Глава 24

Она бежала по столичным улицам, легко перепрыгивая через лужицы — сегодня было тепло и снег таял на темных камнях мостовой. Ноги несли ее сами собой, вперед, вперед! Она бежала и сперва даже напевала себе под нос что-то донельзя легкомысленное, то ли из оперетты «Баядерка и Султан» то ли из песенки, которую с утра бормочет себе под нос Владимир Григорьевич, напевала, пока не спохватилась и не одернула себя. Нельзя же так, она взрослая, она уже большая и она — защитница всех граждан Империи. И напевает, как девочка. Спохватилась и даже осмотрелась по сторонам — не заметил ли кто. Но столичные улицы жили своей жизнью, на углу стоял торговец горячим сбитнем со своим лотком, рядом с ним крутился какой-то попрошайка в дырявом картузе и сапогах, явно на вырост. Мальчишка-разносчик размахивал газетой и кричал что-то о провокации на границе со стороны Японии, забастовке оружейных заводов и скандале в высоком семействе Волконских. Кучка юных гимназисток в своих одинаковых, серо-синих капотах, румяные и постоянно чему-то улыбающиеся — стояли тут же, лакомились горячим сбитнем, похожие на стайку райских птичек. Навстречу ей попался торопливо идущий куда-то военный в форме поручика от инфантерии, он окинул ее взглядом и козырнул в ответ на ее приветствие.

— Стой! Куда бежишь, милочка! — окликнул ее торговец и протянул пирожок, завернутый в вощеную бумагу: — на вот. Угощайся, пока горячее. С пылу, с жару, старуха моя напекла. С ливером и кашей, вкуснотища.

— Ой! — сказала она и полезла в карман: — вот! Десять копеек.

— Да убери. — улыбнулся торговец и пригладил свои усы: — на вас, сестрички, и посмотреть приятно! Всегда такие ладные, да бравые. Жаль, что вы монашенки, ей-богу женился бы на тебе!

— Дядько! Ну вы скажете! — одна гимазистка смеется, прикрывая рукой рот: — что вы говорите!

— Тили-тили, тесто дядько и валька — жених и невеста! — подхватывает вторая и дергает свою подружку за рукав: — Наташа! На факультет опоздаем!

— Детей крестить приглашайте! Мы побежали! Спасибо, дядьку! — машет рукой румяная гимназистка и стайка барышень убегает, сопровождаемая взрывами смеха и хихиканьем.

— Смешинка в рот попала. — качает головой продавец, глядя им вслед: — ну да, дело молодое, оно и понятно. А ты свои деньги убери, красотка, твоя сестренка в восемьдесят девятом под Измаилом из-под артиллерийского обстрела на себе вытащила, да ногу исцелила. Кабы не она, так я бы сейчас на деревяшке прыгал.

— Спасибо, дядьку! — она прижимает теплый сверток из вощеной бумаги к груди: — очень большое! Я очень тороплюсь, а так бы послушала обязательно.

— Ступай, ступай, торопыга. — усмехается он себе в усы: — ваши все такие — вечно торопитесь жить. Если увидишь Василькову из пятой роты — привет передавай, она всегда ко мне заходит, а тут пропала куда-то.

— Обязательно! — она засовывает теплый сверток за пазуху, сует десять копеек малолетнему попрошайке и треплет его за щеку. Попрошайка мрачно отмахивается, но копейку прячет за пазуху, с поклоном. Она ускоряет ход, помахав продавцу рукой на прощание. Внутри было тепло и хорошо. Отчасти потому, что завернутый в вощеную бумагу пирожок грел ее под шинелью, а отчасти потому, что она была счастлива. Потому что она — исполняла свой долг и люди вокруг знали это. Потому что теперь столичный полк возглавлял ее любимый Владимир Григорьевич, а он такой… ух! Всегда веселый, всегда отчаянный, всегда добрый. Она помнила, как он защитил ее и девчонок из второй роты на Восточном Фронтире, встав перед разъяренной Тварью, хотя это они должны были защищать его. Но… они не справились, а вот он — справился. При мысли об этом у нее в груди становилось еще теплей и предательски щипало глаза. Многие военные относились к валькириям как к расходному материалу, не боясь подставить их под удар Легионов Преисподней, чтобы купить своим подразделениям немного лишнего времени для подготовки контрудара. И валькирии не обижались на такое отношение, потому что для этого они и были созданы, для того они и существуют — чтобы своими жизнями спасти человеческие. Ни одна валькирия никогда не отступит, не дрогнет и не побежит, потому что за их спинами — люди. И ни она, ни кто-либо другой из девочек никогда не рассчитывают на то, что их будут спасать, потому что те, кто спасает — это сами валькирии. Первая линия обороны. Те, кто всегда готов пожертвовать собой, чтобы жили другие. И при мысли о том, что тогда в заснеженном лесу Владимир Григорьевич встал между ними и Тварью — у нее в глазах наворачиваются слезы. Тогда она, валькирия Маргарита Цветкова и девочки из второй роты — не справились. Не сумели защитить его. Это он защитил их.

Она шмыгнула носом и вытерла глаза рукавом шинели. Из него выйдет отличный командир. Девчонки будут довольны. Надо будет рассказать им, порадовать. Подготовить документы к передаче, проверить порядок в помещениях, почистить оружие, привести форму в парадный вид. Много дел.

— Валька-вредина! До дырки проедена! Кое-как одета, твоя песенка спета! — кричит ей вслед попрошайка и высовывает язык. Она только улыбается в ответ. Валькирии — Вальки, если по-простому. Ей никогда не нравилось это обращение, но разве ж с народной молвой справишься? Так что и она — Валька, несмотря на то, что Маргарита.


У ворот во двор расположения полка — ее перехватывает Руслана Светлая, старшая пятой роты. Она высокая и статная, через плечо, через ярко-синий, позолоченный погон, из-под кивера спускается тугая коса золотых волос. А ее грудь напоминает Маргарите о выдающихся формах полковника Мещерской.

— Цветкова! — окликает ее Руслана: — а ну иди сюда! Что там с назначением? Известно ли?

— Хотела всем сразу сказать, — признается Маргарита: — но чего уж. Владимиру Григорьевичу звание пожаловали и на должность командира полка назначили! Теперь уже все, официально!

— Это хорошо. — кивает Руслана: — он вроде нормальный. Не то, что этот пропойца Моргунов.

— Да ты не понимаешь! Я с ним служила на Восточном Фронтире, он наших в обиду не даст! — запальчиво возражает Маргарита: — он самый лучший!

— Никак ты влюбилась? — прищуривается Руслана: — что-то уж больно горячо ты своего командира защищаешь!

— Кто влюбился? — останавливается рядом Кира Слепнева, старшая четвертой роты, миниатюрная брюнетка с короткими черными волосами и озорными зелеными глазами: — Цветкова? В кого? В своего Уварова? Давно было ясно.

— Неправда! — зажмуривается от вселенской несправедливости Маргарита: — вот и нет! Он мне как старший брат! И командир! И…

— Да ты не парься, сестра-воительница, — приобнимает ее за плечи Кира: — мы ж никому не расскажем, правда, Руся?

— Терпеть не могу, когда ты мое имя коверкаешь, — морщится старшая пятой роты: — вот я тебя буду «Кирослава» называть, тебе понравится? Или просто — «Ки».

— А называй! — улыбается Кира: — хоть груздем назови, только в кузов не пихай. Если ты такая милашка, что тебя охота на полку у своей кровати поставить!

— Я — старшая пятой роты. — напоминает Руслана: — а тебе лишь бы Устав нарушать. В Уставе ясно сказано, что валькирии друг к другу по званиям, должности или имени-фамилии должны обращаться. Никаких кличек.

— Ну так я же к тебе по имени. Сократила только немного. Руся. Если бы по кличкам, то я бы тебя звала — Руслана Краса, Золотая Коса, например. Или там, Та, Которая Затмевает Солнце Своими Формами. Или просто Большегрудая. — отвечает Кира и легко уворачивается от подзатыльника. Руслана, промахнувшись, недовольно бурчит что-то о мелких завистницах.

— Хватит бардак разводить. — в конце концов постановляет она: — надо всем сказать о том, что у нас новый командир полка. И документы подготовить. Казармы отдраить как следует, а то в прошлый раз девчонки из твоей роты ведро краски пролили. Оружие начистить. Аксельбанты новеньким выдать.

— Скукотища. Давайте лучше праздник устроим? — предлагает Кира: — а что? Закупим пряников и лимонаду и девчонок угостим. В честь такого праздника! Все-таки не каждый день возлюбленный нашей Цветковой командиром полка становится!

— Не возлюбленный! Командир! — пищит Цветкова: — командир! Я — его адъютант! Меня Мария Сергеевна назначила!

— А вот, скажем, подойдет к тебе твой командир, лейтенант Уваров и…

— Полковник! Уже полковник!

— Ну хорошо, полковник. Так вот, подойдет он и глядя прямо в глаза скажет: — не могу я без тебя, Цветкова, пусть ты и валькирия. Хочу с тобой жизнь разделить! Что делать будешь⁈ — задается вопросом Кира Слепнева: — а, Цветкова?

— Отстань ты от нее! — командует Руслана: — не видишь, совсем девчонку с ума сведешь своими глупостями. Нам еще старших других рот в известность поставить и… а это кто еще? — она нахмурилась. Маргарита обернулась и увидела, что у ворот стоит какой-то высокий и худощавый тип в черном пальто. Типа сопровождали две валькирии, но что-то в их форме показалось ей неправильным, неверным. Стоящая у ворот на карауле валькирия козырнула худощавому и отступила в сторону, пропуская. Это само по себе было странно, никакие гражданские на территорию полка не допускались. И что это за неправильные валькирии с ним?

— Девчонки, погодите-ка… — Руслана двинулась навстречу худощавому. Охраняемая территория отдельного 31-го пехотного полка, расположение столичного гарнизона валькирий, сюда не допускаются посторонние, даже военные из других подразделений должны пропуск выписывать, а тут — гражданский!

— Стоять. Потрудитесь объяснится, сударь. Кто вы такой и что делаете в расположении полка? — повышает голос Руслана, и Маргарита думает, что вот с такой Русланой ей совсем не хотелось бы иметь дело. Она словно стала выше, а ее голос стал резким и сухим, заставляя вытянуться и начать лихорадочно искать оправдания.

— Вы старшие? — не отвечает на ее вопрос худощавый тип: — мне нужно чтобы все имеющиеся в наличии валькирии были построены на плацу сейчас же. Быстро.

— Секундочку. — рука Русланы ложится на висящий сбоку штык-тесак: — кто вы такой и что вам тут нужно? И с какого перепугу вы решили, что можете здесь распоряжаться?

— Валькирии всегда жалеют людей, — задумчиво говорит Кира Слепнева: — однако в таких вот случаях нам дозволено воспользоваться магией и удерживать нарушителя в Земляной Тюрьме до прибытия уполномоченных.

— Ах, да… совсем забыл. Секундочку. — худощавый тянется за пазуху и руки у Киры Слепневой — загораются светом, когда она становится в стойку, готовая обрушить твердь под ногами у худощавого и заключить его в Земляную Тюрьму. Тем временем Маргарита всматривается в двух валькирий, стоящих за спиной у худощавого, и внезапно понимает, что это — не валькирии! Да, это их форма, темно-синие шинели, высокие кивера, золотые пуговицы, широкие ремни на талии, начищенные сапоги, но… это не валькирии!

— Вот. — худощавый наконец достает из-за пазухи какой-то предмет: — нате вам. Посмотрите внимательно. — на его ладони красуется Неназываемое и у Маргариты перехватывает дыхание. Посланник Святой Елены⁈ Краем глаза она видит, как вытянулись в струнку Кира и Руслана, как они четко, словно на параде — отдали честь, приложив руки к козырькам.

— Выстроить личный состав на плацу, — сухо командует посланник: — весь, имеющийся в наличии! Всех! При оружии и в полном боевом. Быть готовыми к маршу. Кроме этого ничего с собой не брать.

— Будет исполнено! — отвечает за всех Руслана, а Маргарита замечает, как по лицу одной ненастоящей «валькирии» — скользит ехидная улыбка. По одной этой улыбке она может сказать, что это — не валькирия. Кто же такие эти девушки в их форме. Самое главное — на их плечах нет аксельбантов, бело-золотых шелковых нитей, символизирующих связь валькирий и всех прочих граждан Империи. Согласно Устава никакие аксельбанты для формы не предусмотрены, однако каждая валькирия носит на своем плече бело-золотые шнуры с висящими короткими лезвиями Веры и Надежды. Форма валькирий не имеет отличительных знаков, они не получают ордена или почетные звания, однако по плетению аксельбанта любая валькирия поймет кто именно стоит перед ней, сколько дней, месяцев и лет службы, в каких именно местах и через что именно прошла каждая из обладателей этих украшений на левом плече. У той же Русланы плетение аксельбанта напоминает паутину, она уже восемь лет как валькирия, почти предельный срок службы. Она служила в Русско-Турецкую, вон там узелки, показывающие на осаду Измаила и штурм Прорыва под Штирцом, отдельный медицинский корпус, десятки и сотни исцелённых, ранения, командование взводом, оборона в Каспии, в девяносто восьмом, старшая роты… — все это можно прочесть по затейливым переплетениям шелковых шнуров. Но у этих левое плечо пусто, там только погон. И издевательская улыбочка на лице. На поясе у той, что слева — большая и прозрачная фляга с водой, вода в фляге ведет себя необычно, она сворачивается водоворотом, изгибаясь и пытаясь выбраться наружу. Гидромант! Но среди валькирий нет никого, кто бы умел управлять водой, гидроманты естественные соперники геомантов, магов земли. Эта девушка — человек. Маг воды, гидромант. Но что она делает в форме валькирий⁈

Что-то взбунтовалось внутри Маргариты. Никто не имеет права носить эту форму, никто, кроме самих валькирий! Пусть посланник Святой Елены, пусть Неназываемое у него на ладони, пусть. Но эти две!

— Прошу прощения! — вытягивается она в струнку: — но вы не имеете права носить эти погоны! Объяснитесь! Вы же не валькирии, я вижу!

— Ты чего рот раскрыла, собачка? — приподнимает бровь «валькирия»-гидромант: — жить расхотелось? Или решила, что достаточно взрослая стала?

— Еще одна бракованная, — морщится посланник Святой Елены: — обратный контур не замкнут.

— Она тебе сильно нужна? Давай я ее… — фляга на поясе у «валькирии»-гидроманта — откупоривается с четким «чпок!» и оттуда тянется водяное щупальце: — разомнусь хоть.

— Ни в коем случае, — отвечает посланник и «валькирия»-гидромант морщится, отзывая свое водяное щупальце: — она мне нужна. Такие особенно ценны. Ты не понимаешь, отклонения от нормы и позволяют мне узнавать больше. Чем больше у меня сведений, тем лучше. Норма меня не интересует. Девиации — это интересно. Познавательно. Это и есть настоящая наука!

— Хорошо. — водяное щупальце убирается обратно во флягу, и «валькирия» закрывает ее пробкой: — но у тебя не так уж и много времени. У нас не так уж и много времени.

— Знаю. — отвечает худощавый и складывает руки в странном жесте.

— Я не понимаю, что тут происходит, — заявляет Маргарита: — однако вы не имеете права носить эту форму! Я обязана доложить о таком нарушении своему командиру. И вы все пожалеете об этом. Так что предлагаю снять знаки различия корпуса валькирий и Ордена Святой Елены, а если речь идет о приличиях, то мы предоставим вам иные платья и проводим домой.

— Какая ты добрая, — прищуривается вторая «валькирия», которая молчала до этого момента: — жаль, что я не такая. Книга Разума! Том Второй! Подчинение! — она выбрасывает руку вперед, и Маргарита внезапно понимает, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Не может даже моргнуть!

— Эту погрузить в телегу, — распоряжается худощавый: — всем остальным — выстроится в походную колонну. Выдвигаемся немедленно!


«Новости»


Участившіеся въ послѣднее время провокаціи на границѣ послужили поводомъ Японіи для послѣдующаго объявленія войны государству Восточная Ся. Ванъ этой страны уже запросилъ помощь у Имперіи въ отраженіи агрессіи со стороны дальневосточнаго сосѣда. Государь Императоръ поддержалъ стремленіе Восточной Ся къ миру и сохраненію суверенитета, осудилъ агрессію Японской военщины и принялъ рѣшеніе направить въ помощь Вану Восточной Ся ограниченный экспедиціонный корпусъ въ составѣ двухъ пѣхотныхъ полковъ при поддержкѣ артиллеріи и кавалеріи. Экспедиціонный Корпусъ возглавилъ князь Муравьевъ Н. н., извѣстный и талантливый полководецъ. Также была повышена боевая готовность для кораблей Его Высочайшаго Императорскаго Величества Флота. Однако скорость продвиженія оголтѣлыхъ японскихъ солдатъ, сопровождающаяся привычными для Маговъ-Самураевъ Микадо звѣрствами и полнымъ уничтоженіемъ населенныхъ пунктовъ — не можетъ не безпокоить вѣсь цивилизованный миръ. Редакція газеты будетъ слѣдить за развитіемъ событій въ этомъ регіонѣ.

Загрузка...