Операция «Атлантический циклон»

Глава 11

— Ну что, Хунхой, время настало, — внезапно сказал Витим своему подельнику.

— Какое время? — не понял тот.

— Дойки твоего соотечественника. Как его там, Мунсуня или Мурсуня. Вечно путаюсь в ваших именах.

— Гунсуня, — уточнил Ай, догадавшись, о ком идет речь.

— Помнишь, ты говорил, что ему нужен срок, чтобы стать на ноги. Теперь он не просто стал, а завалил кучу конкурентов. Половину города кормит своим хлебом.

— Да, теперь пора, — согласился Хунхой.

— Видишь, я честно играю. Мог бы сам заняться таким жирным куском, но делюсь с тобой. Когда поедем к Гунсуню? Сегодня, завтра?

— Когда хочешь.

Тон, которым ответил Ай, насторожил Витима:

— Что значит — когда хочешь?

— Ты сам езжай, я тебе его отдаю.

— Не понял! Как это отдаешь? С какого перепуга?

— Гунсунь — мой соотечественник.

— Интересное кино! С других китайцев ты спокойно тряс бабки, а теперь вспомнил про соотечественников.

— К тому же он мой дальний родственник, — соврал Ай, который располагал некоторой информацией, заставлявшей его осторожничать в отношении булочника.

Лучше бы он сказал правду. Ложь Хунхоя оказалась роковой ошибкой, приведшей к фатальным для бандитов последствиям.

— А он хоть знает, что ты — его родственник? — ухмыльнулся Витим.

— Главное, что я знаю.

— Ладно, твои проблемы. Все бабки, которые я возьму у хлебопека, мои.

Ай наклонил голову в знак согласия.

Витиму понадобилось некоторое время и демонстрация силы, чтобы пробиться к Гунсуню, зато теперь Шан отнесся к нему со всей серьезностью. За прошедшее время булочник слегка поднаторел в русском языке, и встреча проходила тет-а-тет, без свидетелей. Витим сразу взял быка за рога. Аргументы он использовал стандартные для рэкетиров. Завод Гунсуня находится на его земле, территории, контролируемой людьми Витима. Они здесь следят за порядком. За это надо платить, иначе возможны крупные неприятности. В городе хватает гнусных людишек, способных озорства ради поджечь дом Гунсуня или надругаться над его женой. Только Витим может спасти хлебопека от такого рода неприятностей.

Ни жену, ни дом Шана пока никто не трогал, но, глянув в лицо Витима, Гунсунь совершенно точно понял — если он категорически откажется, все эти беды ожидают его в самом ближайшем будущем. Но существовала еще одна проблема — Сю Нинь. Как отреагирует чиновник, если Гунсунь без его ведома станет выплачивать бандитам дань? В принципе Шан сейчас очень хорошо зарабатывал и мог бы пустить в ход собственные деньги, но какое-то чувство подсказывало ему, что не все так просто. Бандиты на то и бандиты, что могут в любой момент создать новую проблему, которую удастся решить только с помощью Сю Ниня. И как тогда Гунсунь объяснит ему причину разборок с вымогателями и то, откуда они взялись?

— Мне нужно время подумать, — сказал Шан, когда Витим озвучил сумму отступных.

— Дня хватит?

— Неделю.

— Неделю? Да ты совсем ох… — прозвучало слово, которое Гунсунь узнал одним из первых в России.

— Мне нужна неделя, — упрямо повторил булочник.

После короткой дискуссии высокие договаривающиеся стороны пришли к компромиссу. Шан получит неделю, но в случае согласия отсчет дани пойдет со дня переговоров. Если же хлебопек откажется платить, то… тут Витим сделал жест, будто откручивал шею цыпленку и зло рассмеялся.

После его ухода Гунсунь связался с Сю Нинем. И снова в Россию помчался гонец для выяснения обстоятельств. Не боясь прослушки, Шан подробно рассказал ему о вымогателе. Гонец, проинструктированный Сю Нинем на все или почти все случаи жизни, отнесся к беде Гунсуня равнодушно. Он, конечно, не знал о грандиозном замысле товарища Мо, но понимал, что в сравнении с решаемой задачей жалкие рэкетиры с требуемыми ими деньгами выглядят просто смешно.

— Надо платить, — коротко сказал посыльный.

— Но они хотят четверть моих прибылей! — картинно возмутился Гунсунь.

Пусть Сю Нинь знает, какие большие деньги придется отдавать Шану. Если он честный компаньон, то скостит на эту сумму долг Гунсуня.

— Ничего страшного, ведь бизнес идет так хорошо, как вы не могли даже себе представить, — пустил ответную стрелу гонец.

Шан сконфуженно замолчал. Ведь без семян, регулярно поставляемых Сю Нинем, Гунсунь не стал бы крупнейшим в городе хлеботорговцем. Скорее всего, он бы до сих пор выживал исключительно благодаря китайской диаспоре. Впрочем, если бы не семена, его бы вообще здесь не было.

Кроме проблемы вымогателей посланец Сю Ниня обсудил с Шаном еще один вопрос, только добавив этим хлеботорговцу головной боли. Зато теперь тот мог спокойнее говорить с рэкетиром. Чувствуя за спиной мощную поддержку, Гунсунь сразу заявил:

— Вы хотите получать большие деньги, но хотя бы часть из них надо отработать. Возможно, у меня возникнут проблемы, которые у вас в стране решаются только вашими методами. Я не говорю, что проблемы возникнут обязательно, но если так случится, вы должны будете их решить. Заодно я выясню, на самом ли деле вы тот, за кого себя выдаете.

От такой наглости Витим на минуту потерял дар речи. Чтобы какой-то барыга диктовал ему свои условия! Да он сейчас по стенке его размажет.

И размазал бы, но его смутила уверенность Гунсуня, твердость в отстаивании собственного решения. Витим даже попытался зайти с другой стороны, поднять цену, но Шан решительно и одновременно аргументировано заявил:

— Если мы продолжим ругаться, то ни до чего не договоримся. В этом случае я пострадаю, но и вы не получите денег. Мир всегда лучше войны.

Витим зыркнул волком, однако сбавил тон. Чертов китаец был прав. Акции устрашения могут пропасть даром, стоит ли затевать бучу в стремлении заполучить еще немного бабок, рискуя потерять все? Да, Витим падал в собственных глазах, уступая требованиям барыги, но китаец был прав. Он выдвинул вполне разумные требования, которые следовало принять, поскольку и деньги Гунсунь соглашался платить немалые. Для приличия поспорив, бандит дал свое согласие.

Разборки с Витимом пришлись на время очередных семейных неурядиц. Опять Гунсунь с женой беспокоились из-за сына. Тот продолжал встречаться с дочкой дворника, упорно не желая замечать изменений в имущественном положении своего родителя. А Шану теперь было зазорно даже подумать о таких родственничках. Кто он, и кто они? И жена подбрасывала уголька в топку возмущения, бурча всякий раз, когда единственный ребенок отправлялся на встречу со своей сомнительной избранницей.

Гунсунь уже воспарил в мечтах, ему виделся роскошный дворец, возведенный на родине благодаря заработанным в России деньгам. Еще ему виделись самые уважаемые граждане родного города, выходившие из своих лимузинов и поднимавшиеся по роскошной лестнице навстречу семейству Гунсуней, среди которых подле сына будет занозой в ягодице торчать эта голодранка. А гости будут спрашивать — обязательно спросят:

— Кто эта девушка?

И Шану придется отвечать, пунцовея лицом:

— Дочка рыночной продавщицы и дворника.

Тогда и зародился план — отправить сына домой к родителям жены. Они жили в большом городе, где имелось целых четыре института. Пусть сын выучится в одном из них. Тем более, что особых талантов хлебопека у любимого чада Гунсунь при всем старании не обнаружил. Зато у сына проявились организаторские способности. Это не могло не радовать. Его ребенок мог двинуться по партийной линии, сделать хорошую карьеру. У них бы возник замечательный семейный дуэт, отец-бизнесмен и сын — партийный функционер. Такое сочетание обещало новые возможности.

Впрочем Гунсунь не собирался взлетать слишком высоко, положение одного из самых влиятельных людей в родном городе его бы вполне устроило. Главное — уберечь сына, спасти его от унизительного брака. Ради этого Шан был даже готов несколько лет прожить вдали от единственного ребенка. И жена с ним целиком согласилась, при этом вдруг смутившись, когда булочник упомянул о единственном ребенке.

Но планы Гунсуня так и остались планами. Неожиданно и тайно явился Сю Нинь собственной персоной. Уже по этому стало ясно, что готовится серьезнейшее мероприятие. Еще больше насторожил Шана решительный отказ чиновника от застолья в честь дорогого гостя. В ответ на приглашение Гунсуня тот сказал:

— Я только перекушу, утолю голод. Я хочу уже сегодня покинуть ваш дом, а нам предстоит важный разговор.

До этого Сю Нинь много раз удивлял Шана. И предложением сродни приказу отправиться в Россию, и созданием в чужой стране самых благоприятных условий, и быстрым решением труднейших вопросов. Но сказать, что сейчас чиновник удивил Гунсуня, значило ничего не сказать. Хлебопек был потрясен. И было от чего. Для начала Сю Нинь уточнил:

— Ты контролируешь больше четверти хлебной торговли города, а единственный государственный завод — около трети. Верно?

— Да, — подтвердил Шан.

— Выходит, без малого половина в руках у частников. Ты выкупишь их долю.

— Но как? — непроизвольно воскликнул Гунсунь. — У меня для этого слишком мало денег. И они могут отказаться.

— Деньги ты получишь. Огромные деньги. Их хватит и на этот город, и на всю область. В случае отказа сообщишь мне, мы примем меры. Но лучше это исключить, ты должен найти аргументы, которые заставят людей согласиться.

— Я уже знаю, как мне уговорить наших хлеботорговцев, но в других городах обязательно возникнут сложности.

— Я знаю, поэтому и сказал о помощи. Теперь еще один важный момент. Все пекарни, которые окажутся под твоим контролем, официально должны принадлежать старым владельцам или подставным лицам. В каждом конкретном случае будешь решать, как тебе удобнее. И все они продолжат выпекать свой хлеб, — тут бывший чиновник сделал паузу, забавляясь изумлением, появившимся на лице Гунсуня. — Разумеется, с обязательным использованием наших добавок… Я все сказал, теперь должен уходить.

Крупнейшего местного частного хлебопромышленника Шан хорошо знал, и воспоминания о первом знакомстве с ним до сих пор вызывали у него улыбку. Самоуверенный русский соизволил пожалеть Гунсуня, заявив ему:

— Знаю я, какой в Китае хлеб. Не хлеб, а одно название. Поэтому я тебе немного помогу, хотя лучше послушайся доброго совета. Бери ноги в руки и беги домой без оглядки. Здесь ты пустишь на ветер все свои деньги.

С того дня прошло много времени, за которое с хлебопромышленника слетела его спесь. До появления Гунсуня он держал в руках пятую часть городского рынка, с тех пор его доля уменьшилась на треть. Что характерно — после того, как дела Шана резко пошли в гору, конкурент начал сторониться его и при случайных встречах воротил нос. Бедного, разоренного китайца он был готов пожалеть, преуспевающий сын Поднебесной вызывал у него резкий приступ ксенофобии.

Однако на встречу торговец согласился охотно. Возможно, надеялся узнать о планах или даже каких-то секретах удачливого соперника. Гунсунь сразу же пустил в ход тяжелое оружие — факты. Торговец, конечно, сам знал о своем ухудшающемся положении, однако к месту напомнить об этом не мешало. После этого китаец угрожающе пообещал:

— Через год ваш бизнес сократится еще раза в три. На вашем месте я бы его продал.

— Кому?

Судя по заданному вопросу, торговец уже обдумывал этот вариант.

— Мне.

Торговец злорадно усмехнулся:

— Не хватает мощностей, а строить новые долго и дорого. Решил выкрутиться за мой счет. Это обойдется тебе в полтора миллиона.

Цена была явно завышенной.

— Миллион двести.

— Я сказал — полтора!

— Через год ваш бизнес уменьшится втрое, — напомнил Гунсунь. — Тогда его вообще никто не купит.

— Сегодня он стоит полтора миллиона, — упрямо заявил торговец.

— Но вы не знаете моих условий.

— Каких таких условий?

— Завод остается в вашем распоряжении. Мои люди станут отвечать только за поставку муки и добавок.

— Хитро придумал! Я отдам ему завод и еще буду там работать в качестве управляющего. На общественных началах или зарплату мне положишь?

— Как любому директору завода.

— Ты хитрый, Шан Гунсунь!

Китаец в самом деле рассчитал точно.

Хлеботорговцу была одинаково важна как прибыль, так и сама работа. Он не мог на обещанные миллион с лишним купить автомастерскую или магазин одежды. Ему всегда нравилась печь хлеб, без этого он не представлял своей жизни. Сделка позволяла бизнесмену работать спокойно, не опасаясь разорения. Хотя уже на чужой карман.

— Когда оформим продажу?

— Хоть сейчас.

Бизнесмен удивленно посмотрел на Шана.

— Мне достаточно вашей расписки.

— Если я откажусь выполнять условия, с распиской могут возникнуть… нет, ничего не возникнет! Все же ты очень хитрый, Шан Гунсунь. Я понимаю твой замысел. Ты собираешься рано или поздно забрать в свои руки все городскую торговлю хлебом. Но хочешь сделать это втихаря, через подставных лиц. Умно, ничего не скажешь. А если я взбрыкну, ты постараешься сделать так, чтобы о тайной продаже стало известно всему городу. Тебя народ худо-бедно поймет. Любой человек стремится расширить бизнес, особенно, когда его дела идут хорошо. А меня проклянут как предателя Родины, человека, совершившего тайную сделку с китайцем и тем самым подтолкнувшим его к хлебной монополии. Возможно, со мной перестанут здороваться даже близкие люди. Но я дам тебе расписку. Это лучше, чем года через два объявить себя банкротом. А мне хочется еще много лет заниматься любимым делом.

Почти все остальные хлебопеки-частники приняли условия китайца. В городе у Гунсуня не осталось конкурентов кроме государственного хлебозавода.

— Давай, ребята, пошевеливайся! — восклицал Игорь Гуняшев, подкрепляя аудиообращение видеорядом.

Попросту говоря, подавал пример собственным ударным трудом. Грузчики дружно подхватывали его порыв. Конечно, бригадир им попался странный, в большинстве нюансов погрузки хлеба разбирался, как житель пустыни в плавании баттерфляем. Утверждал, будто до этого работал на автозаводе. Может, и так, хотя самые опытные грузчики выражали в этом сомнение. Зато Гуняшев был здоров как бык, в расцвете сил и быстро учился. А, главное, Игорь отличался безукоризненной честностью. В новой России уже стало традицией — если ты хотя бы маленький начальник, то непременно должен схимичить, положить часть чужих денег в свой карман. Гуняшев делил заработок открыто и по заслугам, порой обделяя себя. Народ ценил такое отношение, и каждый дорожил своим местом. Только вначале кое-кто являлся на работу с бодуна, затем это прекратилось. По выходным еще позволяли себе накатить пузырь, но в будни ни-ни. И работали китайцам на зависть. В трудолюбии азиатов было трудно переплюнуть, но русский человек брал силушкой и смекалкой.

Бригада закончила погрузку, и в наступившем перерыве Гуняшев высмотрел одного из русских хлебопеков. Он тут же подошел к нему. Грузчики уже заметили повышенный интерес Игоря к людям, занимающимся выпечкой хлеба, и беззлобно подкалывали своего бригадира:

— Надоела черновая работа? Мечтаешь надеть белый халатик и шастать между подчиненными, раздавая им ценные указания? Мы тебя уже не устраиваем.

Игорь отшучивался, но всякий раз, заметив одного из двух русских хлебопеков, затевал с ним разговор. Внешне его интерес был безобидный. Он спрашивал, почему китайский хлеб пользуется у горожан бешеным спросом, что в нем такого особенного? Причем вопросы эти он задавал между делом, главным образом говоря о пристрастиях хлебопеков. Каким-то образом Гуняшев разведал, что один из мастеров увлекается дачей, выращивает на ней особые сорта клубники и даже скрещивает их между собой. Мичуринец-любитель, блин! Хобби второго хлебопека было самым обычном, свободное время он отдавал рыбалке.

Выслушивая их рассказы и изредка вставляя свои замечания, Гуняшев ловко выбирал момент для вопроса насчет хлеба. Но всякий раз его ждало разочарование. Русские мастера не находили в нем ничего замечательного. Хотя при этом честно и с удивлением признавались, что пристрастились к нему и едят с большим удовольствием. При этом только после нескольких замечаний Игоря они предположили, что причина такой популярности хлеба может быть связана с добавками.

На этом все обрывалось. Добавки хранились в специальной комнате, запертой на ключ, с ними имели дело только китайцы. Гуняшева так и подмывало спросить:

— Неужели дело настолько безнадежно? Разве трудно украсть маленькую щепотку?

Но он не торопился с такого рода предложением. Сначала надо было по-настоящему сдружиться с хлебопеками, посидеть с ними за бутылкой. А если прямо сейчас пристать к ним, как репей, они могут стукнуть хозяину на не в меру любопытного грузчика.

Возвращаясь домой, Гуняшев регулярно писал отчеты. С каждым разом они давались ему все труднее, поскольку ничего нового, свидетельствующего о продвижении к цели, он добавить не мог. Откровенно говоря, он с самого начала был не в восторге от нового задания. Ведомство, где он служил, занималось более серьезной работой. А тут какой-то хлеб! Что в нем такого? Да пусть китайцы хоть весь Дальний Восток с Сибирью в придачу завалят своим хлебом, как завалили все страну низкосортным ширпотребом. Неужели это отразится на безопасности государства? Пока есть нефть с газом, и хлеб их скупим, и как-то пристроим людей, оказавшихся без работы. В те же далекие времена, когда закончатся энергоносители, Гуняшев не заглядывал, ограничиваясь успокоительной мыслью:

— Обязательно выкрутимся. Русский человек из любого положения умудряется выкарабкаться.

О том, что именно умудряется выкарабкаться, а не выйти с достоинством, Игорь как-то не задумывался. Но его насторожила другая мысль, пришедшая ему в голову:

— А что, если хлеб — только начало, и китайцы собираются прибрать к рукам все местное производство? Отработают на хлебе основные методы захвата, изучат типичные ошибки, чтобы потом их избежать, и покажут тут нам ихнюю, китайскую кузькину мать! Скупят заводы, фабрики, пароходы, а потом и к сырью клещом присосутся.

Тогда его работа имеет значение, которое трудно переоценить. В случае успеха он станет народным героем. Не сразу, конечно, а после смерти. Им, бойцам невидимого фронта, при жизни светиться категорически противопоказано. Зато ордена, чины и прочие регалии вручат сразу же после разоблачения коварных замыслов беспокойного южного соседа.

Гуняшев имел некоторые основания так думать. Его послужной список выглядел безукоризненным. За долгие годы лишь одно проваленное задание. Подполковник, рекомендовавший Игоря Лошкареву, проглядел один существенный момент. Гуняшеву поразительно везло. Дела, которые ему поручались, не требовали от непосредственного исполнителя большого ума. В них нужны были напор, железная хватка, личное мужество. Эти качества присутствовали у Гуняшева с избытком. Когда же для решения задачи понадобилось изворотливость ума, Игорь с треском провалился. Начальник Гуняшева этот недостаток подчиненного проигнорировал, а Лошкарев о нем просто не знал. Игоря стали готовить к внедрению, план которого дважды пересматривался. Наконец остановились на грузчиках. Гуняшева за пару дней обучили азам этой профессии, но что такое пара дней, когда люди занимались этим годами? Пришлось Игорю завоевывать авторитет другими способами. И его щедрость объяснялась просто – крепкий профессионал, он был готов пожертвовать всем ради выполнения порученного ему задания. Вот только его аналитические способности оставляли желать лучшего. Игорь не понимал, отчего начальство так сильно интересуется какими-то добавками. Ведь с его точки зрения гораздо важнее было изучить саму стратегию захвата рынка. Игорь не знал, что квалифицированные химики буквально на молекулы разобрали хлеб Гунсуня, но выделили лишь ничтожное количество подозрительного вещества. Определить его свойства и влияние на человеческий организм в том виде, в котором оно находилось в хлебе, не представлялось возможным. Поэтому так важно было заполучить сами добавки, причем так, чтобы китайцы об этом не знали. По этой причине вариант с имитацией ограбления отпадал, и все надежды возлагались на Гуняшева. А тот не спешил их оправдывать.