ОПГ «Деревня» 4

Глава 18 Пожары над страной все выше, жарче, веселей…

Глава 18. Пожары над страной всё выше, жарче, веселей…

Санкт-Петербург, август 1797 г.

Ещё по дороге в Гатчину Никиту Петровича Панина стали терзать смутные предчувствия о зряшности и даже авантюрности затеянного заговора. Вспоминал заведенные порядки для приезжающих ко двору просить аудиенции или вызванных по приказу императора и поеживался. Это же ведь сейчас по прибытию встретят на контрольно-пропускном пункте, поверхностный досмотр (а ходили разговоры и о полном досмотре, коему подвергали иных посетителей) и направление в гостиницу с решетками на окнах, из которой нельзя сделать ни шагу без пропуска, только во внутренний дворик.

Вчера ещё нечистая сила направила к любовнице — думал развеяться и заглушить сомнения, но эта дура, близкая к околосветским сплетням — щебетала не умолкая. Их всего вываленного на него, Никиту заинтересовали только слухи о детекторе лжи, как непосредственно касающиеся запланированного мероприятия, особенно в случае провала. Лучше, конечно, этого было не слышать. Особенно подробности того, как перед примеркой костюма проводилась калибровка подозреваемого бутылками, ректально — для большей точности испытания.

— Брешешь ведь, Ольга Владимировна⁈ — С затаенной тоской вопросил Панин. — Собираешь чушь всякую, что фрейлины безголовые разносят, ну какие бутылки?

— Вовсе и не чушь! Можешь сам проверить! — Обиделась Оленька. — А бутылки всякие, от шкалика до штофа, говорю же тебе, для настройки!

Ночка выдалась ещё та — мучили кошмары, в которых его же холопы из имения, звероподобного вида, окружали с разнокалиберной тарой в руках и увещевали, как маленького: «Ужо смальцем смазали барин, как миленькая залетит!» Во сне Никита Петрович наливался дурной кровью и порывался рявкнуть, призывая распоясавшихся смердов к порядку, но из горла вместо грозного командного рыка вылетало бессвязное мычание. А крепкие руки крестьян хватали его и волокли на задний двор, по пути сдирая штаны, трещавшие по швам. И этакая мутотень всю ночь напролет, что не добавляло душевного равновесия.

Сейчас, не выспавшись, трясясь в карете и несмотря на подложенную под чресла подушку — явственно чувствовал каждую кочку и камень, непосредственно своей пятой точкой. Всю дорогу занимали навязчивые мысли о вещих снах и особенно о их странном наполнении. Хороший психоаналитик, попадись он в этот момент Панину — безошибочно поставил бы диагноз его страданиям. Что тут сложного, простейшая форма интуиции, в народе именуемая как «чуять жопой», осложненная анальной фиксацией, на нервной почве.

Остановив карету перед КПП, Никита выбрался из неё с тоскливой обреченностью приговоренного к эшафоту. Солдаты, окружившие его выезд — деловито скрутили всех слуг, уложив их мордами в придорожную пыль, а десятник, осклабившись, обратился к нему:

— Ещё один, значитца, ну проходите, ваше сиятельство! Сейчас пальчики откатаем в картотеку, ручки свяжем и к остальным заговорщикам, суда дожидаться…

— Какие пальчики⁈ — Вместо уверенного в себе голоса генерала, коим он являлся, из уст раздалось какое-то дребезжащее блеяние. — Зачем⁈

— Надо, ваше сиятельство! — Строго отрезал десятник. — Вас завтра всем скопом из пушек расстреляют, тела изуродует до полной неузнаваемости. А тут отскребут руку с сохранившимся пальцем и благодаря отпечаткам определят, кто есть кто! Али сбежишь куда, а благодаря картотеке тебя везде сыщут, нигде не укроешься!

— Не надо пальчиков! — Решился Никита Петрович. — Я всё расскажу!

— Конечно расскажешь, кудый ты денешься. — Рассудительно ответил десятник. — Как очередь твоя дойдет. Ещё обед, а уже за второй десяток вас перевалило. А без пальчиков никуда, так что не ерепеньтесь, ваше сиятельство, а то и в рыло сунуть могут, за оказание сопротивления!

Вечером, подводя итоги столь насыщенного дня — Макаров отчитывался перед императором о проделанной работе:

— Два заговора, которые мы с самого начала под контролем держали раскрыли и один, прошедший мимо нашего внимания. Основные исполнители под арестом, дают показания. К завтрашнему разгону «стихийной» демонстрации готовимся, главных фигурантов, должных устроить вооруженную провокацию, сегодня ночью нейтрализуем. А оставшихся завтра повяжем, когда сами придут. Всё лучше, чем их по окрестным лесам и болотам вылавливать.

— А этих то как пропустили, Александр Семёнович? — Укорил Павел Петрович. — Практически в том же составе, только на четыре года раньше выступили! Вот что, меняем концепцию, что в этой истории и персоналии по другому мыслить будут. Тому же Палену, чего не хватало⁈ Придерживаемся отныне аксиом «свинья везде грязь найдет» и «горбатого могила исправит»!

— И в Европе? — Уточнил дотошный руководитель тайной экспедиции, должной вскорости стать комитетом государственно безопасности.

— Там в первую очередь! — Безапелляционно заявил самодержец.

К совещанию присоединился вызванный Аракчеев. Алексей Андреевич, пока ещё генерал-лейтенант — взял на себя нелегкую обязанность. На бумаге — преобразовать благочинные управы в упорядоченную структуру, по факту — создать министерство внутренних дел и полицейскую службу практически с ноля. Таким образом, в распоряжении Павла Петровича уже были три спецслужбы, тем или иным образом контролировавшие всю жизнь в империи. Армия под началом генералиссимуса Суворова, комитет государственной безопасности под управлением Макарова и министерство внутренних дел, главой которого стал Аракчеев. И это не считая службу внешней разведки…

Обсудили судьбу завтрашних арестантов, собравшихся на несанкционированный митинг, бить челом императору. Контингент собравшихся состоял из бывших гвардейцев, либо уволенных по результатам аттестации, либо добровольно покинувших службу, не дожидаясь этой самой аттестации. И примкнувших к ним бездельников из числа золотой молодежи, несогласных с политикой императора и считавших, что власть тут они. Это основная масса, помимо провокаторов, назначенных устроить беспорядки во время процессии, но этих планировали нейтрализовать загодя, сегодня ночью. Точную, хоть и достаточно резкую характеристику им дал Аракчеев: «Дебилы, блядь, Ваше Величество! Даже хоругвями озаботились!»

Примерное количество собравшихся оценивали в две-три тысячи, император распорядился не цацкаться с задержанными:

— Служить они не пожелали по честному, работать не хотят. Под стражу и как говорят потомки, не катать с ними вату! Пара недель в казематах мозги прочистит, а там предоставим выбор, либо в армию, кто пожелает, либо в ссылку. В Сибири им делать нечего, окромя как воду мутить, а вот на Урале им самое место! Заводы сами себя не реорганизуют и не модернизируют! Да службу обязать не такую, чтоб синекурой оказалась, а пользу приносили! С тщательным приглядом за исполнением предписанного наказания и системой штрафов и поощрений! Нет усердия в указанной работе, в забой пащенка али в цех!

— Там ведь благородных фамилий больше половины среди этих недорослей! — Высказал озабоченность Макаров, но судя по тому, как в предвкушении потирал руки, не озабоченность то была, а желание получить одобрение на репрессии из уст императора. — И ещё, боюсь, в связи с реализуемой с сегодняшнего дня операции «Чертополох» по следам разрабатываемых и вскрывшегося заговора, а также по искоренению масонства, мест не хватит на всех.

— Тогда этапируйте сразу на Урал, нечего им казенный харч проедать. А там рассортируют, кого куда. И заводы рядом и полигон в Чебаркульской крепости строит Александр Васильевич… — Не растерялся император. — А что до благородных, так и так они все взвоют, сколько там сегодня приехало посетителей? Поболее пятидесяти⁈ И ведь, что характерно, не последние люди в государстве! Неоднократно обращался к дворянам, с весьма щедрыми предложениями! Умные люди свой выбор сделали, а на этих время не стоит тратить. Под присмотр и чтоб пользу приносили! И ведь повода то нет, чтоб жестче отреагировать! Надо было, Александр Семёнович, дать им шанс завтра выступить, чтоб без всякой жалости ответить!

— Не стоит, Ваше Величество! — Подобрался Макаров, с самого начала возражавший против доведения до крайности. — Мне реноме ведомства поддерживать надо, а заговор, не задавленный в зародыше, это провал! А тут успех, мы ещё слухи распространяем такие, что будут как мыши под веником сидеть, ни о каких демаршах не помышляя!

Решив судьбу незадачливых протестунов (к провокаторам из кружка «за всё хорошее против всего плохого» снисхождения было решено не проявлять, как при задержании, так и при дальнейшем назначении наказания) — перешли к более животрепещущему вопросу. К участникам заговоров, непосредственных исполнителей только которых сейчас в Гатчине задержали, как верно заметил Павел Петрович — более пятидесяти человек. А щупальца тянулись дальше, в кружки и салоны столицы, Москвы и губернских городов. И за границу, дипломатические отношения со всеми ведущими европейскими державами были заморожены, зато активизировались спецслужбы и задействованы все агенты, от явных (известных соответствующим службам, свой хлеб не евших даром) до спящих.

Операция эта готовилась загодя и грозила стать настолько масштабным мероприятием, что и обещанную к рождеству конституцию могла перебить, в информационном поле. Шутка ли, армейские части стояли наготове, для пресечения возможных беспорядков. Не говоря о полностью готовых ведомств Макарова и Аракчеева. Информации было собрано достаточно для того, чтоб не только обезвредить откровенных вредителей и саботажников, но и остальных, у кого рыльце в пуху — заставить сидеть смирно и не трепыхаться. Сам Павел Петрович эту операцию готовивший и ждавший более полугода, называл её не иначе, как: «Ночь длинных ножей!» — при этом зловеще хохоча.

Впрочем, что Аракчеев, что Макаров — этот настрой императора разделяли. Тут и сведения из будущего свою роль сыграли и непосредственное разбирательство во всех этих делах, связанных с дворянским беспределом и махинациями. И чем больше всплывало подробностей в ходе предварительного следствия и оперативно-розыскных мероприятий, тем более непримиримыми становились оба руководителя силовых ведомств. А в свете непонятно как складывающихся отношений с ведущими европейскими державами (ожидать следовало чего угодно, вплоть до образования коалиции и объявления войны империи, но только не равнодушия) — репрессии против потерявшего берега истеблишмента были признанны целесообразными.

И даже необходимыми, со многими крупными заводчиками и землевладельцами удалось достигнуть договоренностей, а остальных ждала национализация производств и конфискация имущества. Проводить всеобъемлющую модернизацию производства, а по сути — создания многих отраслей на пустом месте — нужно было за чей-то счет. Не за счет крестьян же, которые хоть и были самым многочисленным сословием, но во первых — крепостными и не успели обрасти жирком, во вторых — их император рассматривал как свою опору и источник кадров. А вот дворян, которые не вняли увещеваниям и отказывались поделиться со страной своими капиталами (по большей части — нажитыми несправедливо или вообще дарованными прежними правителями за сомнительные заслуги) — решили не жалеть.

В общем, планов и задумок у императора было столько и таких, что нередко после совещаний Аракчеев с Макаровым совместно выпивали, предварительно уединившись и затягивали на два голоса песню, перенятую всё у тех же потомков:

'Будет весело и страшно

Будет больно и смешно

Будет как на промокашке

Будет как в немом кино

Будут белые палаты

Будет добрый взгляд врача

Будут братья акробаты

Три звонка и три ключа

Будут радость поражений

И пощечины удач

Будут праведные речи

И визгливый бабий плач

Будут кислые помои

Будут сытые глаза

Будет всякое такое

Будет разное нельзя' Черный Лукич

Отягощенные знанием истории на двести лет вперед и взглядами оттуда (пусть порой и противоречивыми, с разными трактовками и интерпретациями), на всю историю человечества — руководители силовых ведомств связали свою судьбу с волей императора и, несмотря на то, как бы пафосно это не звучало — с судьбой империи. А ряды МВД и КГБ неустанно пополнялись бывшими солдатами, после указа о ограничении срока службы пятнадцатью годами — массово покидающими армию по сроку службы. Однако и тут была хитрость, одной только выслуги лет для демобилизации было мало, в первую очередь её удостаивались грамотные, а всем остальным — предоставили все условия для ликвидации безграмотности.

Надо ли говорить, что уроки у военных проходили по специально составленным методичкам и перемежались политинформацией? А небольшая пенсия по выходу в отставку способствовала дальнейшему желанию трудоустроится. Так кадровый состав силовиков уже пополнился мотивированными сотрудниками, обученным грамоте и как правило — из рекрутированных в свое время крестьян. И более того, с перспективами повышения по службе, вплоть до жалования личного дворянства. И достаточным денежным содержанием, чтоб держаться за свое место и бояться его потерять из-за взятки или пренебрежения или неисполнения служебными обязанностями.

Идею о разграничении сфер деятельности силовых ведомств император разделял и поддерживал, но в данный момент это было непозволительной роскошью. Ну и до абсурда это доводить не собирался, дабы не приводить к соперничеству, вредящему делам. Так картотека дактилоскопическая с самого начала создавалась для общего пользования, как и база данных по преступившим закон и подозреваемых в этом. Так что Аракчеев с Макаровым пока работали в тесной связке, координируя как свою деятельность, так и своих подчиненных.

А к началу осени ждали оснащения ведомств ламповыми радиостанциями, что позволит связываться не только с Уралом, но и наладить мгновенную связь, хотя бы для начала, с губернскими городами. Только одно это позволяло организовать порядок во всех отдаленных уголках страны, не полагаясь более на медленное почтовое сообщения и неизменные отписки на местах. Слова Павла Петровича, обращенные к чиновникам и губернаторам: «Если гражданская власть и законы не будут исполнятся ответственными за это людьми, порядок установится на штыках армии!» — не все ещё восприняли всерьёз.

Александр Семёнович, решившись — доложил императору сведения, полученные в результате допроса заговорщиков по горячим следам. О должных вспыхнуть на Урале беспорядках, поддержанных кем-то из заводчиков и старейшинами из башкир, приуроченных к планируемым выступлениям в столице. Конкретики в словах заговорщиков не было, только эти, весьма расплывчатые сведения. Что лишний раз подтверждало о наличии у этого заговора не только чрезвычайно большой сети участников, но и о координаторах-кукловодах, дергающих за нитки, при этом оставаясь за пределами юрисдикции Российской Империи.

Но то заботы внешней разведки, как уже не единожды высказывался Павел Петрович, а сейчас перед руководителями КГБ и МВД на ближайшие дни стояла ясно очерченная задача — изолировать, арестовать и выявить степень вины и соучастия многих фигурантов. Иные из которых настолько уверовали в свою исключительность и неподсудность, что император дал добро на ликвидацию, в случае оказания сопротивления при аресте. Как он сам выразился: «Лучше при задержании ликвидировать, оно и потом меньше вонять будет, да и другие в чувство придут, гонор свой и норов поумерят…»

При новостях о грозящей семье и потомкам опасности — Павел Петрович катнул желваками:

— Повлиять мы никак не можем, если только весть отправить, от которой проку никакого. Пока дойдет, они отобьются. Не верю я, что сколько нибудь значимый ущерб причинить враги смогут. Всё таки и Суворов там, и потомки не совсем опидарели, за себя постоять смогут! А вот задавить эту гидру, здесь окопавшуюся, в наших силах! Работайте, господа!