— Все-таки ты колдун. — делает вывод полковник Мещерская, вырисовывая пальчиком какие-то вензеля у меня на голой груди: — как есть колдун. Я же чуть с ума не сошла. Злая была как черт. Еле себя сдержала. Всю ночь как на иголках, еще и шнырь этот из жандармерии — дескать воды не хотите попить? Еще бы чуть-чуть и разобрала бы по бревнышку полицейский участок… а ты — колдун!
— Откуда такие сведения? — интересуюсь я, глядя в потолок. На потолке виден полупрозрачный лисий хвост. Он нетерпеливо подергивается из стороны в сторону. Пусть. Потерпит. А то привыкла мне тут истерики закатывать, мотоколяску ей купи, колесо почини, руль на место поставь… прожигательница жизни.
— Ну так лежу я сейчас с тобой и ничего мне не надо… — задумчиво говорит Мещерская и подпирает кулаком подбородок: — как мало оказывается мне для счастья надо. Маму вот забрали в валькирии, Валюша переживает, места себе не находит, а я — счастлива. Какая я все-таки нехорошая. И дочь, и старшая сестра.
— Интересно. А ты думаешь от того, что ты несчастлива будешь — твоя мама или Валюша — лучше себя чувствовать станут? Им, что нравится, когда ты несчастная? — хвост на потолке дернулся еще пару раз и исчез. Пошла думать о свое поведении? Ага, как же…
— Нет, конечно. Просто… неправильно как-то такой счастливой быть, когда с мамой такое случилось. — признается полковник и прижимается ко мне всем своим обнаженным телом: — все-таки я падшая женщина, Володя. Ты связался с падшей женщиной. А у тебя семья такая приличная. Не жалеешь?
— Ну так я падший мужчина, два сапога пара. — лениво откликаюсь я: — и потом, какая ты падшая, если и часу продержаться не можешь? Сразу «ой, все!» и «прекрати меня трахать, Уваров!».
— Это потому, что ты — ненасытная скотина, лейтенант! — ударяет меня кулаком по плечу она. Игриво ударяет, если бы она хотела сильно ударить — снесло бы меня в сторону, или кровать проломилась бы.
— Смотри, недолго мне в лейтенантах ходить, у меня седьмой ранг магии открылся, мне Роман Теодорович говорил, что сразу повышение в звании будет после вручения свидетельства: — говорю я: — так что последние деньки я лейтенантом хожу.
— Значит у меня не так много времени тобой покомандовать? — стучит пальчиками мне по груди Мещерская: — учту. А что ранг у тебя седьмой… так это потому, что комиссия не абсолютные ранги выдает, а прикладные.
— Что?
— Ну… вот смотри, твоя защита — абсолютна… — говорит Мария Сергеевна, привставая на локте рядом и ее массивная грудь — колышется при этом движении, завораживая и притягивая взгляд. Хочется сказать «пожалуйста сделай так еще раз», но я сдерживаю себя. А еще хочется сказать, что моя защита — далеко не так абсолютна, как хотелось бы и у одной хитрой лисицы есть как минимум несколько способов сделать мне больно, а то и вовсе убить. Самое противное, что и напрягаться ей не придется. Раз и все.
— … однако при этом ты довольно ограничен в атаке. Ограничен длиной своих конечностей. Попросту — если ты не можешь что-то ударить, то ты ничего с этим не сделаешь. Достаточно держать тебя на расстоянии и все. На тебя так же действуют иллюзии, хоть и чуточку похуже, похоже у тебя естественная ментальная защита, но она не так абсолютна, как бы хотелось. Так что и применение тебя на поле боя или на Закрытии Прорыва — весьма ограниченно. Да, ты можешь стоять под волнами тварей, но ты всегда будешь очень небольшим фактором. Видел, сколько их из Прорыва прет? Пока ты с парой десятков разбираешься — остальные пожрут все вокруг как саранча. То, что ты — неуязвим и силен, не значит что ты их остановить можешь. С точки зрения закрытия Прорыва, ты, Володя — почти бесполезен. Да, сколько-то тварей убьешь и сам не помрешь, а толку? Закрыть людей куполом щита или там выжечь всех тварей в округе разом — не можешь. Сам выживешь, да. Вот потому и седьмой ранг. Ранги в имперской комиссии не за то, насколько удивителен Дар, а за то — насколько полезен. Вот, скажем, умел бы ты такой же неуязвимый как сам — купол ставить, да еще такой, чтобы разом всех тварей накрыть, да еще и сжать их потом обратно в Прорыв — цены бы тебе не было. А с твоими нынешними умениями — только на поддержке у сильных магов работать. Вот сестра твоя, Ледяная Княжна, которая — в одиночку Прорывы закрывает. На ее счету уже около десятка…
— Неужели? — вспоминаю Прорыв, пасти адских тварей и разорванные тела вокруг и меня пробирает. Ай Гуль, Гулька, моя сестренка — и Прорыв в одного⁈ Да мы тут всей толпой потели и то едва справились!
— Вот потому она девятый ранг взяла. Полезная она. А ты — нет. — щелкает меня по носу Мещерская: — в государственном масштабе, разумеется. Но в постели цены тебе нет, признаю.
— Но как она… получается, что она — Закрывающий Маг?
— А ты думал — отчего к ней такое почтение. — хмыкает она и щипает меня за бок: — твоя кузина одна из двадцати трех Закрывающих Магов на всю Империю… и нам еще повезло, потому как в Турции их всего пять. Помнишь, Волчица мне предлагала в Хань эмигрировать, дескать генерала дадут? Так вот, твоя кузина в любую страну мира может ехать, везде примут с распростертыми объятиями… потому-то даже СИБ от нее шарахается. Такие как она — последняя преграда между Легионами Преисподней и нашим миром… потому ей и таким как она — все прощается.
— Закрывающие Маги… — говорю я и смотрю в потолок. Лисьего хвоста нигде не видать. Наверное, соскучилась нас слушать и ушла на кухню или в библиотеку. Потребности в еде хвостатая не испытывает, однако же вкусной едой полакомиться, чашечку чаю ароматного выпить и ядрёной смеси из жгучего табака и опиума покурить — она не прочь. Еще читать любит и на мотоколяске по городу носится, распугивая прохожих и лошадей в подводах. Не жизнь у нее а лафа, живи и в потолок плюй.
— Ко мне Ирина Васильевна подходила… папочку интересную принесла, — говорю я своей супруге, которая закинула на меня ногу и уткнулась носом мне в плечо.
— Тварь, — коротко отвечает Мещерская, не открывая глаз: — зря ты ее в тот раз не прикопал.
— Если всех убивать, то с кем потом сотрудничать? — задаю я риторический вопрос: — мы, люди — существа социальные. И потом, неудобно как-то было. Все-таки человек, пусть и вредная.
— А если не убивать, то у тебя скоро как у Али-Бабы — сорок жен будет. И все разбойницы. — бормочет она: — все равны как на подбор, с ними дядька Черномор. А с мужиками? Ты их тоже в гарем тащить будешь? Я с фон Келлером не уживусь, имей в виду.
— При чем тут фон Келлер?
— А у вас с ним любовь такая, водой не разлей… — поясняет она, зевая и снова утыкаясь носом мне в плечо: — был бы ты девица, так бы и вцепился в своего дружка Леоне… али наоборот — был бы он девица. Но, по правде говоря, девицы из вас вышли бы так себе. Некрасивые да гулящие…
— Что? — мысленно представляю себе фон Келлера в капоте и юбке с веером и себя рядом в таком же непотребном виде и быстро прогоняю видение. Действительно, девушки из нас с ним были бы не очень. Некрасивые — не то слово даже. Чтобы окончательно прогнать эти страсти из мыслей — хватаюсь за спасительный круг… вернее не круг. Скорее, хм… сферу?
— Ты куда полез? Все на сегодня, я лечиться не собираюсь. Вдруг опять что случись, а я потратилась. Убери руки.
— Да я так. Потрогать, — поясняю я: — не буду я больше приставать. У меня базальная потребность женскую грудь помять. Это подсознательное. Ты вот мне в голову образ фон Келлера в юбке и чепце вкрутила, я теперь в ужасе пытаюсь это развидеть, а грудь мне в помощь.
— Помогает? — интересуется Мещерская, скосив глаза чуть ниже, где я старательно мну ее белоснежную, упругую плоть.
— Еще как. Буквально минут сорок и все как рукой снимет. Ну или часика два. А уже если стянуть с тебя эти вот трусики…
— Уваров! Ты обещал! Убери руки! — в этот волнительный момент в дверь раздается стук.
— Кого там черти принесли? — ворчу я, вставая с кровати. Мещерская тут же принимает вид оскорбленной невинности и натягивает одеяло на себя чуть не до подбородка. Я открываю дверь. На пороге стоит незнакомая мне высокая девушка в мундире валькирии.
— Срочное донесение! — прикладывает руку к фуражке она: — лейтенант Уваров! Вам надлежит срочно явится по указанному адресу и отремонтировать мотоколяску!
— Ты опять свою игрушку разбила, — вздыхаю я: — может сперва ездить нормально научишься, а уже потом…
— Я умею! Чему мне учится! — мундир валькирии идет пятнами, девушка заметно теряет в росте и перекидывается в смуглую, худощавую и невысокую азиатку, которая топает своей ножкой, под ее ножкой — трещит паркет: — надо починить! Она сломана!
— Попроси Веню за ней съездить, пусть посмотрит, — вздыхаю я: — сколько денег уже на ремонт ушло.
— Ты жмот! А у меня мотоколяска сломана!
— Надо тебе танк купить, его сломать сложнее, хотя с твоими-то талантами…
— Танк! Давай купим!
— Не, не, не, дурная идея. И потом у нас денег нет.
— О! — поднимает палец она: — а давай заработаем! Вместе! У меня вот… — она достает откуда-то пачку бумаг: — со стенда в околотке содрала. А, вот, гляди! — и она тычет мне в лицо плакатом с фотографией мрачного вида мужика и надписью «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЖИВЫМ ИЛИ МЕРТВЫМ! НАГРАДА 10 000 рублев!» и мелким шрифтом ниже — что кличка у него Лорд, что на самом деле это вампир высокой категории и что надлежит быть осторожным при встрече, и что за сведения о местонахождении — также полагается награда.
— Там еще много таких! — говорит она и чуть подпрыгивает на месте от нетерпения: — пошли награду получать!
— Чтобы награду получать надо сперва его найти, — вздыхаю я: — а у меня сейчас времени нет.
— Времени у тебя нет! Знаю я, ты все со своей Машей кувыркаешься в постели! Маша, доброе утро! — она заглядывает в спальню через мое плечо. Мещерская — хмурится ей в ответ и складывает руки на груди.
— Все дуется на меня, — пожимает плечами кицунэ: — вы люди такие обидчивые, снимешь раз с кого кожу и все — обиделись. А вот ты молодец, не обижаешься. Как говорят в Хань — времена проходят, а седой конь пашет свою борозду в лунном небе. Сегодня вечером — моя очередь мужскую энергию ян собирать, помнишь?
— Забудешь тут…
— Ну вот, а пока — собирайся, за наградой в банк поедем. Мне новая мотоколяска нужна, старая в хлам вообще, в запчасти разлетелась. Какие они хрупкие все-таки…
— Они не хрупкие, никакой автомобиль не выдержит того, что ты с ней творишь! Ты за два дня в пяти авариях побывала! Чудом никого не убила!
— У меня все схвачено! — машет рукой она: — я ж обещала никого не убивать. Так что? Одеваешься?
— Зачем это еще? Для того, чтобы награду за голову получить одного плаката маловато будет, а выслеживать преступников у меня сейчас времени нет. У нас с Машей дела.
— Видела я ваши дела. — прищуривается кицунэ: — я бы третьей к вам присоединилась, да твоя Маша на меня волком смотрит. Не удержится да придушит, а я ее молнией приголублю, а ты потом опять ворчать будешь, зануда. Так что?
— Нет, серьезно, у нас дела. Нам Ира папку про валькирий принесла, я как раз хотел обсудить, — говорю я. Врать кицунэ бесполезно, уж слишком у нее слух острый. И слух и нюх, кстати. Так что если думаете, что можно втихую от нее вкусняшек поесть, то сильно заблуждаетесь. Или потрахаться. Учует. И услышит. Вот же, дал бог на мою голову беспокойную лисицу! И ведь когда в своей глуши сидела, то и не надо было ей ничего, спокойно жила в пещере, раз в месяц на охоту выходила… а в остальное время — чаи гоняла и книжки читала. Причем — одни и те же книжки! Зачитанные до дыр «Путешествие на Запад» и «Романы Троецарствия», да еще «Любовные похождения Дяочэнь». И ничего, не жаловалась. Хотя… может быть и жаловалась, да слушать некому было. А тут — большой город, соблазны всякие, обилие информации, она в первые дни из библиотеки не вылезала, открыв для себе периодику — все эти газеты и журналы, благо в особняке княжны всю периодику столицы выписывали, бонтон, так сказать. Читать не читали, сам видел, что каждое утро на журнальном столике стопка газет и журналов с рекламными листовками появляется, а потом все так же — в библиотеку кочует. В подшивку. И если от чтения «Троецарствия» по десятому разу — к чтению какого-нибудь бульварного чтива в мягкой обложке перейти — то поневоле культурный шок поймаешь.
— Что в папке? — интересует кицунэ, бесцеремонно просачиваясь в комнату мимо меня. Мещерская садится на кровати, прижимая одеяло к груди и мечет в меня возмущенный взгляд. Конечно, это я тут виноват, что это вот сверхъестественное существо с нами живет… а, хотя да. Я и виноват. Зря я про папку с бумагами сказал, она читать жуть как любит, неважно что, готова даже канцелярские книги прихода-расхода читать.
— Ну… все равно от нее не скроешь. — отвечаю я на возмущенный взгляд Мещерской: — она ж все равно услышит. Ну или ночью просочится и прочитает. И вообще… она тут всю дорогу на потолке висела, просто полупрозрачная была.
— Что⁈
— Я была полностью прозрачная, просто хвост тебе показала, чтобы ты в коридор вышел! А ты ни черта не понимаешь, пришлось стучаться!
— Ты за нами подглядывала⁈
— Ой не льстите себе, людишки. Кстати, техника у вас страдает, «Дыхание даоса на девушке» не так исполняют. Один глубокий удар нефритового стержня и три коротких, а уже затем — один глубокий и шесть коротких. Всему вас учить надо. Так что там в папке?
— Ты сейчас опять переходишь наши границы, Акай, — предупреждаю я ее. Она — закатывает глаза и садится на пол по-турецки.
— А ведь я могла просто тебя съесть… — говорит она вслух: — бедная я лисица, связалась с Уваровым, а он меня днем и ночью дрессирует. Ты в курсе, что я в цирке выступать не собираюсь?
— Здесь у нас никто никого не ест. Иначе мы опять будем драться. Ты нас победишь и съешь, а у тебя не будет компании. Опять в глушь, в пещеру, к трем книжкам и сломанному чайнику.
— Это ты его сломал! Со своими кулачищами на меня бросился!
— И никто никого не обвиняет. Можешь говорить о своих чувствах, но не про других. — напоминаю я. Кицунэ — делает глубокий вздох и закрывает глаза.
— Хорошо, — открывает глаза она: — мне очень обидно, что ты играешь с Машей дни напролет, а про меня забыл! У меня сломалась мотоколяска, а починить никто не может! Так много книг! Астория Новослободская такие завлекательные рассказы пишет, но я все уже прочитала! А в киоске без денег новую книжку «Приключения богобоязненной девицы Антуанетты в мужском монастыре» — не дают! А у меня деньги кончились! Без денег даже студень не дают, а ты запретил торговцев студнем убивать! «Торговцы — тоже люди!» — передразнивает она меня: — и эта! Обижается сидит! Двое девиц твоих со мной вообще не говорят, только глаза прячут и убегают! Валя давно меня простила и даже волосы на ночь заплетала! Один раз… — она отводит глаза в сторону: — и мне обидно! Я вас всех поубивать могу! Вы — пыль! Насекомые! Никто! А ты! Ты даже денег мне не даешь!
— Ну, все, все… — я сажусь рядом с могущественной кицуне и обнимаю ее: — все. Маша не хотела тебя обидеть. Просто она…
— Я зла на тебя, — говорит Мещерская, отпуская свое одеяло и выпрямляясь: — ты кожу с моей сестренки содрала, тварь! Как так можно⁈ Знаешь, как ей больно было⁈
— Я же попросила прощения! У каждого должен быть второй шанс — так твой муж говорит! — обращается к ней кицунэ и… всхлипывает. Интересное дело, думаю я, обнимая ее, получается, что у кицунэ — тоже социальные потребности есть? Или это она книжек Астории Новослободской начиталась про дружбу и розовых пони и захотела со всеми дружить? Это игра такая, в эмпатию и психологию, или у нее в самом деле социальная составляющая прорезалась? Как вариант — просто манипуляция, лисы славятся своим умением на людей влиять… так в ханьских преданиях сказано.
— У тебя есть второй шанс, — отрезает Мещерская: — я терплю тебя рядом, двуличная рыжая тварь! Может когда-нибудь я тебя и прощу… но не сейчас. Ты должна быть благодарна тому, что тебя терпят и не плюют в спину каждый раз как отвернешься. А ты вместо этого — нам неприятности доставляешь! Мотоколяску ей…
— Ой, ну и ладно, — отстраняется от меня кицунэ. Глаза у нее сухие и не капельки, не покрасневшие: — не хотите покупать новую и не надо. Давайте хедхантерами станем! Денег как раз и поднимем! Тогда у меня свои деньги будут. Меня там не примут, тревогу поднимут, а вот Володя может быть представителем моих интересов! Плачу десять процентов от головы!
— Сперва их выследить надо, это целое дело… — говорю я, вставая с пола и садясь на кровать, рядом с Мещерской: — преступники такого ранга — не хухры-мухры. Они умеют скрываться и следы заметать. И…
— Что это такое? — наклоняется вперед Мещерская: — что за пятно? Кровь?
— А. Извините, накапало… — кицунэ поднимает небольшой холщовый мешочек, низ которого покрыт коричневыми пятнами: — протекает. Мне брезентовый мешок нужен. Или из каучука — непромокаемый.
— Что там у тебя в мешке? — наклоняю голову я, уже зная ответ. Кицунэ снова тычет мне в лицо плакатом с портретом мрачного мужика.
— Это Лорд! Познакомься. Лорд — это Володя. Володя — это Лорд. Так что, мы поедем в Разбойный приказ или нет? Десять тысяч рублей на дороге не валяются.
«Новости столицы»
Гроза столичныхъ улицъ, вампиръ по кличкѣ Лордъ, бывшій господинъ Афанасьевъ Д. н. — третьяго дня былъ изловленъ Имперскимъ охотникомъ за головами, нѣкимъ У. Господинъ У. представилъ его голову Департаментъ и былъ награжденъ десятью тысячами въ золотыхъ рубляхъ. Указанный господинъ У. отказался отъ комментаріевъ, добавивъ только, что «она меня въ гробъ сведетъ». Учитывая что господинъ У. также является знаменитымъ столичнымъ многоженцемъ, редакція полагаетъ что для содержанія своихъ многочисленныхъ пассій господинъ У., былъ вынужденъ взяться за столь опасное ремесло. Поистинѣ, охота пуще неволи.