Как говаривал Бернард Шоу, танец — это вертикальное выражение горизонтального желания. Страсть, движение, аргентинское танго, поворот бедра, прикушенная губа, рука на талии и мягкие упругости, которые вдруг прижимаются к тебе на долю секунды…
К сожалению, танцевали на приеме отнюдь не танго, а какой-то полонез или вальс… не знаю, как это назвать, но происходящее было совсем не похоже на сельскую дискотеку, тут скорее церемония. Во-первых, играл оркестр, куда без него, во-вторых, мест на «танцполе» было ограниченное количество и каждая пара — занимала свое место. Более того — двигалась в соответствии с общим направлением движения… или следует сказать — вращения? Едва только увидев сие чудное действо я сразу же осознал всю ничтожность собственной танцевальной подготовки. В моем понимании танцы позволят паре показать индивидуальность и страсть на каком-то своем участке танцпола, а тут словно военные маневры — все то в одну сторону идут, вращаясь, то в другую. Со стороны зрелище завораживает, конечно, но при мысли что мы с Волконской споткнемся и покатимся прямо под ноги у танцующих пар, сбивая с ритма всю залу — меня прямо в пот бросило. Вот катимся мы с ней, а окружающие только головами качают — эти двое! Уваров, который и так высокой моралью и порядочностью не отличался, бабник и пьяница, да еще эта странная Волконская-младшая, которая непристойные разговоры ведет постоянно и в обществе себя вести не умеет. Джек и Джилл, одним словом, два сапога пара… так еще и танцевать не умеют. Так, возможно следует предупредить хрупкую девицу рядом, она явно недооценивает степень моей косолапости и неуклюжести.
— Сонечка, радость моя, вынужден тебя предупредить, — перехожу на «ты», чтобы подчеркнуть всю тяжесть ситуации, не время для политесов, тут грандиозный позор наклевывается через… девять, восемь, семь…
— Да? — поворачивает ко мне голову Волконская и в ее глазах я вижу пустоту. Нет, вот правда. Глаза у нее пусты, как будто дома никто не живет. Как будто ее снулой рыбиной по голове пристукнули и она — так и ходит с тех пор. Бывает такое, когда ты с человеком разговариваешь, а он не здесь, не с тобой, а как будто где-то далеко-далеко. Когда ты его спрашиваешь, что он на ужин будет есть, а он в уме дифференциальные уравнения решает.
— Соня, я совершенно не умею танцевать. — говорю я: — мы опозоримся сейчас. И ладно я, мне-то что, я и многоженец и вообще… гусар. Легкая кавалерия сраму не имет, как говорит моя дражайшая Машенька, легкая кавалерия срам производит одним своим существованием. Не любит она у меня легкую кавалерию, да.
— Не умеешь танцевать? — легко и непринужденно она переходит на «ты» и без формальностей: — а тебе и не надо. Я поведу.
— Даже так — я обязательно споткнусь и кого-нибудь задену. Или в стенку впечатаю. Ногу сломаю. Скандал. Крики. Целителей вызывать.
— Было бы хорошо… — лицо Софьи Волконской принимает мечтательное выражение: — а можно на ногу Лопухиной наступить? Или Альферову? Кутайсовой? У меня список есть.
— У тебя есть список? — задаюсь вопросом я, следуя за ней. Ладно, наше дело предупредить, а там уж — позориться, так позориться. Мы с ней встаем в «позицию», она поправляет мои руки (хм, так их надо выше держать). Звучит музыка и я начинаю перебирать ногами, стараясь попадать в такт и не наступить ей на ногу. Пока мы вертимся на месте — я еще спокоен, пусть и стыдно, что не в такт и невпопад, но стыд глаза не выест, а вот как только пары двигаться начнут…
К моему удивлению — я не спотыкаюсь, не наступаю никому на ногу, более того — мы с Софьей Волконской — скользим над натертым паркетом танцевальной залы словно пара лебедей — величественно и без суеты, но в то же время — стремительно! На повороте ее юбки вздымаются от центробежной силы и вот мы уже кружимся в другую сторону, вместе со всеми!
Я перебираю ногами, чувствую упругость девичьего тела, когда на очередном повороте Волконская случайно прижимается ко мне грудью… она не носит корсета, это чувствуется сразу. И… пожалуй не только корсета.
— Как ты это делаешь? — спрашиваю я у нее. Спрашиваю, потому что невесть откуда взявшуюся грацию можно оправдать памятью тела, ну или природным талантом к танцам, все можно объяснить, кроме одного. В момент, когда наша пара легким и непринужденным движением скользит направо вместе со всеми остальными — я стоял на месте! Да, ногами перебирал, делал вид что танцую, но я совершенно точно не делал такой вот поворот оверштаг! Или как говорят на флоте «поворот все вдруг!». И это чертовски сбивает с панталыку, когда ты и думать не думаешь поворачивать, а вся танцевальная зала вокруг тебя — раз и разворачивается! И уж это списать на то, что «Уваров вдруг научился танцевать» я точно списать не могу.
— Что именно? — рассеяно спрашивает у меня Волконская, скользя в танце, словно белая лилия по поверхности пруда: — если ты о моих друзьях, то я просто ношу их с собой. Все время. Так лучше.
— Нет, я не о друзьях. — желая проверить свою теорию — я вовсе перестаю перебирать ногами, стою прямо, но мы с ней все также продолжаем кружиться в танце, словно парочка танцоров из музыкальной шкатулки, прикрепленные к крышке и вынужденные вертеться вокруг своей оси. Тут же мы не только вокруг своей оси крутимся, но и по залу перемещаемся!
— Как ты делаешь так, чтобы мы — танцевали? — спрашиваю я: — я же стою сейчас.
— И совершенно неправильно. Если бы ты немного двигался, мне было бы легче. — отвечает Волконская: — а ты как оловянный солдатик встал. Хотя… если ты хочешь так… просто мне показалось что это тебе поможет.
— Это мне помогает, — признаюсь я: — я бы уже минуту как всем ноги поотдавливал… но как⁈ Как у тебя это получается?
— Не знаю, — пожимает плечами она: — получается и все. Я… просто так хочу.
— Вот как, — я опускаю взгляд вниз, на ноги. Паркетный пол под нами кружится и движется, а мои ноги — стоят на месте. Она попросту перемещает нас в пространстве. Но какова координация… ведь она должна перемещать нас на заранее заданное расстояние, причем постоянно, причем под музыку, в определенном темпе. Мысленно прикидываю энергию переноса, а также объем вычислений, необходимый для потокового расчета местоположения пары во время танца и уважительно гляжу на Волконскую. Какой у нее ранг? Шестой? Если она вот так может перемещать… нет, это не перемещение! Вот она моя нога — она не перемещается никуда, я чувствую паркет под ногой, ничто не движется, но и кусок паркета не вырывается и за нами не перемещается… искажение пространства. На каком расстоянии? Каковы пределы ее силы? Если предположить, что она может искажать пространство на длительный срок — вот тебе еще одна контр-сила, Уваров, против которой ты бессилен. Подвесить тебя в искаженном пространстве и все… а если она перемещать эти пузыри может — то и на орбиту вывести сможет, или в ямку прикопать, как мастера из Восточной Ся. Ведь мне для того, чтобы кинетическую энергию удара воплотить в победу — надо кулаком стукнуть. А… не стукнешь тут кулаком. Как тут стукнуть, когда пространство искажается и вместо метра — два стало. А то и километр. Или по-местному — вместо аршина — верста. Неудивительно, что никто с Волконской связываться не хочет несмотря на то, что вид у нее словно у спящей наяву.
— Спасибо за танец. — отступает назад она и приседает в легком книксене: — мои родители будут довольны. Ты мне очень понравился. Жаль, что ты кузен Ай Гуль.
— Всегда пожалуйста. Мне очень понравилось, — кланяюсь я в ответ. За размышлениями несколько минут танца пролетели как птицы и мой долг перед юной княжной Волконской оказался выплачен сполна. Но меня не оставляет чувство недосказанности. Беру ее под локоть и как полагается джентльмену — провожаю из танцевальной залы. Уж на это меня хватает, как гласят неписанные правила светских раутов — взял девушку и потанцевал ее — будь добр на место поставить, откуда взял. Так что я веду княжну Волконскую обратно и стараюсь поддерживать светский разговор, хоть это и нелегко после того, как она продемонстрировала малую толику своих умений. Непринужденно и легко так таскала нас по всей зале, словно бы в игрушки играла. Казалось бы — ерунда… но если это и правда искажение пространства, то даже если кроме этого она ничего не умеет, даже такие умения в ближнем бою невероятно ценны. Все эти единоборства и искусства, фехтование и стрелковый бой основано лишь на одном — оказаться в нужном месте в нужное время и не оказаться в ненужном месте в ненужное время. Например — мой кулак должен оказаться там, где находится голова противника, а моя голова в то же самое время не должна оказаться там, где находится кулак противника. То же самое верно и в отношении кинжала, сабли, выстрела из пистолета или пушки. Преодоление пространства до цели — вот основа всего. Но… если она умеет управлять этим пространством… упаси бог от такого противника.
— Так что там у тебя за непонятки с моей кузиной? — спрашиваю я у нее, пока мы идем назад: — она у меня вроде вполне милая и добрая девочка.
— Ай Гуль? Милая⁈ — останавливается на месте Волконская так, словно о невидимую стену ударилась: — ты и правда так думаешь?
— Кто тут мое имя всуе поминает? — веселый голос кузины раздается совсем рядом и Волконская — втягивает голову в плечи, сразу становясь похожей на «бледную немочь».
— О! Это ты! — моя кузина рядом, она пышет здоровьем, весельем и источает лучи радости. В руке она держит полупустой бокал с шампанским и размахивает им из стороны в сторону, словно колокольчиком на Рождество: — ты только глянь! Говорили, что ты взяла шестой ранг, а я даже и не верила! А ты не только шестой ранг взяла, но еще и моего кузена увести у меня пытаешься, а?
— Н-нет, это не так, не подумайте… — Волконская отступает на шаг назад и оказывается у меня за спиной: — я вовсе не хотела…
— Ой, да ладно, бледная немочь, я пошутила, куда тебе. Володя у нас любит женщин пофигуристей, чтобы аж торчало во все стороны. Слышала ты на дуэли сошлась с Аглаей Заварской, было дело? Говорят, что не нашли ее потом…
— Это… неправда. Нашли. Но… не всю. — отвечает Волконская тихо: — и я не виновата!
— Брось. Таковы издержки жизни мага — на нас всегда кто-то пытается себе славу заработать или очки рейтинга. Аглая мне никогда не нравилась — задавака и грубиянка. Но в гимназии я пару раз дала ей понять кто тут главный. Папеньку потом к директору вызывали, — пожимает плечами Ай Гуль: — если она не поняла, что шуточки кончились и началась жизнь, если недооценила твой ранг и умения — так ей и надо. Зато теперь к тебе никто не полезет, все правильно сделала. Так что не вешай нос, немочь бледная.
— С-спасибо, — Волконская выглядывает из-за моего плеча: — но…
— Ты мне всегда нравилась. — покровительственно кивает Ай Гуль: — мелкая и бледная, но что-то в тебе было. Могла за себя постоять.
— Правда?
— Правда. Понимаю, что некоторые из моих шуточек ты могла понять неправильно, но ведь сейчас мы уже не дети, верно?
— Верно?
— Ну вот и хорошо. Значит — подруги? — Ай Гуль протягивает ей руку и Волконская некоторое время смотрит на нее.
— Мир-дружба? — предлагает ей моя кузина: — Гуля и Соня подружки навек. Таким как мы с тобой — надо вместе держаться. Тем более тебя тут хотят за Володю посватать, а уж лучше меня никто тебе не расскажет про его женушек, там такие экземпляры есть, что ого-го.
— Нет! — выпаливает Волконская и вспыхивает красным цветом, словно бы ей в лицо краской брызнули: — никогда! — и она убегает прочь, только юбки в воздухе всполохом пролетели.
— Вот же… — задумчиво смотрит ей вслед Ай Гуль: — какая злопамятная мелкая тварь, а? Могла бы уже оставить все в прошлом.
— У тебя определенно какая-то история с ней в прошлом. Учились вместе? — спрашиваю я.
— А, не обращай внимания, — отвечает кузина: — она на два года младше в Императорской Академии Благородных Девиц училась. Всегда такой… не рыба не мясо была. Кто ж знал, что из нее шестой ранг вырастет? Таких как она — дай бог человек десять из всего поколения есть.
— Ты ее обижала в академии?
— Она еще в гимназиуме училась тогда, на следующий год у них перевод в Академию был. А я выпускница была. Я ее и не знала практически. Тогда я с этой Аглаей Заварской и ее парой подружек поссорилась. — объясняет Ай Гуль и ставит свой пустой бокал на поднос к ближайшему официанту. Берет меня под руку и поправляет прическу: — пойдем уже. Твоя Акай чудно в коллектив столичных сплетниц влилась, как бы вытаскивать оттуда не пришлось. Ладно ты — Высшего Демона в столицу приволок, а я его в столичные салоны представила. Я буду гореть в аду, это точно.
— Поссорилась? Что произошло? — мне эта история интересна, я настаиваю на продолжении банкета. Ай Гуль морщится.
— Ну, знаешь, как это бывает, слово за слово. А потом папеньку к директору вызывали. Целительниц из валькирий. А я тоже пострадавшая сторона! — надувает губки моя кузина: — у меня сотрясение мозга было! И пальцы поломаны!
— Они сломали тебе пальцы⁈ — никогда не строил иллюзий насчет розовых пони и всех этих ми-ми-ми в девчачьих коллективах, но ломать сверстнице пальцы? Аглая Заварская и ее подруги в моих глазах сразу потеряли добрую дюжину очков.
— Ээ… не то чтобы они сломали… — отводит глаза в сторону моя кузина: — просто я когда их била серебряным канделябром… серебро металл достаточно мягкий, вот завитки и согнулись и пальцы мне зажало… но они меня вынудили! Если бы они вели себя повежливей, я бы им головы не раскроила!
— Ты раскроила своим коллегам по учебе головы? — уточняю я. Картина в голове начинает складываться.
— Они первые начали! — отвечает Ай Гуль: — и потом не так уж сильно и раскроила! Ну… Аглае ясное дело, но у второй девицы — даже мозги не вытекли! И я ногу подвернула!
— Дай-ка я угадаю — когда на их телах прыгала? — спрашиваю я и моя кузина давится воздухом от возмущения. Что-то бормочет про шовинизм и про то, что кое-кто вообще архидемона изнасиловал и ему все с рук сходит, а она — всегда была за мир и против насилия, просто нечего к ней лезть немытыми лапами, а тут еще и эта Волконская морду воротит, а она ее даже и не била в Академии, хорошо к ней относилась, от других защищала…
— Ты защищала Соню Волконскую в Академии? — удивляюсь я: — на тебя не похоже.
— Вот что, Володя, прекрати немедленно! — топает ногой моя кузина: — ты же меня знаешь!
— Именно, потому что знаю. Ты умная, красивая, обаятельная — когда хочешь, невыносимо стервозная — по отношению к тем, кто тебе не нравится. Ты на удивление хорошо вписываешься в любое общество, но стремления к благотворительности я у тебя не замечал. Если бы это была не Соня, а скажем юный и прекрасный юноша, которого обижали Аглая с подружками — я бы поверил…
— Вот кто бы говорил! — фыркает Ай Гуль и бьет меня сложенным веером по плечу: — ты и сам! Посмотри на своих «барышень в беде», ты всех выручаешь и помогаешь, но… почему-то эти все — исключительно молодые и привлекательные девицы! Ни одной старушки там или мужчины средних лет. А я Сонечке в Академии совершенно бесплатно и бескорыстно помогала… давала ей чувство причастности к нашему коллективу, ты же видишь какая она.
— Серьезно? Ты взяла ее в свой круг общения? Действительно, странно, что она сейчас так к тебе относится…
— Вот! И я говорю. После того случая, как Аглаю и ее подружек воскресили валькирии, а одна даже и не померла, кстати — вот после того случая я Сонечку и еще нескольких девиц к себе под крыло взяла. Защищала их и помогала, наставляла и направляла. Это был нелегкий труд, братец.
— Погоди-ка… а как именно ты с ними общалась? — неясные сомнения продолжают грызть мне душу.
— Очень просто. Я их защищала, а они мне подчинялись. А теперь голову воротит, неблагодарная. — отвечает Ай Гуль и тянет меня за руку: — ну же, пошли, к молодежи, я тебя с Сандро познакомлю и с компанией. Они смешные и забавные, просто умора.
«Новости»
Новости изъ-за границы. Турецкій султанъ произвелъ уже третью партію штурмовыхъ ифритовъ для защиты границы отъ притязаній Австро-Венгріи, по словамъ его приближенныхъ совѣтниковъ новые ифриты замѣтно лучше предыдущихъ, обладаютъ большей огневой мощью и защитой. Австро-Венгрія черезъ своихъ представителей заявила о томъ, что разсматриваетъ указанные дѣйствія какъ явную провокацію и попытку эскалаціи пограничнаго конфликта. Въ настоящее время оффиціальные лица Австро-Венгерской Имперіи разсматриваютъ возможность отправки къ границамъ съ Турціей полка вервольфовъ изъ личной гвардіи Императора Франца-Іосифа. Въ настоящее время номинальнымъ главой полка остается эрцгерцогъ Франц Фердинандъ.