Осколки зеркала Вечности и тропы искателей

=== Глава 31. Слова на стекле ===

Волшебники пришли к Элвину Найтону, отцу Алекса, на следующий день после экскурсии. Он в тот момент сидел в кабинете и, похоже, над чем-то работал. Как только друзья постучались, он сразу же открыл и, окинув каждого из них привычным скептически-снисходительным взглядом, пригласил их в свою «обитель».

С того момента, как Эдмунд в последний раз был в этом кабинете, он ничуть не изменился, только бумаги теперь были аккуратно сложены, а не хаотично разбросаны на столе. Здесь еще витал свежий, сладковатый запах чернил, а на тисовом письменном столе лежали несколько исчерченных аккуратным, убористым почерком листов бумаги. Сам кабинет был тускловато освещенным, но на его участок, где находились листы, словно специально был направлен особый поток света, при том, что исходил он от тех же свечей, подрагивавших в ажурных канделябрах, что озаряли все помещение. Чувствовалась магия, тихая, таинственная, напитывающая каждый уголок этого странноватого писательского логова.

— Как идет работа над книгой? — непринужденно поинтересовался Алекс, когда все устроились за тем же столом, напротив ненадолго оставившего свое дело Элвина.

— Пока все стабильно, — отозвался Найтон-старший, отодвигая от себя внушительную кипу бумаги. — Но, я полагаю, у вас немного другая цель визита? Очень сомневаюсь, что вы пришли ко мне вдвоём чисто для того, чтобы поинтересоваться, как там моя книга. — Он снова вызволил из кармана своей мантии уже знакомый Эдмунду причудливый цилиндр с шариком и принялся вдыхать таследо, на этот раз медленно, блаженно, словно растягивая удовольствие.

— Да, мы действительно пришли не только за этим, — сразу прямо признался Алекс. — Мы хотели бы узнать чуть больше об осколках зеркала Вечности. Эдмунд — мой друг, он ищет их, и ему бы не помешало немного расширить свои знания, если это возможно.

— Я думал, Ворнетт даёт достаточно знаний своим подопечным, — Элвин Найтон едко кашлянул, убирая таинственный предмет обратно в карман мантии.

— Может быть, но ведь не все, что знаешь ты, сейчас известно Ворнетту. Тебе эти знания уже не понадобятся, а вот нынешнему искателю они могут быть полезны.

— Знания об осколках сами по себе не очень-то полезны. Вернее совсем бесполезны, — усмехнулся Элвин.

— Правда? Но ведь именно из-за них до сих пор продолжается кровавое безумие. Да, я помню, что есть что-то высшее, но осколки — все же главная актуальная проблема современного мира, — кажется, в очередной раз попытался начать спор Алекс. Эдмунд в это время робко молчал и только внимательно слушал, не решаясь вступать в столь ответственный разговор отца и сына.

— Знаете, парни. — Элвин как-то жалостливо улыбнулся и расслабленно оперся о спинку кресла. — Вы смотрите слишком поверхностно, полагая, что главная наша проблема — осколки. В общем-то, как и Ворнетт, который когда-то был в очень хороших отношениях со светлыми эльфами, но все равно уделял внимание лишь истории нашего мира. Сразу чувствуется, что вы плохо знаете Междумирье. А ведь именно тогда, когда я начал глубже его изучать, я оставил поиск осколков. Вы думаете, междумирные силы уничтожили Эвелию и Тавелию просто так, потому что им захотелось? Нет, это было наказание за нарушение междумирных законов. Зеркало Вечности и все, что с ним связано, — это само по себе нарушение закона. Его восстановление и уничтожение — в том числе. Противозаконная игра с высшей тёмной магией. Да, может, какой-то удачливый маг вдруг и восстановит его, и посмотрит в него дольше Сэвартов, Равенсов и Маунвертов, и обретёт то самое пресловутое величие. Но сомневаюсь, что это не обойдётся ему без последствий. Междумирные судьи не терпят преступников. И они обязательно их накажут, и они не допустят вечного хаоса. А спокойствия у нас нет из-за всеобщего незнания законов Междумирья и слепой жажды обрести какую-то власть. В нашем мире даже не все знают о существовании каких-то других миров, кроме измерения обычных людей, которое в Междумирье и не входит. Но они есть, они не изучены, они очень далеко от нас, но они существуют, и многие из них контролируют те же силы, что и наше измерение. Нужно глубже изучать Междумирье, просвещать о нем жителей нашего мира и готовиться к гораздо более серьёзным проблемам, чем обретение всевластия магом, который посмотрит в зеркало Вечности.

— Но ведь совсем не обязательно, что Междумирье действительно накажет того мага… И неизвестно ещё, как накажет: может, оно и вовсе решит уничтожить весь наш мир. Несомненно, опираться только на историю нашего мира недальновидно, всеобщие знания о Междумирье нужно расширять, но я по-прежнему считаю, что нельзя игнорировать и актуальные проблемы. Ведь даже эти войны за зеркало могут привести к новым незаконным играм с магией Междумирья, возможно, ещё худшим, — выразил своё мнение Алекс.

— Уничтожение зеркала тоже может привести к огромным проблемам, к которым, замечу, никто не готов. Для начала стоит стать ближе к Междумирью, лучше изучить его. Во времена Эвелии и Тавелии маги и эльфы действительно пытались это сделать, но потом все почему-то сконцентрировались только на наших проблемах, на зеркале, и даже забыли то, что уже узнали. Только у эльфов те сведения сохранились, у бессмертного народа. Вот они мне сейчас и помогают лучше во всем разобраться. А что касается зеркала, это — бессмысленная трата сил и времени. А зачастую и жизни, потому что, такова печальная правда, обычно искатели трагически погибают. Погибают не гордо, в битве, защищая свой мир, а из-за каких-то кусков стекла. Становятся частью всеобщего пустого безумия, так и не разобравшись в корнях проблемы, идущей из самого Междумирья. А если это зеркало все же уничтожат, вы думаете, все сразу успокоятся? Наивно. Я уверен, найдут ещё какую-нибудь вещицу и по-прежнему с незнанием будут охотиться за ней, убивая друг друга. Таков наш мир.

— Да, с этим соглашусь, но все же я по-прежнему считаю, что нельзя просто так оставлять проблему зеркала. Просто нужно посмотреть на неё с разных сторон, как с нашей, более узкой, так и со стороны Междумирья, более широкой. Кому-то стоит изучать Междумирье и делиться с другими своими знаниями, а кому-то — защищать только наш мир от актуальных сейчас проблем. Уничтожение зеркала, в котором хранится часть всех Маунвертов, напрямую к таковым относится.

— Все-таки вам ещё очень не хватает опыта. — Мастер магии снисходительно вздохнул. — Ворнетту недостаёт глубины его личных взглядов, а вам — просто опыта. Но это, к счастью, поправимо. А вы когда-нибудь задумывались о странниках Междумирья?

— О магах, которые достигли такого совершенства в разрешённой высшей магии, что получили награду от междумирных сил? — Теперь Алекс больше не спорил с отцом, он остановил на его фигуре неотрывный взгляд, чуть удивлённый, любопытствующий.

— Да, и награда эта примерно равносильна тому, что получат посмотревшие в зеркало Вечности, только на законном уровне. Какая-то особая способность, которой Междумирье награждает высших магов за верное служение. И относительное бессмертие, потому что чаще всего после смерти странника Междумирья уничтожается лишь его телесная часть, а магическая так и остаётся. Как с зеркалом, только возрождение происходит не через стекло, а через мир Таллэйн.

— Через Таллэйн можно возродиться? — не выдержал Эдмунд, вспомнивший внезапно рассказ Ворнетта о таинственном мире Таллэйн, куда должны будут отправиться Сэварты и Равенсы после уничтожения зеркала.

— Только странникам Междумирья, у которых не уничтожена магическая часть. Да, по отдельности эти части могут жить только в Таллэйне, но при этом за счёт магической можно возродить и телесную, вернувшись в свой мир, а вот телесной так и придётся доживать оставшиеся годы в пустоте. А если уничтожить зеркало, от Сэвартов, Маунвертов и Равенсов останутся только телесные части.

— Значит, у них магия как бы отдельно от тела? — озадаченно спросил Эдмунд.

— Нет, под магической частью подразумевается не только магия, непросвещённый искатель. Хотя, возможно, и она в том числе, это у каждого по-разному. Впрочем, мы, кажется, отвлеклись. Я вёл вас к тому, что сам изучаю магию Междумирья, чтобы однажды стать странником. Нет, меня интересует не бессмертие, а новые, ещё никем не познанные тайны и уровни междумирной магии. Хотя сейчас я и являюсь мастером магии, до высшего волшебника мне ещё далеко. Полагаю, эта цель гораздо полезней, чем недальновидные поиски осколков зеркала Вечности. Странникам Междумирья ничего не стоит противостоять Маунверту, с которым вы так упорно сражаетесь.

— А в современном мире остались странники? — Эдмунд чувствовал, как внутри него будоражащим пламенем загорается азарт искателя, как появляется желание узнать как можно больше о загадочных междумирных странниках. И для него уже не имело значения, что он выглядит глупо, поступает неприлично, он хотел лишь знать, как можно больше знать. И заодно убедиться, что, сказав, будто из разговоров с нужными людьми он может вынести больше, чем из штудирования внушительных эльфийских книг, Алекс был прав.

— А вот это неизвестно никому, кроме обитателей и странников Междумирья. Хотя ходит множество легенд, но совсем не обязательно, что правдивых.

— А способность забирать у кого-то годы и продлевать за счёт них свою жизнь у магов является даром Междумирья? — Эти слова сами невольно вырвались у Эдмунда: в один момент его стремительной молнией ударило озарение, такое неприятное, отчасти пугающее, но в то же время и воодушевляющее. Делиния Сэварт. Он вспомнил ее, стремившуюся к вечному совершенствованию. Очень сильную древнюю ведьму, которая сумела заколдовать даже меч Равенсов, но которая почему-то не смогла противостоять неизведанной силе медальона.

Во взгляде первого искателя на какой-то миг мелькнуло изумленное непонимание, но, быстро вернув прежний равнодушный вид, он произнес:

— Да, в древних фолиантах был описан похожий дар, правда более широкий. Способность преобразовывать чью-либо жизнь в чужую, возможно, даже совершенно новую, причём самостоятельную и разумную. В любом случае подобный уровень гораздо выше, чем простая магия. Это или какие-то очень сложные высшие чары, или дар Междумирья. А откуда у тебя, интересно, такие знания?

— Кажется, я уже встречался с одной странницей Междумирья. И даже убил ее… ну, вернее, убил не я, а медальон Равенсов.

— Еще интереснее… — Найтон резко поднялся со стула и впился многозначительным взглядом в пресловутый медальон Равенсов, что все еще неприметной вещицей покоился на шее Эдмунда. — Ты ведь заинтересованный в своём деле искатель, да?

— Ну, наверное, да, — Эдмунд немного замялся.

— Тогда, раз уж тебе так важны эти осколки, рекомендую воспользоваться предложением эльфийского короля. Пока он щедр. Он не упустит возможности забрать медальон, убивший телесную оболочку возможной странницы Междумирья, а награду уже может не предложить. А он, заметь, из бессмертного народа, что когда-то сражался за Эвелию и что знает путь до Тавелии.

— Да, конечно, я отдам ему медальон, — уверенно ответил Эдмунд. Но уверенность эта была такой натянутой, искусственной, как те магически созданные противники, на которых они вчера тренировались с Алексом. Он не хотел отдавать медальон. Ужасно не хотел, будто, лишившись его, он потеряет что-то очень дорогое, ценное, заработанное долгим и честным трудом. Задание искателей было важнее жадного нежелания, и ему следовало прислушаться к голосу разума, подсказывающему верную дорогу.

Эдмунд глубоко задумался и лишь затуманенно смотрел теперь на немую каменную стену напротив, не слушая разговоров отца и сына. Вернее он пытался слушать, упорно пытался, но слова пролетали мимо, как назойливые мухи, не задерживаясь в сознании.

От бессвязных дум его отвлекло неожиданное заявление Найтона:

— А впрочем, я покажу вам эту комнату с моими записями. Все равно ничего слишком ценного вы там не найдете. Разве что заклинание, которым можно уничтожить зеркало, но неполное. Целую его версию вы не найдете никогда, она исчезла в тумане времени. Даже бессмертные народы это вам не подскажут. Ворнетт все пытается ее отыскать, но найдет ли когда-нибудь? — Элвин жестом показал юношам следовать за ним.

Несмотря на последнее замечание, Эдмунд и Алекс все равно отправились за проводником с интересом, с горящим энтузиазмом искателей. Они даже практически не разговаривали, пока преодолевали коридоры и пролеты огромного эльфийского дворца, только раздумывали над словами Найтона-старшего в предвкушении чего-то любопытного и важного.

Вот они добрались до запертой двери из синего дерева, Элвин осторожно повернул в замке небольшой позолоченный ключ, и что-то тихонько щелкнуло.

В скором времени они стояли в тесной, пропитанной застоявшимся запахом бумаги душноватой комнате. Чем-то она напоминала кабинет Элвина: темноватая, без парящих искорок, но со свечами на стенах, обставленная шкафами с многочисленными полками и небольшим столом. Но здесь на столе, уже кажется, давно ничего не лежало, он одиноко покоился посреди помещения, словно хранил в себе тени далеких дней, когда Найтон еще звался искателем. И портреты. На полках шкафов было много совместных фотографий Элвина и какой-то хрупкой девушки со светло-рыжими заплетенными волосами и задорными, добрыми зелеными глазами. И от каждого фото веяло смутной печалью, несмотря на их жизнерадостность. Той, что наверное, еще часто опутывала сердце мага, потерявшего любимую женщину.

— Сегодня этот кабинет полностью в вашем распоряжении, — как-то небрежно бросил Элвин, протягивая ключ сыну.

— Да, спасибо большое, — на этот раз немного растерянно отозвался Алекс, крепче сжимая в пальцах заветную вещицу, которую выпрашивал он уже многие годы и так внезапно получил.

Как только Найтон-старший удалился, снова оставив приятелей наедине, Алекс повернулся к заинтересованно осматривающемуся Эдмунду:

— Неожиданно, однако. Честно говоря, я и сам не был уверен, что он согласится. Но, как видишь, сегодня нам повезло.

— Да… А это твоя мама? — рассеянно спросил Эдмунд, внимательно разглядывая большую семейную фотографию: сияющий тихой радостью Элвин Найтон; маленький, безмятежный, наивно улыбающийся ребенок (похоже, Алекс) и та самая загадочная рыжеволосая молодая женщина, стоящие на фоне живописного фонтана. Это фото его особенно зацепило — такое безоблачное, доброе семейное счастье. Счастье, от которого накатывала смутная грусть, от которого в голову лезли туманные размышления. Неведомое Эдмунду счастье.

— Да, это наше последнее семейное фото. Мне здесь только исполнилось пять. — Во взгляде Алекса, на миг обратившегося к старой фотографии, мелькнула тень тоски.

— Соболезную, — Эдмунд невесело вздохнул. — А я вот своих родителей никогда не видел, даже не знаю, кто они. А у меня ведь тоже, наверное, когда-то была семья…

— Да, и, очевидно, очень талантливая магически семья, — как-то неоднозначно произнес Алекс.

— Не так очевидно.

— Эдмунд, а тебя даже не удивило, что я так внезапно пожелал узнать тебя поближе, отложил ради тебя все тренировки и написание статьи? Ты не задумался, какова причина, помимо того, что ты искатель и продолжатель дела моего отца? — Неожиданно Алекс снова остановил на нем любопытствующий снисходительный взгляд, примерно такой же, каким смотрел он на него перед началом их разговора в библиотеке, только теперь еще с легким подозрением.

— Ну, если честно, я решил, что тебя зацепила моя замкнутость и ты захотел подружиться со мной… — немного растерянно отозвался Саннорт.

— И все же есть в тебе какая-то умиляющая наивность, несмотря на твою закрытость. — Найтон добродушно усмехнулся. — Но да, ты прав, это тоже причины. И с тобой оказалось весьма интересно, даже более, чем я ожидал, так что, скажу прямо, я бы с удовольствием продолжил общение. Однако обычно что-то подобное начинается, когда люди что-то хотят или подозревают. Мой случай, как ни печально, не исключение. По крайней мере, изначальная главная причина. Да, извини, но отчасти так я пытался просто понаблюдать и добыть как можно больше информации о тебе, уверенно сторонящемся любых разговоров. И у меня, кажется, успешно получилось.

— Не удивлён. — Эдмунд невесело вздохнул, при этом, однако, не ощутив ни обиды, ни гнева. Он остался спокойным, он просто привык, что к нему всегда обращались лишь по какому-то делу, хотя в глубине души ему все-таки стало немного не по себе. Но его порадовало, что Алекс был с ним честным. — И да, мне приятно, если тебе действительно со мной интересно… Но что за причина, если не секрет?

— Твоё абсолютное спокойствие после моего признания немного печалит. — В голосе Алекса послышалось сочувствие.

— Возможно, оно бы и не было таким абсолютным, если бы между нами тогда действительно не возникло какое-то взаимопонимание. Я не знаю, искренним оно было с твоей стороны или нет, хотя почему-то мне кажется, что все-таки искренним, но мне после нашего разговора просто стало легче. Ты позволил мне взглянуть на себя немного иначе, за что я тебе благодарен. И не столь важно, что ты просто проводил своеобразный эксперимент, главное — я был откровенен. А раньше этого мне очень не хватало. Однажды из-за моей чрезмерной любви к личному пространству погибла женщина, я просто слишком остро воспринял ее гневные слова о том, что должен говорить о себе только правду, и ответил резкостью. А ее это настолько задело, что она убила саму себя.

— Убила саму себя? Все было настолько плохо, что дошло до самоубийства? — В хризолитово-зеленом взгляде мелькнула заметная неприятная ошарашенность.

— Да. — Саннорт виновато опустил голову.

— Жестоко… Да, признаюсь, ты меня удивил, от тебя что-то подобное трудно ожидать. Видимо, моё дело прошло не так успешно, как мне казалось. Хотя тот случай из моего детства тоже мог в итоге обернуться похожими последствиями… Сначала — просто заклинания боли, а потом — худшее. — Ненадолго повисла напряжённая молчаливая пауза, ее прервал Найтон: — Резкость и прямолинейность — не всегда лучшие черты, здесь есть две стороны. А ты, кажется, рассуждаешь как взрослый, это приятно удивляет. И наше взаимопонимание, поверь, было искренним, как и большая часть моих ненаигранных слов, даже несмотря на изначально деловые причины.

— И что же ты подозреваешь обо мне?

— А ты никогда не задумывался, что твои родственники — не просто какие-то случайные беглые маги? — многозначительно спросил Найтон.

— Нет, это исключено, — горестно усмехнулся Саннорт. — Очень сомневаюсь, что великие маги стали бы сбегать в тот мир.

— А здесь ты не прав. Я уверен, тот мир тоже на самом деле не столь обычный, каким его называют. Хотя бы после твоего рассказа о входе в зал Тавелийского дворца, который находился в вашей школе. Они вполне могли искать эту комнату — может, и вовсе потому, что в зеркале живет их часть…. — на последних словах легкое подозрение в глазах Алекса стало отчетливым, он немного прищурился и все продолжал буравить Эдмунда неоднозначным взглядом.

— Часть моих родителей в зеркале? То есть ты считаешь, что я из Маунвертов, Сэвартов или Равенсов?

— Не думаю, что ты из Маунвертов, Сэвартов, но вот из Равенсов — вполне возможно. Просто подумай, неужели ты не видишь в этом ничего странного: твои родители таинственным образом погибли, ты как-то оказался в другом мире, какая-то женщина непонятно зачем дала тебе ключ, который когда-то принадлежал Равенсам, почему-то именно у тебя оказался осколок зеркала Вечности, а сейчас еще и особый магический талант. Да даже внешне ты похож на Равенсов. Может быть, ты не такой уж и вор, каким себя считаешь, или совсем не вор?..

— Нет, очень сомневаюсь. По-моему, я скорее Найтон, чем Равенс. — Как ни странно, слова Алекса показались Эдмунду смешными, примерно так же, как новость о существовании магии для жителей обычного мира. Он просто не верил, что он, такой обычный, не особо сильный, не самый талантливый маг, — вдруг наследник великих королей. Бред. Сущий, откровенный бред.

— Увы, ты точно не Найтон. Своих родственников я знаю, а вот ты своих — совсем нет, чтобы убеждать, будто это точно не так. Эдмунд, давай я скажу прямо: мне кажется, что наследник Равенсов — это ты. Если логически проанализировать цепочку событий, все к тому клонит. — Теперь выражение его лица было настолько серьезным, что даже забавляло — или пугало. Эдмунд не мог с точностью понять, что больше из этого.

— Нет, будь я наследником, это уже давно все поняли бы… Мавен Ворнетт, твой отец — уж они бы точно догадались. Это определённо не так.

— Возможно, они просто не задумывались, да и ты — не самая примечательная фигура в отряде, постоянно в стороне или в своих мыслях, — возразил Алекс, подходя к книжной полке и доставая оттуда потрепанный внушительный блокнот в однотонной темно-зеленой корочке.

Эдмунд решил не начинать пустой спор, а молча присоединился к приятелю, принявшись перебирать многочисленные записи. У него снова не было желания что-либо обсуждать, только работать над заданием искателя, усердно, терпеливо. И больше не говорить друг о друге. Иначе они лишь потратят время в глупейшей дискуссии, такой смешной и бессмысленной.

И действительно, теперь они обсуждали только то, что хранили в себе старые записи Элвина Найтона. Их было много, и в каждой содержалось что-то важное, но в основном известное и Эдмунду, и Алексу. Несколько непрерывных часов они провели в этой комнате, упорно ища пресловутое заклинание, мало разговаривая друг с другом. Не было той неловкости, что возникла на берегу у обрыва, тишина больше не сдавливала слух Эдмунда тисками скованности, но продолжать диалог с приятелем ему просто не хотелось.

Через какое-то время мысль о том, что он — наследник Равенсов, показалась ему даже какой-то оскорбительной, унизительной для великого королевского семейства, к которому определенно не мог принадлежать такой слабый маг. И он еще больше помрачнел, глубже окунувшись в работу и размышления.

Но вот Алекс тихо окликнул его, Эдмунд обернулся, все еще немного рассеянно от собственных дум. Но быстро вернулся в реальность: в руках у Найтона были какие-то пожелтевшие бумаги, испещренные аккуратными, чуть наклоненными буквами.

— Кажется, это и есть то заклинание, — задумчиво произнес Алекс, внимательно разглядывая таинственные слова.

Заинтересованный Эдмунд сразу подошел к приятелю, пристально всмотрелся в загадочные буквы, читая неведомый текст про себя. Но не успел он воспринять заклинание как нечто целостное, как оно резко оборвалось. Дальше были лишь такие же мелкие слова. Не менее важные, конечно, но все же не относящиеся к той великой магии:

«Для осуществления ритуала нужны два сокровища: браслет Сэвартов и меч Равенсов, а также мужчина и женщина, держащиеся за руки, которые произнесут заклинание».

И почему-то Эдмунду от этих фраз стало немного не по себе — он неожиданно окончательно осознал, что ему нужно будет как-то ближе узнать Селену Сэварт, нынешнюю обладательницу заветного магического браслета. И только с ней — нет, не с Кэт или Лили, которые вряд ли как-то смогут заполучить сокровище, — только с ней он сможет осуществить междумирный ритуал и уничтожить зеркало Вечности. А пока что их отношения все ещё оставались на самом нейтральном уровне, они даже толком не познакомились, только сразились друг с другом до его неприятного поражения.

В то же время под этим листом оказался ещё один, такой же тонкий, пожелтевший, не особо приметный. Эдмунд сразу принялся его рассматривать — и увидел на нем ещё какие-то слова заклятия. Теперь на непонятном, чудном, таинственном языке. Здесь он не мог разобрать ни слова, но почему-то всего его вмиг охватило странное дежавю, будто все это он уже где-то видел. И он принялся напряжённо вспоминать.

— Скорее всего, это оригинальное заклинание на эвелийском и тавелийском языках, а то был перевод, — решил Алекс, сравнивая две записи, примерно одинаковые по размеру. И действительно, сразу создавалось такое ощущение: листы явно специально лежали вместе, а основное заклятие вряд ли было на понятном им языке. Похоже, Элвин Найтон ещё долго и старательно переводил его, чтобы прочитать и понять весь смысл древнего высшего ритуала.

А Эдмунда неожиданно стремительной молнией ударила внезапная мысль. Он вспомнил похожие слова, вспомнил, где видел их, где случайно прочитал много лет тому назад.

— Алекс… — затуманенно начал он. — Кажется, я знаю, где, вероятно, можно найти продолжение заклинания.

— Что? И где же? — Найтон посмотрел на него с каким-то скептическим сомнением, похожим на то, что читалось недавно во взгляде его отца.

— На поверхности осколков. Ещё давно, когда я рассматривал зеркало своей сестры, я увидел какие-то слова. Они были размыты, но, насколько я помню, чем-то похожи на эти.

— Ты видел какие-то слова на поверхности осколков? — Теперь глаза приятеля раскрылись от внезапно охватившего его изумления.

— Да, там точно были слова. — Эдмунд ловким движением вызволил уменьшенную сумку из кармана мантии, заклинанием вернул ей настоящий вид и осторожно достал первый попавшийся фрагмент зеркала. — Вот, посмотри. — Он протянул осколок Алексу, а сам затем вытащил ещё один и тоже принялся его разглядывать.

Сначала стекло оставалось таким же чистым, прозрачным, и только лишь показывало его собственное отражение. Но он помнил, что и почти пять лет назад оно тоже не сразу раскрыло перед ним свою тайну, а потому с упорством рассматривал его, пытаясь словно прочитать изнутри.

Через некоторое время отражающая поверхность неожиданно помутилась, как тогда, подернулась лёгкой пеленой. Эдмунд крепче схватил осколок и особенно напряг глаза, силясь на этот раз не просто увидеть туманные очертания, но и разобрать сам текст, насколько это было возможно.

И вот на дымчатом мареве, застелившем вдруг магическое стекло, снова появились те слова. Загадочные, неизвестные, вычурные речи на незнакомом языке, что будто что-то говорили ему или призывали его к себе. Какое-то время он заворожённо наблюдал, как постепенно проявлялся колдовской текст, как раздвигал собою помутившуюся отражающую поверхность.

— Вот, смотри! — Неожиданно опомнившись, Саннорт сразу же с тихим восхищением показал своё открытие Найтону.

Чуть прищурившись, Алекс пристально всмотрелся в таинственный фрагмент — и разглядывал так долго, тщательно, но в лице все не менялся. Оставался таким же настороженным, сосредоточенным и явно что-то недопонимающим.

— Я вижу только самого себя, — недоумевающе произнёс он после нескольких тщетных попыток.

— Смотри внимательнее. Там точно есть текст. И на твоём осколке есть, я вижу его. Кажется, он везде одинаковый. Я тоже сначала не видел, он открывается постепенно.

Эдмунд достал ещё три осколка, и они ещё несколько часов смотрели в проклятое стекло, но по-прежнему видели разное: Саннорт все чётче разглядывал древние слова, везде одинаковые, но такие же непонятные, проявляющиеся на затуманенной поверхности, а Найтон продолжал видеть лишь собственное отражение. И как он ни смотрел, что ни делал, все равно не озаряло его лицо восхищение от внезапного открытия.

Вот уже зашагали за стенами комнаты эльфы, собирающиеся на полуночные концерты, вот послышалось тихое, мелодичное пение, а юноши так и не поняли друг друга. И ничто не способно было передать видение Эдмунда Алексу. Только лишь слова, но от них не так много смысла, они вполне могли быть пустыми, бесполезными, как и то заклинание могло оказаться в итоге обычной галлюцинацией.

— Ты действительно ничего не видишь? — уже с нотками обречённости спросил Эдмунд.

— Да. Только самого себя. И, кажется, уже не увижу, — Алекс снова с несколько скептическим видом протянул осколок искателю.

— Может быть, это была моя галлюцинация… — вслух предположил Саннорт. Теперь ему уже показалось откровенно странным, что Найтон, так долго и тщательно рассматривавший, не увидел даже очертаний тех слов, а сам он сумел рассмотреть целую фразу, что теперь силуэтами букв упорно крутилась в его голове.

— Нет, — твёрдо ответил Алекс. — Либо я настолько прекрасен, что затмеваю собой даже древние магические символы, либо часть меня просто не живёт в зеркале и не даёт мне подсказок, в отличие от твоей.

— Скорее первый вариант… — сдавленно усмехнулся Эдмунд.

— Конечно, это очень лестно, но все же я больше склоняюсь ко второму.

— А если серьёзно: ты когда-нибудь слышал, чтобы Равенсы общались с мертвыми и могли видеть альфоров, когда те с ними связывались мысленно? — неожиданно нашёлся Саннорт.

— Нет, но я сомневаюсь, что это как-то связано. Причины того, что ты видишь альфора и мертвых, явно другие.

— А вот здесь я бы поспорил… Это вполне может быть связано с моей семьёй, — возразил Эдмунд.

— Так или иначе, тебе в любом случае нужно как можно скорее узнать хоть что-то о своей семье. И не стоит так однозначно отрицать, что ты не наследник Равенсов. А ещё я попрошу тебя записать все, что ты увидишь на осколках, когда мы уйдём из этой комнаты.

— Да, хорошо.

Ещё некоторое время они поизучали записи Элвина Найтона, его старые дневники, где описывал он в красках свои захватывающие приключения, его ценные вещи с тех времён, которые он хранил в этой странной темноватой комнате, черновики его книг о зеркале Вечности. И нашли ещё один осколок — такой маленький, неприметный, затерянный, он лежал среди дневниковых заметок. Как только Эдмунд обнаружил его, он сразу же взял его в руки и снова принялся рассматривать, искать те таинственные письмена.

На этот раз они появились сразу. Не успел Эдмунд даже разглядеть своё отражение, как снова затуманилось проклятое стекло и вновь на нем начали проявляться злосчастные слова.

— Я снова их вижу, — приглушённо произнёс он.

— Я уже не удивляюсь, — с невозмутимым видом отозвался Алекс. Потом на всякий случай взял из рук Саннорта его находку, немного посмотрел в неё, но быстро отложил, как и ожидалось, ничего не увидев.

Исследовав хранилище Элвина и больше ничего не найдя, Эдмунд и Алекс отправились в библиотеку. Они на время забрали записи Найтона-старшего с заклинанием, чтобы переписать его, лучше изучить и, похоже, дополнить теми загадочными письменами, что увидел Саннорт на стекле.

Эдмунд снова достал осколки, взял чистые листы бумаги, ручку и чернильницу, стоявшие на столе, и увлечённо принялся за дело. Алекс в это время подобрался к одной из книжных полок, быстро нашел там какую-то очень древнюю, толстую, ветхую книгу и, сев напротив приятеля, стал что-то сосредоточенно искать. При этом периодически он поглядывал на записи отца, словно сравнивал их с чем-то.

Между тем переписывание древних символов оказалось не такой лёгкой задачей, как виделось сначала: иногда буквы словно меняли очертания, искривлялись или просто ускользали в туманной дымке. Один раз они настолько потускнели, что Эдмунд снова не смог ничего разобрать. Он принялся упорно выжидать, но древние письмена все не открывались ему, и только лишь смотрело на него его собственное растерянное отражение, запелененное легким магическим туманом.

И вот он уже почти отчаялся что-то найти, почти отложил осколок, но речи снова проявились, словно насмехаясь над ним. Теперь они были гораздо более яркими, четкими, будто неведомая магия сумела невидимым лезвием распороть дымчатую пелену и вырваться на первый план. Саннорт принялся буквально строчить все, что видел, боясь вновь потерять заветные символы.

В скором времени те неведомые слова уже расположились на бумаге, не так чётко и аккуратно, как на зеркале, но настолько понятно, насколько в силах был это передать сам Эдмунд.

— Я все переписал, — сообщил он Алексу. Тот сразу отвлёкся от книги, поднял голову, взял в руки исписанный лист бумаги, лежавший напротив Саннорта, и занялся его тщательным изучением.

— То, что мы нашли в записях отца, — действительно перевод заклинания с древних языков. Некоторые из них есть в этой книге, я ее когда-то читал по совету отца, и, видимо, в том числе ее он и использовал при переводе. А это и вправду похоже на продолжение, если соотнести записи, — серьёзно произнёс Найтон, отодвигая фолиант и старательно рассматривая имеющиеся записи, сопоставляя и сравнивая их.

— Значит, его придётся переводить нам, — невесело заметил Эдмунд.

— Да, но этим нудным делом займусь я. Тебя ждёт оставшийся путь до Тавелии, я очень рекомендую тебе воспользоваться советом моего отца по поводу медальона.

— Конечно. Но, если честно, я хотел предложить тебе пойти со мной дальше. После превращения в стража Кэт стала потерянным магом, и ей будет слишком опасно продолжать наш путь. Может, Ворнетт и против, но я же вижу, сколько ты знаешь и умеешь. Это уже скорее у него личные причины, как я понял. Да и даже сейчас мы неплохо сработались.

— Это все было бы здорово, если бы не один факт — король эльфов может открыть эту тайну искателям Ворнетта за медальон Равенсов, который у них есть. А я не искатель Ворнетта, и у меня нет медальона Равенсов. Поэтому мне никто ничего не откроет, — безрадостно усмехнулся Найтон.

— Но вы же дружите с эльфами?.. — немного растерялся Саннорт.

— Да, но тем не менее мы так и остаёмся всего лишь магами, которые не имеют права безвозмездно влезать в древние тайны великого народа. Если не хотят потом понести за это наказание, возможно, смертельное. Да и дружба с эльфами — вообще весьма неоднозначное явление. К тому же ты помнишь, почему я здесь. Проклятие тёмного призрака ещё может напомнить о себе, а маг, который страдает от галлюцинаций, будет гораздо хуже потерянного. Так что мне жаль, но я не могу пойти с тобой.

— Значит, мне придётся дальше идти одному, — печально вздохнул Эдмунд, приподнимаясь из-за стола.

— Похоже, так, — сочувствующим тоном отозвался Алекс. — Но я уверен, что ты все сможешь. Тем более — с твоим особым магическим талантом, который у тебя все-таки есть, как бы ты это ни отрицал. — На последних словах он теперь уже тепло улыбнулся.

— Будем надеяться, что смогу… — Как ни странно, в тот момент Эдмунда не радовало вынужденное одиночество, он хотел пройти трудный путь вместе с кем-то, дарить и ощущать взаимоподдержку, ободряющую и такую важную в столь тяжёлом странствии. Но это было невозможно. Он просто не мог взять потерянного мага, больше не способного и беззащитного, не мог обречь свою подругу на очередную боль. Слишком много она уже пережила, а потому должна была остаться в этой эльфийской обители, отдыхая и наслаждаясь райской идиллией. Как бы Кристаленс ни тянуло в путь, он обязан остановить ее от возможной неминуемой гибели. И пройти по оставшейся дороге лишь в компании самого себя.