На открытой площадке рядом с приземистым зданием стояли люди: четверо в чистых белых халатах, один — в строгом сером костюме. Все пятеро, несмотря на пресловутую восточную сдержанность, находились в возбужденном состоянии. Они весело переговаривались, выразительно жестикулировали, иногда восторженно потрясали головами.
Какое-то время спустя они начали похлопывать друг друга по плечам, радостно похохатывать, довольно потирать руки. Будь это в любом из российских городов или, допустим, в Ханты-Мансийске, кого-нибудь уже бы отправили в магазин и закурили в ожидании гонца. Но дело было в Китае, и ликующие были гражданами Китая, и хотя закурили они почти все, однако о закупке порции горячительного речь даже не зашла.
Сторонний наблюдатель очень сильно удивился бы, увидев, что именно вызвало такую бурю эмоций. Люди, причем отнюдь не мальчики, а вполне зрелые мужчины, стояли около вольера с кроликами. Обычными лопоухими кроликами. Или не совсем обычными? Ведь что-то же заставило этих людей, добавим — видных ученых, среди которых находился один из ведущих китайских биохимиков, уподобиться школярам, узнавшим об отмене уроков? Но даже самое внимательное рассмотрение не позволяло обнаружить в грызунах каких-то выдающихся особенностей. Кролики выглядели здоровыми, упитанными, как любые нормальные особи их вида. Шныряли они по вольеру довольно целеустремленно, разыскивая чего бы пожрать. Какие-то внешние признаки того, что на этих кроликах проводились эксперименты планетарного значения или вообще хоть какие-то эксперименты, отсутствовали начисто. И тем не менее, ученые мужи ликовали.
Биохимик успокоился первым. Он отошел в сторонку и достал мобильный телефон. Разговор длился недолго, заняв меньше минуты. После этого биохимик вернулся к коллегам и что-то коротко им сказал. Все четверо дружно зашагали к приземистому зданию.
Через несколько минут на дороге появился кортеж. Первой и последней шли машины с охранниками, а посередине катил бронированный лимузин. Завидев автомобили, биохимик непроизвольно вытянулся в струнку. Лицо его приняло строгое выражение с некоторым оттенком подобострастия.
Легковушки остановились, дверца лимузина распахнулась. Из салона вышел мужчина среднего роста. Возраст его было трудно определить, на глаз ему можно было дать от сорока до шестидесяти лет. Мужчина демократично протянул биохимику руку, тот пожал ее бережно и осторожно, словно боялся поранить неловким движением.
— Приветствую вас, товарищ Фан Мо, — почтительно сказал биохимик.
Товарищ Фан Мо кивнул в ответ и спросил с деланным равнодушием:
— Вы добились нужного результата?
— Да, — ответил биохимик, указывая на вольер.
Товарищ Фан Мо осторожно, словно к клетке с тиграми-людоедами, подошел к проволочной сетке. Было странно видеть, как человек, занимающий один из главных постов в партии, внимательно наблюдает за кроликами, словно у него нет более важных дел. Тут, словно желая слегка развлечь высокопоставленного гостя, двое лопоухих затеяли потасовку. Такое бывает у самцов кроликов, когда начинается брачный период и они борются за право обладания самкой. Но тогда кролики дерутся весьма бурно, с ожесточением, которого, казалось бы, трудно ожидать от таких милых пушистых зверьков. Сейчас же кролики дрались вяло, словно совершали какой-то обязательный и при этом опостылевший им до чертиков ритуал. Биохимик тут же принялся комментировать происходящее, и товарищ Фан Мо внимательно его слушал, будто ученый сообщал ему какую-то важнейшую тайну. А может, действительно сообщал?
Товарищ Фан Мо благожелательно улыбнулся и указал биохимику на свой лимузин. Тот сделал робкий шаг, подсеменил к машине и, остановившись, стряхнул с лацкана пиджака невидимую пылинку. Дверца будто сама собой распахнулась, ученый юркнул в салон и поспешно осмотрелся. Ничего особо выдающегося он не заметил. Интерьер был оформлен со вкусом, однако без особых изысков. Товарищ Мо как бы подчеркивал, что пользуется бронированным лимузином исключительно для обеспечения безопасности своей жизни, имеющей государственное значение. Впрочем, то, как барственно раскинулся Фан Мо на заднем сиденье, как он комфортно там устроился, противоречило этому утверждению. Но только немного, можно сказать — слегка.
Автомобиль плавно тронулся с места.
В подавляющем большинстве наши сограждане никогда не сидели в лимузинах класса «люкс». Но зато многие успели прокатиться в пригородных швейцарских поездах, а до этого терзали свои ягодицы в отечественных электричках. Так вот, разница в комфорте, деликатности хода между этими средствами передвижения примерно такая же, как между лимузином и обычным авто, только на несколько ином уровне.
Кортеж остановился не у партийной резиденции, а у двухэтажного особняка, спрятавшегося за пышной растительностью. Ученого поразила высота ограды, превышавшая три человеческих роста. Створки ворот разъехались, едва первая машина повернула на узкую заасфальтированную дорожку. Лимузин затормозил так, что задняя дверца оказалась точно перед ступеньками.
Внутри особняка царила приятная прохлада. После жаркой улицы любой сюда вошедший чувствовал себя другим человеком.
Товарищ Фан Мо с биохимиком поднялись на второй этаж и зашли в кабинет. Он был обставлен по-спартански, если учитывать уровень принимающей стороны. Партийный функционер уселся в кресло, предложив гостю удобный стул, и сразу взял быка за рога.
— Вижу, ваши опыты привели к успеху. Теперь меня интересует другой вопрос. Как долог путь к требуемому результату?
— Последний, улучшенный вариант препарата приводит к требуемому результату за год. Но я вижу пути повышения его эффективности. Думаю, мы снизим сроки до нескольких месяцев.
— Вот этого не надо. Год — даже мало. Хотя люди и кролики несколько отличаются друг от друга, — товарищ Мо позволил себе некоторое подобие улыбки.
— А вы собираетесь испытывать его на людях? — спросил биохимик.
— Кто знает, кто знает, — партийный функционер задумчиво глянул на потолок, словно надеялся найти там подсказку. — Вы — проверенный товарищ, с вами можно говорить откровенно. Я уверен, что все сказанное здесь останется между нами.
«Конечно, ты уверен. Если я начну трепать языком, мне его быстро укоротят. Причем вместе с головой», — подумал биохимик, одновременно изображая на лице понимание.
— Я забуду все, что вы мне скажете, — сказал он.
— Нет, уважаемый, забывать не надо. Я изложу вам свои пожелания, а вы, если такое возможно, осуществите их на практике. Насколько я знаю, препарат весьма дорог.
— Да, это так. Но используется он в микроколичествах. Обработка одного кролика стоила нам всего лишь около трехсот долларов.
— Триста на сто миллионов, итого тридцать миллиардов. Я бы сказал, что ваше изобретение — это чрезвычайно выгодное вложение капитала, оно сулит тысячу, нет, десятки тысяч процентов прибыли! Хотя мы упускаем из вида существенную деталь. На человека уйдет на порядок больше препарата. То есть сумму надо увеличить в десять раз. Или я ошибаюсь?
— Трудно сказать. В мире никогда не делали ничего похожего.
— Очень хорошо. А вы идите и делайте. Человеческий материал мы вам предоставим.
Группа из десятка молодых людей занималась физическими упражнениями. Руководил этими занятиями мужчина с седой бородой клинышком. Он то и дело подходил к тому или иному из учеников, исправляя их ошибки. Простота движений компенсировалась необходимостью выполнять их с абсолютной точностью, и ученики повторяли каждое упражнение десятки, а то и сотни раз. Седобородый при этом назидательно приговаривал:
— Лекарства, конечно, лечат. Но любое лекарство сродни наркотику. С каждым годом требуется увеличение принимаемой дозы, и, в конце концов, лекарство идет не на пользу, а во вред: оно попросту вас убивает. Упражнения помогут вам на долгие годы сохранить бодрость и замедлят темпы подъема потребления лекарств.
— Учитель, но вы ведь говорили, что ваши снадобья безвредны, — воскликнул один из учеников.
— Да, по сравнению с таблетками, которыми пичкают в аптеках. Но всякое лекарство только стимулирует борьбу организма с болезнью. Силы оно вам не даст. Силы вы должны набираться, разумно занимаясь упражнениями.
— Учитель, что значит разумно?
— В соседней деревне есть лошади. Они могут тащить тяжелый воз. Но я видел работающих слонов. Они поднимали тяжести, которые непосильны любой лошади. И я знал людей, воображающих себя слонами. Они взваливали на себя запредельную нагрузку, думая, будто так сделают себя сильнее. Но человек — не слон, и люди, бравшие на себя слишком много, преждевременно умирали или тяжело заболевали. Непосильная работа вредит так же, как дурные привычки, а иногда гораздо больше. Везде нужна умеренность. Ешь, сколько можешь съесть, пей, сколько можешь выпить, неси, сколько можешь унести. В этом один из принципов гармонии человеческой жизни.
— И всего-то, — фыркнул один из учеников.
— Во-первых, это лишь один из принципов, а во-вторых, чрезмерная усложненность никогда до добра не доводит. Чем проще вещь, тем она надежнее, долговечнее и удобнее. Хотя при этом очень важна точность. Вы сами заметили, что мои упражнения достаточно просты, однако на пользу они пойдут только при точном их выполнении.
Учителя звали Вэйшен Тянь. Он принадлежал к старинному роду лекарей. Из поколения в поколение Тяни передавали секреты врачевания, делавшие их известными целителями. В Китае народная медицина имела древние традиции, здесь хватало знаменитых врачевателей. Тяни не относились к числу самых прославленных лекарей, однако совершенно точно были среди лучших.
Вэйшен был поздним ребенком. В родословной Тяней, которую ныне живущие представители фамилии знали до двадцатого колена, всегда первыми или, в худшем случае вторыми, рождались мальчики. Вэйшен стал исключением. До его появления на свет у отца уже было две девочки. По существовавшим тогда в Китае законам больше двух детей в семье нельзя было иметь. Отец Вэйшена совершил антигосударственный поступок. Но врачевателя Тяня хорошо знали, повсюду уважали, а некоторые влиятельные сограждане пользовались его профессиональными услугами. Поэтому появление третьего ребенка в семье Тяней обошлось без последствий. Да и отец решился на зачатие только под влиянием видения, говорившего, что третьим ребенком в семье окажется сын. Так оно и вышло.
Отцу к тому времени перевалило за пятьдесят, он уже стал подлинным мастером своего дела. Однако тут на врачевателей пошли гонения. Укрепившаяся коммунистическая власть формально придралась к некоторым ритуалам народных целителей. На самом деле она старательно избавлялась от любых, даже не представлявших для них угрозы людей, пользовавшихся известностью у народа. Как говорится, зачищала площадку от конкурентов. Лишь артисты и спортсмены, находившиеся под жестким контролем властей, имели право на толику популярности. При этом господа от компартии продолжали лечиться у отца Вэйшена, только делали это скрытно, стараясь не попадаться на глаза народным массам. Они же устроили старшего Тяня на какую-то липовую работу, поскольку в Китае, как и в большинстве остальных стран соцлагеря, не должно было существовать безработных.
Свое искусство отец по традиции передавал сыну. Когда старший Тянь в возрасте ста лет без одного года отправился на небеса, Вэйшен достойно подхватил эстафету поколений. К тому времени народные целители снова перешли на легальное положение, кое-кто из них даже зарабатывал стране валюту. Многие богатенькие иностранцы ехали в Поднебесную, соблазнившись рассказами о китайской медицине. Предлагали подзаработать на врачевании иностранцев и Таню, но он предложение отклонил. Почтенный лекарь категорически отказывался покидать родные места, где жили многие поколения его предков, а толстосумов сложно было заманить в такую глушь. Разве что Тянь начал бы воскрешать мертвых, но такие чудеса были Вэйшену не под силу.
Ритмичное течение занятий прервал шум автомобильных двигателей. Целитель и ученики увидели кортеж из трех легковушек. Из передней и задней машин выскочили шустрые молодцы, цепким взглядом просканировавшие собравшихся людей. Тут же Вэйшен увидел своего давнего знакомца и клиента, местного партийного руководителя. Рядом с ним шествовал мужчина с властными манерами очень большого начальника. Таковым он и оказался. Партийный руководитель подошел к целителю:
— Уважаемый Тянь, разрешите представить вам товарища Фан Мо.
«То-то мне его лицо показалось знакомым», — подумал Вэйшен.
Память у него было отменная, однако целитель редко смотрел телевизор, а Фан Мо еще реже выступал с речами и всегда старался держаться в тени, не высовываться.
— У меня к вам серьезный разговор, — сказал товарищ Мо вроде бы тихо, без нажима и требовательных интонаций, однако Вэйшену сразу стало ясно: говорить придется не обязательно здесь, но прямо сейчас. Ученики подождут. Как подождет и партийный руководитель, тут же сделавший шаг назад и скромно потупивший взор.
Фан Мо неторопливо пошел в сторону от людей. Целитель двинулся за ним, уже догадываясь, о чем намерено говорить с ним то ли шестое, то ли восьмое лицо государства. Но уж никак не ниже десятого. И мысленно посмеялся над опасливостью партийного бонзы. Вот чего он дергается?
Вэйшен умел уже по внешнему виду пациента предварительно диагностировать его болезни. Он обнаружил у Фан Мо несколько заболеваний, типичных для человека его возраста. Все довольно легкой степени, не представляющей угрозы для жизни. Для более точного диагноза требовались дополнительные обследования, но благодаря огромному опыту и наследственному дару Вэйшен был уверен, что жизни Фан Мо в данный момент ничего не угрожает.
Наверняка товарища Мо пользовали еще более квалифицированные, чем Тянь, целители. Они-то уж, конечно, разложили все по полочкам. Видно, пациент им попался болезненно мнительный, вот и отправился к черту на рога, желая получить консультацию целителя со стороны.
Вэйшен много раз встречал таких больных. Особенно это касалось онкологических заболеваний. По каким-то «левым» симптомам человек вдалбливал себе в голову, что у него рак, и разубедить его оказывалось крайне сложно. В самых запущенных случаях у больного действительно развивалась онкология — недаром говорится, что все болезни от нервов.
Однако Фан Мо сумел удивить врачевателя.
— Говорят, вы лечите наркоманов, — сказал он.
— Пытаюсь, — скромно ответил Тянь. — Скорее, это не лечение, а замена подобного подобным. Иногда врачевание дает эффект, но чаще я оказываюсь бессилен. О нас, Тянях, ходит много легенд, однако в действительности мы такие же люди, как все.
— Конечно, а то бы китайцы давно жили по тысяче лет, — усмехнулся Фан Мо. — Но мы уклонились от темы разговора. Я хочу побольше узнать о вашем зелье.
— Которым я пытаюсь лечить наркоманов? — спросил Вэйшен, хотя отлично понял вопрос.
Врачеватель хотел потянуть время, желая определить свою дальнейшую линию поведения.
— Да. И я бы не рекомендовал вам увиливать от честного ответа. Дело государственной важности. А за раскрытие своей тайны вы будете достойно вознаграждены. Конечно, если нас заинтересует ваш секрет. В противном случае я обещаю хранить молчание.
Такие слова, произнесенные одним из первых лиц огромного государства, дорогого стоили. Сам товарищ Мо давал слово какому-то целителю. И не публично, желая произвести должный эффект на народные массы, а в разговоре один на один. И Тянь решился. Для начала он задал вопрос:
— Судя по вашим словам, вы знаете в общих чертах суть моего метода?
— Именно в общих чертах. Что-то вроде того, что клин клином вышибают. У вас есть какое-то волшебное зелье, позволяющее части наркоманов избавляться от зависимости.
— Примерно так. И в то же время несколько иначе. Мое зелье, как вы изволили выразиться, вызывает стойкое привыкание и тягу к нему такую же сильную, как и к любому из наркотиков. Но при этом оно абсолютно безвредно. Это установлено на нескольких сотнях пациентов.
— То есть им трудно обходиться без вашего зелья.
— Обходиться-то как раз легко. В отличие от наркотиков моя травка не вызывает ломки, лишенный ее человек живет нормальной полноценной жизнью. Но он неустанно мечтает получить ее, как настоящий художник — кисти и краски.
— Вы сказали «травка». Или, все-таки, зелье?
— Травка, травка, — усмехнулся в реденькую бороду Вэйшен. — Слух насчет снадобья мы распустили, желая сбить с толку конкурентов. Мол, есть несколько разных трав, и только смешивание их в строго определенной пропорции способно привести к нужному результату. На самом деле я использую только одну траву, чрезвычайно редко произрастающую в естественных условиях. Возможно, когда-то ее было много, но она очень капризна в вегетации. Я сумел подобрать для нее нужные условия, и теперь выращиваю эту травку вместе с другими.
— Вы так откровенны.
— А какой смысл держаться за свою тайну, когда ей заинтересовалась самая могучая сила государства? Если я попытаюсь хранить секрет, сделаю только хуже себе и своей семье, а вы его все равно узнаете.
— Вы умны. Но я держу слово. Если ваша травка поможет нам в задуманном нами грандиозном предприятии, вы получите все, что пожелаете.
— Мои запросы достаточно скромны и касаются только моего дела.
— Я так и думал, поэтому пообещал исполнить любое ваше желание. Раз мы пришли к согласию, давайте поговорим о конкретных деталях. У вас много семян вашей травы?
— Хватит, чтобы засеять ими большое поле. Ведь мне ее и надо много, потому что для изготовления моего зелья используются только ее семена. Стебель и лист дают ничтожно малый эффект.
— Очень хорошо. Вы — истинный целитель. А поскольку я отлично знаю характер настоящих профессионалов, давайте договоримся так. Вы оставляете себе достаточный запас семян для тех наркоманов, которых вы уже пытаетесь излечить вашим методом. Новых пациентов вы пока не берете. Благодаря этому у нас окажется достаточно посадочного материала. Или я ошибаюсь?
— Думаю, вы правы.
– Вот и отлично. Тогда скоро от меня приедут люди, которые будут непосредственно всем этим заниматься. А вы к тому времени обдумайте ваши пожелания.