Глава 20 Валерка много поет

— Сбейте оковы, дайте мне волю, я научу вас, свобоооду любииииить!

Птицын чувствовал, что не вытягивает, и вместо мелодичного пения получается какое-то козлиное блеяние, но остановиться не мог. Да и не хотел — похоже, он своей песней изрядно поднял настроение товарищам. Даже Алиса, которая после ареста всю дорогу как в воду опущенная ходила, слегка приободрилась, и иногда даже улыбалась — в те моменты, когда Птицын особенно мерзко не попадал в ноты. Волку Истомичу же, видно, стало так тошно, что аж руки чесались заткнуть арестованного физическим воздействием. Однако попросить князя замолчать офицер не мог — это было бы неделикатно. Вообще Птицын, понаблюдав за военными, пришёл к выводу, что они вряд ли в курсе дела, и действительно просто выполняют приказ. Разумеется, это могла быть талантливая игра, но тогда Волк Истомич не стал бы идти на уступки, и, тем более, не стал бы арестовывать бандитов — яломиште.

— Скажите, ваше благородие, вы специально издеваетесь? — наконец, не выдержал офицер. — Ваше творчество можно использовать, как пыточный инструмент! Я ни в коем разе не хочу вас оскорбить, но мне трудно поверить, что на свете существует человек, с настолько отсутствующим слухом!

— Со слухом у меня всё в порядке, Волк Истомич, а вот голос подкачал. Я и сам слышу, что фальшивлю, но поверьте, ничего с этим сделать не могу, как ни стараюсь.

— Вы можете просто не петь! Это сделает мир капельку более прекрасным!

— Ну хорошо, так и быть. Но взамен вы подробно расскажете, куда нас везёте, и что нас там ждёт.

— Вы всё-таки применяли эту пытку специально! — возмутился офицер, но, махнув рукой на собственное негодование, принялся рассказывать: — Как я уже упоминал, вы будете доставлены в столицу, где, я искренне надеюсь, в происшедшем разберутся компетентные господа. Пока будет длиться разбирательство, вас поместят в тюрьму для особо важных преступников. Место не самое приятное, однако, те ужасные слухи, которые о ней гуляют в народе, чаще всего под собой оснований не имеют. Это просто очень хорошо защищённое от побега место. Соответственно, ничего страшного ни с вами, ни с вашими людьми там не произойдёт. Вас, несомненно, будут допрашивать, как всех вместе, так и поодиночке, однако я не думаю, что станут применять особые методы допроса. Вы всё-таки не похожи на злостных рецидивистов. Более подробно, уж простите, рассказать не могу — это не моя специализация. Я тюремными делами не занимаюсь.

— Что касается Глеба Игоревича, он и вовсе не должен быть помещён в застенки, — вставил Белимир Кривич. — Об этом я позабочусь.

— И я настоятельно прошу тебя так не поступать, — тут же вскинулся Глеб, — Белимир, насколько я понимаю, у лейтенанта нет отдельных указаний на мой счёт, а значит, он должен арестовать всех, кого найдёт на этой поляне. Мне не нужно особых условий. Я попал в эту историю со своими друзьями, и выпутаюсь из неё вместе с ними.

Они ещё немного поспорили, но Глеб настоял на своём, чем, кажется, вызвал искреннее недовольство владимирского берендея. Птицын здорово подозревал — тут не столько сработало искреннее расположение Белимира к дальнему родственнику, сколько возможная реакция Игоря Деяновича на такое недружественное поведение.

Валерка особого ужаса перед предстоящим заключением не испытывал. И дело не во внезапном приступе неоправданного оптимизма, и даже не в уверенности в том, что друзья его спасут. Просто проводник вспомнил о подарке, который ему вручили дивьи люди за то, что он помог им устроиться в университете. «Вот уж не думал, что так быстро пригодится! — думал парень. — Нет, знал, что штука крайне полезная — всё-таки поговорку „От тюрьмы и от сумы не зарекайся“ умные люди придумали. Но всё равно думал, это как-то в будущем пригодится, а не прямо сейчас! И всё-таки нужно было рассказать Алисе и Демьяну, а то нехорошо получается».

Друзья действительно выглядели унылыми и напуганными. Даже Демьян — что уж говорить об Алисе. И как Валерка не старался поднять им настроение, ничего не получалось. Спутники его бодрый вид воспринимали, скорее, как браваду, или думали, что он просто недостаточно хорошо представляет, что их ждёт. Поглядывали на князя с жалостью и сочувствием. А рассказать, отчего он так спокоен, Птицын, конечно, не мог — не в присутствии посторонних.

«Ну, вот и увидел столицу», — печально думал Валерка сутки спустя, разглядывая проплывающие за решёткой окна виды. Много таким образом не увидишь, но Птицыну в любом случае не нравилось. Возможно, тут сыграли роль обстоятельства посещения, но столица казалась парню слишком хаотичной, многолюдной и не очень чистой. Какие-то пыльные закоулки, ямы на дорогах, а пару раз карета проезжала даже мимо тел. Птицын искренне надеялся, что тела пьяные, а не мёртвые, но уверенности не было.

Столичные жители — те, кто встречал арестованных, парню тоже не сильно понравились. Впрочем, это было как раз вполне ожидаемо. Кареты въехали на территорию, арестованных выпустили. Птицын, изрядно утомлённый долгой поездкой в тесной карете, вышел, не без удовольствия потянулся. Тюрьма выглядела… как тюрьма. Кажется, такие заведения выглядят примерно одинаково в любом из миров и в любом из городов. Мрачное здание серого кирпича — пять этажей, решётки на окнах. Двор совершенно пустой, покрытый серой же брусчаткой, и окружённый серой каменной стеной с пиками наверху. Царство серого, иначе не скажешь.

Валерка оглянулся, пересчитал своих — все на месте. С Демьяном, Алисой и Глебом они и не расставались, а вот Андрей Иваныч и Лёха-вурдалак ехали в другой карете. Птицын немного переживал, что они по дороге «потеряются», но обошлось. Кареты с другими пленниками — яломиште — ещё только въезжали во двор, и Волк Истомич не стал ждать, когда заключённых выгрузят. Видно, чтобы не возникло каких-нибудь конфликтов.

Чиновник, который принимал новых постояльцев тюрьмы, первым делом отчитал Волка Истомича:

— Лейтенант, вы что себе позволяете? Это что за самоуправство⁈ — строго выговаривал невысокий лысоватый мужчина в сереньком пиджаке. — Во-первых, потрудитесь объясниться, почему у вас арестованные не в кандалах? Особо опасные преступники разгуливают, как свободные люди!

— Они дали честное слово, что не будут пытаться сбежать, — пожал плечами лейтенант. — Поскольку устав требует не применять физического воздействия к подозреваемым сверх необходимого, я посчитал кандалы излишними.

— Вы ещё и позволяете себе что-то считать⁈ — разорялся чиновник. — Ваша работа — не считать, господин счетовод, а выполнять приказы! Я буду требовать, чтобы ваше поведение было рассмотрено компетентными лицами. Под трибунал пойдёте! Здесь пахнет сговором с арестованными. Чем они вас подкупили⁈

Волк Истомич вспыхнул, и, похоже, едва удержался, чтобы не ударить чиновника. А тот, чувствуя безнаказанность, глумился над лейтенантом вволю. Впрочем, долго наблюдать за безобразной сценой арестованным не пришлось:

— Эй там! Этих — в кандалы и по камерам, — в какой-то момент чиновник решил прерваться, чтобы исполнить свои обязанности. Откуда-то появились шустрые работники и деловито принялись исполнять приказ. Валерка не сопротивлялся — подставил руки, терпеливо дождался, когда на них защёлкнут браслеты. Было неловко перед друзьями. «Мне-то что? Так, лёгкое неудобство, — рассуждал Птицын, — А для них опять специальное оборудование. С серебром и железом». Однако сделать пока ничего было невозможно. Впрочем, Валерка надеялся, что долго неудобства терпеть не придётся. Чего точно не собирался делать проводник — так это впадать в отчаяние. Настроение было скорее боевое. Парень чуть подрагивал, но не от страха. Обычный мандраж, как перед дракой. «Очень любопытно, что они для нас подготовили. И что они будут делать, когда мы тут всё к чертям разнесём? В конце концов, этим-то я не обещал не пытаться сбежать!» Парня не расстроил даже тот факт, что всех арестованных заставили переодеться. Взамен привычной одежды выдали тюремные робы — и тоже серые, как всё в этой тюрьме.

— Ничего-ничего, — приговаривал главный конвоир, раскладывая перед шестёркой заключённых просторные штаны и рубахи, — Всё чистенькое, всё мягонькое. Неношеное! Так что никакого ущерба чести. Зато и нам никаких сложностей. Всякие талисманы и прочие амулеты не пронесёте. А мы вам ваши наряды потом непременно вернём, ежели, конечно, будет приказ вас выпустить! Ничего себе не прикарманим. Всё под опись, вот, извольте убедиться!

Немного подпортил настроение тот факт, что их развели по отдельным камерам. Взгляд, которым его проводила Алиса перед тем, как их с ребятами увели куда-то на верхние этажи, больно резанул душу. Как будто последний взгляд утопающего.

— А вам, господин проводник, дорога под землю, — ехидно ухмыляясь, прокомментировал один из конвоиров. — Вы не думайте. Кто-кто, а мы знаем, как правильно обращаться с любыми заключёнными! У нас не сбегают! И вы не сможете. Вам ведь нужно, чтобы было куда переходить, а под землёй убежать некуда. Это здесь у нас подземные казематы, а на той стороне ничего подобного не наблюдается.

— В самом деле? — полюбопытствовал Валерка. — А как давно вы проверяли? Просто Москва в верхнем мире нынче совсем не та. Метро вот, например, построили — это такая подземная железная дорога, по которой ездят поезда и возят людей из одного конца города в другой.

— Не переживайте, проверяли, — хмыкнул тюремщик. — У нас и недотыкомки есть, так что к вашему приезду всё подготовили. Заранее сообщили, что скоро новый особенный постоялец появится!

— Это когда ж вы успели? — искренне удивился Птицын. Парень и не надеялся на московские подземелья, просто хотел подколоть спесивого конвоира, да вот, не получилось.

— Так почитай уж полторы дюжины дней к вашему появлению готовимся! — гордо сообщил конвоир.

«А вот это офигеть как интересно, — Валерка был по-настоящему ошарашен. — То есть начали к моему прибытию готовиться ещё до того, как эта самая комиссия ко мне выехала. Забавно. И обидно. Ладно Максимилиан — он с самого начала вёл себя, как последняя сволочь, а вот в Радее Тихославовиче я, похоже, ошибся. А он мне так понравился! Эх, мог бы догадаться, что хорошего человека в свинью превращать не станут!»

Тюремщик похоже сообразил, что сболтнул лишнего, потому что резко перестал быть говорливым, и дальше шли в молчании. Погремев ключами, конвоир распахнул решётку, за которой оказалась винтовая лестница — Валерке такие всегда нравились. Стоит по ней чуть-чуть пройти, и начинает казаться, что ты попал в какую-то бесконечность — спускаешься, спускаешься, а вокруг ничего не меняется. Лестница в казематы столичной тюрьмы, впрочем, и здесь выделилась — Валерка в какой-то момент начал подозревать, что она действительно бесконечная. Они с конвоирами спускались, спускались, а лестница так и не кончалась.

— Что, пробирает? — снова разговорился главный конвоир, — Вот то-то! Цените, господин проводник, как мы тут постарались для таких-то преступников!

Говорил конвоир с такой гордостью, как будто это подземелье копал он лично. Ну, или как минимум, кто-то из его предков.

— Скажите, уважаемый, а вы к какому народу принадлежите? — спросил Птицын, чтобы отвлечься. Да и действительно интересно было — он таких ещё не видел. Вроде люди, как люди, но маленькие, сутулые, мордочки остренькие, глазки чёрненькие. Пальцы длинные, а вместо ногтей — коготки. В общем, Валерка даже не удивился, когда конвоир гордо ответил:

— Крысодлаки мы! Поколениями при нынешней тюрьме подвизаемся!

— Ух ты! — восхитился Птицын. — Я таких, как вы прежде не видел! А вы в крыс можете оборачиваться?

— А вот тут ошиблись вы, господин заключённый, — хихикнул тюремщик. — Оборачиваться мы умеем в людей. А естественная форма у нас как раз крысиная.

— Ого! Любопытно было бы на неё посмотреть, — вырвалось у Птицына.

— Ещё насмотритесь! Мы, знаете ли, предпочитаем в ней и находиться. Это для того, чтобы конвой осуществлять, нужно людьми перекидываться, а чтобы сторожить — то лучше всего в привычном виде!

Когда винтовая лестница, наконец, закончилась, Валерка едва сдержал облегчённый вздох. Парень никогда не страдал клаустрофобией — даже в подземных туннелях дивьих людей чувствовал себя вполне комфортно, но тут и его начало пронимать. Обрадовался Птицын, как оказалось, рано. Тюремные казематы были мало похожи на дивьи подземелья, и скорее напоминали крысиные ходы. Валерка пригнулся, чтобы пройти в коридор, и оказалось, что это не дверной проём такой низкий, а коридор сам по себе.

— Ничо-ничо, господин проводник, — расплылся в улыбке крысодлак, — привыкнете! Вам тут долгонько придётся!

Валерке захотелось тюремщика стукнуть. Сдержался, конечно, да и трудно такое желание осуществить, когда у тебя и руки и ноги закованы в кандалы. На ногах цепь ещё ничего, как раз под ширину шага, а вот руки стянуты вместе.

Коридор, или, скорее, крысиная нора, оказался довольно длинным. Или это Валерке так показалось, потому что идти пришлось согнувшись. «Блин, да у нас в верхнем городе даже дренажные тоннели просторнее!» — молча возмущался Валерка. Однако ещё печальнее ему стало, когда его завели в камеру. Парень надеялся, что хотя бы в своём будущем узилище он сможет вытянуться во весь рост, пусть даже лёжа. Реальность оказалась куда неприятнее. Камера оказалась совсем небольшой, с неровными стенами. Небольшая пещерка, чем-то похожая на внутренности цистерны из-под кваса или молока. Ну, может быть, чуть-чуть побольше. Но всё равно — ни встать в полный рост, ни лечь, вытянув ноги, не выйдет. В дальнем конце из стены била струйка воды, стекала прямо по кирпичам, и уходила куда-то под землю. «Санузел, совмещённый с умывальником, — сообразил Птицын. — Надеюсь, эту воду можно пить!»

Спальное место представляло собой кучу соломы, сложенной ближе к двери. Кем-то из предыдущих обитателей она была сформирована в подобие гнезда, вот только не меняли эту постель уже очень долго, и солома слежалась в неаккуратное комковатое месиво.

— Ну, добро пожаловать в апартаменты, ваше благородие! — Крысодлак даже поклонился, изображая из себя дворецкого. — Надеюсь, вам тут понравится.

— Да, ничего себе квартирка, — хмыкнул Птицын. — Даже не верится, что так всё шикарно. А когда обед будет?

— По поводу обеда пока распоряжений не поступало, — охотно ответил тюремщик. — Однако не сумлевайтесь, как только — так сразу принесём яства заморские. — И мерзко захихикал.

«Вот интересно, — думал Птицын, — крысы мне всегда нравились, несмотря на дурную репутацию. Умные, игривые, да и в стаях друг о друге заботятся. А эти — прямо классические гады! Или это на них так человеческая составляющая влияет?»

Спросить было не у кого, потому что конвоир, дождавшись, когда Валерка зайдёт в камеру, тщательно запер дверь и ушёл. «Вот уж где повод, чтобы порадоваться наличию у себя ночного зрения! — думал Валерка, разглядывая внутренности камеры. Вообще издевательство! Как тут должен себя чувствовать обычный человек? Развивать эхолокацию? Или обычных людей в такие места не сажают?»

Тьма стояла непроглядная. Даже недавно приобретённое Валеркино ночное зрение не сильно помогало — парень видел только очертания стен, да дверь с решёткой. «Будем честными. Если б не подарок дивьих, я бы сейчас начал паниковать, — честно признался себе проводник. — А ведь мне ещё сидеть тут неизвестно сколько! Не знаю, надолго ли меня сюда законопатили, но задерживаться тут — смерти подобно. Я тут просто с ума сойду! Или замёрзну». В камере действительно было прохладно. Градусов, наверное, двенадцать — насмерть не замёрзнешь, если будешь двигаться, а вот поспать уже не получится. Да и зарядкой особо не позанимаешься — слишком тесно, тем более с кандалами на руках и ногах.

«Определённо, надо отсюда выбираться. Ну ладно, выбираться пока рано, надо сначала понять, что они вообще задумали, и чего будут от меня добиваться, но устроиться нужно более комфортно. Вот только чего он никуда не уходит?» — Это Птицын выглянул в коридор через решётку и обнаружил прогуливающуюся по коридору здоровенную крысу. Пожалуй, чуть выше колена Валерке — для неё эти коридоры были в самый раз. Крыса деловито бегала по коридору, останавливаясь возле дверей в камеры, и чутко их обнюхивала, потом бежала дальше, помахивая длинным розовым хвостом.

«А вот наблюдателей мне здесь точно не нужно, — думал парень. — Ладно, подождём».

Однако четвероногий тюремщик никуда деваться не собирался. Так и курсировал туда-сюда, с неослабевающим интересом обнюхивая стены и двери. И похоже, планировал продолжать до тех пор, пока его не сменят.

— Ладно, — прошептал Птицын. — У волкодлаков слух очень хороший, как мы недавно выяснили. Посмотрим, как с этим делом у крысодлаков. — И в полный голос запел:

— По пыльной дороге телеееега несёооотся…

Крыса, спешащая по коридору, споткнулась и удивлённо замерла.

Загрузка...