Операция «Ледокол»

14. МИР ДЛЯ ГЕРОЕВ

— Когда война закончилась и фюрер умер благородной смертью в Берлине, — начал фон Глёда.

— Он принял яд и застрелился, — возразил Бонд. — Далеко не благородная смерть.

Фон Глёда, казалось, его не расслышал:

— Я подумывал вернуться в Финляндию и, быть может, даже спрятаться там. Да, я числился в списках Союзников, но скорее всего я жил бы в там в безопасности. В безопасности, но в постоянном страхе.

Чем дальше продолжалась история фон Глёды — скрывался в Германии, связался с нацистскими эвакуационными организациями Spinne (Паук) и Kameradenwerk, — тем больше Бонд понимал, что имеет дело далеко не с обыкновенным престарелым фашистом, живущим грезами о былой славе, умершей еще в берлинском Фюрербункере.

— Писатели назвали ее ODESSA (Организация бывших служащих СС), — с долей меланхолии произнес фон Глёда, — хотя, пожалуй, это чересчур романтичное название для подпольной группы, которая вытаскивала наших из лап Союзников. Преданные офицеры СС проделали тогда грандиозную работу! У них хватило мозгов предвидеть, чем все это закончится.

Как и многих других, Аарнэ Тудеера мотало с места на место.

— Вы, конечно, знаете, что Менгеле — «ангел смерти» из Аушвица — после войны целых пять лет преспокойно жил инкогнито в родном городке. Правда, со временем нам всем пришлось бежать.

Сперва фон Глёда вместе со своей боевой супругой переехал в Аргентину, а позже он оказался в авангарде тех, кто спрятался в хорошо защищенном лагере, в труднодоступных джунглях Парагвая.

— Там были все — те, кто в розыске: Мюллер, Менгеле, даже Борман. Да, да, Борман остался в живых. Сейчас его уже нет. Однако он все же сбежал тогда из берлинского бункера и прожил еще много лет. Когда Борман был на смертном одре, к нему даже приехал один американский писатель. Позже он издал книгу, которую, разумеется, никто не воспринял всерьез, а ведь в ней была написана правда!

С каждым днем Аарнэ Тудеер — имя тогда он еще не сменил — становился все больше и больше недоволен своей компанией.

— Они вели себя как дешевые актеришки, — огрызнулся он. — Когда Перон был у власти, все они, конечно, повылезали. Даже проводили съезды и митинги. Конкурс красоты «Мисс Наци 1959»! Наконец-то, мечта фюрера воплотилась! — Он злобно, с отвращением фыркнул. — Это были одни разговоры! Ленивая болтовня. Они жили всего лишь мечтами. Они подчинились своим мечтам. Растворились в них. Они потеряли смелость. Забыли о былом героизме. Перестали понимать сущность идеологии, которую преподнес им Гитлер!. Понимаете, мистер Бонд. Я убежден, что Адольф Гитлер был единственным, кто мог управлять этой машиной. Единственным, кто обладал силой воли и стремлением подарить людям настоящий мир при национал-социалистическом режиме. Другие? Отбросы, какими были с самого начала. Гитлер был на голову выше любого лидера своего времени. Взгляните хотя бы на его современников — фашистов. Да, Франко выжил, но его проклятье — мозги клерка из провинциального городка. Ни виденья, ни амбиций. После гражданской войны ему было проще некуда достичь своего.

— А Муссолини? — спросил Бонд.

В это раз фон Глёда хохотнул:

— Этот лавочник? Ленив и тщеславен, как сутенер. Не напоминайте мне о Бенито Муссолини. И о тех, кто появился за последние годы. Нет, Бонд, на свете существовал только один единственный настоящий Вождь. Гитлер. Гитлер был прав. Если национал-социализм и сгорел дотла, то ему суждено как фениксу восстать из своего пепла. В противном случае, коммунизм успеет заполонить Европу еще до конца этого века, а потом и весь мир.

Вскоре фон Глёда стал уверять горстку тех, кто еще жил мечтами, что главный удар надо нанести, когда в мире настанет хаос, когда мир потеряет цели и идеи, когда все начнут в панике искать вождя, который смог бы повести их за собой. «И тогда пробьет наш час, — заявил им он. — Коммунистический режим обязательно замнется перед своим решительным броском».

— Но все случилось совсем не так. — Бонд знал, что его единственная надежда — найти с этим человеком общую точку зрения, как у заложника, который должен расположить к себе террористов.

— Разве? — Тут граф даже рассмеялся. — Да получилось даже лучше, чем мы могли себе представить! Вы посмотрите, что в мире творится! Советы проникли в профсоюзы и правительства всего Западного мира, начиная от Британии и заканчивая Америкой. Они копают под самих себя. Ведь согласитесь, что Восточный блок медленно рушится!

Тут, конечно, Бонд был полностью с ним согласен. И каким бы сумасшедшим фон Глёда не был, он попал в самую точку. Для своего возрождения старой нацистской идеологии следовало начинать в форме очередной, так называемой, террористической группировки. В этом случае ее возьмут в штыки, а потом забудут, как очередную горстку фанатиков, которая рано или поздно сама развалится. Вот только фон Глёда успешно убеждал, что она не развалится.

— В прошлом году мы заявили о себе миру и провели несколько хорошо спланированных операций. «Трипольский инцидент» была первой из них. В этом году все будет по-иному. В этом году мы лучше вооружены и экипированы. У нас больше единомышленников. Мы получим доступ в правительства. На следующий год начнет действовать наша Партия. Легально. Пройдет еще два года — и мы станем настоящей политической силой! Гитлер будет оправдан! Порядок будет восстановлен! А коммунизм — наш общий враг — будет стерт из истории! Люди жаждут порядка! Нового порядка! Это будет мир для героев! Без холопов и жертв режима!

— Без жертв? — с интересом переспросил Бонд.

— Вы понимаете, о чем я, Бонд. Конечно, отбросам там будет не место. Уберем отбросы — и останется высшая раса. Но не немецкая высшая раса, а европейская высшая раса.

В возможности всего этого Аарнэ Тудеер умудрился убедить нескольких самых старых нацистов в Парагвае.

— Шесть лет назад, — гордо сказал он, — они выделили мне огромную сумму наличными. Почти все, что было на счетах швейцарских банков. Дело в том, что еще в конце шестидесятых я поменял паспорт и фамилию. Хотя лучше будет сказать: получил фамилию заново. Между моим родом и теперь уже несуществующими фон Глёдами действительно существуют кровные узы. Вот. Потом время от времени я приезжал в Парагвай. А четыре года назад с головой ушел в работу. Я исколесил мир, Бонд, организовывал, планировал, отсеивал зерна от шелухи. Я хотел начать проводить теракты в прошлом году.

— Фон Глёда явно увлекся своим рассказом. — Проблема, как всегда, была в оружии. Людей я мог обучить — у меня множество отрядов, полно опытных инструкторов. Другое дело оружие. Мне было бы нелегко покупать его от имени ООП (Организация Освобождения Палестины), Красных бригад или, скажем, от ИРА (Ирландская Республиканская Армия).

Фон Глёда вернулся в Финляндию. Его организация начинала постепенно формироваться. Оружие и секретный штаб были его основными проблемами. И тогда у него возникла идея…

— Я приехал сюда. Я хорошо знал эти места. Помнил здесь каждый камушек.

В частности он помнил об одном бункере, который был построен русскими, а позже укреплен немцами. Фон Глёда переехал в Саллу и прожил там шесть месяцев. Все это время он тайно посещал Россию, пользуясь контрабандными путями через границу. Граф был поражен: основная часть бункера осталась нетронутой! И тогда он официально, от имени Финского Министерства торговли обратился к Советским властям.

— Пришлось поторговаться, но в итоге они все же позволили мне проводить здесь работу: поиск подземных минералов. Каких — они не вдавались в детали, а я не заострял особого внимания. Ведь это было хорошее вложение капитала! И Советы ничего не теряли.

Прошло еще шесть месяцев, и с помощью команды, набранной из Южной Америки, Африки и даже Англии, бункер был заново перестроен. К этому моменту фон Глёда наладил связи с двумя местными оружейными складами.

— Один из них закрыли в прошлом году. Там я достал транспорт. Я достал «бэтээры», — он ударил себя в грудь, — и Я заключил сделку с этими предательскими тупорылыми мордами в «Русаке». Идиоты! Продали себя за гроши…

— Себя и уйму техники — ракет, которые, как я полагаю, вы еще не использовали. — Упомянув этот факт, Бонд получил взамен резкий взгляд.

— Потерпите немного, — кивнул фон Глёда. — Еще год — и мы прибегнем к тяжелой технике. И не только к ней.

Тишина.

Быть может, фон Глёда ждал поздравлений? Возможно.

— Я смотрю, удача буквально плыла прямо вам в руки, — сказал Бонд тоном диктора, читавшего по радио дешевый пародийный детектив, однако фон Глёда воспринял его всерьез.

— Да. Да, думаю так оно и сеть. Шутка ли — скупать оружие у русских солдат, у которых нет ни капли патриотизма. Не говоря уже о том, что они так и не поняли, с кем имеют дело! Болваны! Кретины!

Вновь тишина.

— Получается, что и весь мир им подстать? — предположил Бонд.

— Мир? Да. Власти им подстать. Но они еще прибегут ко мне как миленькие. Не знаю, почему я вам все это рассказываю, Бонд. Наверное, потому что вы единственный, перед кем я могу похвастаться. Да, по-настоящему похвастаться нашими достижениями. Здесь, в этом бункере, сейчас находится тысяча мужчин и женщин. Пять тысяч человек по всему миру ждут моих указаний. Армия растет с каждым днем. Мы совершаем атаки на главные правительственные центры Европы и Соединенных Штатов. Каждая спланирована до последней детали! Военная техника готова к перебазировке. После следующего удара мы пустим в ход дипломатию. Если это не сработает — снова действия, а потом — опять дипломатия. В итоге у нас будет самая мощная армия и самое большое число единомышленников в Западном мире!

— В мире для героев? — Бонд кашлянул. — Нет, сэр. У вас не хватит людей и оружия.

— Не хватит оружия? Сомневаюсь, мистер Бонд! За эту зиму мы уже вывезли массу оружия! На «бэтээрах» и вездеходах, загруженных до самых краев! Прямо через непроходимые леса Финляндии. Сейчас эта партия ждет дальнейшей переброски под видом станков и запчастей для фермерской техники. Теперь у меня весьма хитрые методы доставки снабжения моим войскам.

— Мы знали, что вы переправляете оружие через Финляндию.

Фон Глёда даже засмеялся:

— От части потому, что я хотел этого. Правда, есть вещи, которые вам не следует знать. Теперь, с этой последней партией товара, я готов передислоцировать свои силы на европейские базы. Бункеры уже приготовлены. И это, как вы понимаете, одна из проблем, касающихся вас.

Бонд в недоумении нахмурился, но самозванный вождь нового Рейха уже принялся рассказывать о том, как он договорился с людьми в «Русаке».

Выгодная торговля, налаженная с сержантским составом из «Русака», некоторое время шла довольно успешно. Но однажды в «Ледяной дворец» прижал начальник их склада. (По словам фон Глёды: «человек не особо дальновидный».) Он был в панике. На базе внезапная ревизия! Приехавшие два полковника, извергая гром и молнии, обвиняли всех и вся, включая самого.

Начальника склада. Фон Глёда предложил ему с подобающим офицеру достоинством потребовать у ревизоров, чтобы КГБ провело полное расследование.

— Я знал, они клюнут на это. Что мне нравится в русских, так это их умение переводить стрелки. Начальник склада и его люди попались, а ревизоры были в ужасе от количества пропавшей техники. Выражаясь образно, они оказались «под перекрестным огнем». Каждому хотелось сбросить эту проблему на кого-нибудь другого. На кого же, как не на КГБ? — предложил я.

Да, граф фон Глёда продемонстрировал идеальное чувство самосохранения, тут Бонд был согласен. Третье управление (Вооруженные Силы) непременно захотело бы скрыть подобный инцидент. Исчезновение в снегах Арктики такого громадного количества боевой техники и боеприпасов Третьему управлению не пришлось бы по вкусу. Кем бы этот самозванный фюрер ни был, но он показал себя прекрасным стратегом и знатоком русского менталитета. Граф понимал: за ГРУ расследование закончит Отдел «В». И ясно почему: если в дело вступит Отдел «В», он не оставит ни единого следа — никакой пропавшей боевой техники и никого, кого можно было бы потом допросить. Абсолютная чистка: не исключено, что на оружейном складе произошло бы ужасное ЧП — например, взрыв, который унес бы жизни всего персонала.

— Я приказал этому придурковатому русскому, чтобы тот посоветовал связаться со мной первому же визитеру из КГБ. Сперва в «Русаке» появились гэрэушники. Они задержались всего на пару дней. Потом приехал Коля. Мы с ним выпили. Вопросов он не задавал. И я прямо спросил его, чего бы ему хотелось больше всего на свете для повышения по службе? И мы заключили сделку. Прямо в этом кабинете. «Русак» исчезнет через неделю. Никакой шумихи. И никаких денежных операций. Коле нужно было только одно. Вы, мистер Джеймс Бонд. На тарелочке. Я лишь играл роль обыкновенного марионеточника: сказал ему, как выманить вас, чтобы доставить ко мне, и дать мне пару часов на разговор с вами. Затем Отдел «В», с которым вы так часто сталкивались как со СМЕРШ, получает вас. Живым. Или же мертвым.

— А вы продолжите строить Четвертый рейх? — спросил Джеймс Бонд. — После чего весь мир заживет на веки счастливо?

— Что-то в этом духе. Но я что-то заговорился. Мои люди ждут. Они хотят поговорить с вами…

Бонд поднял руку.

— Хоть я и не вправе задавать вам вопросы, и все же я посмею спросить: эту подставку с совместной операцией придумали тоже вы?

Он кивнул.

— Я объяснил Коле, как все обставить и заменить людей. Правда, я не просил, чтобы Моссад представляла моя блудная доченька.

— Ривка. — Бонд вспомнил их ночь в отеле.

— Да, так она теперь себя называет. Насколько я знаю. Ривка. Будете хорошо себя вести, мистер Бонд, и я, возможно, сжалюсь и разрешу вам повидать ее перед отъездом в Москву.

Так значит, она жива! Она здесь, в «Ледяном дворце»! Бонд сделал над собой усилие внешне не проявлять никаких эмоций. Он просто пожал плечами.

— Вы сказали, что со мной хотят поговорить ваши люди?

Фон Глёда вернулся за свой стол.

— Не сомневаюсь, что шишкам из Москвы не терпится вас заполучить, но моя разведка тоже хочет поговорить с вами об одной проблеме.

— Правда?

— Правда, мистер Бонд. Нам известно, что ваша Секретная служба держит одного из наших — солдата, который не выполнил свой долг.

Бонд пожал плечами, на его лице застыло выражение наигранного недопонимания.

— Все мои солдаты преданы мне. Они знают, что главная Цель — прежде всего. Это причина нашего успеха. Никто не сдается в плен. Каждый член НСДА дает клятву, что скорее примет смерть, нежели замарает честь солдата. За последний год ни в одной операции никто из моих людей не был взят живым! Никто, кроме… — фраза повисла в воздухе неоконченной. — Ну? Может, вы расскажете, Джеймс Бонд?

— Мне нечего вам рассказывать. — Это прозвучало мягко и спокойно.

— А я думаю, есть. Операция, в которой мои люди уничтожили трех Британских подданных при выходе из Советского посольства. Вспоминайте, вспоминайте, Бонд.

Бонд уже вовсю напряженно обдумывал ситуацию. Он вспомнил инструктаж и мрачное лицо М, когда тот упомянул о допросе солдата НСДА, которого держали под арестом в здании Штаба. Солдата, который пытался застрелиться. Что тогда сказал М? «Прицел у него сбился». И никаких деталей.

— Я предполагаю, — голос фон Глёды понизился почти до шепота, — я предполагаю, что любую информацию, выбитую из этого пленника, должны были предоставить вам на инструктаже перед тем, как отправить вас к Коле. Я хочу узнать. я должен узнать, как много этот предатель вам рассказал. И вы мне об этом расскажете, мистер Бонд.

Бонд умудрился выдавить из своего пересохшего горла смешок.

— Вы извините, фон Глёда…

— Фюрер! — взвизгнул фон Глёда. — Как и все, вы будете называть меня «фюрером!»

— Финского офицера, перебежавшего к нацистам? Финского немца с манией величия? Я не могу назвать вас «фюрером». — Бонд произнес это тихим голосом, еще не ожидая, в какую ответную тираду выльется его заявление.

— Я не признаю никаких национальностей! Я не финн и не немец! Вы спросите: а не Геббельс ли пропагандировал идеи Гитлера? А я скажу, что это немецкий народ не имеет права на существование! Потому что они не оправдали себя! Они не смогли проникнуться великой нацистской идеологией! Они сгинут с этого света, и родится новая Партия! Она-то и продолжит дело.

— Но пока что никто никуда не сгинул.

— Это не важно. Я предан Партии и Европе. Всему миру. Сейчас рдеет рассвет Четвертого рейха! И любой, даже маленький клочочек информации, важен для меня. И вы дадите мне его!

— Я ничего не знаю ни о пленнике, ни о допросе.

Фон Глёда внезапно вскочил, его лицо задергалось в бешеных конвульсиях. Глаза пылали.

— Вы будете говорить и расскажете мне все, о чем знаете! Все, что известно Британской Секретной службе об НСДА.

— Мне нечего вам рассказывать, — повторил Бонд. — Не можете же вы заставить меня говорить о том, о чем я не знаю! Да и что вы со мной можете сделать? Чтобы продолжить свое дело Партии, вы должны передать меня в Колины руки! Уговор дороже денег!

— О, мистер Бонд, не будьте таким наивным. Своих людей и боевую технику я могу вывести отсюда за двадцать четыре часа. Коля тоже продал душу своим амбициям. Ему кажется, что он обретет власть, если ступит на площадь Дзержинского с вами — с человеком, которого уже так давно хочет заполучить СМЕРШ. Вы что думаете? его начальство знает, чем он тут занимается? Конечно же, нет! Коля хитер — как и всякий хороший разведчик или солдат. Отделу «В» Первого управления известно лишь то, что он ищет здесь пропавшую боевую технику. Никто и не сунется его искать. Понимаете теперь, Джеймс Бонд? Вы купили мне время, только и всего. Шанс завершить мою маленькую сделку и возможность убраться отсюда. Колю Мосолова можно пустить в расход. Равно как и вас.

Бонд лихорадочно размышлял. Неонацистские террористы фон Глёды и в правду за прошлый год натворили много бед. М самолично утверждал, что все Западные правительства воспринимают Национал-Социалистическую Действующую Армию абсолютно всерьез. Бонд вспомнил мрачные предупреждения М после разговора о пленном солдате НСДА. Вполне логично предположить, что этот парень выложил Секретной службе массу полезнейшей информации: и о мощи фон Глёды, и о его потайных базах. Вывод: Сикрет Сервис, а может и не только она, уже знает, где находится секретный Штаб фон Глёды, и не исключено, что при помощи специалистов аналитиков уже установлены все возможные варианты расположения будущего командного поста.

— Значит, меня можно пустить в расход из-за одного единственного пленника, — начал Бонд. — Одного, которого либо держат, либо не держат мои люди. Очень трогательно, если вспомнить о миллионах, которых ваш предшественник согнал в лагеря, уничтожил в газовых камерах и сгноил рабским трудом. Теперь все зависит от одного единственного человека.

— Очень остроумно, Бонд, — сухо отметил фон Глёда. — Но если б все было так просто. На самом деле все гораздо сложнее. Посему прошу вас, отнеситесь к этому соответствующим образом. Рисковать я не могу.

На секунду граф замолчал, словно размышляя, как проще объяснить Бонду создавшуюся ситуацию. Наконец он заговорил:

— Понимаете, никому из присутствующих здесь, даже людям из моего Генштаба, неизвестно точное местоположение моего нового Командного поста. Ни Коле, которому я показал путь к власти, даже скажем, проложил путь к власти. Ни Поле, ни Бухтману-Тирпицу. Никому. Но, к несчастью, есть несколько человек, которые — хотя и несознательно — все же держат у себя в головах эту информацию. Разумеется, в первую очередь это те мужчины и женщины, которые в данную минуту находятся там. Но есть и другие. Например, люди, ответственные за операцию в Кенсингтон Палас Гардэнс, у ворот Советского Посольства. Дело в том, что отсюда они были направлены на новый Командный пост, на инструктаж, и уже оттуда отправились в Лондон на задание. Отчитались все кроме одного. По моим сведениям он не покончил с собой и угодил в лапы вашей организации. Он опытный парень, но даже бывалый офицер может попасть в ловушку. Ну а теперь, мистер Бонд, просто сложите одно с другим. От вас я хочу услышать две вещи. Первое: выдал ли он вам место расположения моего нового штаба, где я намереваюсь вскоре обосноваться; и второе: где его держат?

— Я не знаю ни о каком пленнике.

Фон Глёда обдал Бонда совершенно спокойным взглядом.

— Возможно, вы говорите правду. Сомневаюсь, конечно, но кто знает. Мне нужна правда, Бонд. Я почти уверен, что вы знаете, где он и что он рассказал. Только полный дурак послал бы вас на задание, не снабдив всеми деталями.

«Быть может, фон Глёда, ты и умен, — подумал Бонд. — Ты, несомненно, осмотрителен и хитер. Однако, судя по твоей последней реплики, ты ни черта не смыслишь в вопросах системы безопасности. И зря ты назвал М дураком»!

— Вы думаете, что мне сообщили бы все детали? — Бонд склеил снисходительную улыбку.

— Я уверен в этом.

— Тогда получается, что полный дурак — вы, сэр, а не мои шефы.

Фон Глёда издал грубый, короткий смешок.

— Ладно, упирайтесь себе. Но я не могу рисковать. Я все равно доберусь до правды. Мы знаем, как довести человека до грани. Если вам нечего сказать, вы ничего и не скажете, и тогда я буду знать, что мне нечего бояться. Если же вам известно хотя бы место, где держат моего человека, то эту информацию я тотчас же передам в Лондон. Его, конечно, могут держать в самых недоступных местах, но моя лондонская команда все равно достанет его. Не успеете оглянуться.

Мог ли один из отрядов фон Глёды проникнуть в штаб Секретной службы? Очень сомнительно, но проверять это не хотелось.

— А что если меня сломят и я солгу? Что если я скажу: да, есть такой пленник — хотя, уверяю вас, мне ничего о таковом не известно — и он выдал нам всю нужную информацию?

— Тогда получится, что вам известно местоположение нового Командного поста, мистер Бонд. Видите, как ни крути, а вам не выиграть.

«Железная логика! — подумал Бонд. — Ты же различаешь только черное и белое!»

— И вот еще что, — фон Глёда поднялся. — Мы, мистер Бонд, здесь придерживаемся старых и проверенных методов допроса. Они очень болезнетворны, но зато очень эффективны. Я не доверяю Колиной методике «химических допросов». Вас, мистер Бонд, ждет, мягко говоря, исключительный дискомфорт. Я собираюсь довести вас до болевого порога. Доктора говорят, что еще не родился тот человек, который бы не сломился под той пыткой, которую мы для вас приготовили.

— Но я ничего не знаю.

— Тогда вы не расколитесь, чем вы меня в этом и убедите. А пока, отчего не избежать худшего? Расскажите мне о пленнике, где его держат, что он рассказал.

Секунды неумолимо бежали, в голове Бонда почти слышалось тиканье часов. Ему даже показалось, что откуда-то издалека доносилось пение, голоса из прошлого, певшие старую нацистскую песню:

И в последний раз винтовка заряжена…

И скоро знамена Гитлера будут развиваться над баррикадами.

Это была песня Хорста Весселя — гимн, который помог сплотить первую нацистскую партию. «Хорст Вессель», фашистский салют, коричневая форма, и приветствие «Хайль Гитлер», которое перетекало в бушующие, истерические вопли «Зиг Хайль… Зиг Хайль…»

Открылась входная дверь, и в кабинет Тирпиц-Бухтман, за ним — два охранника в черной форме из приемной. Они вскинули руки в салюте, и Бонд внезапно понял, что в глубинах бункера и впрямь кто-то пел.

— Ганс, ты знаешь, какую информацию мне нужно вытащить из этого человека, — скомандовал фон Глёда. — Используй все свои силы для убеждения. Действуй.

— Jawohl, mein Fuhrer (слушаюсь, мой фюрер). — Синхронно поднялись руки и щелкнули каблуки.

Охранники навалились на Бонда, схватив за локти. Запястья сковали наручники, и сильные руки потащили его из комнаты. Бонда отвели не дальше приемной. Тирпиц-Бухтман подошел к стене, покрытой гобеленом, и одернул его в сторону. Под гобеленом оказалась потайная дверь, которая со щелчком открылась.

Бухтман исчез за дверью, следом за ним — охранник, который ухватил Бонда за куртку. Другой крепко держал агента 007 за наручники. Один шел спереди, другой — сзади. Бонд понял почему: миновав дверь, они втиснулись в узенький и низкий коридорчик, где еле-еле мог пройти один человек.

Пять-шесть шагов, и стало ясно, что коридор идет под уклон. Внезапно они оказались у лестницы с голыми каменными ступеньками, освещенной тусклыми синими лампочками, которые были установлены на стенах через определенный интервал. Перилами служила веревка, просунутая через кольца, которые были вделаны в стену.

Они спускались долго — лестница была очень длинной. Поначалу Бонд пытался вычислить глубину, но вскоре отказался от этой затеи. Ступеньки становились все круче и круче. Вскоре они оказались на маленькой площадке со входом в открытую камеру. Здесь Бухтман и пара охранников одели тяжелые шубы и варежки. Бонду шубы не предложили, а он, даже в уличной одежде, начинал ощущать лютый холод, похоронно веявший из черной бездны.

Они продолжили спуск. Ступеньки становились скользкими. Стены были покрыты льдом. Они все шли и шли, все ниже и ниже, пока наконец не оказались в ярко освещенной круглой каменной пещере, полом которой служила толстая корка чистого льда. Потолок пересекала крест на крест пара деревянных балок. К ним была прикреплена лебедка с блоком, на котором висела длинная массивная цепь с крюком на конце.

Один из эсэсовцев, держась рядом с Бондом, достал свой пистолет. Второй эсэсовец открыл большой металлический ящик, инкрустированный льдом, и вытащил из него маленькую бензопилу. От их дыхания промерзшая темница наполнилась густыми облаками. Когда пилу включили, Бонд учуял запах бензина.

— Мы следим за ней очень бережно! — Бухтман не утерял американский акцент Тирпица. — О’кэй, — кивнул он эсэсовцу с пистолетом. — Раздевай эту сволочь.

Бонд почувствовал, что чьи-то руки начали его раздевать, и увидел, как бензопила впилась в пол камеры, расшвыривая повсюду кусочки льда. Даже в одежде холод приносил зверскую боль. Теперь же, когда верхнюю одежду сорвали, его тело будто бы обернули в пальто на подкладке из острых иголок.

Бухтман кивнул в сторону человека с бензопилой.

— Он выпиливает для тебя отличную ванну, старина Джеймс, — он засмеялся. — Сейчас мы находимся глубоко-глубоко под главным уровнем бункера. На этом месте — маленькое подземное озеро, чьи воды летом поднимаются выше. Сейчас ты вдоволь накупаешься в нем, Джеймс Бонд.

Пока Бухтман говорил, бензопила прогрызла пласт изо льда, оказавшийся толщиной по крайней мере в треть метра. Затем эсэсовец начал выпиливать что — то вроде круга, центр которого находился точно под цепью с крюком, со звоном болтавшейся на лебедке.