ОПГ «Деревня» 4

Глава 20 Конституционная монархия это ликвидация безграмотности и электрификация всей империи!

Глава 20. Конституционная монархия это ликвидация безграмотности и электрификация всей империи!

Южный Урал, сентябрь 1797 г.

Начало сентября ознаменовалось не только началом учебного года, но и продолжающейся с августа битвой за урожай. Самим деревенским справиться было нереально, поэтому навалились всем миром, ещё и Азату пришлось помогать — тот так размахнулся, что половина урожая грозила уйти под снег. Да и деревенские не отставали, несмотря на заявления Анисима, что жилы рвать не будут и сосредоточатся в основном на селекционной работе — засадили всё. И это не считая озимых, посаженных ещё в 21 веке.

К просьбе ветеринара, помочь с уборкой урожая — все отнеслись с пониманием. Врачи самоизолировались на Тургояке и объявили карантин. Расул тоже не горел энтузиазмом отдавать что квалифицированные кадры, что подсобников — на Порогах подходило к концу строительство плотины, на заводах кипела круглосуточная работа, а многочисленные разнорабочие жгли уголь и добывали руду, дабы обеспечит загруженность производства до весны.

Генералиссимус, обосновавшийся и развернувшийся в Чебаркуле, в ответ на просьбы Анисима выделить солдат — вышел из себя:

— Когда я их обучать тогда буду? У меня из списочного состава дай бог если треть в крепости присутствует! Кто в заводах, кто плотину эту строит! У меня больше половины рекрутов свежих, которых и грамоте учить надо, и остальному!

— Так ведь для вас же стараемся, Александр Васильевич! Кто солдат всю зиму кормить будет и чем? А с рекрутами ещё даже лучше, ещё не успели от крестьянского труда отвыкнуть!

— А некого кормить будет, на зиму только небольшой гарнизон останется! — Выпалил в сердцах Суворов и поняв, что сболтнул лишка, тут же накинулся на ветеринара. — Некогда мне с тобой, своими силами обходитесь, не засоряй эфир!

Да, разговор генералиссимуса и ветеринара проводился по радиосвязи, более того — и с отправленной в столицу радиостанцией установили связь и общались ежедневно. И с несколькими губернскими городами, а до нового года — сетью радиостанций планировалось покрыть всю территорию империи. Несмотря на весь скепсис Егора, по поводу ламповой электротехники: и лампы накаливания, и радиолампы, благодаря знаниям из будущего — предки навострились клепать чуть ли не в кустарных условиях.

Его отмазку при отказе принять на себя ответственность за развитие электротехнической отрасли: «Я не слаботочник, у меня допуск на триста восемьдесят!» — припоминали теперь ему при случае и без, на что он беззлобно отшучивался. Ему и с химией хватало хлопот, не до радиосвязи, с которой, впрочем — и без него справились на ура. Ещё легче удалось повторить телефонную связь, используя лишь местные материалы, так что всё дальнейшее развитие упиралось в недостаток расходников и комплектующих.

Пока ещё, этим вопросом занялись и весьма основательно, не за горами было появление в населенных пунктах репродукторов и круглосуточного радиовещания. С официально утвержденными программами для просвещения населения и доведения до них политики императора, через дикторов и радиопередачи. А неофициально — уже сейчас в эфире неслись позывные радиофицированных городов, Гатчины и Попадалова. Причем из села в дневное время транслировали музыкальные записи, тренировались, так сказать и не давали скучать остальным радистам, раскиданным по стране…

Сразу же, едва в Гатчину прибыло несколько комплектов радиоаппаратуры — на Урал полетели запросы, что у них происходит, справились ли с бунтом и какие потери. Ответ, что ни о каких волнениях в горно-заводском округе и речи не идет, а часть заводов, не подстроившихся под новые требования попросту национализированы — хоть и удивил, но полностью удовлетворил столицу. Передали указания готовиться к приему спецпереселенцев и новых рекрутов для армии. И с этого времени популярность «свежей» прессы из европейской части России, прибывающей с опозданием на несколько недель — затмила радиостанция.

Так, благодаря радиосвязи — потомки и их окружение узнали о начавшихся волнениях в Польше и Финляндии практически одновременно со столицей. Количество версий о конечном пункте назначения спешно собирающихся армейцев (оснащенных революционным по местным меркам вооружением) в Чебаркуле сразу резко сошло на нет. А Расул предусмотрительно распорядился закладывать фундамент для медеплавильного завода в ещё не существующем Карабаше. Справедливо полагая, что специалистов за зиму поднатаскают, а в чернорабочих недостатка не будет.

— Вот и будете весной свою медь жрать и абразивами закусывать! — Рвал и метал Анисим, ознакомленный с текущей обстановкой на рынке труда. — Совсем пролетариат зажрался с восьмичасовыми сменами, опять хотят на горбе крестьянском въехать в светлый монархический рай!

Недовольное брюзжание ветеринара втуне не пропало и было услышано — подсобников на сельхозработы ему нашли. Благо, в памяти многих ещё была свежа практика советских времён, когда «на картошку» ездили не только учебные учреждения, но порой и научно-исследовательские институты. А учебных заведений в горно-заводском округе, усилиями потомков и при поддержке с самого верха — уже организовали немало. Почитай при каждом заводе и не одно, не считая школ. И несколько шарашек, начиная с осевших в Сатке недоучившихся студентов горного-училища и заканчивая выкормышами Егора.

Анисим ходили и потирал руки, опыт приобщения городской публики к созидательному труду на земле имелся, и не малый, а в какой эпохе это реализовывать — дело десятое. Как он самоуверенно решил поначалу, распорядившись привести в порядок освобожденное после отъезда императорского двора жильё, в основном — войлочные юрты, которые хорошо себя зарекомендовали летом. О том, что студенты сейчас в основном не из малообеспеченных семей, а как правило дворяне — ветеринар не подумал. Не до того было, все мысли были заняты филологинями и медичками со стройными ногам, изнемогающими на полях, под его чутким руководством…

Приехавшие студиозусы оказались поголовно мужского пола, а их нравам и буйству характера позавидовали бы и птушники. Вкусившие вольницы общажной жизни, вырвавшиеся из города и из-под строго, почти отеческого, присмотра— юнцы слегка распоясались, проверяя границы дозволенного. Попутно возмущаясь тем, что их, отпрысков благородных кровей — как простых крестьян в поле выгоняют, ещё и норму по выработке устанавливают! Каким-то чудом и совместными усилиями ветеринару с Председателем удалось обуздать этих так называемых студентов и направить их неуемную энергию на картошку и сахарную свеклу. Если бы не солдаты с казаками, расквартированные здесь же в селе — процесс трудового воспитания мог и сорваться.

А через пару дней подъехали воспитанники врачей (вот там девицы присутствовали), во главе с Олегом и Анатолием, даже не сколько с целью уборки урожая, а для профессиональной практики. Женское благотворное влияние поначалу сказалось положительно, однако этим же вечером вылилось в несколько драк, затеянных с целью обратить на себя это самое женское внимание. И ведь добились же, несколько человек попало в руки медиков, где присутствовали и женщины, правда — обработка ссадин перекисью было совсем не то, на что рассчитывали дебоширы.

На третий день, когда Анисим уже стал жалеть, что всё это затеяли (лучше бы на стороне наняли крестьян, чем этих башибузуков привезли) — на помощь приехал Егор, с небольшой группой из своих родноверов. Кого смог без особого ущерба для производства привлечь и из казаков, как чувствовал. Ветеринар сходу начал выкладывать Егору все свои горести, начав с привычного, что и молодежь уже не та пошла и закончив наболевшим — вот этих конкретно, раз нет сейчас колоний для малолетних, следовало в армию отдать. Какие из них студенты?

— Ты чо, дед, это ещё самые умные! Кто уж совсем к науке негодным оказался, тех летом рассортировали, кого в армию, а кого и домой, чтоб до греха не доводить. К ним подход просто нужен, вот мои ничуть не лучше были поначалу, а сейчас любо-дорого посмотреть! Науку двигают только в путь! — Стал успокаивать его Егор. — Вот только женский вопрос их испортил, вернее, его отсутствие. Ну и мои постарше будут, ничего, наведем порядок! А на выходные Маня с подругой вечером концерт обещали дать, для тружеников села и приехавших им помогать студентов, наладится всё, не переживай! Труд и не таких перевоспитывал, надо для начала норму увеличить, чтоб ухайдакивались больше…

— Вот на этой то дискотеке и устроят самый лютый мордобой! Попомни мои слова! — Подобно слепой Ванге предрек Анисим. И кляня Александра Васильевича, отжавшего у него СВТ, побрел к себе. Не таким, совсем не таким он ожидал увидеть приезд студентов на картошку…

С приездом Егора со спутниками и увеличением нормативов по добыче корнеплодов — ситуация стабилизировалась, да и возбуждение студентов от смены обстановки (и приезда студенток) под воздействием физических нагрузок улеглось. А когда практикантов разделили и особо активных отправили в соседние Могузлы (после тщательного инструктажа), помогать Азатовским — вообще наступила тишь и благодать. Относительная, конечно, но и той вакханалии, что царила в первые дни — больше не наблюдалось. А новость о концерте (дуэт Маша и Дуняша стал чрезвычайно популярным в округе, многим из студентов уже довелось его лицезреть) — подстегнуло трудовой энтузиазм и укрепило дисциплину.

Овощехранилище и погреба заполнялись, что радовало всех причастных, а вот с зерновыми в этом году было не очень. Озимые порадовали рекордной для этого времени урожайностью, но посаженные весной семена пшеницы, овса и ячменя (осеннего урожая прошлого года) — подтвердили нерадостные прогнозы о необходимости тщательной селекционной работы в течении нескольких лет, как минимум. Гибриды оказались весьма нестабильными, только ручной труд по выборке удачных колосков (здесь неоценимую помощь оказали школьники и женщины) позволял надеяться на то, что по прошествии нескольких лет — получат свои, стабилизированные и районированные сорта, на голову бьющие ныне существующие.

Методики селекции по основным сельскохозяйственным культурам, без зауми и простым, доступным языком — были составлены давно и отправлены в типографии. На следующий год в нескольких регионах должны были заработать опытные селекционные станции, куда помимо теоретических материалов предполагалось отправить и семенной материал. Можно сказать, что помимо Попадалово — несколько филиалов уже функционировали, при каждом заводе. Не считая Троицка, где основали полноценное хозяйство, там же и высадили подсолнечник. В этом году рассчитывать на первое масло было глупо, но вот семян должно было хватить с лихвой для повсеместного его внедрения. Особенно на юге Империи…

До обещанного на выходные концерта дожить спокойно не получилось, ладно хоть случившееся не получило большого общественного резонанса. И без травм обошлось, дело случилось политическое. Служащие тайной экспедиции (не иначе, с помощью агентурных сведений) изъяли у студентов некую литературу, а троих человек — взяли под арест. К величайшему изумлению Егора, вроде во всех газетах про свободу слова и отсутствие всяческой цензуры задвигают, а тут этакий произвол. Особисты несколько его недоумение развеяли, пообщавшись после задержания подозреваемых и изъятия крамолы. Вначале, правда, пожурили его:

— Ну вот как так, Егор? Вы когда с Александром Павловичем поехали в августе по гостям в Башкирию, у нас оперативные работники чуть драку не устроили за то, кто за вами приглядывать поедет! Ждали, понимаешь ли, что вы в пучину греха и разврата очертя голову кинетесь, вырвавшись из семейных уз! А вы даже овечку не зарезали! А потом ещё этакий финт выкинули, возвратившись обратно на единственной оставшейся у глубокоуважаемого бия лодке! Потеряли ведь вас, несподручно оказалось конным за лодкой по реке следовать…

— Блядь! — Обрадовался Егор тому факту, что он, оказывается, под неусыпным надзором. Нет, он и без откровений служащих о нечто таком догадывался, но одно дело догадываться, другое увериться самому. — Это чо теперь, я всегда под колпаком?

— Ну-с, в спальню к вам с вашей супругой нос никто совать не станет, но ваша безопасность, как носителя конфиденциальной информации, под неусыпным контролем. Да и не только ваша. Вас, верно, интересует сегодняшний инцидент? Вот полюбуйтесь!

— Что это⁈ — Егор принялся вертеть в руках переданную ему брошюру и томик, готический шрифт на обложках, по всей видимости немецкий, ясности не прибавлял. — Ну книги и книги, у нас ведь вроде в империи нет цензуры, по крайней мере явной?

— Да, но факт появления на Урале книг, отпечатанных в европейских типографиях и в первую очередь предназначенных для иностранной публики, заслуживает самого пристального внимания! И какая литература! Изя Лазерсон и Барух Шикльгрубер, «Протоколы сионских мудрецов»! Лев Михайлович Гумилев, «Капитал», первый том! Ещё европейские умы не ознакомились, а уже у нас появилось! Были вынужденны принять меры!

Егор, оценив иронию и комизм ситуации — заржал как конь, до слез.

— Ыыы! Так пусть бы читали! — В промежутках между приступами хохота предложил он особистам. — Только на пользу пойдет!

— Так мы разве против⁈ — Оскорбился служащий тайной экспедиции. — Мы и выжидали, пока они брошюру перепишут и «Капитал», в двух экземплярах! Сейчас то усердней читать начнут!

— А арестовали тогда зачем пацанов? — Удивился Егор.

— Отпустим, — пообещал особист. — вот пути того, как эта литература сюда попала выясним и на свободу с чистой совестью…

И ведь не соврали, уже на следующий день троицу выпустили из застенков и они, в ореоле мучеников и борцов за свободу — упивались всеобщим вниманием. Впрочем, имидж непримиримых идейных бунтарей несколько смазывало их явное нежелание где-либо присесть, даже во время обеденного перерыва. Как догадался Егор — раскололись, пусть и не сразу, а после розог. Или что тут применяют для вразумления…

Так, незаметно, в трудах и заботах пролетело время до выходных и обещанного концерта. Вернее, до выходного, всё-таки не советская власть — два дня выходных, да ещё и во время страды устраивать. Утром в село приехали Маня с Дуняшей, в сопровождении своих женихов, вместе со всеми отстояли воскресную обедню и отправились готовиться к вечернему концерту. А Егор, пользуясь родственными отношениями со звездой — отправился на так называемую репетицию, проходившую в таверне. Не столько из любви к искусству, сколько пообщаться с любимой племянницей и зятем, который того и гляди сорвется по приказу главнокомандующего то ли в Польшу, то ли в Финляндию, усмирять волнения.

Лёха удивил, как впрочем и Маня. Ни одно из предположений Егора не подтвердилось, путь Ермолова лежал не в сторону Европы, а в Азию. А Мария Сергеевна, как уже обвенчанная с ним в церкви — отправлялась с мужем. Но не просто в качестве жены и обузы, а как полноценный командующий санитарного батальона. А по поводу столь неожиданной командировки Ермолов объяснил сам, сердито нахмурившись:

— Вам спасибо, потомки… Талант у меня, оказывается, к убеждению инородцев. Вот поеду предоставлять право нациям на самоопределение, в Азию. Только это между нами, надеюсь на понимание ситуации, немного расширим границы империи, чтоб нужные в будущем месторождения оказались у нас. И всячески будем способствовать переселению наших людей и возделыванию хлопка, как стратегически важного на данном историческом этапе сырья. И никаких независимых государств вблизи космодрома империи! Особенно на исконно российских территориях!

— Мань, а ты то куда? — Попытался воззвать к здравому смыслу племянницы Егор. — Там ведь и в наше время дичь полнейшая, недалеко от средневековых нравов, а сейчас вообще атас!

— Туда и с ним! — лаконично ответила Мария Сергеевна, кивнув на жениха. Затем покосилась на воркующего за соседним столиком Константина Павловича с Дуняшей и пояснила. — Вон Костян оставил бабу в Санкт-Петербурге, сейчас у Анны Федоровны развод и девичья фамилия!

Вечерний концерт, хоть и произвел ажиотаж среди публики, для Егора был как прощальным, с оттенком грусти. Вспоминал слова Мани, что скоро их концертная деятельность закончится, жене цесаревича невместно кривляться на подмостках, а сама Маня уедет вслед за мужем. Но голоса Мани и Дуняши не канут в лету — уже записали, весь освоенный репертуар. А скоро перенесут записи из компьютера на пластинки и чем черт не шутит — ещё несколько поколений будут слушать эти песни. И словно в такт мыслям, над притихшей толпой собравшихся — плыли два голоса:

'Я календарь переверну

И снова третье сентября

На фото я твоё взгляну

И снова третье сентября

Но почему, но почему

Расстаться всё же нам пришлось

Ведь было всё у нас всерьёз

Второго сентября

Но почему, но почему

Расстаться всё же нам пришлось

Ведь было всё у нас всерьёз

Второго сентября'. М. Шуфутинский