Операция «Ледокол»

3. Ножи к ужину

Приняв горячий душ и побрившись, Бонд аккуратно оделся. Как приятно было вновь облачиться в один из серых габардиновых костюмов отменного покроя и монотонную синюю рубашку от Коулс, к которым так подходил один из его любимых трикотажных галстуков от Жакс Фат. Он знал, что даже в середине зимы, в отелях и солидных ресторанах города Хельсинки принято, чтобы мужчины надевали галстуки. Автоматический пистолет «Хеклер и Кох» П-7, заменив более тяжеловесную модель ВП-70, уютно покоился под мышкой его левой руки, в кобуре с пружиной, а чтобы не замерзнуть от дикого холода, пришлось надеть утепленный танкер фирмы «Кромби Бритиш Уорм». В нем Бонд походил на военного, в особенности из-за меховой шапки, однако, как показывал опыт, в скандинавских странах лучше одеваться во что-нибудь подобное.

Спустившись в вестибюль, Бонд сел в такси, и машина не спеша покатилась по проспекту Маннергейма в южном направлении.

Тротуары главных улиц были тщательно вычищены от снега, а деревья склонялись под его тяжестью. Некоторые, словно на Рождество, были увешаны целыми гирляндами длинных сосулек, а около Национального музея, воткнувшего в небо свою острую башню, одно дерево даже походило на скрюченного монаха в белой мантии, сжимавшего в костлявой руке блестящий кинжал.

За деревьями, в морозной дымке промелькнули величавые, залитые светом купола Успенского Собора. Глядя на это грандиозное творение, Бонд сразу понял, почему киношники использовали для съемок Хельсинки, когда им были нужны виды улиц Москвы.

На самом деле эти два города похожи друг на друга, как пустыня на джунгли: современные здания финской столицы, которые спроектированы и построены со вкусом и изяществом, не могут даже сравниться с натыканными по всей Москве уродливыми безликими коробками. И только в старых уголках обоих городов возникает таинственное, чем-то жутковатое ощущение их схожести. Там, на маленьких улочках, в маленьких сквериках, где здания навалились одно на другое, их резные фасады напоминают еще ту Москву, которая была в старые добрые, а порой и недобрые времена царей, царевичей и неравноправия. Зато теперь, думал Бонд, у них было просто: Политбюро, комиссары, КГБ и… неравноправие.

Пола жила в многоквартирном доме с окнами, выходившими на парк Эспланаде, в юго-восточном конце проспекта Маннергейма. Эту часть города Бонд раньше никогда не посещал и, приехав сюда, был неожиданно приятно удивлен. Сам парк простилался между домами длинной полосой. Было заметно, что летом он превращается в настоящий райский уголок, полный деревьев, тропинок и каменных садиков. Сейчас же, в середине зимы, парк Эспланаде взял на себя другую оригинальную функцию: художники разных возрастов и способностей превратили его в настоящую галерею снежных скульптур на открытом воздухе.

Запорошенные вчерашним снегом, с любовью созданные еще в начале зимы, из сугробов торчали всевозможные снежные фигуры. Некоторые — абстрактные образы, а иногда настолько изящные работы, что трудно было представить их слепленными из снега, а не вырезанными из дерева или с огромным терпением выточенными из металла. В одних бросалась в глаза угловатая агрессия, а в других — тут же рядом — успокаивающая плавность линий. Животные — будь они слеплены с натуры или только в абстрактных формах — пялились друг на друга, а то и скалили пасти на спешащих мимо ссутулившихся от холода и тяжести своих шуб прохожих.

Такси Бонда остановилось почти напротив мужчины и женщины, слепленных из снега в натуральную величину, тесные объятия которых, судя по всему, могла разрушить только весенняя оттепель.

Вокруг парка стояли, в основном, здания старых построек, но то тут то там среди них мелькали элементы современной архитектуры, которые служили своеобразной связующей ниточкой между прошлым и настоящим временем.

Сам не зная почему, Бонд представлял себе, что Пола живет в новой, сияющей многоэтажке, однако по ее адресу он обнаружил четырехэтажный домик с яркими зелеными стенами и ставнями на окошках, разукрашенный снегом так, словно под каждым окошком в ящиках цвели заснеженные цветы, чьи длинные ледяные стебли с лепестками и бутонами, свисая, примерзли к водосточным трубам и орнаментам фасада. Создавалось впечатление, будто бы в декабре здесь поработали хулиганы с балончиками-распылителями, разукрасив белоснежной пеной дом всюду, где только смогли достать. Верхнюю часть здания делили пополам два изогнутых фронтона с деревянной отделкой, а внизу был вход, незапертая застекленная дверь. Сразу за дверью на стене висел ряд металлических почтовых ящиков, каждый — с крошечной рамочкой для карточки с фамилией жильца. В общей прихожей и на лестнице ковров не было, а сияющее полированное дерево пахло хорошим лаком. К тому же сейчас с этим запахом смешались невыносимые для голодного Бонда ароматы стряпни из чьей-то кухни.

Пола жила на четвертом этаже, в квартире 4А. Бонд, расстегивая куртку, начал подниматься по лестнице.

Он отметил, что на каждой лестничной площадке было по две двери, справа и слева. На вид они казались прочными и аккуратно сделанными. Рядом с каждой висел звонок и карточка, такая же, как и на первом этаже, на почтовом ящике.

На четвертом этаже имя Полы Вакер было элегантно выведено на визитке под звонком квартиры 4А. Из любопытства Бонд глянул на дверь квартиры 4Б: там жил некий майор А. Ниблин. Бонд сразу представил себе отставного военного, чья квартира завалена картинами баталий, книгами по стратегии, и романами о войне, о публикации которых так заботятся финские книжные издательства. Они не давали людям забыть о тех трех войнах за независимость, в которых страна сражалась против России: сначала из-за революции, потом из-за вторжения и, наконец, плечом к плечу с Вермахтом.

Бонд нажал на кнопку дверного звонка с силой, отпустив не сразу, затем встал прямо перед маленьким глазком в середине двери.

Изнутри послышался лязг цепочки. Открылась дверь — и вот она, одетая в длинный шелковый халат, небрежно завязанный поясом. Все та же Пола, все такая же соблазнительная и пленяющая.

Бонд увидел, как ее губы шевельнулись, словно она хотела сказать ему «здравствуй». И тут он понял, что это не все та же Пола. Ее лицо казалось побледневшим, рука на двери дрожала, а в глубине сероватых глаз отчетливо мелькал огонек страха.

Интуицию — как учили его в разведшколе — ты приобретаешь только с практическим опытом, ты не рождаешься с ней.

Громко Бонд произнес: «А вот и я вернулся из-за моря!» В тот же момент он выставил вперед ногу, прижав ботинок к открытой двери. И со словами «Ну как? Ты рада?», Бонд левой рукой схватил Полу за плечо и, крутанув ее, буквально вытянул на площадку. Правая рука уже на пистолете. Не прошло и трех секунд, как Пола оказалась у стены рядом с дверью майора Ниблина, а Бонд уже боком нырнул в ее дверь с «Хеклером» наготове.

Их было двое. Слева от Бонда — коротышка с тонким, изуродованным оспой лицом, прижался к стене с маленьким револьвером, похожим на «Чартер Армс Андерковер.38 Спешиал». Им он, видимо, держал на мушке Полу, пока та стояла в дверях. В дальнем углу комнаты (коридора не было) наготове стоял здоровый мужчина, с огромными руками и лицом боксера-неудачника. Стоял он рядом с красивым кожаным диваном с отделкой из хрома. Одной из отличительных примет боксера был огромный чуть приплюснутый нос сизого цвета. Оружия в руках у него не было.

Слева от Бонда взметнулся револьвер коротышки, «боксер» начал двигаться.

Сначала Бонд разобрался с револьвером: казалось, громадный «Хеклер и Кох» еле двинулся в руке Бонда, когда он с силой треснул им по запястью коротышки. Револьвер отлетел в сторону, а вопль от боли заглушил хруст сломавшейся руки.

Удерживая «боксера» на мушке, Бонд левой рукой дернул к себе коротышку, прикрывшись им как щитом. В тот же момент, он с силой двинул коленом вверх. Коротышка съежился, инстинктивно попытавшись здоровой рукой прикрыть свой пах, — но поздно: от удара он взвизгнул как свинья и, скорчившись, рухнул к ногам Бонда.

Тот, что побольше, казалось, не был смущен видом пистолета, что говорило или об огромном мужестве, или об умственной отсталости: с этого расстояния выстрел из «Хеклера» мог изувечить внушительную часть человеческого тела.

Бонд перешагнул через коротышку, пнув его правым каблуком, и с пистолетом в вытянутых руках, крикнул приближающемуся противнику: «Стой, или убью!»

Это было скорее командой, нежели предупреждением: палец Бонда уже почти нажал на курок.

Тот, что с сизым носом не сделал, что ему было сказано. Напротив, он русским матом (с ужасным акцентом) посоветовал Бонду совершить акт кровосмешения со своей матерью. Агент 007 даже не успел заметить, как тот метнулся в сторону. Парень был хитрее, чем Бонд ожидал, да еще и с отменной реакцией. Как только Сизый нос метнулся, в ту же сторону дернулся Бонд, стараясь удержать его на мушке. И тут он почувствовал резкую чудовищную боль в правом плече и на секунду потерял контроль над ситуацией. Он невольно опустил пистолет — тут же взметнулась нога Сизого носа. Бонд понял, что нельзя оценивать человека с первого взгляда. Этот парень был настоящим убийцей — профессиональным, расчетливым и опытным. Еще Бонд подумал о появившейся боли в плече, и о пистолете, выбитым ногой из его руки и отлетевшим в стену, вдобавок где-то позади ему слышались затихающие стоны убегавшего вниз по лестнице коротышки.

Сизый нос быстро приближался, боком, одно плечо приопущено.

Бонд быстро шагнул назад и вправо к стене. Краем глаза он засек тот самый предмет, который причинил ему боль: в дверном косяке торчал восьмидюймовый кинжал с костяной рукояткой и изогнутым лезвием — лопари с успехом используют их для снятия кожи с туши оленя.

Бонд схватился за кинжал и, крепко сомкнув пальцы на рукоятке, с силой выдернул его из дверного косяка. Боли в плече агент 007 сейчас не чувствовал. Он быстро повернулся боком. Нож был твердо зажат в правой руке, лезвием вверх, большой и указательный пальцы на рукоятке у основания лезвия — именно так следует держать нож при рукопашном бое. Всегда — учили его на тренировках — только позиция для удара с выпадом. Никогда не держи нож наоборот: лезвием вниз, с большим пальцем на конце рукоятки. Никогда не защищайся ножом — только атакуй.

Бонд повернулся всем туловищем прямо к Сизому носу, колени чуть согнуты, одна нога немного вперед (для равновесия) — классическая поза для драки на ножах.

— Чего ты там сказал про мою мать? — прорычал Бонд. Его русский был гораздо лучше, чем у его противника.

Сизый нос ухмыльнулся, обнажив свои желтые зубы.

— Что слышал, Бонд, — ответил он на ломаном русском.

Они принялись кружить друг против друга. Бонд отпихнул ногой в сторону маленький стул, освободив место для драки. Сизый нос достал другой нож и начал перекидывать его из руки в руку. Пружиня на ногах, он постоянно находился в движении, постепенно сужая круг. Это был хорошо известный обманный маневр: держи противника в догадках и заманивай его поближе, затем наноси удар.

«Ну давай, — думал Бонд. — Давай, иди сюда, ближе, ближе ко мне». И Сизый нос делал именно так, совсем позабыв об опасности сузить круг слишком сильно. Глаза Бонда застыли на глазах громилы. Все чувства сконцентрировались на ноже: как он блестел, перелетая из руки в руку; как каждый раз рукоятка с тупым звуком шлепалась в ладонь.

Конец пришел внезапно и быстро.

Когда Сизый нос, продолжая перекидывать нож из руки в руку, приблизился еще на дюйм, Бонд шагнул на него как фехтовальщик, сделав выпад правой ногой и выставив ее между ногами противника. В тот же момент агент 007 перекинул свой нож из правой руки в левую, а потом сблефовал, прикинувшись, что собирается перекинуть нож обратно в правую руку, как ожидал от него противник. Момент настал. Бонд увидел, как глаза здоровяка двинулись в сторону, куда должен был пролететь нож. В эту долю секунды Сизый нос был в замешательстве, и тут левая рука Бонда поднялась на пару дюймов, метнулась вверх, а потом вниз. Послышался звонкий лязг стали о сталь.

Сизый нос как раз перекидывал нож из руки в руку, и лезвие Бонда перехватило его нож прямо в воздухе, сбив на пол. Чисто автоматически здоровяк чуть нагнулся, протянув руку, чтобы подобрать его. Нож Бонда взметнулся вверх. Гаркнув, здоровяк моментом выпрямился, и схватился за щеку, которую нож Бонда вспорол от уха до подбородка, оставив отвратительный красный порез. Другой резкий выпад Бонда — и его нож полоснул руку, прикрывавшую щеку. В этот раз, Сизый нос издал вопль от боли и злобы.

Бонд не хотел убивать — не в Финляндии и не при таких обстоятельствах. Было нужно принять решение. Глаза здоровяка расширились в смятении и страхе, когда Бонд вновь шевельнулся: его нож снова мелькнул вверх, оставил рваный порез на другой щеке и отсек мочку уха.

Громиле явно хватило. Он пошатнулся и, хрипло дыша, вывалился за дверь. Бонд понял, что у парня было больше ума, чем ему сперва показалось.

В этот момент у Бонда снова заболело плечо и закружилась голова. Он слышал, как на деревянных ступеньках слышались неровные спотыкающиеся шаги бандита, но преследовать его не собирался.

— Джеймс? — Пола вбежала в комнату. — Что делать? Звонить в полицию или…?

Она была напугана, лицо — бледнее смерти. Бонд подумал, что сам он, вероятно, смотрелся сейчас не лучше, если не еще хуже.

— Нет, Пола. Никакой полиции, — он повалился в ближайшее кресло. — Запри дверь на цепочку и выгляни в окно.

Казалось, что все вокруг него сейчас куда-то уплывет, в голове был туман. К удивлению Бонда Пола сделала все, как он попросил. Обычно она возмущалась. Такими девушками, как Пола, особо не покомандуешь.

— Видно что-нибудь? — голос Бонда звучал где-то вдалеке.

— Какая-то машина уезжает. Остальные так и стоят. Людей никаких не видно…

Внезапно вся комната накренилась, затем снова выпрямилась.

— Джеймс, твое плечо!

Он почувствовал рядом ее аромат.

— Ты главное скажи, что произошло, Пола. Это важно. Как они проникли? Что они тут делали?

— Да ты на плечо свое посмотри, Джеймс!

Он взглянул: от серьезного ранения его спасла толстая подкладка танкера «Бритиш Уорм», и все же нож пропорол плечо куртки насквозь, и теперь его кровь расплывалась по материи темным мокрым пятном.

— Расскажи мне, что произошло, — повторил Бонд.

— Ох! Тебя же ранили! Дай-ка я осмотрю!

Они немного поспорили, после чего Бонд разделся по пояс. По диагонали, через все плечо проходил отвратительный глубокий порез. Нож рассек руку примерно на пол дюйма вглубь. Пола, вооружившись дезинфектором, пластырем, горячей водой и марлей, принялась промывать и забинтовывать рану, параллельно рассказывая, что случилось. Внешне она была спокойна, хотя Бонд заметил, что у нее немного дрожали руки.

Оказалось, что киллеры появились всего за несколько минут до того, как он позвонил в дверь.

— Я немножко опаздывала. — Она махнула на свой шелковый халат. — Дура! Подумала, что это ты и не накинула на дверь цепочку. Даже в глазок не посмотрела.

Бандиты просто вломились силой, затолкнули Полу обратно в комнату и указали ей, что делать. Они так же вкратце описали, что могут сотворить с девушкой, если она не выполнит их инструкции.

Да, подумал Бонд, в этих обстоятельствах Пола сделала, все что смогла. И все же оставались вопросы, ответы на которые можно было получить только через каналы Секретной службы. А это означало, что как бы он не хотел остаться в Финляндии, ему надлежало немедленно вернуться в Лондон. Одно было ясно: если два человека попали в квартиру Полы за несколько минут до его прихода, значит, по всей видимости, они знали, что он приедет на такси в парке Эспланаде.

— Спасибо тебе огромное за то, что предупредила меня в дверях, — поблагодарил Бонд, ослабляя бинты на плече.

Пола слегка надула губы:

— Какое там предупредила. Я так перепугалась!

— Да ну, брось! Ты только прикидывалась, — улыбнулся ей Бонд. — Поверь, уж я-то видел людей в настоящем испуге.

Она нагнулась и поцеловала его. Потом чуть нахмурилась.

— Джеймс, мне до сих пор страшно. Если хочешь знать, я до смерти напугана. Откуда это вдруг у тебя пистолет? А эти приемы, которые ты тут выкручивал? Я думала, ты простой честный и добропорядочный гражданин.

— Я и есть. Честный и очень добропорядочный. — Он сделал паузу перед тем, как начать задавать ей более важные вопросы, но тут Пола пошла в дальний угол комнаты, подняла пистолет и вручила его Бонду дрожащей рукой.

— Они вернутся? — спросила Пола. — На меня что, снова могут напасть?

— Послушай, — ответил Бонд, разводя руками, — по каким-то непонятным причинам за мной охотилась пара громил. И я действительно не знаю, почему. Да, иногда я выполняю слегка опасную работу, поэтому и вооружен. Но мне и в голову не могло придти, что эти двое выйдут на меня здесь, в Хельсинки!

Еще Бонд сказал, что, возможно, он найдет настоящий ответ в Лондоне, а сейчас чувствует, что Пола будет в полной безопасности, как только он исчезнет из ее поля зрения. Но на вечерний рейс «Бритиш Эйруэйс» он уже не успевал, оставалось ждать регулярный рейс авиакомпании «Финнэир» в девять утра.

— Наш ужин летит к черту. — Бонд постарался извиняюще улыбнуться.

Пола сказала, что еда у нее есть, посему поужинать они могут и дома.

Тут ее голос задрожал. Бонд быстро прикинул, как он будет задавать ей вопросы. Он решил для начала отвлечь ее внимание какой-нибудь простой, решаемой задачей, а после перейти к основной, серьезное проблеме: откуда эти наемные убийцы знали, что он в Хельсинки, и в частности, откуда они знали, что он собирается навестить Полу?

— Твоя машина далеко? — начал Бонд.

Да, у нее была машина, запаркованная на улице.

— Возможно, я попрошу тебя об одном одолжении — позже.

— Надеюсь. — Она ободряюще ему улыбнулась.

— Ладно, но это потом. А пока — кое-что более важное.

Тут Бонд обрушил на девушку целый шквал конкретных вопросов. Задавал быстро и часто, давя на нее, чтобы та отвечала быстро, не успевая ни уклониться от ответа, ни обдумать его.

С тех пор как они познакомились, рассказывала ли она когда-нибудь о нем своим друзьям или коллегам по работе в Финляндии? Конечно. А в других странах, тоже? Да. Может ли она вспомнить, кому говорила? Девушка назвала имена — обычный список: близкие друзья и люди, с которыми работала. Может ли она припомнить посторонних, которые, возможно, присутствовали, при ее разговорах о Бонде? Людей, которых она не знала? Вполне вероятно. Но никаких конкретных деталей Пола сообщить не могла.

Бонд перешел к самым недавним событиям. Был ли кто-нибудь у нее в офисе, когда он звонил ей из «Интер-Континенталя»? Нет. Могли ли их разговор просто подслушать? Возможно, кто-нибудь на коммутаторе. Говорила ли она с кем-нибудь после звонка? Сказала ли она, что он в Хельсинки и собирается заехать за ней в шесть тридцать? Только одному человеку.

— У меня был назначен ужин с одной девушкой, коллегой из другого отдела. Мы хотели за едой обсудить кое-какие проблемы по работе.

Женщину звали Анни Тудеер, и Бонд потратил довольно много времени, выуживая о ней факты. Наконец, он замолк. Встал, подошел к окну и, отодвинув занавеску, выглянул на улицу.

Белые застывшие скульптуры отбрасывали на снежный покров свои тени, отчего внизу было уныло и немного жутковато. По противоположному тротуару плелись две закутанные в меха фигурки. На улице стояло несколько машин. Две из них сошли бы идеальным местом для слежки: угол, под которым они были запаркованы, открывал из них прекрасный вид на парадную дверь. Бонду показалось, что в одной из них он уловил движение, но решил до поры до времени выбросить это из головы.

Он вернулся в кресло.

— Допрос окончен? — спросила Пола.

— Это был не допрос.

Бонд достал свой любимый бронзовый портсигар, предложив ей одну из своих «особых» сигарет фирмы «Симмонс».

— Как-нибудь, может быть, я и устрою тебе допрос. Помнишь, я сказал, что, возможно, попрошу тебя об одолжении?

— Давай, валяй.

Бонд сказал, что в отеле находится его багаж, а ему надо попасть в аэропорт. Может ли он остаться у нее до четырех утра, потом поехать в отель на ее машине, заплатить за номер, и уже «чистеньким» направиться прямиком в аэропорт?

— Я могу договориться и машину пригонят тебе обратно.

— Джеймс, ты никуда, ни за каким рулем не поедешь! — Она говорила решительно и серьезно. — У тебя ужасная рана в плече! Тебе все равно придется обратиться к врачу, рано или поздно. Да. Ты останешься у меня до четырех утра, но потом Я отвезу тебя в отель и в аэропорт. Но почему так рано? Самолет ведь не улетит до девяти. А билет ты можешь заказать и отсюда.

Еще раз Бонд напомнил, что она не будет в полной безопасности до тех пор, пока он не исчезнет с ее горизонта.

— Если я приеду в аэропорт пораньше, то избавлю тебя от своего присутствия в квартире. К тому же у меня будет преимущество. Дело в том, что я знаю пару способов, как осесть в таких людных местах, как аэропорт так, чтобы никто не преподнес тебе никаких неприятных сюрпризов. И уж конечно, я не воспользуюсь твоим телефоном.

Она согласилась, но продолжала настаивать, что сама поведет машину. «Пола есть Пола», — мысленно заключил Бонд.

— Ну вот, ты уже выглядишь лучше, — Пола чмокнула его в щеку. — Выпьешь?

— Конечно. Ты же знаешь мои вкусы.

Пола ушла на кухню, чтобы приготовить коктейль водка-мартини. Прошло более трех лет с тех пор, как он научил девушку этому рецепту, который из-за книг одного хорошо всем известного писателя стал так популярен. После первого глотка, пульсирующая боль в плече стала менее напряженной, и уже через секунду Бонд чувствовал, что почти вернулся в норму.

— Какой у тебя красивый халатик! — Мозг Бонда начал посылать сигналы своему телу, и, несмотря на раны, тело начало отвечать на его эмоции и желания.

— Вообще-то, — она застенчиво улыбнулась, — по правде говоря, ужин у меня уже был приготовлен. А куда-то идти я и не собиралась. И к приходу твоему я уже была готова, а тут вламываются эти… эти скоты. Как плечо?

— В шахматы играть не помешает, или в любой другой вид спорта в закрытом помещении, который ты пожелаешь.

Она потянула за свой поясок, и ее халатик распахнулся.

— Ты сказал, что я знаю твои вкусы, — промолвила она, потом добавив: — ну, если ты, конечно, чувствуешь себя в норме для этого.

— Для этого я всегда чувствую себя в норме, — ответил Бонд.

Когда они сели поесть, была уже почти полночь. Пола украсила стол свечами и приготовила по-настоящему незабываемый ужин: куропатка в соусе; хорошо прожаренная лососина и наивкуснейший шоколадный мусс. На рассвете, в четыре утра, они покинули квартиру.

Пола, теперь уже одетая для жуткого холода, пропустила Бонда вперед, чтобы тот спускался по лестнице первым. Вынув П-7 из кобуры, Бонд выбрался под покровом теней на улицу и прокрался по скользкой ледяной дороге сперва к «Вольво», затем — к «Ауди». В «Вольво» спал мужчина. Голова его была откинута, рот — открыт. По всей видимости, ответил Бонд, парню снился один из тех увлекательных снов, которые так любят посмотреть все посреди ночи горе — соглядатаи. «Ауди» была пуста. Бонд дал сигнал Поле, и та уверенной походкой прошла по тротуару к своей машине. Автомобиль завелся с первого раза, выпустив из выхлопной трубы в морозный воздух пышные облака. Машину Пола вела с мастерством человека, привыкшего каждый год месяцами ездить по снегу и льду.

В отеле он без зацепочки расплатился за номер и забрал свои вещи. Не было хвоста и по дороге в аэропорт «Вантаа».

Официально аэропорт «Вантаа» закрыт до семи утра, и все равно там всегда болтаются люди. В пять часов у аэропорта вид, который можно встретить в любой точке земного шара — вид, который обычно ассоциируешь с кислым запахом огромной кучи выкуренных сигарет, с ароматом вездесущего кофе и ощущением усталости от ожидания ночных поездов и самолетов.

Бонд не хотел задерживать Полу. Он заверил ее, что позвонит из Лондона как можно скорее, и они поцеловались на прощание, нежно, спокойно, не делая из этого какую-то трагедию.

Бонд выбрал свой пост в главном зале отлета, где постоянно туда-сюда шныряли люди. Боль в плече опять начинала пульсировать. Бонд огляделся: вымотанные дорогой пассажиры пытались уснуть в глубоких комфортабельных креслах, а вокруг ходило парами приличное число полицейских, строго следивших за порядком, который так и не нарушался.

Точно в семь аэропорт ожил, а Бонд уже стоял у стойки «Финнэир», чтобы быть первым. Свободных мест на рейс «Финнэир» N 831 отправлением в 9:10 оказалось много. Около восьми пошел снег, а в 9:12, когда самолет DC9-50 взвыл над взлетной полосой, снегопад усилился. Хельсинки быстро исчез в вихре белого конфетти, который вскоре сменился горным ландшафтом из облаков под кристально чистым, лазурным небом. Ровно в 10:10 утра по лондонскому времени, его самолет коснулся 28-ой Левой посадочной полосы аэропорта «Хитроу». Спойлеры, смягчив посадку, закрылись, гудящие турбины «Прэтт-н-Уитни» взвыли, включившись на реверс, и скорость самолета постепенно спала. Посадка закончилась.

Через час Джеймс Бонд уже был в высоком здании штаба Секретной службы. К тому времени боль в плече пульсировала так, словно у него там болел зуб. Со лба градом катился пот, и его тошнило.