Осколки зеркала Вечности и тропы искателей

=== Глава 13. Дотрейес — город поверий и трав ===

Вязкие клочья мрака рассеялись, потонув в розоватых проблесках рассветного солнца. Деревья мягко зашуршали своими кронами, словно отгоняя тьму вместе с её отвратительными порождениями. Вместе с вольфентами, что внезапно куда-то исчезли, растворившись в мутной душноватой мгле.

Серебристая кайма воды осталась позади. Как и зловещие ветви, прятавшие за собой чудовищ, как и поросший лесом каменистый берег, как и люди, стремительно унёсшиеся в туманную даль на всполошившихся лошадях. Теперь перед путниками предстали массивные кованые ворота, выделанные крепкой ажурной чеканкой. И стена. Высокая стена, из-за которой выглядывали глинистые и каменные крыши таинственных построек.

Жутковатая утренняя тишина бродила по окрестностям, поглощая звуки, стискивая пространство крепкими невидимыми оковами; никого не было. Только небо выглядело по-невинному чистым, безоблачным, лазурным. С легкими тенями розового, небрежно набросанными угасающим восходом.

Недоумевая, что произошло с вольфентами, почему так стремительно исчезли знакомые окрестности, Кэт и Эдмунд остановились около металлической ограды и прислушались к вязковатой утренней тишине. Кажется, они сбились с пути. Направились не той дорогой, что отметили на карте, и теперь забрели не совсем туда, куда следовало. Это печально.

Кэт мимолетно глянула на неестественно лазурное небо и, подобравшись к воротам, осторожно коснулась ладонью запылённой шершавой поверхности. Внимательнее прислушавшись, она без труда осознала, что за оградой что-то происходило. Какая-то странная суматоха, скрашенная тревожными возгласами, глухим лязгом и тяжёлым топотом.

Без сомнения, впереди протянулся город, смутный, загадочный. Окутанный пеленой тумана и приторными цветочными запахами. Друзья ещё не знали, по пути ли этот городишка, но заходить в него уже не особенно желали: что-то словно подсказывало путникам, что, ступив в ворота, они только потеряют время. Которым и без того не располагали.

Развернув карту, Эдмунд пристально вгляделся в тонкие контуры. Долго искать не пришлось. Нужная местность сразу же возникла перед его глазами аккуратными буквами, покрывающими разноцветное пятнышко, где преобладали тёмные оттенки, свойственные возвышенностям и холмистым ландшафтам.

— Я знаю, где мы, — с уверенностью произнес Саннорт, аккуратно сворачивая верного помощника.

— И где мы? — Кэт хотела сама взглянуть на карту, но передумала: звуки за воротами стали громче. Похоже, кто-то приближался со стороны города.

— К счастью, мы ушли не слишком далеко и сейчас находимся неподалёку от города Дотрейеса. Скорее всего, те люди, которых мы видели на противоположном берегу реки, — именно его жители.

— А отсюда можно как-то выбраться к нашему изначальному пути? Чтобы не нарваться на какую-нибудь опасность похуже вольфентов. — Кэт напряженно вслушалась в таинственный грохот, что, кажется, обещал в крах разрушить прохладную утреннюю тишину. Что говорил о чем-то страшном, неминуемом. Что мог в любой момент закрутить в себя заплутавших странников, отобрав у них не только время, но и жизнь. Похожие звуки Кристаленс уже слышала во время путешествия по произведению Мавена Ворнетта.

Вспомнив кровавое безумие, Кэт невольно отступила от ворот и вновь приблизилась к своему спутнику. Смутное предчувствие заиграло в её груди, медленно, неприятно.

— Да, это сделать нетрудно. По крайней мере, на первый взгляд… — Эдмунд вновь развернул карту, наглядно показывая Кэт правильный и ошибочный пути.

Действительно, вывернуть на намеченную дорогу, казалось, не составляло труда: пройти немного непримечательных кривоватых пролесков и пару тропинок. Пыль которых совсем недавно поднимали в воздух копыта полупрозрачных чудовищ с раскаленными красными глазами и созданной магией жаждой мести.

Разумеется, существа могли вернуться. Звери могли ощетиниться, выгнуть свои полупрозрачные спины и, сверкнув глазами, с диким воем ринуться в атаку. Люди могли приготовить оружие или несколько тёмных заклятий, что плескались бы магическим пламенем в их призрачных багряных радужках, что стремились бы в сторону путников, одиноких, беззащитных. Не самая приятная перспектива! Наверное, следовало всё-таки выбрать более сложный, но безопасный путь.

Кэт и Эдмунд попятились на несколько шагов от ворот, странно залязгавших, и принялись шёпотом обсуждать дальнейшее передвижение. Увы, недолго. Спустя несколько минут стена словно треснула, с оглушительным грохотом раскрошилась на несколько частей, разлетелась безжизненной грудой обломков; ворота, протяжно скрипнув, распахнулись. Из-за них появились люди. Экипированные, вооружённые, воинственные всадники, восседавшие на своих верных жеребцах — правда, жеребцах щуплых, помятых, ослабленных. Последнее можно было приметить даже невооружённым взглядом.

Небольшая каменистая площадка, окружавшая городскую стену, быстро наполнилась людьми, такими же суровыми, снаряженными. Но, кажется, застигнутыми врасплох.

Лошади устало перебирали костлявыми ногами, периодически бросая печальные взгляды в сторону густых ветвистых зарослей, тени которых все ещё едва различимо ловили на себе розоватые язычки рассвета. Люди о чём-то оживлённо переговаривались, но голоса их терялись за стуком, грохотом и лязгом, доносясь до замерших магов лишь тусклыми отзвуками.

Впрочем, понять, кто эти воины, не составило труда. Особенно после произведений Мавена Ворнетта, после небольшого сражения в компании Лилиан и Роуз, после собраний магического отряда. Обычные жители города, застигнутые врасплох войсками Маунверта… Им требовалась помощь. Разумеется, скорейшая помощь — иначе все они были обречены на поражение, тяжкое, кровавое, губительное.

Возможно, маги бы ещё подумали, но такого счастливого шанса им не выдалось. Окружённые высокими древесными массивами и повреждённой каменной стеной, путники незаметно для самих себя слились с шумящей и паникующей толпой. Они попытались вырваться из этих объятий боли и немощи, но противоположным движением лишь были втолкнуты в стены года. Заходившегося душераздирающими криками отчаяния.

Узенькие улочки вились, змеились, расстилались между рядами каменных, деревянных, глинистых и металлических домов, словно глядевших на это зрелище с нескрываемым ужасом разбитыми квадратиками окон. Площади, скверы, сады — всё словно замерло, всё застыло, остолбенело в ожидании чего-то страшного и мучительного. Издалека, словно заточенные лезвия, порой вонзались в гулкий шум отчаянные женские и детские крики. Топот, клацанье, голоса. Напряжение неумолимо возрастало, заполоняя каждый уголок уютного скромного городишки.

И только небо и запахи. Лазурный купол, окутанный густыми цветочными ароматами. Кажется, здесь что-то было не так. Эти символы надежды выбивались из общей атмосферы безысходности, словно становясь замком, крепким, цельным, обманчиво красивым.

Не успел городок окончательно подготовиться к смертельной схватке, как с оглушительным грохотом ворвалось в его ворота войско, степенное, сильное, обученное. Сметающим маршем пронеслись вихри-кони по пыльным дорогам, топча неповинных жителей, захватывая случайных жертв. В чьи головы с необъяснимой ненавистью втыкались безжалостные мечи.

Эдмунд потерял Кэт. Она осталась где-то в растерянной, обезумевшей толпе. Разумеется, он собирался её найти, во что бы то ни стало спасти от цепких лап маунвертцев и их отточенных змеевидных клинков — но пока такой возможности не было. Зажатый со всех сторон, он стоял посреди небольшой старенькой площади. Окутанной тонкими терпкими ароматами, что почему-то ощущались в тот роковой час особенно ясно, — странно.

Меч Равенсов, приготовленный для оборонительного удара, переливался драгоценным магическим сиянием, отражая в зеркале металла кусочки разрозненного неба. Саннорт сжал его особенно крепко. А враг между тем ликовал уже где-то совсем близко, закручиваясь в губительной пляске.

Разумеется, Эдмунд мог бы применить магию, отбросив сразу нескольких разъярённых противников на окровавленные обочины улочек. Но такие действия были бы слишком рискованными. Гораздо более рискованными, чем сражение в толпе с помощью великого оружия, волшебство которого едва ли кто-то мог заметить в лучах сталкивающейся стали. Они могли повлечь за собой тяжкие последствия вроде хорошо обученных магов, способных без труда запереть в землю как лошадей, так и людей, так и случайных путников. В планы путешествия которых уж точно не входила раздельная смертоносная схватка с армией прислужников Маунверта.

Вот по руке Саннорта горячей струйкой полилась кровь, стекшая со сверкающего клинка. Магический блеск стал менее заметным, помутился густо-алой свежей пеленой. Вражеский воин, получивший мощный удар, упал на горячие камни и, хватаясь за жизнь, тихонько застонал.

Между тем какие-то смутные чувства охватили Саннорта. Это была не та искренняя гордость, которую он испытывал, повергая ледяных чудовищ, не то восхищение, вызванное одним только блеском разновидных волшебных самоцветов, навеянное патетичными мыслями о Древней Эвелии и Равенсах. Юноша почти убил человека, живого, чувствующего. Который вполне мог бы стать его сторонником и верным помощником, не будь он одурманен сомнительными обещаниями Маунверта! И от этих дум что-то неприятно скребло изнутри, сковывая движения.

Не успел Эдмунд проанализировать свой поступок, как сзади на него с кривым шипастым клинком набросился очередной воин тьмы, уже порядком потрепанный жителями города и оттого жутко обозлённый. Ещё секунда — и холодная сталь бы пронзила горло Саннорта, но на этот раз он не стал мешкать. Несмотря на какие-то детские наивные мысли о возможном разрешении конфликта мирным путём. Глупости! Мирного пути здесь не было. Если он и имелся, то только через трупы, раскиданные по некогда светлым и радостным улочкам города. Изобиловавшим красками и впитывавшим ласковые отблески ясной небесной лазури.

Представив, что могло бы случиться, не решись он пронзить человека заветным клинком, Эдмунд горько усмехнулся. Кажется, пора было окончательно отбросить старые ребяческие убеждения о несправедливости и жестокости любых человеческих убийств — иначе удачи в этом деле и путешествии ему точно не видать. Как и осколков зеркала Вечности, что отнюдь не всегда добывались мирным путём.

А копыта всё стучали, ударялись о камни, ворошили землю. Звякало, бренчало, пело заточенное оружие. И с хрустом крошились стены уютных домиков, и с треском ломались деревья, выпуская из своих могучих тел липкие струи соков. Приминались, подламывались и буквально втаптывались в землю цветочки, хрупкие, одинокие. Только спелый приторный аромат всё играл со спёртым воздухом. Теперь уже смешиваясь с тяжёлым металлическим запахом окровавленной стали.

Между тем в укрытиях было тихо. Только дети отчаянно кричали и плакали, словно догадываясь, что даже каменные стены убежищ могли в любой момент рухнуть под натиском нещадного врага. Или просто подражая своим матерям. Конечно, последнее было вероятнее, но оттого не становилась менее прискорбной их фактическая беззащитность.

Комнат в этом укрытии располагалось немного, и две из них заботливые женщины специально выделили под лечебницы. Которые с каждой минутой пополнялись новыми пациентами, скорченными, израненными, болезненно стонущими. Изобилие запахов стискивало ограниченное пространство, ещё сильнее сжимая и без того до удушливого спертый воздух.

Лекарства, травы, кровь. Эти запахи густой дурманящей пеленой окутывали стены, струились по душным залам, закрадывались в случайные комнаты. Врывались в невинные семьи, поглощая радость, убивая спокойствие, разрушая надежды. Печально.

Кэт откровенно не рассчитывала проводить время в больничных стенах волшебного мира, выстроенных обыкновенными людьми. А тем более — помогать травницам, лекаршам и просто несчастным жёнам, чьих мужей напрямую коснулось кровопролитное сражение. Это произошло случайно. Когда она оказалась в паникующей группе женщин, лихорадочно спешащих в сторону безопасного укрытия.

Теперь Кристаленс сидела в небольшой душной комнате, окутанной неприятным земляным запахом. Она неуютно расположилась на стареньком деревянном стуле, стоявшем около шаткой кровати с местами подломанным ножками, и внимательно следила за состоянием немолодого мужчины, получившего тяжёлое ранение и о чём-то тихо бредившего. В руках она сжимала примочку, мокрую, холодную, окровавленную, пропитанную резкими ароматами местных трав. Которые могли снизить у раненых жар, выведя их из бредового помутнения.

Кэт это дело не нравилось. Более того, оно казалось ей унизительным. Будь её воля, она бы вежливо отказалась, присоединившись к Эдмунду, раскидав вражеских воинов с помощью мощных заклятий, — от них они бы все точно не увернулись, как бы ни старались, что бы ни делали. Конечно, показывать свою магию в таких условиях не следовало, но Кристаленс уже было всё равно. Она хотела поскорее выбраться из душных стен, отправившись в дальнейшее путешествие, оставив эту тягучую трату времени. Которая не приносила их путешествию ничего, кроме вреда.

Но время, вязкое, томительное, тянулось. Мужчины продолжали биться, отвоёвывая честь своего города, а неугомонные травницы суетливо бегали по коридорам лечебницы, разнося чаши и примочки с травами. Тихо переговариваясь между собой. Выражая искренние надежды на лучшее и молясь о скорейшем окончании кровавого ужаса.

— Ох! И не надоело им верить в эти приметы! Вот поверили, не подготовились к сражению, а теперь… А теперь пожинают плоды… — говорила пожилая женщина, протирая лоб раненого холодной мокрой тряпкой. Мужчина тихонько стонал, кривясь от невыносимой боли. Кэт, поджав губы, продолжала своё неприятное дело. Скучно! Невыносимо скучно! Мысленно она была полностью согласна с жаждущими мира женщинами.

«Приметы! Да, это, несомненно, именно то, чему следует верить в нынешние времена», — подумала Кэт, окуная тряпку в небольшой котелок с резко пахнущим зельем. Липкие травянистые капли потекли с мокрой ткани, медленно, вязко. Словно секунды, которые длилось томительное ожидание уставшей от однообразия волшебницы.

Неожиданно от неосторожного движения Кристаленс глиняный котелок упал на грязный пол и раскололся на мелкие черепки. Покрытые густой жидкостью, что принялась растекаться тонкими ручейками по запылённому полу.

Вздрогнув от резкого звяканья, Кэт стала внимательно осматривать комнату, отыскивая осколки разбитого сосуда. К счастью, никто не видел: все женщины были заняты лечением несчастных, стонущих, слабеющих. Только маленькие дети толпились у выхода, но, кажется какая-то расколотая чаша их не волновала — гораздо больше их беспокоила судьба стремительно ускользающих из этого мира отцов и братьев.

Кэт больше не стала думать об осторожности. Она тихо произнесла заклинание, от которого все отколовшиеся черепки, разлетевшиеся на не слишком большое расстояние, собрались в одну груду. Внутри которой тихонько плескались остатки пролитого лечебного снадобья.

Ещё одно заклятие — и сосуд снова стал целым, невредимым, пригодным для использования. Кристаленс хотела вернуться к лечению того же человека, что почти уже отдался в цепкие объятия подступающей смерти. Но её внезапно остановили. Детский голос, прозвучавший то ли радостно, то ли подозрительно, — на самом деле, Кэт в тот момент не слишком волновала его интонация.

Оглянувшись, Кристаленс кинула смутный взгляд на подбежавшую к ней светловолосую девочку с горящими голубыми глазами и раскрасневшимися пухлыми щеками.

— Вы маг! Я видела, я всё видела! — воскликнула она многозначительным тоном, принявшись теребить Кэт за мантию. — Мама! Иди сюда! — И ребёнок стал надрывным голосом звать мать, скорее всего, занятую очередным лечением.

— Ну да, я маг, — безэмоционально откликнулась Кэт, чуть наклонив голову. — Это хорошо или плохо?

— Это… Я не знаю, — девочка взбудоражено выдохнула и принялась заинтересованно рассматривать Кэт. Словно та была экзотическим животным, обитающим в далёких таинственных землях.

— Отлично. Тогда, может, займёмся своими делами и не будем тратить время на лишние разговоры? — довольно резко, но прямо заявила Кэт, которой не понравилось чрезмерное внимание и дикое обращение со стороны странной девочки. Разумеется, странной для другого мира: в мире людей Кристаленс восприняла бы эту реакцию как почти адекватную.

Поздно. К девчонке присоединилась её мать, такая же удивлённая, восторженная, шокированная. Она подошла к Кэт и принялась воодушевлённо расспрашивать о жизни магов.

— Простите, но, по-моему, вы выбрали не лучшее время, — резонно заметила Кристаленс, упорно пытаясь уклониться от навязчивых вопросов. Она всё поняла: эти люди никогда не видели ни магии, ни волшебных существ, ни масштабных сражений — они жили в своём маленьком городишке, уютном, отдалённом. Над которым всегда высилось лазурным куполом ясное небо — знак мирной жизни. В котором каждый житель был буквально помешан на приметах, старинных, бессмысленных. В котором никогда не ведали ни горестей, ни бед, ни страданий — удивительно! Кристаленс откровенно не ожидала встретить в волшебном мире жителей, одичавших в своих мирных стенах в вечном следовании мнимым обычаям.

— Вы маг. Я всегда мечтала увидеть, таких, как вы, — с самого детства, представляете? И мои дети. Они с ранних лет слушают эти рассказы и мечтают окунуться в них в жизни. Мечтают встретить волшебника и попутешествовать по таинственным землям, окутанным мраком. Мечтают пообщаться с вами, понимаете? А недавно они лишились отца. Эти мечты нас и греют, не дают окончательно впасть в уныние… — Женщина вздохнула, печально глянув прямо в глаза Кэт. Кристаленс искренне удивилась, но виду не подала: скука окончательно взяла над ней верх.

Девушка хотела вернуться к прерванному делу, но не успела: спустя несколько минут её окружили со всех сторон женщины и дети, удивлённые, восторженные. И принялись осыпать градом вопросов. От которых Кристаленс сразу же попыталась ускользнуть — не вышло. Оставалось только отвечать, с нетерпением ожидая окончания нежелательной беседы. Тщетно!

— У вас ведь есть магические школы? А что вы изучаете? К нам обычно домой приходят учителя и дают нам свои знания.

— Разве это сейчас так важно? Идёт битва, вокруг умирают люди, а вам интересно, что изучают в магических школах? — удивлённо приподняв брови, поинтересовалась Кэт. Разумеется, рассказать подробности о волшебных школах Кристаленс не смогла бы даже при всём желании — как минимум потому, что она там никогда не училась.

— Но вы ведь волшебница! Вы сможете их всех вылечить, — откликнулся такой же светлый круглолицый мальчик, стоявший рядом с заметившей магию Кэт девчушкой. Его глаза наполнились надеждой, доброй, искренней. Он верил. Явно верил, что, будучи магом, можно сделать абсолютно всё, даже невозможное. Вплоть до возвращения к жизни умирающих или воскрешения усопших.

— К сожалению, нет. Можно вылечить относительно серьёзно раненных, но ещё вполне жизнеспособных, и то лишь в некоторых случаях, — Кристаленс вспомнила Саманту, оказавшую первую помощь пострадавшему Тому, — однако тем, кто находится на пороге смерти, эти заклятия вряд ли помогут.

Люди не поверили. Они теснее обступили гостью, умоляя о помощи. Понимая, что уклонения бесполезны, Кристаленс вылечила нескольких раненых, увечья которых были совместимы с жизнью. И попробовала выдернуть из объятий смерти человека, захлёбывавшегося собственной кровью, — не вышло. Он лишь несколько раз перевернулся в мучительных судорогах и затих, вечно, необратимо. Его было не спасти. Кэт оказалась права, а жители Дотрейеса совершили серьёзную ошибку, возомнив магические способности ключом к абсолютно всем дверям.

Тем не менее люди были благодарны. Поистине благодарны Кэт, помогшей легко и безболезненно прекратить мучения пусть не слишком, но всё же пострадавших воинов. Без неё исцеление проходило бы дольше — намного дольше. И неизвестно, к чему бы привело в итоге.

Между тем Эдмунд Саннорт упорно сражался с безжалостным войском, продолжавшим своё наступление на беззащитный Дотрейес. По-прежнему возвышалась над гибнущим городом беспечная лазурь, по-прежнему разрежали воздух густые цветочные ароматы, и по-прежнему дул ветерок, ласковый, лёгкий, приятный. Словно в обычный день. Который непременно закончится таким же тёплым и добрым вечером.

Но кровь лилась, горячо, мучительно. Кровь обагривала землю и расплескивалась по деревьям, домам, фонарным столбам. Рушились неприкрытые постройки, и с неистовым гулом звякало оружие, соприкасаясь с экипировкой врага. Протяжно стонали раненые, ликовали победители, и время тянулось протяжно, бесконечно, мучительно.

Эдмунд больше не думал о боли, которую приносил живым людям блещущий самоцветами магический клинок — он просто сражался, забыв о чувствах, эмоциях, переживаниях. Всего лишь помогая Дотрейесу по мере собственных возможностей.

Юноша упорно старался не прибегать к магии, хотя, конечно, хотелось. Очень хотелось. Но не следовало. По-прежнему совершенно не следовало выделяться, показывая беспощадному врагу свои магические способности и накликая на город очередную беду.

В самом разгаре битвы кровавое поле огласил отчаянный крик. Явно принадлежавший женщине, не успевшей вовремя покинуть закипающее сражение. Странно.

Эдмунд резко обернулся, пытаясь найти страдалицу, окружённую кольцом дерущихся воинов. И нашёл. Правда, вовсе не страдалицу — и, кажется, явно не случайно выбравшуюся из надёжного укрытия. Какая-то древняя старуха с кудрявыми седыми вихрами, развевающимися на ветру, яростным взглядом и искривлёнными в порыве ненависти губами отчаянно рвалась в бой. В руках она сжимала два отточенных кинжала, посверкивавших в лучах солнца, привлекавших вооружённых пеших и всадников.

— Твари! Прочь! — разрывалась женщина, ловко вонзая лезвия в глотки изумлённых воинов. Жилка на её морщинистом лбу билась, руки тряслись в порыве неудержимой ярости.

— Уходите, просим вас! Это не ваша битва! — послышалось в рядах воинов, но старуха не унималась. Она продолжала своё наступление, пытаясь буквально смести ликующего врага. Отошедшие от лёгкого шока противники смеялись. Похоже, этот враг им казался не таким уж и сильным: какая-то дряхлая женщина, выжившая из ума! Её легко победить. Один удар — и она будет валяться на земле, истекая кровью и моля о пощаде.

— Вы никогда! Слышите, никогда! Никогда больше не сможете даже приблизиться к нашему городу! Выметайтесь! — кричала женщина, продолжая с тем же яростным отчаянием атаковать взрослых и крепких воинов. Которые почему-то внезапно затихли: кажется, осознали, что эта дама не настолько слаба, как они оценивали. С ней нужно побороться. Иначе её не остановить. Иначе она, пользуясь их замешательством, действительно вырежет армию, заодно преградив всякие пути в ворота Дотрейеса.

Сторонники пытались оттащить женщину, утверждая, что это дело не для неё, что ей следует укрыться в безопасности, но она, конечно, не слушалась. Заметно обижаясь на столь неуважительное с ней обращение. Она слабая?! Они ещё увидят, насколько она «слабая»!

Увы, больше не увидели: могучий вражеский воин, облачённый в массивные доспехи, внезапно напал на спасительницу и занёс свой кривой кинжал над ее седой головой. Она успела увернуться — если бы ей не помогли, женщина бы непременно погибла. Тем не менее это не ослабило ее уверенности.

— Вы всё равно не победите! Никогда!..

На самом деле, у Эдмунда, как и у отважной незнакомки, тоже не было боевой экипировки — если, конечно, не считать мантии, скрывавшей его беззащитность. Но их волшебники зачастую использовали как часть повседневной, официальной или путевой одежды.

Не было и коня, верного, лихого, быстрого, — а он бы здесь очень пригодился. Однако приходилось мириться. Добыть подходящее снаряжение в таких условиях вряд ли представлялось возможным.

Несмотря на это, Саннорт хотел помочь женщине, но в него полетели… заклинания? Да, именно заклинания — потоки искрящихся магический молний, рвущие воздух, источающие холодное сияние. Они находились совсем близко — кажется, уже не увернуться. Оставалось только применить магию — иначе не избежать беды. Эдмунд использовал защитные чары, огородившие его от неизвестных молний. Отскочив от щита, заклятия полетели дальше, обрушившись потоком на порядком пострадавшее дерево.

Треск сломанной древесины. Звяканье стали. Тревожные крики людей, пытающихся выяснить, кто ещё посягает на бедный Дотрейес, и без того разгромленный нещадной армией Маунверта.

— Это было заклинание. Он маг! Он помогает нам! — неожиданно выкрикнула старая незнакомка, приблизившись к Эдмунду, принявшись жестами созывать народ. Несмотря на свой возраст, она смотрела на юношу с восторгом, бурным, ликующим. Однако Саннорту от её взгляда почему-то сразу стало не по себе. Он ощутил какой-то холодок, мелкий, неприятный. Словно рядом стоял безумец.

— Маг! Маг! Маг! — послышалось в рядах, в то время как поток мощнейших магических молний с новой силой обрушился на воинов, разбросав их в разные стороны. Как ни удивительно, на вражеских воинов, поначалу не осознавших, что неведомый волшебник не на их стороне.

Эдмунд был изумлён: разумеется, не он сотворил эти заклятия, не он чуть ли не одним ударом разбил противников. Он всего лишь увернулся от магической вспышки, по нелепой ошибке полетевшей в его сторону. Странно. Это явно не Кэт: она бы не сумела создать столь мощных заклятий. Да и сам Саннорт не смог бы: неизвестный маг явно превосходил и его умения. Кажется, колдовал кто-то действительно взрослый, сильный, обученный. Совершенно случайно проникший в ворота захваченного города или сознательно прибывший на помощь. Может, это был Мавен Ворнетт?..

А люди окружили Эдмунда и, наблюдая за муками врага, принялись чествовать, громко, радостно, ликующе. Убеждать в обратном не имело смысла: за своими воплями они бы ничего не услышали и попросту не пожелали бы слушать. Победитель! Они нашли его и теперь обещали преподнести некий поистине ценный дар.

Став невольным участником триумфального шествия, Саннорт незаметно добрался до укрытия — небольшого каменного здания с прикрытыми тканями окнами и покатой металлической крышей, со всех сторон окруженного густыми зарослями бурьяна. Травы чуть заметно колыхались от лёгкого ветерка и на фоне лазурного неба создавали картину идиллии, праздной, беспечной.

Завидев ликующую толпу, из глухих стен стали выбегать женщины, взволнованные, подавленные, напуганные. Однако, поняв, что произошло, они тоже закричали. Радушно зазывая великого героя в распахнутые двери.

И только где-то позади на небе ослепительно сверкали вспышки, яркие, ветвистые, извилистые. Но, кажется, на такую «мелочь» уже никто не обращал внимания: все были заняты чествованием победителя, появившегося в день «лазурного неба».

— А она говорила не верить приметам. Вот теперь-то она узнает, что это не так! Да, была битва, но благодаря отважному победителю и великодушной целительнице мы победили. Приметы не ошибаются, — уверенно провозгласила какая-то худая женщина с неаккуратным пучком, продёрнутым первой сединой.

— Не ошибаются! — подхватила её другая, шагавшая рядом.

Поднявшись по скрипучей деревянной лестнице и преодолев широкий тёмный коридор, пропахший сыростью, толпа с шумом ворвалась в просторную комнату, не заставленную мебелью.

Руны. Таинственные руны испещряли помещение и смутно сверкали в лучах солнца, прорывающего ветхие тканевые портьеры. Запахи, пряные, сладковатые. Ароматы трав и зелий разносились по комнате, проникая в разумы, одурманивая головы тёплой сгущающейся пеленой. Эдмунд даже невольно коснулся небольшого следа на шее, оставшегося после встречи с Делинией Сэварт и её туманными чарами: в доме древней ведьмы стояла похожая атмосфера…

Впрочем, здесь всё было иначе — по крайней мере, безопаснее. Эти люди явно не располагали такой силой, как Делиния, и даже не владели магическими способностями. Опасения стали бы излишними, но осторожность всё же проявить следовало: толпа выглядела очень странно, таинственно, подозрительно. Словно находилась под действием опьяняющих веществ или внушений.

Выбравшись из круга, Саннорт заинтересованно глянул в середину комнаты, такую же пустую, смутную, загадочную. И с изумлением обнаружил Кэт. Которая сидела около костра, играющего багряными бликами, и опасливо наблюдала за неизвестной пожилой женщиной, сжимавшей в дрожащих руках резной обруч. Кристаленс явно не замечала сопутника.

Если бы люди не заливались хвалебными криками, Эдмунд бы, несомненно, позвал Кэт, но сейчас в этом не было смысла. Она бы его не услышала, как бы он ни старался, как бы ни кричал.

Впрочем, стараться не пришлось: Саннорта провели в середину комнаты, и вскоре он уже сидел рядом с Кристаленс, разглядывая трещащие языки пламени. Разумеется, теперь девушка его увидела. Она удивлённо приподняла брови, немного придвинулась к приятелю, но не стала ничего не спрашивать, явно осознавая бессмысленность разговоров в помещении, наполненном шумящими людьми.

— Нас сейчас убьют? — лишь спросила Кэт, пытаясь перекричать гомонящую толпу. Похоже, она тоже не знала, что готовила подозрительная незнакомка, игравшая с костром и пряностями. Оставалось только предполагать.

Старуха, что ловко сражалась с врагами, подкралась ближе. В её руках по-прежнему поблескивали кинжалы, отражая блеклые отблески пламени. Будто женщина опасалась, что магические молнии, разнёсшие врага, — это лишь иллюзия. Будто полагала, что ещё немного — и кровожадная армия вновь начнёт рушить стены города, на этот раз начав своё дело с сомнительно безопасного укрытия.

— Никто вас не будет убивать, глупая… — проскрипела она, зачем-то начав свободной рукой приглаживать растрепавшиеся волосы Кэт.

— А что же тогда всё это значит? Зачем огонь? Зачем обручи?

— Эти обручи пророческие. Надев их на голову, вы сможете узреть нечто, так или иначе связанное с вашей судьбой. Так мы награждаем волшебников, оказавших нашему городу невыразимую пользу. Это — благодарность.

— А можно как-то от этого… отказаться? — поинтересовалась Кристаленс, сомнительно прищурившись. Кажется, она, как и Эдмунд, не особенно доверяла чудаковатым людям, зачем-то принявшимся чествовать мнимых победителей. Это было к лучшему.

— Дура! — горестно прикрикнула женщина, слегка толкнув Кэт. В её глазах заплясали искорки тихого безумия, лицо исказилось какой-то скорбью, унылой, тягостной.

— И почему же я дура, если я великодушная целительница? — Кэт подняла голову, испытующе поглядев на старуху, но та промолчала — лишь занялась горестными вздохами и причитаниями.

Всё стихло. Отпрянули, расступились люди, полностью освободив середину загадочного зала. Женщина, сжимавшая в руках наполовину горящие обручи, отошла от огня и приблизилась к волшебникам. Все замерли в ожидании неизвестного. Незнакомка поспешно протянула один обруч Кэт, а другой — Эдмунду.

— Надевайте их на голову — и они покажут вам момент, как-то связанный с вашей судьбой. Это могут быть и символы, и прямое изображение — как получится. Пламени не бойтесь: оно ненастоящее, поэтому, я полагаю, безопасное. Глаза не закрывайте.

Кэт и Эдмунд замялись: облачаться в горящие обручи, которые подозрительная женщина с опаской держала за незажженную часть, вряд ли представлялось хорошим решением. Может, следовало отказаться, пока не поздно? Если это вообще было возможно…

Друзья хотели возразить, но их никто не слушал. Незнакомка же, решив не медлить, сама кинула им на головы обручи, странные, таинственные. Пылающие игривым пламенем и пропитанные дурманящими травяными запахами.

— Не закрывайте глаза, — лишь повторила смутным шёпотом травница.

Сначала Саннорт ничего не почувствовал, кроме теплеющей тяжести обруча, вспыхнувшего на его голове. Но потом всё словно начало плыть. Люди помутнели, обратившись пятнами, затерявшись в тумане; голоса стихли, разнёсшись по залу неясными отзвуками. Только незнакомка, принёсшая огненные кольца, что-то тихонько шептала. Словно накликая своим голосом образы, смутные, непонятные.

Туман. Комната полностью исчезла, окунувшись в белесую кисею, и, кажется, на ее месте возник озерный берег. Эдмунд напряг глаза, пытаясь разглядеть что-то в расступающейся дымке.

Впереди, без сомнения, протянулось озеро, глубокое, прозрачное, зеркальное. Окружённое изящно стриженными кустарниками и витыми лианами сада. Покрытое невесомым покрывалом лепестков, срывавшихся с цветущих деревьев. Где-то заливались дивными трелями птицы, убаюкивающе шелестела трава, вдалеке перекликались приглушённые неразборчивые голоса. Терпкие запахи цветения разносились по волшебному берегу, пропитывая каждый камешек, каждую травинку, каждую хрупкую веточку. Приятно. Удивительно приятно, словно всё это происходило в мечтах, смутных, таинственных, далёких.

Тем не менее Эдмунд оставался на месте: он просто не знал, куда идти, куда сворачивать. Как будто пространство вокруг было тупиком, специально установленным внутри иллюзорного лабиринта. Может, следовало найти людей?.. Без них в этом саду становилось немного не по себе.

Только Саннорт намерился двинуться в путь, как прямо перед ним возникла незнакомая девушка, хрупкая, изящная. Может, не идеал красоты, но весьма миловидная — особенно глубокие серо-голубые глаза, наполненные безмятежным блаженством. Её блестящие каштановые волосы, закрученные у кончиков, мягко развевались в дуновениях летнего ветра; на сердцевидном лице застыло добродушно-идиллическое выражение; пухловатые губы растянулись в сладкой улыбке. По возрасту незнакомка была примерно такой же, как и Эдмунд, или, возможно, старше — совсем немного. Неожиданно. И как он её только раньше не заметил?

— Опять ты меня называешь Эммариэль! — Девушка капризно поджала губки, изображая жуткую обиду. — Ты же знаешь, что я ненавижу своё полное имя. Эмма. Просто Эмма. Запомни… А то я сильно рассержусь и ничего тебе не покажу. — Сказав это, загадочная Эмма заливисто засмеялась, протянув Эдмунду свою маленькую ладонь. — Ну ладно, прощаю: не могу на тебя обижаться. Это ты тоже знаешь…

Незнакомка изящно пошевелила пальцами и прошептала заклинание, от которого на руке ее появилась небольшая сверкающая фигурка. По виду напоминающая символическое сердце. Знак светился, переливаясь красками, яркими, нежными, трепетными; лицо Эммы сияло. Магические искорки расплескивались в разные стороны, разлетаясь по саду цветастым фонтанчиком.

— Как видишь, у меня снова восстановилась магия, и я хочу это своеобразно отпраздновать… Конечно, такое обычно делают во время свадьбы, но я не нарушаю главное условие, позволяющее это осуществить раньше: мы одного возраста. Ты ведь не имеешь ничего против ритуала магического скрепления наших отношений на долгие годы? — девушка перешла на шёпот, ласковый, но немного волнительный. — Нам ведь уже ничего не помешает, правда? — Она ещё сильнее приблизила свою руку к Эдмунду, с искренним изумлением взиравшему в её сияющие глаза. — Если ты согласен, то теперь твоя очередь, милый.

Не успел Саннорт отреагировать, как всё исчезло, стремительно, внезапно. Гораздо быстрее, чем появилось. Миг — и он снова сидел около костра в таинственной комнате, пропитанной дурманящими ароматами, полной застывших в нетерпении людей.

Вот только теперь Эдмунду не было до них никакого дела. Потому что видение действительно заставило его сердце биться чаще, но не от предвкушения милой сцены с таинственной незнакомкой — от волнения. Волнения за Лили, с которой, несомненно, должно было что-то случиться. По словам некой Эммы, они «одного возраста», а значит, до столь впечатляющей встречи осталось совсем немного…

Разумеется, Саннорт бы никогда не бросил и ни на кого не променял Лилиан — он это чётко знал. Расставание могло произойти только по двум причинам: или Лили сама так пожелает, или с ней случится беда, страшная, непоправимая. Если учесть последние события, второе выглядело более вероятным.

Что-то горячее и неприятное словно наполняло Эдмунда изнутри, обвивало сердце. Дурной знак не давал покоя, заставляя мучиться, напуская тревожные мысли. Ему ужасно захотелось узнать, где Лилиан. Но это было невозможно. По крайней мере, в тот момент, когда юноша сидел в наполненной народом комнате, становившейся откровенно ненавистной. Поскорее бы из неё выбраться!

— Рассказывай, — неожиданно размышления Саннорта прервал крикливый голос старухи, вооружённой кинжалами, что-то упорно требовавшей. — Рассказывай, что показал тебе обруч судьбы, а главное — ничего не скрывай. У нас принято говорить только правду. — Она положила свою свободную руку на голову Саннорта, словно пытаясь заставить его представить увиденное во всех подробностях. — Говори, не молчи!

— Мне кажется, это вас не касается, — неожиданно отрезал Эдмунд, чуть отодвинувшись от неприятной женщины.

— Рассказывай! Если скроешь, тебя годами будут преследовать беды, страшные, неотступные. Ты будешь корчиться в муках. Ты будешь страдать, я уже вижу это. Вижу, как ты молишь о пощаде, но боль не отступает — боль буквально разрушает тебя, убивает, уничтожает. Ты пытаешься от неё сбежать, но не можешь: боль намного сильнее тебя. А ты слаб, немощен и одинок. У тебя нет ни друзей, ни родственников, ни поддержки — их всех забрала твоя скрытность. Они стали ее жертвами. Замечу, они тоже мучились, долго мучились, но не справились.

— Вы явно не наделены должной властью, чтобы требовать что-то, противоречащее моим желаниям. Повторяю, этого вам знать не следует. Я не стану ничего рассказывать, — невозмутимым, но в то же время холодным тоном откликнулся Саннорт. Его абсолютно не пугали слова старухи: он счёл всё это бредом, странным, абсурдным, невнятным. И совершенно нелепым.

— Рассказывай, безмозглый упрямец! А иначе я заставлю тебя это сделать, — она подняла кинжалы, запятнанные багровой вражеской кровью. — Заставлю!

— Зачем вы заставите меня? Вас так волнует моя судьба? Или вся жизнь в Дотрейесе основана на насилии?

— Согласно нашему древнему поверью, никто не должен ничего друг от друга скрывать, все говорят только правду. Особенно о предсказаниях обруча судьбы. Иначе их постигнут дикие беды и страдания, — произнёс женский голос где-то среди толпы.

— Поверья не врут, — грозно закричала старуха, принявшись размахивать кинжалами.

— Раз у вас все говорят только правду, скажу прямо: я не принимаю ваших поверий, считая их глупыми, ненужными и абсолютно бессмысленными. И не собираюсь ничего рассказывать. — Кажется, в тот момент Эдмунд удивился собственной резкости: обычно он старался вести себя с незнакомыми людьми вежливей, покладистей, снисходительней. Но теперь его тревожило другое. Поэтому ему было практически всё равно, как отреагирует на такие слова толпа.

— Да как ты смеешь, жалкий циник! Тварь! Эх, все вы такие сейчас… Это ужасно. Я не могу больше это выносить! — пронзительно закричала старуха, выставив кинжалы. Саннорт начал произносить обезоруживающее заклятие, но не успел: неожиданно женщина вонзила лезвия в собственный живот, мягкий, беззащитный. И с приглушённым грохотом упала на пол, ударившись головой о тлеющее полено. Кровь сразу же брызнула во все стороны, залив костёр мутными багряными каплями, попав на случайные одежды.

Крики, плач, оскорбления — ужасный шум вмиг наполнил помещение, кажется, разнесшись сразу по всем залам; Эдмунд, не ожидавший такого расклада, в растерянном изумлении замер на месте. Разумеется, его не пугал вид боли и крови, однако подобное поведение определённо вызывало непонимание.

Впрочем, на размышления не оставалось времени: к путешественникам направлялась гомонящая толпа, озлобленная, яростная, вооружённая. Теперь Эдмунд был вовсе не героем — он вмиг стал врагом, жестоким, безжалостным. Которого следовало как можно скорее убить, пока он не натворил чего-то более страшного. Кажется, пора было вновь прибегать к магии или мечу Равенсов: просто так с разгневанными людьми не справиться.

Но имелся ли смысл? Эдмунда, как и Кэт, совсем не интересовало сражение с чудаковатыми, увлечёнными старыми приметами и поверьями жителями города Дотрейеса. Выступавшего явно против Джастина Маунверта. Эти люди немного помешались — не более. Их не следовало бить, тем более магией, которой никто из них не владел, против которой все они были беззащитны. Лучше отступить. Как можно скорее. Вот только, куда? Друзья, шедшие в огромной толпе, не видели, в какой именно части города располагалось укрытие, а значит, не могли и телепортироваться.

Тем не менее, когда разгневанные люди собрались занести окровавленные клинки над головами озадаченных магов, Эдмунд почувствовал на своей руке чьё-то аккуратное прикосновение. И началось перемещение через пространство…