Глава 9. Нам песня строить и жить помогает!
Южный Урал, июнь 1797 г.
Вчера вечером участковый внял убеждениям казака, утверждавшего что с арестованными ничего не случится. А голос долга — залил пивом, все три сорта продегустировал, и не по разу. Но сегодня утром встал пораньше, решив лично проверить условия содержания и состояние сидельцев. До визита императора, который должен был объявить свою монаршую волю — все на борьбу с клещом! И на свободу с чистой совестью, после окончательной зачистки всей территории.
Преступал порог дома Вацлава и Савва морально подготовленным — Егора знал с детства и был готов к любым сюрпризам. Лишь бы наследник был цел и невредим, хотя бы визуально, всё остальное решаемо. И действительность его ожидания оправдала — Саввы давно не было (к делам церкви он относился ревностно), Вацлав чем-то гремел в амбаре-пивоварне, а арестованные вместо погреба дрыхли мертвецким сном в самом доме.
— Ты чо под кроватью делаешь⁈ — После бесплодных попыток разбудить брата или наследника со Строгановым, Серёга вытащил из-под кровати Никиту. — Почему не в камере?
— Вчера меня сюда определили, в рамках уголовной иерархии! — Пожаловался депутат и принялся стучать как барабан. — Ещё полночи петь меня заставляли, то «Владимирский централ», то «Кольщик, наколи мне купола», и только на «И снова третье сентября» угомонились! Ещё у них нож там в погребе, Серёга, свинокол! Они им вчера окорок резали, потом в стену метали, хотели ещё меня поставить, чтоб как в цирке! Спасибо Гнидославу, заступился!
— А стукачей топить в сортире! — Поднял голову с лавки наследник и с протяжным стоном уронил её обратно на тряпки, заменяющие подушку.
— Ну Егор! — Взбеленился участковый. — По блатной романтике параши соскучился, ещё и аристократию фене учит! Неси воды, Никита, сейчас подъем устраивать буду и утреннюю поверку!
Серёга был не в духе, тут и всеобщий аврал (вчера после первого дня работы по дезактивации земель от иксодового клеща оценили фронт работ, сравнили с тем, что сделали за день — и решили навалиться всем миром, чтоб не возиться до морковкина заговенья, ещё и Азата попросили помочь), и Маня утром поставила перед фактом, что не намерена ждать и собирается венчаться с Ермоловым как можно быстрее. А тут ещё эти, устроили лагерные порядки в отдельно взятом подполе! Бог направил, не иначе — пораньше придти и самому порядок навести. Самодержец бы такой картине явно не обрадовался!
Обошлось без водных процедур, у Егора при определенной тональности звуков голоса брата — срабатывал ген осторожности. Вот и сейчас — подхватился, словно и не спал, и живо растолкал сокамерников. А вот Строганов с Серегой знаком не был, и успел спросонок ляпнуть, возмущенный столь ранней и несвоевременной побудкой: «Жизнь ворам, смерть мусорам!» Теперь потирал грудину, стоя вместе с остальными навытяжку возле стены и дивился мудрости Павла Петровича, который не только отменил телесные наказания, но и настаивал на непременном исполнении всех законов.
— Мда, работнички из вас сегодня аховые… — С сомнением оглядел участковый опирающихся на стенку суточников. Только Никита более менее выглядел прилично, вид Егора и Павла вызвал бы в двадцать первом веке коллективный непрекращающийся вой со стороны «комитета солдатских жен и матерей», и прочих подобных организаций. Наследник тоже не радовал, вчера, до водворения, выглядел не в пример приличней. А сейчас под глазами мешки, лицо отекло, а запах — лучше рядом не дышать.
— Вы чо, по углам вчера ссали, запах по всему дому⁈ — Скривился участковый. — Егор, я в курсе, что ты бардак разводить любишь, но такого не ожидал!
— Это депутат косорукий! — Принялся выгораживать Егора цесаревич. — Что ему не поручи, всё провалит!
— А чо я то сразу! — Осмелел в присутствие Серёги Никита. — Там бадья сорокалитровая, Гнидослав несколько недель копил, да эти лоси вчера после пива добавили! А выносить меня одного заставили, в потемках, вот я и споткнулся!
— Давайте на улицу все, там стройтесь! — Решил участковый и на всякий случай зарядил ещё и Никите в корпус, без замаха. — А ты чтоб в следующий раз под ноги смотрел и вообще, думать надо, что творишь! Тебе же пару раз в месяц для профилактики подмолаживать надо, чтоб не натворил чего!
На улицу выбрались вовремя, успели до приезда Павла Петровича. Император был прикинут по деревенски, в рабочую одежду и на удивление — немногословен и краток:
— Все на борьбу с клещом! Я вот тоже, как и подобает самодержцу в годину бедствий и испытаний, поведу народ за собой! Лично за вами присматривать буду, кто как работает!
Толкнув речь — отошел в сторонку с Серёгой и пока арестантам раздавали рукавицы, перекинулся с ним парой слов.
— Ваше Величество, ну а вы то зачем поперлись? Без вас управимся!
— Не могу в стороне остаться! Захар Петрович, несмотря на преклонный возраст и хвори, тоже собирается! Сейчас в медцентр зайдет, проверится и в поля! А я чем хуже⁈ Да и за этими оболтусами пригляжу, совместный труд сближает!
Егора со Строгановым милосердно определили на телегу с инструментом и отправились через поле к выделенному им участку работы. Впереди них пылила колонна солдат, оглашая утро ревом доброй сотни молодецких голосов:
'Белый снег, серый лед, на растрескавшейся земле.
Одеялом лоскутным на ней — город в дорожной петле.
А над городом плывут облака, закрывая небесный свет.
А над городом — желтый дым, городу две тысячи лет,
Прожитых под светом Звезды по имени Солнце…
И две тысячи лет — война, война без особых причин.
Война — дело молодых, лекарство против морщин.
Красная, красная кровь — через час уже просто земля,
Через два на ней цветы и трава, через три она снова жива
И согрета лучами Звезды по имени Солнце…' Кино
Император, с одобрением прислушиваясь к хору бойцов, мечтательно произнес:
— Орлы! — И тут же покосился на свою команду, которая не заслуживала лучшего определения, чем арестантско-инвалидная. Кроме крестьян, выделенных в поддержку императорской бригаде, те смотрелись не в пример бодрей и главное, к месту. — Не то что вы, немощи! Ажно стыдно за вас, мало того, что еле плетётесь как на виселицу, так ещё и в гробовом молчании! Чего притихли, нехорошее всяческое про меня думаете⁈
— ПапА! — Поспешил развеять отцовские подозрения наследник. — Мы тоже спеть можем, вчера разучивали всякое, Паулюс, запевай нашу!
Егор повалился на телегу, но спрятаться среди лопат, пил и топоров было проблематично. А Александр с Павликом затянули:
'Запахло весной, метелям отбой
Хозяин седой, ворота открой
Запахло весной, боль снимет рукой
Знакомой тропой, вернусь я домой!' Бутырка
Однако после первого же куплета были остановлены участковым, Павел Петрович в недоумении поинтересовался:
— Ты чего, полковник, душевно же поют⁈
— В пизду, Ваше Величество! Пусть лучше помолчат! Ещё работать не начали, а уже распелись! Посмотрим, как они вечером запоют!
Добрались до границы хронопереноса — вступившая в свои права весна сгладила изумрудной зеленью четко видимые осенью контуры между островком из двадцать первого века, с обработанными полями, и практически девственную природу восемнадцатого, лесом и зарослями кустарника окружившую село. Справа, с той стороны, куда свернули солдаты — в небо поднималось несколько струек дыма, по всей видимости, после вчерашних ещё разведенных и не прогоревших полностью за ночь костров.
Разобрали инструмент из телеги, крестьяне споро приступили к валке деревьев, а императора и его команду тактично отодвинули в сторонку, чтоб не дай бог — деревом упавшим не зашибло. Арестантов определили обрубать ветки у поваленных деревьев, стаскивать их в кучу и вырубать подлесок. А император примерил на себя роль политрука, то подбадривая своих подопечных, то объясняя им на пальцах, куда и каким путем должна двигаться Россия под его руководством. И при их непосредственном участии тоже, если честным трудом искупят былые грехи.
— Я вот в толк не возьму, — Утирая пот с лица признался Строганов. — к чему вот всё это сближение сословий и стирание между ними границ. Мы же все разные, у крестьян свои заботы, обычно не простирающиеся дальше околицы. В то время как мы, цвет и надежда империи, российское дворянство, неустанно заботимся о процветании страны! Не говоря о том, что первыми встаем на защиту родины, коли враг надвигается!
— Ты нахуя рукавицы снял, лучший человек государства? — Сбил Пашку с настроя участковый. — К обеду руки в волдырях будут, какой из тебя тогда работник?
— Других дворян у меня для вас нет, увы… — Подключился император. — Вот всё у них так, как служить, так отсрочкой на обучение прикрываются. Как лавочку прикрыл с фиктивными приписками, так про дворянскую честь и гордость вспомнили, ущемились и со службы по имениям разбежались. Ничего, я таких додавлю, буду лишать чинов и званий! Честным и желающим послужить отечеству дорогу расчистим, а паразитам никогда!
Покрасневший Строганов принялся разыскивать брошенные рукавицы, а Егор принялся его убеждать, в меру своего понимания:
— Вот вы, Паулюс, абстрагировались и отгородились от крестьянского сословия, в своем стремлении доходя до абсурда. На французском общаетесь, в полуперденчиках каких-то дефилируете, с нормальной и удобной одеждой не имеющих ничего общего. Парики эти опять же, с колониями вшей, лишь бы на холопа никоим образом не походить. Думаешь, мужики тупы и дремучи? Да они в голос орут над вами и вашими потугами ничуть не походить на них. Ну и до крайностей доходит, с перегибами на местах и конфликтами столкновения двух культур, не без этого. А чем дальше, тем больше, знание иностранного языка и лосины в обтяжку супротив вил под ребра не пляшут! Вот ты сейчас пыхтишь, но работаешь, потому что жизненные обстоятельства так сложились. Но ты то надеешься, что это временно, загладишь вину и вновь вернешься к привычной жизни, так?
Строганов, и без того красный как рак — вообще налился дурной кровью и пробубнил:
— Какая уж тут привычная жизнь, я за два дня столько отхватил впечатлений, сколько за всё детство не испытал. Не дурак, понимаю теперь, что не будет возврата к прежнему. Отец ещё, чтоб его, всё иносказаниями, да отеческими напутствиями потчевал, сюда отправляя. Нет чтоб как полковник, — Павел покосился на Серёгу, который с топором обращался со сноровкой. — один раз фанеру с утра пробил и сразу ясность полная наступила. Но что же нам теперь, поголовно всем в крестьянские порты обрядиться, в кулак сморкаться и в полях пахать? Али холопов языкам учить, куртуазным манерам и этикету?
— Ты же в Европе вроде обучался, книги читаешь, — укорил его Егор. — а про золотую середину не слышал? Отринь свой юношеский максимализм и оценочные суждения, принимай жизнь такой, какая она есть. Ну и попробуй себя поставить на место другого человека, оценить ситуацию со стороны. Тебе понравится работать как сейчас, да лет с десяти?
— Это он ещё крестьянского харча не пробовал, — вставил участковый, не оборачиваясь и не прекращая работу.
— Всё я пробовал, снедали мы и не раз, во время путешествий. Молочка бы сейчас с краюхой хлеба, да круто посоленной! Да и редьки с квасом по этакой жаре пользительно, чем плоха еда у холопов⁈ Репа ещё, пареная, да только из печи, чудо как хороша…
Судя по гастрономическому лирическому отступлению от политики в беседе — Строганов на свежем воздухе проголодался. Да и не только он, при упоминание о привычных каждому русскому человеку блюд — непроизвольно давились слюной все присутствующие, не исключая императора. Серёга недовольно проворчал:
— Привезут к обеду пайку, чо встали как птенцы голодные, клювы поразевали? Работать за вас Александр Сергеевич будет? У нас кто не работает, тот не ест!
— А причем здесь папенька мой? — Вполголоса с недоумением поинтересовался Пашка у Егора, к участковому он с недавних пор относился с искренним уважением, лишний раз тревожить и надоедать не осмеливался.
— Да забей пока, это из нашего времени идиома, без бутылки не разберешься. — Егор со стоном разогнулся, украдкой глянул на солнце, скоро ли обед и продолжил начатую Строгановым тему. — Базара нет, Паулюс, кухня крестьянская вкусна, летом так вообще разнообразная, огород подспорье и лес. А чо это в озвученном тобой меню мясо не фигурирует? Ну или буженина с ветчиной? Не задумывался? Так я тебе подскажу, мясо у крестьян эпизодически на столе появляется и дело тут вовсе не в отсутствие холодильников. А ты как часто мясное порешь? Вчера вон, окорок за обе щёки уплетал, как должное принял, без хлеба даже жрал! Не поленись, подойди к мужикам, расспроси. А ещё лучше, сам попробуй по зиме на редьке с квасом в лесу поработать, оно сразу многое на место в голове поставит.
Чем выше на небе поднималось солнце — тем меньше стали отвлекаться на разговоры. Даже Серёга примолк и ожесточенно продолжал работу, изредка оглядывая остальных — как держатся. Были у него опасения по поводу наследника и мажора Павлика, но те, несмотря на отсутствие опыта и привычки — не ныли и не отлынивали. Присмотрелись к работе более опытных товарищей, пообвыкли и стиснув зубы — старались не отставать. И что характерно — не жаловались. Да и как тут стенать и у кого искать заступничества, если император наравне со всеми впрягся в работу и тащил лямку. Ещё находил время и силы для поучительных монологов, остальные отмалчивались — нехитрая со стороны работа по обрубанию веток вымотала всех.
Когда вдали, на дороге из деревни заметили телегу, раздались радостные возгласы, напополам с облегчением: «Едут!», «Обед везут!», «Кормильцы едут!» Егор приложил ладонь ко лбу, прикрывая глаза от вставшего в зените солнца, лично удостоверился что да, едут, и судя по поблескивающим алюминиевым бачкам в телеге — точно кормить будут, приободрился и обрадовался. Призвав остальных:
— Не расслабляем булки! Пока доедут, мы ещё рывок сделаем, напряжемся! А после обеда побольше отдохнем, чтоб жирок завязался, давай православные, навались дружно!
И показывая пример — бросился с топором на поваленную березу, подбадривая себя и товарищей пением:
— Розовый фламинго, дитя заката! Розовый фламинго, тут танцевал когда-то! Может, в жизни прошлой, мне трудно вспомнить! Думай о хорошем, я могу исполнить! Фу бля, баста, карапузики, перекур на обед!
Павел Петрович, немного опешивший от такого порыва энтузиазма, сопровождаемого песней поинтересовался у Серёги:
— А кто это, розовый фламинго? Зверь али птица какая?
— Птица, Ваше Величество…
— Эвон как рычит, видать зело та птица страхолюдна и опасна! — Сделал вывод император
— И злоебуча вдобавок! — Подтвердил его догадки участковый.
В подъехавшей повозке обнаружилась Маня и председатель. Мария щедро оделяла проголодавшихся работников порциями, поторапливая: «Давайте, пошевеливайтесь! Мне ещё к солдатикам заехать надо! Миски не растаскивайте, соберите в кучу как поедите, на обратном пути заеду заберу!»
А Серёга принялся подкалывать Захара, намекая на то, что как какая работа всем миром, так у того то поясницу прихватит, то сердечко шалит, то ещё какой геморрой. Михалыч, обычно не чуждый самоиронии — неожиданно принял всё близко к сердцу и разобиделся не на шутку. И высказал накипевшее в лицо участковому, начав почему-то издалека и немного сумбурно, предварительно убедившись, что Маня занята раздачей пищи и его гневную тираду не слышит:
— Распустили вы, Серёга, Марию Сергеевну свою! В край! И не тебе меня болезнями укорять! У меня сегодня и впрямь с утра в груди покалывало, пошел к врачам, по человечески проверится. Они завсегда давление померят, по результатам и таблетку отщипнуть могут. А от вашей Мани меня прямо в кабинете чуть инфаркт с инсультом не пизданул по настоящему! До сих пор в себя прихожу, то слабость накатит, то испарина холодная!
— Так, чо случилось⁈ — Насторожился Серёга.
— Чо, чо, Маня мне мерит давление, накачала манжетку, сверяется с показаниями приборов, я у ней спрашиваю: «Ну чо, жить буду, можно на работу выехать?» И тут эта ваша Маня, которая хоть тактом и не отличается, но всегда была вежливой и воспитанной девочкой, прикрывает рот ладошкой и потрясенно произносит: «Вот нихуя себе!» Я от этих слов так и обмер, сердечко прихватило! Если уж медсестра такое говорит, явно дело не ладно. А с медициной у нас сам знаешь как, я там уже всё, мысленно с жизнью распрощался…
— Чо вы такой впечатлительный, Захар Михалыч! — С укором заметила незаметно подобравшаяся Маня и объяснила специально для отца, переваривающего эту историю. — Я Лешку простить вчера не успела, а тут вижу, он за окном с Дилей чуть ли не под руку идет, с Айратовской. И о чем-то оживленно беседуют! Вот и вырвалось, непроизвольно! Но ничего, оказалось он у ней интересовался, как со мной помириться! Уладили всё, простила я его!
— Простила она его! — Продолжал ворчать Председатель, массируя рукой правую сторону груди. — Серёга, Христом богом тебя прошу, не мучай молодых, пусть поженятся! Или окружающих пожалей, ослобони от страстей этих! Мы то ведь ни в чем не виноваты! А она и в поварихи напросилась, чтоб лишний раз с Ермоловым увидеться!