38

Аристарх мельком взглянул на часы: пять минут десятого. Сейчас этот страшный мужик бежит по дорожке парка навстречу ему. А рядом с ним бежит черный дог по кличке Абрек.

Оба они бегут навстречу своей смерти.

Сначала нужно убить собаку. Потом — человека.

Не только Ирина — родная мать вряд ли узнала бы сейчас Аристарха. По темной дорожке парка, пошатываясь, брел пьяный старик, держа в левой руке бутылку пива и прихлебывая на ходу из горлышка. Пьяница, бомж в заляпанном грязью плаще, седая борода, усы, седые, всклокоченные волосы, торчащие из-под рваной шляпы, красный нос. Потрепанная сумка через плечо…

Пришлось немало потрудиться над своей внешностью, достав с антресолей заветный чемоданчик с реквизитом, накопленным за долгие года. Пока он занимался этим перед зеркалом в ванной, Олег ждал его в комнате, и потом, увидев перед собой опустившегося старикашку, округлил глаза, не веря, что перед ним Аристарх.

— Высший класс! — восхищенно сказал он. — Самый высший. Ты настоящий профессионал, Арик.

Он был профессионалом театра. Но сейчас брел по пустынной дорожке парка, держа в левой руке бутылку с пивом, а правой стискивая в кармане плаща пистолет с глушителем. Тяжелая игрушка, на рукоятке — деревянные щечки, на левой — глубокая царапина. Аристарх час, наверное, стрелял из него в подземном тире на даче приятеля Олега. Хорошо бьет.

Аристарх снова посмотрел на часы. Через минуту-другую в поле зрения появится мужик, правая рука паскудного Степана Петровича. Все просчитано до секунд. Сначала — выстрел в пса, потом — в хозяина. И бегом к шоссе, там троллейбусная и автобусная остановки. Старик в замызганном плаще едет в сторону нового жилого массива, а потом симпатичный, но ничем не выделяющийся молодой человек в короткой куртке едет в обратном направлении к метро. Куртка — под плащом. Сам плащ, как и весь грим, будет лежать в сумке. И бутылка из-под пива, с отпечатками пальцев — тоже будет в сумке. Никаких следов не должно остаться.

Сердце бешено колотилось в груди.

А настроение менялось с каждым шагом, как будто не один, а два Аристарха в одном теле брели по узкой дорожке безлюдного парка в этот дождливый вечер.

Шаг — и в памяти взрывались кошмарные видения: Ирка на далеком острове с толстым, обрюзгшим, похотливым мужиком, который лапает ее, раздевает, сам раздевается, а ей, наверное, хочется плеваться от омерзения, да нельзя, и она глупо улыбается… Жалкая, беззащитная, глупая Ирка… Прав Олег, их нужно стрелять!

Еще один шаг. Но он должен выстрелить в человека. Лишить его жизни, а это — страшный грех. Пусть это бандит, плохой человек, ему лично он ничего плохого не сделал. Если оскорбил Олега, надругался над его женой — пусть бы сам Олег и разбирался с ним. Он-то, Аристарх, при чем здесь? Как же он согласился на такое — выстрелить в человека, с которым до этого ни разу не встречался?

Еще один шаг. Олег все продумал, все объяснил. Этот выстрел — не только в того, кто бежит по дорожке навстречу, но и в подлого Степана Петровича. Который после этого вряд ли вспомнит об Ирке, вряд ли станет ее преследовать, у него серьезные проблемы возникнут. Вот тогда и наступит его черед. Да, этого вечернего бегуна Аристарх не знает, но только так, выстрелив сейчас, сможет защитить себя и Ирку в будущем, в скором будущем, когда она вернется в Москву. Только так доберется до самого Степана Петровича.

Еще один шаг… Живой, здоровый мужчина бежит по дорожке, думает о том, как после пробежки вернется домой, может быть, уложит спать детей, поцелует жену, ляжет с ней в постель… Догадывается ли он, что никогда уже не сделает этого? Потому что навстречу идет Аристарх, сжимая в кармане рукоятку пистолета… Как страшно думать об этом! Это не театр, не театр!

Он неожиданно возник из-за поворота метрах в семи. Бежал неторопливо, тяжело дыша. В метре впереди ленивыми прыжками мчался огромный черный пес. Аристарх выдернул из кармана пистолет. Пес остановился, упершись передними лапами в землю. Почувствовал опасность. Вероятно, в следующее мгновение он бы прыгнул вперед, но Аристарх нажал на спусковой крючок. Раз, другой, третий. Три негромких шлепка, и пес ткнулся мордой в землю, задергался в предсмертных судорогах.

Аристарх поднял пистолет выше, сделал шаг вперед, оставив в стороне издыхающего пса.

— Стоять, — приказал он. — Одно движение — и тебе конец.

Это было нарушением всех инструкций. Стрелять нужно было сразу, пять, шесть выстрелов в грудь, и, если на мужике пуленепробиваемый жилет, контрольный выстрел — в голову. Аристарх должен был уже сделать это и бежать по парку к шоссе, к автобусной остановке.

Радик замер, чуть наклонившись вперед, как будто всеми силами стремился к врагу, уничтожить, смешать с землей за гибель любимого пса, но невидимые путы не пускали. Дико вращая зрачками, он уставился на черный пистолет в руке Аристарха. Радик слишком хорошо знал, что это такое, сам не раз бывал в роли своего теперешнего палача. Только в фильмах, самых глупых, супермены бросаются в сторону, или на противника, в немыслимых прыжках выбивают пистолет и одерживают очередную победу. На самом деле так не бывает. Малейшее неосторожное движение, даже мысль о нем — и палец, уже нажимающий на спусковой крючок, дернется, не оставляя ни единого шанса выжить.

— Что ты хочешь, старик? Деньги? Я дам тебе много денег, сколько хочешь, столько и дам. В два… в три раза больше, чем обещали тебе люди, которые послали. В десять раз больше! Клянусь, ты получишь их, даже спрашивать ни о чем не буду. Сейчас расписку дам, привяжи меня…

— Нет, — изменив голос, сказал Аристарх. — Я должен убить тебя. И за это не возьму ни копейки. Но я не могу это сделать. Поэтому слушай меня внимательно. Я выстрелю мимо, а ты упадешь на землю и будешь лежать до тех пор, пока я не уйду.

— Кто тебя послал? — хрипло спросил Радик, чувствуя неуверенность убийцы. — Скажи, я тебе дам…

— Еще одно слово, и я стреляю в тебя, — резко сказал Аристарх. — Повторяю, и это последнее мое условие. Я выстрелю в сторону. Ты мгновенно падаешь на землю. И не вздумай поднять голову. Не упадешь, второй выстрел будет в тебя. И третий, и четвертый. Десять минут лежи, не двигаясь, если хочешь жить. Я не шучу. Отлично понимаю, с кем имею дело. — Он качнул дулом пистолета и выстрелил в сторону.

Радик мешком плюхнулся на дорожку, уткнувшись носом в сырую прошлогоднюю листву. Аристарх, не спуская с него глаз, попятился в сторону шоссе. Вспомнил, что в левой руке — пивная бутылка, вылил остатки жидкости на землю, сунул бутылку в сумку. Теперь уже метров десять отделяло его от трупа собаки и чудом оставшегося в живых бандита. Аристарх повернулся и со всех ног ринулся к шоссе.

Радик поднял голову, заскрипел зубами. Ишак вонючий, даже выстрелить не смог! Зачем тогда взялся за это дело? Абрека убил… Теперь думает, уйдет? Не понимает — он труп! Десять минут? Через десять минут он будет валяться в кювете с простреленной башкой! Радик приподнялся на локтях, готовясь вскочить на ноги.


Валет беззвучно матерился, наблюдая за происходящим в бинокль ночного видения. В другой руке он сжимал пистолет с глушителем. Что за хренотень там творилась? Он ничего не понимал. Собака убита. Потом упал хозяин. Исполнитель, которого должен был подстраховать Валет, помчался в сторону. А «убитый» поднял вдруг голову, посмотрел ему вслед и, кажется, вознамерился догнать своего обидчика. Валет замер, прицеливаясь, готов был уже выстрелить, но здоровяк снова ткнулся носом в землю и больше не пытался поднять голову.

Что все это значит? Киллер лопухнулся, промазал с трех метров? Непохоже, собаку он уложил без проблем. Подстреленный в агонии поднял голову, прежде чем отбросить копыта? Да хрен его знает! Лежит, не шевелится.

Держа пистолет наготове, Валет осторожно приблизился к Радику. Тот не подавал признаков жизни. Валет включил миниатюрный фонарик, желтое пятно размером с кулак заплясало на голове лежащего. Вот это дела! На голове с левой стороны чернела вмятина, темное пятно крови расплывалось на земле…

Валет подошел ближе, толкнул ногой тело. С такими ранами голову не поднимают! Это же — мгновенная смерть! Но почему? Он ведь был жив после того, как киллер ушел! Кто?!

Ужас обуял душу Валета. Почудилось, и его голова сейчас на прицеле, в любое мгновение невидимый палец нажмет на спусковой крючок, и он, Валет, ляжет рядом… Он попятился, судорожно озираясь, потом со всех ног ринулся к пустынной аллее, где в машине ждал его Керосин, ставший на время Буфетом.

Керосин стоял возле машины, облокотившись на крышу. Услышав треск сучьев под ногами Валета, он с ловкостью, непостижимой для его габаритов, прыгнул за руль, предусмотрительно распахнул другую дверцу.

— Гони! — крикнул Валет, влетая в машину. — Гони, кому говорят… твою мать!

Машина стремительно рванулась с места.

— Облом? — с тревогой спросил Керосин.

— Нормально, — задыхаясь, кивнул Валет. — Дело сделано. Теперь главное — рвать когти! Ты можешь быстрее ехать? Задержался я там, вот-вот телохранитель побежит за хозяином, а потом всех боевиков на ноги поднимет. У них же радиотелефоны.

— Мы уже далеко уехали. Сейчас вырвемся из парка, а там пару поворотов и мы на шоссе. Пусть поднимает боевиков, не будут же они все машины проверять. А пока менты прикатят, мы уже далеко отсюда будем. Ну, молодец, Валет. Класс! — Он достал из бардачка бутылку кристалловской «Московской», протянул Валету. — На-ка, хлебни, успокойся и ни о чем не думай.

— Меньше болтай, дави на газ! — злобно прошипел Валет, дрожащими пальцами скручивая пробку.

— Я же сказал, ни о чем не думай. Теперь моя работа.

Валет жадно хлебал из горлышка водку и даже не чувствовал ее вкуса. Животный, обжигающий душу страх как будто выключил все другие чувства. Водка струилась по подбородку, капала на куртку и джинсы — он не замечал этого.

И лишь когда они подъехали к центру, Валет немного успокоился и понял, что его так напугало. Он же отлично видел в бинокль, как киллер выстрелил в грудь мужику. Не выше! А потом сдернул оттуда. Или плохо стрелял, или вообще не хотел убивать, они еще о чем-то говорили перед этим, но мужик после выстрела был жив. Кто-то третий уложил его!

Сколько же их было в этом парке? Ну, Петр Яковлевич, организовал облаву, это пострашнее бронетранспортеров на улице! И ведь не иначе крутого чувака убрали. И он, Валет, знает заказчика. Теперь его могут убрать. Запросто. Или, еще хуже, выдать боевикам убитого. При таком солидном размахе он же просто пешка, которая слишком много знает.

Значит, Петр Яковлевич, Валет должен подстраховать себя. Обязан это сделать, если он не лопух. Договаривались доверять друг другу, но в таких делах доверия нет. Речь идет о жизни. Он сделает это. И, если почувствует, что Петр Яковлевич решил избавиться от свидетеля, скажет, что так поступать опасно. И это действительно будет опасно для Петра Яковлевича.


Нигилист беспокойно бродил по комнате, время от времени прикладываясь к высокому фужеру с ледяной водкой. Сегодня в ней не было апельсинового сока. На журнальном столике рядом с телефоном стояла пепельница, полная окурков. Там же лежала черная пластиковая коробочка размером с конфетную.

Услышав телефонный звонок, Нигилист торопливо сел в кресло, закурил новую сигарету и, глубоко вздохнув, снял трубку. Номер не определился, значит, звонили из автомата. Они.

— Я слушаю вас, — недовольным голосом сказал он.

— Петр Яковлевич, вы дома? — раздался в трубке отчетливый хриплый голос с едва заметным акцентом.

— Нет, я в бане. С кем имею честь разговаривать?

— Это неважно. Петр Яковлевич, мы вас уважаем, но обстоятельства вынуждают нас отнять у вас пару минут. Пожалуйста, не бросайте трубку, дело очень серьезное.

— Пару минут, не более, — категорично сказал Нигилист. — У меня тоже серьезные дела, я бы хотел управиться с ними сегодня.

— Спасибо, Петр Яковлевич. Скажите, а ваш телохранитель, Олег Ратковский, сейчас дома?

— Да.

— Пожалуйста, дайте ему трубку.

Нигилист беззвучно усмехнулся и громко крикнул в пустоту комнаты, одновременно нажимая кнопку на черной коробке:

— Олег! Возьми трубку! — и нажал еще одну кнопку на коробке.

— Да, — раздался в трубке голос Ратковского.

— Мы говорим с господином Олегом Ратковским?

— Да. Что вам нужно?

— Ничего, спасибо, господин Ратковский. Але, Петр Яковлевич, вы слушаете?

— Может, вы объясните наконец, что все это значит? — раздраженно сказал Нигилист, нажимая еще одну кнопку на черной коробке.

— Конечно, Петр Яковлевич. Случилась трагедия. Только что был убит ваш коллега и наш друг Радик Назимов. Мы бы хотели знать, кто это сделал.

— Сволочи! — не сдержался Нигилист. — Зачем, кому он мешал? А вы подумали, что это сделал я или мой телохранитель? Понимаю, все знали, что мы с Назимовым были, мягко выражаясь, не друзьями. Я сейчас же подключу свою службу безопасности. Этих подлецов нужно немедленно найти.

— Найдем. Но ведь вы действительно были противником Радика, Петр Яковлевич. А в последние дни отношения между вами усложнились.

— Вы не владеете информацией, дорогой, — жестко сказал Нигилист. — Да, у нас были сложности. О причинах вы можете и без меня узнать. Но именно в последние дни отношение мое к Назимову изменилось. И это вы можете узнать, если спросите тех, кто близко знал его.

— Мы знаем, что он был зол на вас.

— Да, и если бы убили меня, виновник был бы ясен. А вот я не только не злился на него, напротив, сочувствовал.

— Пожалуйста, объясните подробнее. Это последняя просьба.

— Я случайно узнал, что между Назимовым и моей бывшей женой ничего не было. Ни-че-го. Даже больше, она его заставила на коленях уползать из квартиры. Между тем сам Назимов всех уверял, что он все сделал, как и подобает мужчине. И я так думал, бывшая жена ничего не сказала мне, из-за этого мы развелись. Но теперь, когда я дал понять ему, что все знаю и больше не таю на него обиды, он сам обиделся на меня. Испугался, что всем расскажу о его позоре. Это вы можете проверить своими силами.

— Проверим. Спасибо, Петр Яковлевич, извините за беспокойство.

Нигилист набрал домашний номер начальника службы безопасности, коротко сказал, не здороваясь:

— Игорь Васильевич, у нас ЧП. Только что мне позвонили и сообщили о том, что убит господин Назимов.

— Черт возьми!..

— Сейчас не время для эмоций. Срочно выезжайте в офис, усильте охрану. Одного человека — в мой подъезд. Немедленно свяжитесь со Степаном Петровичем в Кемерове, сообщите о случившемся. Мое мнение — ему следует немедленно вылетать в Москву. Самым первым самолетом. Назимов хоть и был нашим сотрудником, но имеет связи с другой мощной группировкой своих земляков. Не исключено, что они захотят свалить это убийство на нас. Позвоните Уральцеву. Будет расследование, возможно — проверка всей финансовой деятельности. Пусть подготовится.

— Понял, Петр Яковлевич. Я знаю ребят Назимова, сейчас позвоню им, выясню настроение. Ну и… все остальное, конечно. Надо же такому случиться, мать их за ногу! Только-только собрался лечь спать!..

— Если потребуется наша помощь, выделите людей. И обо всем немедленно докладывать мне.

Нигилист положил трубку и замер, еще раз просчитывая в уме сложную, рискованную комбинацию. Пока все получалось именно так, как он задумал. И реакция на событие была именно такой, какую он предвидел. И горилла, которая в прошлом году нагло требовала отдать ей Наташу, уничтожена! Так и должно быть, никто не может безнаказанно оскорбить Петра Яковлевича Нигилиста, никто! Сигарета обожгла толстые, поросшие рыжими волосами пальцы. Нигилист вздрогнул, яростно раздавил окурок в пепельнице, допил свой фужер и вскочил на ноги. Все, все будет, как он задумал, все! Петр Яковлевич истерически захохотал, кривляясь и подпрыгивая в жутком танце сумасшествия, а потом вдруг почувствовал острейшее возбуждение и упал на диван. Эротические конвульсии сотрясали короткое туловище, дрожащие пальцы тискали мягкий велюр в яростном желании достигнуть удовлетворения.

Когда Олег Ратковский неслышно вошел в комнату, Нигилист принимал душ.

— Петр Яковлевич, все нормально? — подойдя к двери ванной, негромко спросил Ратковский.

— Лучше не бывает, — ответил Нигилист. — Извини, я тут смываю прошлую грязь, подожди, пожалуйста.

Через минуту, облачившись в длинный махровый халат, он вошел в комнату, на ходу вытирая голову полотенцем.

— Спасибо, Олег. Ты честно заработал свой гонорар. Я уже знаю, что все получилось, как мы задумали.

— Они звонили?

— Похоже, сразу после того, как нашли его. Удивились, что я дома захотели поговорить с моим телохранителем…

— Ну и?..

— Поговорили. — Нигилист показал на черную коробочку рядом с телефоном. — Услышали твой сердитый вопрос: что хотите, и снова переключились на меня. Расскажи, как было дело. Что наш артист? Он выполнил свой долг?

— Нет, пришлось мне подстраховывать его. Артист что-то сказал ему, уложил на землю и убежал. Вряд ли ему удалось бы уйти, если б не я.

— А Валет?

— Ситуация была сложной, я думаю, он просто не знал, что делать. А когда решился, все уже было сделано. Нельзя было надеяться на Валета, если б он чуть промедлил, дал возможность Радику вскочить на ноги и броситься за артистом, что вполне могло случиться, потом было бы очень сложно. Еле удержался, чтобы не засадить пулю и ему в лоб, — усмехнулся Ратковский.

— Рано еще, ты же сам понимаешь. Придет время, подумаем, казнить или миловать.

— Вы не боитесь, что он предаст нас?

— Нет, не боюсь. Он не дурак и прекрасно понимает, что после этого жить ему останется в лучшем случае — сутки. Его единственная надежда — я, а единственный способ выжить — держать язык за зубами.

— А как быть с артистом?

— Налей себе водки, выпей, — сказал Нигилист, присаживаясь на диван, где пятнадцать минут назад он, закрыв глаза и представляя Наташу, утолял свою страсть. — Я догадывался, что артиста в последний момент подведут нервы, они все такие, на сцене — гром и молния, а в реальной сложной ситуации — хлипкий дождичек. Значит, расклад полностью в нашу пользу?

— Полностью, — сказал Ратковский. Он тяжело опустился в кресло, наполнил фужер до краев, залпом выпил, поморщился, закурил сигарету. — Погода дрянная, но следы все же останутся и с одной стороны дорожки, и с другой. А пуля прилетела с третьей. А собака убита не из того оружия, что хозяин. Не завидую я следователям.

— Ты с артистом виделся?

— Да. Он уже снова стал симпатичным молодым человеком и стоял на остановке, ждал автобуса, чтобы ехать к метро. Я представился, как человек Олега, пригласил его в машину, подвез. Он был подавлен, говорил, что подвел Олега, не смог выстрелить. Я успокоил его, взял пистолет, пытался дать деньги, но он наотрез отказался. Считает, что если бы выстрелил, то сделал бы это не за деньги, а, так сказать, за идею. Ну а если не смог, так и говорить не о чем.

— Ничего… — усмехнулся Нигилист. — Найдем тему для разговора, от которой он вряд ли откажется.

Загрузка...