Осколки зеркала Вечности и тропы искателей

=== Глава 21. Сонный город ===

Сонный город располагался за высокой стеной, отделявшей его от всего мира. Вязкий туман вечной непогоды грузно навис над его потерянными окрестностями, спрятал безмолвные улицы за обманчивой пеленой. Редкий лес склонил свои непокрытые листвой головы перед его воротами. Тяжело, понуро, унывающие. Будто печалился сразу о всех невинных жертвах, по несчастью проникших в эту тихую обитель тьмы и жадности.

К самим воротам здесь вела неширокая дорога, вылепленная из потрескавшегося кирпича — наверное, потрескавшегося от времени, но видом своим все равно навевавшим какую-то тревогу, смутную, подсознательную. Но способную взбудоражить богатое воображение, заставив его ткать из мысленных нитей холодные и ужасающие образы.

Ограда города была запертой, но легко открывающейся с помощью простейшего заклятия. Путешественники даже невольно подивились тому, как легко и ненадёжно запер некий маг свою сокровищницу, в стенах которой некогда хранил нечто поистине дорогое и ценное. А впрочем, охрана стояла не у ворот, а в самом городе. Ограда вполне могла быть всего лишь приманкой для невинных путников, что заплутали среди непроходящей пустоши или возжаждали заполучить древнее сокровище, но недооценили способности его вечного хозяина.

Оказавшись в самом городе, путники поняли, что немного ошиблись в своих представлениях. Потому что не было здесь ни мрачных строений, покрытых незаживающими ранами-трещинами, ни увядших садов, сплошь поросших высоким бурьяном, ни разрушенных непогодой фрагментов города. В основном маленькие и уютные, но местами и статные, многоэтажные, украшенные балконами, винтовыми лестницами и наличниками здания примостились на узеньких улочках. Оголенные, но не выглядевшие жуткими кроны ясеней укрывали домики пеленой теней, лёгкой, убаюкивающей. Расползающейся невесомыми нитями, длинной, витой, закрученный паутинкой.

Город спал и безмолвствовал, но сон его казался не хриплым, мучительным и задыхающимся, а добрым и сладостным, дарующим жителям долгожданный покой и уединение. Лёгкой, ненавязчивой дремой, что застелила его глаза тенями и увела в мир блаженных воспоминаний и грёз. А потому на каждом шагу чувствовалась магия, тёмная, зловещая, безжалостно искажающая зрение ни о чем не подозревающим путникам.

Высокие и приземистые здания, редкие лавочки, кажется, уже без товара, аллеи, исчерченные тенями, горделиво стоящие фонарики, усыпанные тёплыми желтоватыми бликами; сбегающие с мелких холмиков лестницы, вычурные парковые скамьи — все притаилось под чарами, все затерялось где-то у истинных ворот сокровищницы, запрятанной в сердцевине города.

Но не только обманчивая приветливость окружения насторожила путников — навязчивые желания, словно прилипчивые насекомые, внезапно одолели их разумы. Жадность ли это была, желание обогатиться или азартный интерес искателя, они не поняли. Никто не понял. Но каждый неожиданно направился в сторону старого сквера, усеянного вытянутыми темно-розовыми лепестками — будто был в этом городе не первый раз, будто прекрасно знал каждую его тропинку, будто и не слышал никогда об опасности, что без оружия сломала его стены и жителей.

Кэт и Эдмунд подошли к небольшому зданию со стенами из красной черепицы, обрамлёнными причудливыми наличниками окнами и плоской крышей, украшенной изящными статуэтками кораблей, совсем разных по форме, виду и моделям. Кажется, здесь продавались товары, связанные с мореходством… Некогда продавались — сейчас там едва ли можно было найти что-то, кроме опустевших прилавков, обогативших неутомимых охотников за богатствами.

Кэт собиралась открыть карту, однако нечто, поселившееся в глубинах ее разума, внезапно обхватило тонкие пальцы Кристаленс. Оно сказало, что незачем ей открывать карту, незачем сверяться с наметками местности, только лишний раз путая себя. Она и без того знала все хорошо, прекрасно, и могла без лишних проблем добраться до нужного места. Карта — лишнее. Ее следовало свернуть и убрать подальше, чтобы не смущать мечтающий о неведомом разум, что в один миг стал гораздо более надёжным помощником, чем какой-то заскорузлый клочок бумаги.

Кэт сразу убрала карту и направилась в сторону входа в магазин, медленно, но уверенно. Как ни странно, Эдмунд возражать не стал. Даже не поразмыслил, не попытался узнать причину, по которой Кристаленс столь опрометчиво спрятала их верного помощника. А просто спокойным и решительным шагом двинулся за своей сопутницей, неотрывно глядя на виднеющиеся за прозрачным стеклом пустые прилавки.

Эта дверь не была защищена даже заклинанием: может, кто-то ее обезвредил, возможно, она таковой и оставалась всегда, ещё с самого дня засыпания этого тенистого города, а может, ее открыли воры, жаждущие полакомиться привкусом бесплатной роскоши… Много было бы различных вариантов и предположений, если бы друзей это хоть как-то интересовало. Но они об этом не задумались совершенно, ибо гораздо важнее было им узнать, что находится внутри самого здания, что затеряно и запрятано среди многочисленных полок, что дремлет уже много лет среди марева бесконечной тиши.

Первый шаг — и предстали глазам изумлённой Кристаленс люди, беспомощные, безмолвные, неподвижные. В разных позах лежащие в каждом углу магазина. И не видящие и не слышащие ничего, и, наверное, не ведающие совсем, сколько лет пролетело с рокового похода в эти наполненные пустотой стены.

Вряд ли то была смерть — скорее обычный сон; глубокий, крепкий, блаженный сон, исполненный приятными грёзами. Кэт осторожно подобралась к первому попавшемуся человеку, распластавшемуся у самого порога и почти цепляющемуся за него бессильными обмякшими пальцами. Чуть присела, прикоснулась к его руке выше локтя — и не получила никакой реакции. Человек остался так же неподвижно лежать на месте и рассматривать творчество своего воображения, захваченного неведомой сонной магией.

Странники прошли глубже и обнаружили расставленные у стен пустые витрины, около которых, крепко закрыв глаза, лежали продавцы. Неподалёку от них также распластались ещё покупатели. А ещё вокруг почему-то валялись все те же странные продолговатые бордовые лепестки, сплошь обсыпавшие парк… Возможно, это было как-то связано?

Немного понаблюдав за лежащими, путники принялись осматривать магазин. Наверное, искать здесь что-то было слишком наивно, потому что неведомое количество воров уже успели оставить здесь следы своего пребывания. Если они даже украли какие-то статуи кораблей, пусть и дорогостоящие, об осколках зеркала Вечности даже думать не следовало. Знающие их бы забрали в первую очередь. А незнающие прихватили бы чисто из банального интереса или жадности, которая уже успела сгубить своими стремительными порывами целый город.

Однако могли и не прихватить… Если посчитали ненужной деталью, отломившейся от какого-нибудь разбитого сувенира. Все-таки большинство здешних воров были обычными людьми, а многие из них вообще знать не знали о существовании зеркала Вечности и его расплескавшихся по всему миру осколках. Лучше было лишний раз осмотреть здание. Тем более путников почему-то упорно тянуло именно к этому парку, к этому зданию, к этому магазину… Или все же не сюда?

Неожиданно Кэт осознала — а если быть точнее, что-то словно подсказало ей, что в этой лавочке она не найдёт ничего, кроме беспробудно спящих городских жителей. Неведомая мания была сосредоточена немного на другом месте, находившемся где-то рядом, по крайней мере, в этой стороне на карте. Когда-то в магазине и вправду что-то могло храниться, но только не сейчас. Следовало быть внимательнее. А лучше, конечно, бдительнее, но сейчас путникам, покорно следующим за чьим-то беззвучным, но ужасно упрямым голосом, точно было не до этого. На этот раз их девизом полностью стали слова Сэварта о том, что лишняя опасливость искателям не к лицу. Никакой опасливости вообще не осталось, даже несмотря на жуткую атмосферу истории, которую поведала Летиция Лоунт, пустынность и тишь города и уже встретившихся спящих жителей. Будто таинственная сила просто не могла их тронуть, потому что сочла избранными — или просто внушила им, что они этакие избранные…

Поспешно покинув здание, искатели снова вышли к скверу, усыпанному лепестками. Здесь отчего-то мания усилилась, словно чары активно действовали вне стен, а внутри них были лишь чем-то вроде тени, слегка мутящей сознание. А впереди простирались две дороги, одна из которых вела на очередную затенённую пустынную улицу, а другая — к какому-то маленькому домику с темно-синими стенами и покатой крышей. Странная мания подсказала путникам, что следует повернуть именно туда, что та тропа гораздо быстрее приведёт их к нужной цели, чем очередная городская улочка, которая, скорее всего, в конце соединилась с другой такой же улицей.

Не раздумывая, Кэт и Эдмунд направились к зданию — и в скором времени уже стояли в сыром коридоре со стенами, пестрящими разновидными картинами и фресками; природа, животные, здания… Кажется, картины ручной работы. Судя по всему, на этот раз они попали в жилой дом, в котором некогда жил художник или просто увлечённый творческий человек. Это уже не имело значение. Главное крылось совсем в другом, вот только в чем, Кэт и Эдмунд пока так и не поняли.

Они неспешно направились к комнатам, по пути внимательно разглядывая многочисленные картины, яркие, образные, живые. Удивительное смешение цветов играло в редких тенях смутными переливами, которые создавали таинственное впечатление — особенно переливы от картины, что висела около полуоткрытой двери в комнату. Там были нарисованы пещеры, обвешанные сверкающими сталактитами и сталагмитами, обставленные высокими и грузными булыжникам с чьими-то загадочными рунами, нацарапанные темно-алой краской. Похожей на кровь. Да, возможно, художник так и задумывал, что это была чья-то кровь. Но у Кэт картина вызывала своим видом какое-то абстрактное впечатление, словно здесь что-то было не таким, как нужно, неправильным, лишним… Она несколько раз мельком оглядела творение и двинулась следом за Эдмундом в первую попавшуюся комнату.

Первой им бросилась в глаза выделяющаяся из общей атмосферы величественная двуспальная кровать с резными ножками и тонкими нежно-розовыми балдахинами, струйками стекающими на пол. Эта маленькая роскошь стояла посреди практически пустой комнаты, место в которой ещё занимали только пара старых, изъеденных временем шкафчиков, запылённая лампа с истлевшим фитилём и, как и в коридоре, картины. Совсем разные, но в то же время невольно создающее впечатление чего-то целого, маленьких пазлов одной большой мозаики.

Однако картины их больше не интересовали. В глаза им бросился человек, который спал, укрывшись одеялом, на одной стороне кровати. Так же тихо, сладостно и безмятежно, как и в том магазине. Но, похоже, так же непреодолимо и губительно. Вряд ли его сон был каким-то другим, кроме как зачарованным, однако до кровати он добраться успел. И теперь обречён был провести в ее путах долгие годы и века. Конечно, это лучше, чем на полу, но все же не самое желанное жизненное движение. Хотя правильнее будет вообще отсутствие жизненного движения и вечная одинаковая поза, которую неспособны нарушить даже внезапные резкие звуки. А мог бы стать знаменитым художником или даже уже стал и стремился к высотам, однако был прерван на собственной дороге.

После друзья заглянули в соседнюю комнату, из которой тонкой струйкой тянулся какой-то резкий запах. Кажется, это была мастерская: кругом столы, мольберты, полки с художественными принадлежностями, стены покрыты картинами. На одном из мольбертов стояло только начатое творение, испещрённое аккуратными штришками. Кэт подошла к нему ближе, осторожно коснулась шершавой запылённой бумаги — и внезапно отдернула руку. Потому что неожиданно прямо с потолка на неё посыпались лепестки, такие же алые, вытянутые, сладко пахнущие. В этом доме они были везде: куда ни взгляни, куда ни пойди. Лепестки и сон. Сон в окружении хрупких цветочных творений, почему-то осыпающихся с однотонного белого потолка, на котором не было даже намёка на какое-то цветение. Если бы странная мания не одолевала путников, не заставляла бы думать о чем-то смутном, таинственном, припрятанном за дремавшей завесой города, они бы непременно удивились и попытались бы подробнее разобраться, что там вообще происходило — однако сейчас чары были сильнее привычного любопытства, всегда возникающего при встрече с неизвестностью. Сейчас, кажется, чары были и вовсе сильнее всего, что в тот момент могли испытывать странники…

Путники хотели уже двинуться к выходу и дальше направиться туда, куда упорно зазывали их загадочные силы, однако Кэт резко остановилась. Ее взгляд совершенно случайно упал на старенький стол с чуть подломанными ножками, располагавшийся неподалёку от входа в комнату. Там, окружённое разбросанными отсыревшими кистями, лежало зеркальце, маленькое, незаметное, чуть посверкивающееся в изредка пробивающихся сквозь сонную завесу лучах света.

Ощутив резкий прилив воодушевления, Кристаленс бросилась к столу и, взяв, возможно, заветный фрагмент, принялась произносить заклинание разбиваемости. Огонёк азарта и вдохновения почему-то начал тускнеть от каждого слога. Как будто неизвестный проводник, сотворённый чарами, подсказывал Кэт, что она ошибалась, что в этом действии совершенно не было смысла. Это не то, это всего лишь обычное маленькое зеркало, которое хозяин оставил на своём столе, прежде чем окунуться в долгий, туманный, беспробудный сон. То находилось немного в другом месте…

Кристаленс не удивилась, когда зеркало от первого же заклинания раскололась на десятки мелких осколков, прозрачным фонтаном обдавших мастерскую художника. К счастью, она знала, как можно восстановить разбитые предметы. Она уже не раз использовала это заклятие, в том числе и в Дотрейесе, где совершенно случайно расколола кувшин. Магией Кэт быстро собрала все осколки зеркала и снова сложила их в ровное, целостное отражающее полотнище.

Поняв, что в этом доме вряд ли найдётся что-то интересное, путешественники поспешно направились к выходу. Времени у них осталось не так уж и много, поэтому тратить его на обследование дома, которое, судя по подсказкам, все равно много бы не принесло, не следовало. Лучше вернуться в тот сквер и ещё немного походить там и в местах неподалёку. Голос, навеянный чарами, шепотом подсказывал, что лучше ещё поискать там, чем дальше заходить в здания, тщательно осматривая каждый их уголок.

Вскоре путешественники уже стояли в сквере, окружённые высокими деревьями, отбрасывавшими на них густые тени, грузными камнями-памятниками, неработающими фонтанами и лепестками. Много-много лепестков, невесомых, ароматных, чуть слышно шуршащих под ногами… Несомненно, было в них что-то зловещее, но в то же время они немного пленили своим видом. Как будто в их неосязаемых телах тоже обитала старинная магия.

Неожиданно Кристаленс ощутила, как зачарованный голос, указывавший ей путь к чему-то, начал стремительно стихать, словно исчезая в каком-то тумане. В белесой дымке, что принялась наступить на неё, целенаправленно, неумолимо. Бесшумными, скользящими движениями.

С каждым шагом туманного марева мысли Кристаленс будто теряли ясность, становились абстрактными, неопределёнными, а все желания терялись и пропадали, утопая в клубьях надвигающегося ненастья. Ей больше не хотелось ни путешествовать, ни искать что-либо, ни обследовать странный город, очертания которого начинали медленно плыть перед ее глазами. Хотелось только лечь на первую попавшуюся скамейку, закрыть глаза и просто уйти из этого мира, из всех миров. Временно ли, навсегда ли — не важно. Главное — уйти. Как можно скорее уйти, отдавшись в тёплые и уютные объятия подступающей белесой дымки.

Так она и сделала. Словно позабыв обо всем, она устроилась на скамье и крепко закрыла глаза, однако с целью сосредоточиться. Какая-то ее часть отчаянно желала отдаться успокаивающей дымке, но другая упорно противилась, утверждая, что этого делать нельзя. Ни в коем случае. Это может обернуться страшными и, возможно, губительными последствиями.

Кэт крепко сжала пальцы на руках, пытаясь напрячься настолько сильно, чтобы хоть немного вернуть себе ускользающую ясность ума. Но она не возвращалась. Разум стремительно закутывался в обволакивавшую его пелену, в голове что-то звенело, словно раскалывая ее на части, а город откровенно плыл перед глазами. Кажется, они действовали. Чары города почему-то действовали на неё, прекрасно защищённую сложным эльфийским заклятием. Неужели Летиция Лоунт обманула их? Но почему тогда Эдмунд не предавался им, а продолжал упорно идти вперёд, следуя за заколдованной манией? И где насекомые? Они ещё не встретили ни одного, хотя обошли уже значительную часть города. Что-то здесь точно было не так.

Кристаленс резко встала с места, все ещё тщетно стараясь подавить нежелательную сонливость. На какой-то миг в этом спокойном, непоколебимом мареве, полностью завладевшим Кэт, всколыхнулась искорка гнева. Она злилась на саму себя за то, что хотела так просто сдаться, уже почти покорилась местным чарам и даже не попыталась бороться. Она была магом, не простым человеком, как жители Сонного города, а магом, причём весьма обученным, поэтому просто обязана была сопротивляться. Стать вечным стражем зеркала — ужасная перспектива.

Однако мысли о борьбе вместе с гневом быстро отступили, исчезнув под сгустившейся пеленой сонливости. Кэт снова потеряла все желания, всю мотивацию, все вдохновенные идеи — кроме одного, стремительно овладевающего всем ее существом. Она ужасно хотела спать — как никогда раньше, хотя раньше она, в общем-то, просто не могла хотеть этого по-настоящему, даже когда жила среди людей. А сейчас ее глаза просто закрывались, и постепенно она переставала видеть окружающее и осознавать происходящее. Кэт ненароком предположила, что чувствовала себя примерно так, как обычный человек, который не спал несколько ночей подряд, занимаясь каким-то чрезвычайно сложным делом. Или даже хуже.

Понимая, что с сонливостью уже не справиться, Кристаленс снова устроилась на скамье, но глаза не закрывала, а все ещё какой-то не застывшей под мутящимся маревом частью пыталась сопротивляться с растекающимся чарами. Об Эдмунде она даже не думала, не пыталась его звать, чтобы попросить помощи. Она знала, что вряд ли он поможет. Потому что несколько минут назад она бы и сама не стала никому помогать, отдав предпочтение голосу, прекрасному, манящему голосу, указывающему дорогу к неведомому сокровищу. Наверное, Саннорт тоже последовал за ним.

Однако спустя какое-то время Кэт услышала сквозь туманную пелену, которая также накрыла собой и все звуки, знакомый спокойный голос. Спокойный, но при этом заметно встревоженный. Она не смогла полностью разобрать, что он сказал, но, кажется, упомянул Летицию Лоунт и ее исцеление — как самонадеянно… Неужели та, что дала им ложное заклятие, могла исцелять? Скорее уж наоборот. Однако радовало, что Эдмунд все ещё сохранил какие-то частички собственно разума, а не целиком отдался голосу города, который, наверное, продолжал упорно звать его в неведомый путь. Значит, он ещё мог чего-то здесь действительно достигнуть.

— У тебя на шее небольшая кровоточащая рана. Оно как-то укусило тебя. Скорее всего, они живут именно в этих лепестках, а лепесток коснулся твоей кожи. Меня тоже они касались, но я не получил ни одного укуса. Значит, дело не в самих заклятиях… — неожиданно чётко услышала Кэт. Она бы обязательно удивилась, если бы была в своём обычном состоянии. А сейчас удивиться осталось только внутренне, потому что по-другому она уже просто не могла. Она уже вообще ничего не могла, кроме как лежать на скамье, страдать от звенящей головной боли и ожидать окончательного наступления сна, марево которого мутнеющими клочьями продолжало сгущаться.