, сказал Сергей. — Место здесь очень опасное, волки шастают, крокодилы в лифт заползают, про львов и тигров я уже не вспоминаю, каждый день кого-нибудь съедают.
— Да ну тебя! — Наташа легонько стукнула его кулачком в грудь. — Я серьезно, Сережа. Твоя мама, наверное, так и не любит меня. До сих пор помню, как она смотрела, когда мы вместе сидели в палатке на Новом Арбате.
— Она всегда так смотрит на продавцов коммерческих палаток, а вот для директоров солидных магазинов у нее припасен особенный взгляд. Уважительный. Можешь не сомневаться, Наташка.
— Легко тебе говорить…
В просторном холле Наташа оробела, увидев перед собой подтянутую женщину средних лет с короткой стрижкой и большими черными глазами и высокого лысоватого мужчину в очках с толстыми стеклами.
— Добрый вечер, Наташа, — сказала женщина, протягивая узкую ладонь. — Я Мария Федотовна, мама Сережи, а это его папа, Юрий Васильевич.
— Здравствуйте, — испуганно сказала Наташа, пожимая руки родителям. Забыв о том, что ее назвали по имени, она представилась. — А меня зовут Наташа.
— Да неужели? — Сергей засмеялся, обнимая ее.
— Ух ты! — неожиданно воскликнул Юрий Васильевич. — Неужели в Москве еще есть такие красавицы? Теперь не знаю, как быть. Может, еще раз жениться, а, Маша?
— И не пытайся, — сказал Сергей. — Такую все равно не найдешь. Одна была на всю столицу.
— Да и та из деревни приехала, — сказала Мария Федотовна.
— Только в деревне еще и остались такие девушки, — с восхищением сказал Юрий Васильевич.
— Она не девушка, — поправила его Мария Федотовна. — Она директор коммерческого магазина.
— Куда народ валом валит за покупками, — сказал Сергей, увлекая Наташу в свою комнату. — Пойдем, чемодан отнесем, отдышимся, а то, я вижу, ты совсем растерялась, Наташка.
— Я знаю, почему народ туда валит, — крикнул им вдогонку Юрий Васильевич. — Чтобы на директора посмотреть!
— Сережа, мы ждем вас в большой комнате, стол уже накрыт, пожалуйста, не задерживайтесь, у меня завтра трудный день, — сказала Мария Федотовна.
— Все-таки я ей не нравлюсь, — прошептала Наташа.
Ночью, обнимая лежащего рядом Сергея, Наташа подумала вдруг, что все не так. Не так, как она представляла себе, не так, как это было в общежитии Литинститута почти год назад, где она жила тогда в изоляторе, даже не так, как тогда, когда совсем недавно прибегала она сюда в обеденный перерыв.
Сергей почувствовал ее настроение, ласково провел пальцами по щеке, отодвигая в сторону прядь золотисто-черных волос, и спросил:
— Ты чего загрустила, Аксинья? Все хорошо, вот мы наконец вместе и там, где и должны быть, это теперь твой дом.
— Пока — нет, — грустно улыбнулась Наташа. — Ты — мой, а дом, квартира эта — чужая. Твой отец хороший человек, и характер у него точно, как у тебя, а вот мама твоя…
— По-моему, она вела себя вполне уважительно к директору магазина, — попытался отшутиться Сергей.
— Вот именно — как к директору магазина она и относится ко мне. Директрисе, которой негде жить, и она ненадолго поселилась в ее квартире.
Наташа вдруг поняла, почему ей трудно будет жить здесь, — она ведь привыкла быть хозяйкой, сама решать, когда убирать, когда готовить, когда садиться за стол. Здесь этого не будет, она должна подчиняться другой женщине, настоящей хозяйке. Квартирантка, вот кто она здесь.
— Ты сегодня сама на себя не похожа, скованная какая-то, грустная, — сказал Сергей. — Это потому, что не привыкла еще. Потом все встанет на свои места, вот увидишь. Не веришь? Ну посмотри на этот профиль, разве он не внушает доверия?
Но и эта знакомая шутка не развеселила Наташу.
— Наверное, ей очень нравилась твоя бывшая жена, Лариса. Я угадала или нет?
— Почти. Но еще больше ей нравлюсь я. Поэтому, кого люблю я, будет любить и моя мать. Может, не сразу, нужно время, чтобы привыкнуть, но это будет обязательно.
— Вот отцу твоему я понравилась, и он мне тоже, такой смешной, все время дурачился за столом, ну точно, как ты. А Мария Федотовна так и норовила какую-нибудь гадость про меня сказать, унизить меня. И что я ей плохого сделала? Я уж старалась, как могла, и улыбалась, и поддакивала ей, да все без толку.
— Ты можешь не думать об этом?
— Не могу, Сережа.
— Тогда я тебя заставлю, вредная девчонка! — сказал он, наваливаясь на нее.
— Ох, нет, Сережа, мне сейчас совсем не до этого, — запротестовала Наташа.
— Как, ты уже охладела ко мне?
— Ну что ты, Сереженька… — она чмокнула его в щеку. — Ты прав, нужно привыкнуть к новой жизни… Пожалуйста, не надо сейчас.
— Слушаю и повинуюсь… — Сергей задумался, а потом сказал: — Наташа, я все хочу у тебя спросить…
— Ну спроси.
— А ты не обидишься?
— Нет.
— Скажи, почему ты развелась со своим первым мужем, ну этим, бизнесменом, который увез тебя от меня на «мерседесе»?
— С Нигилистом?
— Да. Надо же, какая фамилия!
— Потому что всегда любила только тебя. А его не любила. Думала, привыкну, да так и не смогла.
— А я слышал, что была другая причина твоего развода, — осторожно сказал Сергей.
— Интересно, что же ты слышал?
— Что ты изменяла ему с какими-то бандитами, и он выгнал тебя. Только, пожалуйста, не обижайся.
— И ты поверил?
— Нет. Поэтому и спрашиваю тебя, а что же было на самом деле? Ведь что-то же было?
— Да, было, — прошептала Наташа. — Ну хорошо, я тебе расскажу все. Стыдиться мне нечего.
И она рассказала ему о том, как Нигилист оставил ее наедине с Радиком, как тот попытался ее изнасиловать и что из этого получилось. Добавила, что пистолет, который спас ее, и сейчас лежит в сумочке, она всегда носит его с собой.
— Но ты же говорила, что этот подонок Радик — теперь твой непосредственный начальник?
— Ну да. Он же мне и предложил стать директрисой. Потому что я никому не показала эту кассету, не сказала, что у него ничего не получилось. А для них это знаешь, как важно? Что ты! И потом, он хотел досадить Нигилисту, я так понимаю, они вместе работают, но друг друга терпеть не могут.
— Как же ты решилась? А вдруг он подставит тебя так, что или кассету нужно будет отдать, или — в тюрьму? Торговля — это ведь такие дебри!
— Зачем ему подставлять меня? Мы сейчас вместе работаем, ладим, он даже не пробует намекать мне на что-то большее. Я верю ему, Сережа. Тогда не верила, чувствовала — от такого нужно держаться подальше. А сейчас верю.
— А кассета где?
— Я ее хорошенько спрятала. Только ты, пожалуйста, никому не говори о ней, ладно? А то с такими, как Радик, шутить нельзя. Он бандит самый настоящий, страшный, когда разозлится.
— А мне страшно не нравится, что ты работаешь с ним, — нахмурился Сергей.
Наташа почувствовала, что он не верит ее рассказу, сомневается в ее искренности. Она крепче обняла его, прошептала:
— Я принесу эту кассету и дам тебе послушать, если ты такой недоверчивый. Сам все поймешь, когда услышишь. Только, ради Бога, никому не говори об этом. Кроме тебя, еще только Ирка знает, что было на самом деле.