Осколки зеркала Вечности и тропы искателей

=== Глава 27. Нерассеявшиеся чары ===

Эта девочка была до неприличного похожа на мать в детстве. Такая же белокурая, кучерявая, с аристократически белой кожей, часто покрывающейся сладковатым робким румянцем, и искренней улыбкой на лице. А ещё очень любящая книги — почти любые, даже обычно слишком заумные и научные для своих сверстников.

— Мама, почему они не хотят это читать и со мной обсуждать? Интересно ведь, — порой недоумевающе спрашивала она, испытав очередное разочарование после отказа друзей почитать ее любимую книгу.

— Не переживай, Симона, они просто ещё не понимают всей цены и глубины этого творения, — ласково отвечала мать, нередко принимаясь заботливо перебирать мягкие, озорные кудри дочери. Как волны в тёплом молочном море… Мама слишком любила любоваться причёской дочери и играть с ней без магии, потому что по своему опыту помнила, что скоро они станут непримечательными прямыми локонами — вольются в море.

Нравилась ее причёска и отцу, и иногда он даже сам брался наводить Симоне марафет на голове, тоже без магии. Чаще получалось не очень, но маленькой девочке это все равно нравилось. Она испытывала удовольствие от самой заботы родителей.

И вообще она больше всего любила свою семью и не могла дождаться, когда все, наконец, соберутся вместе и начнут обсуждать последние новости. При ней обычно говорили только о приятном или о чем-то непонятном ей, но что, как она считала, тоже обычно дарует лишь положительные эмоции. Просто потому, что они все вместе, всей счастливой, дружной, беззаботной семьёй — что могло быть лучше!

Сегодня они тоже собрались все вместе, на живописном берегу моря. Лёгкий ветерок гулял по окрестностям, разносил солёные запахи и шаловливо трепал волосы дочери, которые мама в тот момент тщательно пыталась заплести. Мелкие тёплые волны ласково лизали песчаный берег. А солнце в высоком небе ослепительно сияло всеми красками, даруя своим светом какое-то воодушевляющее ощущение легкости и свободы от всех горестей и бед.

Они были вместе, они были свободны, они собрались всей семьёй и не только — эти мечты давно крутились в их головах и просачивались сквозь слова случайных разговоров, но отчего-то долго не воплощались в реальность.

Вот нежные материнские руки последний раз провели по густым волосам дочери, и теперь она могла свободно побегать по берегу, наслаждаясь лёгкими всплесками волн и бодрыми криками пташек.

Но прежде чем бежать ближе к воде, Симона со звонким смехом прыгнула на руки папе, и он с безмятежной улыбкой поймал ее и принялся шутливо щекотать. А раньше он был угрюмым, серьёзным, задумчивым… Часто сидел в книгах, мало разговаривал, даже не думал о какой-то семье, в том числе и о собственном детстве. Хотя… если верить его рассказам, у него и не было детства как такового — грустно. И как раз семьи ему и не хватало, чтобы измениться, став вечно смеющимся добряком и безудержным оптимистом. Жизнь наладилась.

— Эй, Эдмунд! Ты чего? Игра уже началась! — послышался задорный мужской голос, принадлежавший Тому Квэйну, старому приятелю семьи. В последнее время Томас часто куда-то спешил, хотя в их гладкой жизни это было делать совершенно незачем. Лишняя спешка могла принести какие-нибудь прилипчивые колючки-проблемы. Может, он научился этому у своей жены Роуз?

— Да, иду! — лениво отозвался Эдмунд, отпуская хихикающую Симону.

— А папа снова опаздывает! — дружелюбно подтрунила дочь.

— Да, я виноват, — Эдмунд сделал наигранно грустное выражение лица. А затем повернулся к жене: — Лили, вы с нами?

— Нет, мы, пожалуй, останемся. Сам видишь, какая наша дочка непоседа! Заскучает быстро.

— Тогда увидимся! — И, одарив жену на прощание лёгким поцелуем, Эдмунд поспешно ушёл к собравшейся компании старых приятелей.

Лили повернулась к дочери, стоявшей неподалёку и очарованно наблюдавшей за волнами. Ну хоть когда-то она никуда не бежит после причёски! И хотя бы один раз ей не придётся догонять игривую Симону, почему-то всегда выбиравшую для таких развлечений маму, — это радовало.

Лили только хотела расслабиться и присоединиться к любованию живописным морским пейзажем, как неожиданно к ней обратилась Симона:

— Мама, а это правда, что мои дедушки с бабушкой — злые волшебники? — На веселом детском личике застыло хорошо знакомое Лилиан выражение любопытства. Как же не вовремя! Пожалуй, уж когда-когда, а в такой уютный семейный денёк на берегу моря Лили меньше всего хотела вспоминать своих жестоких родственников, которые когда-то несколько раз пытались ее убить, держали в плену и даже окружили ее проклятием слежения. Впрочем, все эти позади, родственники далеко, а проклятия давно нет. Поэтому теперь можно об этом говорить даже с радостью — как о тяжёлом, но успешно пройденном этапе жизни, закалившем ее характер.

— Да, но не бойся, милая, они никому из нас не навредят. Они уже даже не помнят обо мне, а о тебе не знают.

— Да я не боюсь. Мне просто интересно. А ты всегда была доброй волшебницей?

— Не сомневайся, — широко улыбнулась Лили. — И ты тоже обязательно станешь доброй волшебницей, когда немного подрастешь.

Декорации сменились настолько резко, что Лили поначалу даже не успела понять, что что-то произошло. Дочери рядом не было, сама она ощущала себя как-то по-другому, как будто из ее личной мозаики этого мира выпали многие пазлы, а изнеженный в солнечных лучах морской берег исчез, сменившись… комнатой. Огромной комнатой с каменными стенами, массивными грубоватыми сводами и арками, жутковатыми картинами, статуями, вычурной дорогой мебелью с позолотой и редкими драгоценными камнями. В основном рубинами, но местами можно было приметить и аметисты, и топазы, и цирконии, и многие другие самоцветы — не важно, какие, в любом случае они смотрелись в этих стенах как-то не очень к месту. Ну, так показалось Лилиан.

Она шумно вдохнула, пытаясь уловить какие-то запахи — и резко поморщилась. Здесь пахло чем-то горьким, как ядовитое травяное варево, и в то же время густым, тяжёлым, давящим на беззащитные органы дыхания. Почему-то даже у такой, странноватой Лилиан сразу же возникла мысль, будто здесь совсем недавно пролилась чья-то свежая, горячая кровь. Все внутри вмиг похолодело и как будто опасливо сморщилось.

— Моя дорогая Лилиан, — неожиданно послышался мелодичный женский голос где-то в стороне. Обернувшись, Лили сразу увидела его обладательницу — высокую, идеально сложенную, бледную светловолосую женщину в длинном чёрном платье. Пронзительный серый взгляд неотрывно буравил робко сжавшуюся Лили, на обманчиво миловидном лице застыло абсолютно равнодушное выражение. И тихонько шелестело ее платье, и глухо ударялись о каменный пол каблуки от малейшего шага, каждый раз заставляя Лилиан невольно вздрагивать.

— Моя дорогая Лили, — холодно повторила женщина. — Ты же знаешь, что все это — жалкое лицемерие, пустое ханжество. Однажды твой брат покажет своё истинное лицо: поверь, тьма у нас в крови. И ты тоже покажешь. Поэтому не нужно слепо следовать за его неуклюжими попытками заселить свет в твоё холодное каменное сердце. Свет не растопит холод, а только лишь заставит его обороняться. Ну, а с нами испорченные отношения наладить уже не получится: мы крайне ненавидим предателей, а особенно, когда они пытаются открыто идти против наших семейных ценностей. Одумайся, пока не поздно.

Она подошла совсем близко к Лилиан и коснулась ее плеча. Пугающее своей излишней миловидностью лицо было совсем близко, тонкие, хрупкие пальцы мягко перебирали ткань ее одежды.

— Я никогда не стану такой, как вы, — уверенно заявила Лилиан, пытаясь сбросить с себя ненавистную руку. Принадлежавшую ее родной матери. Касаться и делать это открыто она не решалась: обычно такая «грубость» плохо заканчивалась, чаще всего очень больно и мучительно.

— Ошибаешься, — мать сладко улыбнулась.

Лилиан хотела в очередной раз тщетно возразить, но и ее, и мать неожиданно отвлекли шаги, донесшиеся со стороны резко распахнувшейся двери из идеально выточенного дерева, ведущей в комнату. Улыбка на лице матери стала шире, она крепче схватила дочь за плечо, словно боясь, что сейчас та закричит, в ужасе убежит и спрячется где-нибудь в далёком тёмном уголке замка. И она бы с удовольствием убежала, если бы здесь хотя бы было больше дверей. И если бы мать так не давила на неё, кажется, одним своим взглядом пригвождая к полу.

В комнату тяжёлыми шагами ступили двое мужчин: один высокий, черноволосый, с густой причёсанной бородой и злобным орлиным взглядом, а другой — гладко выбритый блондин, ростом чуть пониже, но при этом явно с немалым претензиями и надменным выражением лица. Лилиан уже не раз встречалась с обоими, и встречи всегда заканчивались одинаково — очередными пытками. Эти двое прекрасно умели пытать и особенно любили использовать рателот — специальную магическую плётку для пыток, один удар которой приносил ощущения, будто тело насквозь пронзили сотнями кинжалов, и навсегда оставлял после себя глубокие следы. Непослушных детей в семье Вульфордов до определённого момента часто подвергали этому наказанию, и Лилиан в том числе — ее особенно. К счастью, те времена прошли и пока что родственники использовали на ней не столь жестокие методы, пытались привлечь на свою сторону. Но воспоминания болезненно врезались в ее сознание, и, только увидев этих людей, Лилиан ещё сильнее сжалась, почти свернувшись в маленький перепуганный клубок.

— Не бойся, Лили, у тебя будет выбор, — деланно ласковым голосом заверила мать.

И внезапно сердце Лили сжалось: ее взгляд пал на ношу, которую тащили эти двое. Крепко связанная, избитая, несчастная, но на вид совсем не боящаяся, в их грубых руках полулежала девочка. Хорошая подруга Лили, с которой они постоянно проводили время в школе. Которая часто рассказывала ей о напевных книгах своей бабушки и которая пыталась сделать все, чтобы с рождения тёмное сердце юной Вульфорд сплошь заполнил животворящий свет. Успешно. По крайней мере, так всегда думала сама Лили.

Хотя сейчас Лилиан едва ли узнавала в ней свою всегда добрую, спокойную, пропитанную тёплым уютом подругу: ее пухловатые губы были плотно сжаты, чистые голубые глаза гневно сощурены, а руки напряжённо тряслись — не от страха. Невооружённым глазом было видно, что девочку насквозь переполняет сжигающая ненависть ко всей семье Вульфорд, к их друзьям и, главное, к жестокой и совершенно бесчувственной прислуге. Вполне обоснованно.

— Отпустите ее, пожалуйста, — жалобно попросила Лили, подняв умоляющий взгляд на мать.

— Отпустим, — приторно улыбнулась женщина. — Если только ты согласишься быть избитой двумя рателотами сразу. У тебя есть выбор, милая: или собственная физическая боль, или смерть подруги. Думай сама, что для тебя важнее. И учти, шрамы будут очень глубокими. Гораздо глубже, чем сейчас.

— Оливия, прошу, не надо, — горестно взмолилась Лили, чувствуя, как сердце сильнее скручивается под давящими тисками, а к горлу свербящим комом подкатывают ненужные эмоции. Только не ещё одна пытка, только не эта невыразимая боль в двойном размере! И… только не смерть подруги.

— Увы, просьбами никого из нас не проберешь. Они нас интересуют меньше всего, как ты уже могла заметить. Тем более — твои, наша маленькая провинившаяся красавица, — безмятежно откликнулась Оливия Вульфорд.

Лилиан в ужасе посмотрела на подругу и, уловив ее горящий гневный взгляд, рефлекторно отвернулась. Кажется, теперь эти полные ненависти голубые глаза пугали ее даже больше, чем холодный материнский взор.

— Выбирай быстрее. У тебя не так много времени. — Оливия крепче сжала руку дочери, поторапливая ее.

Лилиан знала, что она должна хорошо подумать, что она просто не могла сделать ошибочный выбор. Любая оплошность обещала стоить жизни, за которую она, в тот момент беззащитная напуганная девочка, неспособна была бороться. Только два варианта существовали для неё, и только два слова тяжёлым молотом били ее в голову, словно давя под собой все, в том числе и ее эмоции. Рателоты или смерть. Сегодня не ее — сегодня подруги.

А тело резко пронзила мнимая боль, призрак тех самых жутких воспоминаний, что остались у неё от последнего избиения. И ей захотелось спрятаться, хоть где-нибудь спрятаться, чтобы уже ничего не слышать, не видеть, не чувствовать…

— Ну так что выбираешь, милая? — послышался по-прежнему невозмутимый голос матери.

— Убивайте, — неожиданно вырвалось у Лилиан. Она сказала это настолько твёрдо, спокойно и безэмоционально, что ей самой стало жутко. Как будто в один миг ее перестала волновать и жизнь подруги, и собственное постоянное следование свету, и далеко находящийся от неё брат Джеймс — все, кроме незаживающих даже от магии шрамов, оставшихся после былых процессов «общения» с рателотами.

Оливия беззаботно засмеялась — примерно так, как в предыдущей сцене смеялась сама Лилиан от общения со своей любимой дочерью — мужчины принялись о чем-то живо переговариваться басовитыми голосами, а пленённая девочка пронзительно закричала, то ли от осознания скорой гибели, то ли от боли неожиданного жестокого предательства. Но внутри у Лили больше ничего не дрогнуло. После роковых слов ей стало гораздо спокойнее.

— Ну вот, я же говорила, что однажды ты покажешь себя! Я прекрасно вижу, что тебе совсем нет до неё дела. Для тебя этот выбор был даже нетрудным. Я уверена, ты заранее знала ответ, — сладко произнесла Оливия, принявшись ласково играть с непослушными волосами дочери.

Неожиданно комната исчезла, и ненавистные голоса сменились другим, тоже хорошо знакомым, но уже вызывающим совсем противоположные, дружеские чувства голосом:

— Надеюсь, в этом… странноватом доме больше нет тёмных призраков, проклятия которых мне снова придётся обезвреживать в одиночестве. — Лилиан показалось, что эти слова прозвучали немного обречённо.

— Не знаю… Сейчас об этом доме я не так много знаю, помню только его прошлую уютную прелесть. Но мне очень жаль, если здесь ещё найдутся проклятия. Сочувствую вашим друзьям! Терять друзей и любимых всегда тяжело, безумно больно. И особенно худо приходится близким, вынужденным преждевременно хоронить собственных детей, братьев, сестёр. Как же все-таки хочется все вернуть! — откликнулся тоже смутно знакомый, но какой-то неживой, бесплотный голос.

— Видимо, здесь мне нужно благодарить за сочувствие.

Лилиан резко вскочила и принялась непонимающе осматривать окружающую комнату. Не слишком большая, но довольно просторная, светлая комната, обставленная позолоченными сундуками с бархатной обивкой, гармонировавшими с ними шкафчиками, полными забавной всячины; деревянными статуями в форме животных из другого мира; украшенная яркими, местами чрезмерно, картинами и залитая тускловатым зимним солнечным светом, проливавшимся сквозь узорчатые занавески. Да, Лилиан здесь уже была, не раз была. И не раз приводила сюда свою подругу, которую только что сама же обрекла на жестокую смерть…

Или не только что? Или много лет назад, когда она ещё не была знакома со своим мужем Эдмундом, когда она сама была примерно такой же, как ее прелестная дочь?

Да, наверное, много, но не настолько. И никакого ребёнка у неё ещё нет и не будет в ближайшие несколько лет, как и мужа, того беззаботного и счастливого добряка.

Пока что ей было всего девятнадцать, и она действительно бесконечно любила Эдмунда, правда совсем другого — чаще мрачного, молчаливого, задумчивого. А ещё она по-прежнему находилась под чарами слежения и по-прежнему не имела понятия, как от них избавиться.

Лилиан резко тряхнула головой, словно стряхивая мутный, скользкий туман, застеливший ее голову. Действительно, стало лучше.

Теперь напротив себя она без труда смогла разглядеть своего старого приятеля Алекса Найтона, отчего-то прижавшегося к стене и плотно закрывавшего глаза ладонями. Такой жест немного смутил Лилиан, она задумалась, но, ничего не поняв, решила ещё немного осмотреть комнату. Пока спрашивать напрямую, что здесь только что произошло, она не хотела: это выглядело бы глупо, потому что, скорее всего, она и сама все знала получше Алекса.

— О, Лили! Ты все-таки осталась здесь, сумела противостоять подкравшейся гибели! Я горжусь тобой, — произнёс потусторонний женский голос, и, посмотрев в сторону, Лили увидела Симону Мессилс, возлюбленную своего любимого брата. А точнее, ее призрака, прозрачного, невесомого, неосязаемого. И почему-то очень печального.

Впрочем, последнее сейчас не столь волновало Лилиан. Потому что, только взглянув на Симону, она внезапно вспомнила все, что случилось в этом доме, что повергло ее в помутнение, полное причудливых картин светлого будущего и тёмного, болезненного прошлого.

Призрак Симоны Мессилс вернулся. И внутри бестелесной материи больше не было зловещего алого проклятия, жестоко искажавшего ее сущность. Хотя сама она, кажется, чуть-чуть изменилась… При жизни она бы повела себя совсем иначе: по-дружески бы обрадовалась возвращению Лилиан, не нагнетала бы обстановку занудными пафосными речами. Впрочем, уже не важно. Главное — перед ней была Симона, та самая хорошо знакомая ей Симона, а не опасное чёрное проклятие.

— Лили, как ты? — обеспокоенно поинтересовался Алекс, все ещё не убирая руки от глаз.

— Отлично, — натянуто улыбнулась Лилиан. На самом деле, все было не настолько отлично, как она пыталась показать: пробужденное воспоминание, реальное воспоминание о ее личном трусливом предательстве тяжким грузом давило на неё, вызывало неоднозначные жгучие чувства. Но сейчас было не время на нем сосредотачиваться. Проклятие слежки все ещё окружало ее, враги могли настигнуть их в любой момент, поэтому следовало сразу перейти к главной цели.

— А ты как? — Лилиан подошла к Алексу и осторожно дотронулась до его руки недалеко от запястья. — Надеюсь, это проклятие не ослепило тебя? Или… не лишило глаз?

— К счастью, ничего из этого. — Алекс медленно убрал ладони от глаз и несколько устало посмотрел на Лилиан. В его взгляде ничего не изменилось — все та же спокойная, невозмутимая зелень хризолитового оттенка. — Просто это проклятие оказалось сильнее предыдущего, поэтому пришлось использовать очень сложные эльфийские чары. И от них остались кое-какие негативные эффекты: я же все-таки маг, причём далеко не самый сильный, а не эльф. — На последних словах он невесело усмехнулся. — Но мне уже лучше. Эффекты кратковременны.

— Тебе точно не нужна помощь? — Лилиан с сомнением посмотрела на приятеля.

— Сейчас не нужна, — уверенно ответил Алекс, поднимаясь на ноги. — Вот если на нас здесь вдруг нападет ещё один тёмный призрак, помощь очень понадобится.

— Не думаю, что на нас здесь кто-то ещё нападет… На тебя, по крайней мере, вряд ли. Это был призрак моей жертвы.

— Твоей жертвы? Однако, звучит угрожающе. — Алекс снова взглянул на Лилиан, на этот раз с откровенным недоумением.

— Да, можно сказать и так. Ты помнишь Мию Уторэ?

— Да, конечно. Она проучилась с нами весь первый курс и примерно половину второго. Но ее же убили из-за осколка зеркала Вечности, который ей в неудачный момент попал в руки.

— Нет, это ложная версия, никакого осколка не было. Ее убили из-за меня, даже по моему приказу. Это случилось, когда мой брат Джеймс путешествовал в поисках осколков, а я осталась с родственниками. Тогда они решили устроить мне проверку, на самом деле я «светлая волшебница» или это простое лицемерие. Они схватили Мию, привели ее ко мне и попросили меня сделать выбор: или они изобьют меня двумя рателотами сразу, или убьют мою подругу. Сначала мне было трудно, но я быстро успокоилась и сделала уверенный выбор в свою пользу, — со стальным спокойствием в голосе рассказала Лили.

— Это правда, или негативный эффект от магии? — изумился Алекс.

— Это правда. Мне жаль, очень жаль. Мия была прекрасной девочкой, веселой, часто смеющейся, открытой. А ее бабушка — такая замечательная детская писательница! Сколько бы всего сделала Мия, если бы ее хрупкая жизнь не оборвалась так рано! — запричитала Симона.

— Да, это правда. И из моего окружения ты третий, кто это знает. Первым был Джеймс, потом Симона, а теперь ты. И не вздумай больше никому рассказывать. Если вдруг проговоришься, я узнаю, и тебе будет очень больно. Поверь, я умею причинять боль, возможно, даже не хуже своих родственников. А ещё хорошо помню, как на третьем курсе ты вместе с компанией издевался над мальчиком, случайно навсегда изуродовавшим своё лицо, до того, что он начал практиковать на себе заклятия боли. И нет, это не эффект от магии, это говорю я, Лилиан.

— Спокойнее… Да, конечно, я все понимаю, а за те издевательства мне до сих пор стыдно. Но твои слова, честно говоря, несколько настораживают. В лучшем случае они звучат так, будто ты сомневаешься в моей надёжности или доходчивости. И, возможно, не только в моей, — без обиды, но все ещё с недопонимаем заметил Алекс.

— Действительно, ты прав, я сомневаюсь и в твоей надёжности, и в твоей доходчивости. И это относится не только к тебе. Эту тайну я никому не доверяла, пока она сама не настигла меня в неподходящий момент.

Затем Лилиан расслабилась и печально опустила голову.

— Извини за такую резкость. Я не хотела тебя задеть. Просто эта тайна и все, что с ней связано, — этакое мое слабое место. Которое пробуждает во мне Вульфорд.

— Нет, все нормально, чтобы меня задеть, нужно очень постараться. — Алекс невесело улыбнулся. — Но, я думаю, ты сама понимаешь, что слышать такое от тебя, особенно после той истории, крайне неожиданно. Мне казалось, что за восемь лет нашего знакомства я все же успел узнать тебя чуть лучше.

— Такую мою сторону хорошо знал только Джеймс, — грустно ответила Лилиан и, сделав невозмутимо-дружелюбный вид, обратилась к призраку: — Симона, мы пришли в этот дом по делу. Нам очень нужно поговорить с тобой.

— Да, я бы тоже хотела поговорить. Вспомнить прошлое этого дома, такое красивое, беззаботное, — мрачно протянула Симона.

— К прошлому это относится в том числе, — заверила Лили. — Только для безопасности желательно, чтобы кто-нибудь постоял на первом этаже. Сейчас обстоятельства для таких важных разговоров, на самом деле, не самые подходящие. В дом могут ворваться прислужники Маунверта, причём в любой момент. — Она повернулась к своему напарнику: — Алекс, было бы неплохо, если бы это сделал ты. Я надеюсь, твоё состояние позволяет?

— Да, вполне, — уверенно отозвался Найтон, без колебаний направившись к выходу из комнаты.

— Отлично. Тогда начнём наш разговор уже сейчас. — Лили немного напряглась, невольно представив, что их могли слышать, на миг замолчала, но, сказав себе сосредоточиться только на деле, продолжила: — Это дело связано с заданием Джеймса. Это долгая история, но мы с мастером Ворнеттом не так давно исследовали его возможные тайники и обнаружили много интересного. До этого дома тоже добрались, но так и не сумели понять, где он спрятал свои важные вещи. Может быть, тебе что-то известно?

— Тайники Джеймса… — Кажется, в этот момент Симона стала ещё печальнее, неосязаемая призрачная материя словно напиталась бесконечной тоской. Задумавшись над словами Лили, она сделала паузу — не очень своевременную. Было бы гораздо лучше, если бы она рассказала все сразу, но Лилиан вряд ли смогла бы заставить ее это сделать. Особенно после проклятия тёмного призрака, что не лучшим образом повлияло на застрявшую в этом мире сущность.

— Да, я уверена, в этом доме есть хотя бы один, — осторожно добавила Лилиан, глядя в печальные прозрачные глаза.

— Есть. Действительно есть. И ты очень близка к нему. Но если ты заберёшь из него что-то, дом потеряет ещё часть своей былой прелести… Вспомни, каким он был раньше — таким красивым, пропитанным нашим личным уютом. А какой он теперь? Такой пустой. Почему мы не можем ничего вернуть? Почему жизнь несправедлива даже после своего окончания?

— Возможно, я не буду забирать ничего. А если и заберу, то только нужное для нашего задания. И, прости, но у нас действительно очень мало времени. Хотелось бы найти все тайники как можно скорее.

— Хорошо… Тогда осмотри коллекцию ваз из другого мира. В той, от которой с левой стороны откололась часть горлышка, и находится хранилище. Чтобы его открыть, нужно превратить вазу в сундук.

Лили покорно подошла к шкафу и принялась поспешными движениями перебирать каждую стоящую там вазу. А они здесь были разные — простые и однотонные, узорчатые, экзотические, украшенные драгоценностями… И почти все из другого мира, обители обыкновенных людей, которую Джеймс, как выяснилось, так любил. Лили знала, что он коллекционировал вещи из того измерения и никогда не уделяла им особенного внимания, но сейчас все предметы невольно бросались ей в глаза, причём чуть ли не с каждым мельчайшим рисунком и сколом.

К счастью, та самая нужная отчасти разбитая ваза попалась Лилиан практически сразу. Скол был изнутри, и она не сильно бросалась в глаза, потому что на вид не отличалась от своих «соседок»: хрустальная, темно-коричневая, с изящно зауженным горлышком. Но внимательный взгляд Лилиан сразу ее приметил. С рождающейся искоркой радости она взяла «ларец» и почти начала произносить преобразующие чары, однако Симона ее резко остановила.

— Подожди, — тихо прошелестела она.

Лилиан резко обернулась:

— Я что-то делаю не так?

— Нет, заклинание нужно не произносить, а вводить на пульте от телевизора.

— Что? На пульте от телевизора? — Лилиан сдавленно усмехнулась.

— Да, его можно найти в комнате, что в конце коридора. Я могу провести тебя и показать.

— Да, конечно, я была бы совсем не против.

Лили взяла вазу — и они торопливо направились в другое помещение. Хотя «торопливо» — слишком громко сказано, потому что так очень хотелось бы Лилиан, но не слишком желалось Симоне, которая передвигалась по воздуху медленными, плавными, затенёнными все той же непроходящей грустью движениями.

Однако пока все было спокойно, они успешно добрались до комнаты, обставленной все в тех же успокаивающих нежных тонах. И здесь тоже была коллекция, которую Лилиан прекрасно помнила — правда теперь по большей части из волшебного мира. Различные магические предметы для маленьких детей, ещё не умеющих сотворять заклинания руками, уставляли все полки единственного шкафа.

Разумеется, в такой колдовской обстановке «обычный» пульт от телевизора сразу же бросился в глаза — он лежал на одной полке с волшебными палочками и словно недоумевающе смотрел разноцветными глазами-кнопками на своё столь неординарное окружение.

— Нужно ввести преобразующие чары и дату… Теперь две даты. Даты моего рождения и смерти, включая год, месяц, день и час. В счёте обычного мира и сейчас уже большинства уголков нашего мира.

— Да, хорошо, но, я думаю, ты понимаешь, что мне ещё понадобятся кое-какие подробности. Буду благодарна, если ты мне и их назовёшь. Надеюсь, ты знаешь хотя бы примерные часы.

— Да. Я родилась двадцать четвёртого мая тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, но это ты, наверное, и сама помнишь… Время — девять часов утра и тридцать пять минут, как мне когда-то сказала мама. Умерла двадцать шестого ноября две тысячи восьмого года, примерно в четыре часа утра.

Лилиан сосредоточенно напечатала заклинание и принялась за даты. Симона на некоторое время замолчала, давая Лили сконцентрироваться на магии, но, как оказалось, ее хватило ненадолго — заклятие ещё не свершилось, а она вновь запричитала о доме и том ее личном светлом и уютном мирке, который ей так хотелось бы вернуть. Вульфорд думала, что испытает от этого раздражение, но ей почему-то тоже стало тоскливо, как будто тяжесть бесконечных потерь, в том числе и самой себя, невидимой струйкой перетекла и в ее беспокойную душу. И на какой-то миг у неё возникло желание остаться в этом доме, подышать тусклым флером от былых сладковатых запахов, насладиться воспоминаниями… Но нет.

Ваза уже начала уменьшаться, складываясь и постепенно приобретая другую форму, а значит, маленький ритуал прошёл успешно. И, значит, сейчас она все быстро осмотрит, заберёт осколок и вместе с Алексом навсегда уйдёт из некогда почти родных стен.

Лилиан невесело вздохнула, осторожно открывая крышку появившегося позолоченного парчой сундука — чем-то похожего на тот, что стоял в предыдущей комнате, но чуть меньше. Старые фотографии, с удивительным изяществом потрёпанный блокнот, чуть выцветшие купюры из другого мира, камень телепортации и осколок зеркала Вечности — в этом тайнике было не так много вещей, как почему-то предполагала Лилиан. Но почти все такие дорогие, любимые, хранящие в себе туманные отзвуки и тени прикосновений родного человека. Лили бы с удовольствием забрала всю вазу, но уверенности в том, что дальше их не настигнет враг, не было совершенно. А меньше всего ей хотелось, чтобы эти тёплые сердцу вещицы достались ее кровожадным родственникам.

Поэтому, со светлой грустью осмотрев предметы, Лили забрала камень и осколок, решительно захлопнула сундук, с помощью шифров Джеймса снова обратила его в вазу и отнесла на прежнее место.

— Вы уже уходите? — печально спросила Симона, когда Лили поспешно направилась к лестнице.

— К сожалению, да. Мы больше не можем здесь оставаться. Это слишком опасно.

— Очень жаль, мне здесь так одиноко… Но да, вам действительно лучше уйти, а то сюда может явиться и сама Элеонора Вульфорд. А я не хочу, чтобы эта мерзкая особа оскверняла мои родные стены своей чёрной магией. Проклятия тёмного призрака от неё мне хватило.

— Подожди… — Лили резко остановилась, впившись в Симону вопрошающим взглядом. — Значит, это она обратила тебя тёмным призраком?

— Да, я сама вступила с ней в магическую дуэль. И меня тогда насквозь прожигала ненависть, чем она и воспользовалась.

— Но как она нашла тебя?

— Став призраком, я уже не думала об опасностях, просто путешествовала, перемещалась по тем местам, где бывала при жизни. Посетила и остатки белой школы, они сейчас, кстати, полны призраков. Один из них живёт в сохранившемся целым запретном коридоре. Возможно, он тоже как-то связан с разрушением школы. Я хотела с ним поговорить, но он оказался слишком пуглив — сказал лишь, что его зовут Арчи, и спрятался. А Элеонора меня подстерегла недалеко от этого дома — там и нанесла проклятие. Она сейчас очень сильный маг, будьте осторожны.

— Так и думала, что во всей этой тёмной магии замешаны мои родственники. — Лили чуть заметно скривилась, подумав о неугомонных Вульфордах.

— Да. И с разрушением белой школы в том числе.

Спустившись, Лилиан хотела позвать Алекса, однако этого не потребовалось. Он сидел неподалёку от лестницы, снова опершись о стену. На этот раз он не закрывал глаза руками, но весь его ясный зеленый взгляд словно застелил туман, и смотрел он в какую-то далёкую точку, размытую, несуществующую, словно сквозь сам дом.

— Алекс? — Лили обеспокоенно подбежала к другу и осторожно взяла его за руку. Его взгляд резко обратился на неё, и был полон ужаса, дикого, выедающего где-то изнутри. Он чуть привстал и отпрянул в сторону, приготовившись при этом осуществлять заклинание.

— Алекс, что с тобой? Это я, Лили. Только не говори, что боишься меня после того рассказа. — Вульфорд присела на пол рядом с приятелем и обратила в его сторону откровенно недоумевающий взгляд.

— Нет… Показалось. Все хорошо, — немного расслабившись, отозвался Найтон и судорожным движением коснулся хрупких пальцев девушки. Которые сжимали камень телепортации.

Сиреневатый магический свет вмиг охватил две растерянные фигуры — и началось перемещение через пространство, внезапное, непредсказуемое, загадочное.

— Что происходит?! О чем ты подумал? — только и успела встревоженно воскликнуть Лили, но слова ее тоже затерялись где-то в набегающих неощутимых клочьях.

Когда все вокруг снова начало обретать форму, Лилиан увидела небольшой заснеженный лес, едва заметно переливавшийся в редком солнечном свете. Невысокие деревья тянулись к застеленному грубоватыми снеговыми тучами небу, словно стремясь стать старше или просто испить остатки ночного сумрака, ещё булькавшие в сероватых небесных чашах. Ветер чуть слышно шелестел ветвями, играл с редкими снежинками и проказливо развевал волосы.

— Я не понимаю, почему мы здесь оказались, но это место мне знакомо. Некоторые родители и наставники отправляются сюда с детьми, чтобы учить их сражаться с чудовищами. Местные обитатели не слишком опасны, но всегда нападают и в большом количестве тоже могут стать проблемой. Когда-то я здесь тренировался с отцом, — узнал Алекс.

— Да, я слышала. А вот, кажется, и местные обитатели… — Лили резко отразила атаку зверька, похожего на маленькую лису, с длинной пушистой фиолетовой шерстью, злобными ярко-оранжевыми глазами и ощетинившимися острыми зубами-лезвиями, неожиданно прыгнувшего на неё из-за дерева.

Посмотрев чуть в сторону, Лилиан едва не вздрогнула от неожиданности: целая стая сородичей обездвиженного зверя бесшумно направлялась к незваным гостям, раскидывая снежные брызги мягкими лапами. И дружелюбный настрой — это явно было не в их стиле, с какими бы намерениями ни пришли к ним люди. Оставалось только сражаться, применяя боевые магические навыки.

— Вдвоём будет сложновато, — заметила Лилиан, глядя, как из-за всех деревьев и кустов продолжали выбегать озлобленные маленькие чудовища.

Пока самый внушительный по сравнению с остальными зверёк стремительно побежал на Алекса, и он сразу запустил в него сверкнувшее в лёгкой морозной дымке тормозящее заклинание… И не попал. Точнее, даже целился куда-то в сторону, в безобидно стоящее дерево, а не в противника, несмотря на то что зверь был совсем рядом.

Лили окинула Найтона подозрительным взглядом, на миг задумалась, но ничего сказать не успела, занявшись магическим отражением очередной атаки.

А ее приятель между тем ещё раз промахнулся, снова запустив заклятие далеко от цели. И если бы Лилиан вовремя не среагировала, ловко обездвижив зверька, местный обитатель определенно вонзил бы свои острые зубы в долгожданную жертву.

— Алекс, что с тобой? Ты никогда не промахиваешься. Объясни уже, наконец, все чётко, — настойчиво попросила Лили.

Алекс словно на ощупь ухватился за массивный ствол дерева, чуть присев, оперся на него и крепко закрыл глаза.

— Наверное, ты посчитаешь меня полнейшим идиотом — и будешь права — но все обстоит гораздо хуже, чем я предполагал сначала. Это не кратковременные негативные эффекты, а само проклятие тёмного призрака, то самое проклятие, которое было в тебе. Моё заклинание оказалось неудачным. И я вместо того, чтобы уничтожить его, передал себе. Красная вспышка ударила мне в глаза, вызвала жуткую боль и искажение зрения. У меня уже сразу возникли опасения, что что-то здесь не так. Но боль утихла, а зрение восстановилось, и я решил, что это — действительно всего лишь какой-то негативный эффект. Это была очень наивная идея. Я хотел поделиться с тобой своими подозрениями, когда мы покинем дом, но мы покинули его немного не в тот момент. А все потому, что на меня снова подействовало проклятие. Оно исказило моё зрение. И вместо того дома я увидел что-то, похожее на этот лес. Сюда нас и перенёс камень телепортации.

— А что ты видишь? — Лили заметно встревожилась. — Меня видишь?

— И да, и нет. Моё зрение очень искажено, и я вижу окружающий мир иначе, будто в нем все совсем другое. Какая-то другая туманная, расплывчатая реальность. В ней абсолютно все постоянно движется, меняет форму и периодически просто рассыпается цветными искрами. Цвета в основном ядовитые. А вместо тебя я в данный момент вижу какие-то сталкивающиеся и далеко разлетающиеся фигуры. У самой большой есть четкие глаза, от их взгляда все меняется или исчезает. В общем, это довольно сложно. И, замечу, иногда эти эффекты внезапно проходят, и все на какое-то время возвращается на нужные места. Как произошло сразу после нашего перемещения.

Ловко отбив очередное нападение, Лили с обеспокоенным видом подбежала к приятелю. На какой-то миг всю ее одолела растерянность, тягостная, давящая. Они могли попробовать уничтожить это проклятие вместе, но такой выход был бы слишком рискованным: совсем не точно, что, одолеваемый тёмными чарами, Алекс сумеет правильно осуществить нужную магию. И в лучшем случае просто ничего не случится, а в худшем они мгновенно убьют Алекса и снова передадутся Лили, принявшись с прежним удовольствием играть с ее чувствами, воспоминаниями и всей жизнью, как прошлой, так и будущей. Могшей быть будущей.

А зверькам было абсолютно все равно, что стряслось с их незваными гостями, что давило на них грузом безвыходности. Этим существам было хорошо, им не грозило страшное проклятие тёмного призрака, и уютному счастью мешали лишь маги, злые, наглые, эгоистичные маги. Но их было много, а магов всего два, и только одна способна сражаться. И от этой возможной мысли их длинные когти ворошили редкий снег с особым азартом, а зубы сильнее оскаливались, готовясь прорвать ненавистную плоть.

— Я не знаю, что делать, правда, — с ноткой отчаяния в голосе произнесла Лили, печально склонив голову. — Это проклятие явно сильнее того, что было в Симоне. Тебе сейчас не стоит рисковать, а одна я тоже вряд ли справлюсь, может, заберу его себе. Хотя, наверное, было бы даже правильно мне снова забрать его, все же оно было предназначено мне. Призраков вокруг нас нет, оно просто убьёт меня и никому не передастся…

— Нет, это будет крайне бессмысленная жертва. Да и не обязательно, что проклятие действительно перейдёт к тебе, а не убьёт и тебя, и меня, — с горечью возразил Алекс.

Неожиданно зверьки издали дружный визг, Лилиан резко обернулась и с удивлением обнаружила, как всех их сверкающей голубой волной захлестнула чья-то сильная магия. И обитатели оказались за высокой стеной, что отделила их от Лилиан, Алекса и неизвестных магов, вышедших из сердцевины леса. Они принялись скулить, скрести стену когтями, пытаясь добраться до противников, однако все было бессмысленно. Волшебный барьер упорно их сдерживал, не позволяя вырваться и продолжить атаку.

— О, Касселия, ты будущая гроза чудовищ! Настоящая королева Стериэлла Равенс, не хватает только меча Равенсов и короны! — Коренастый мужчина лет сорока, с густой каштановой шевелюрой, как-то по-детски сияющими карими глазами и добродушной улыбкой ласково хлопнул по плечу юную темноволосую девушку с аккуратно подведёнными глазами, одетую в форму чёрной школы.

— Комплименты — точно не твоё. — Незнакомка снисходительно усмехнулась, чуть наклонив голову.

Лили на некоторое время в оцепенении замерла на месте, неотрывно глядя на загадочную волшебницу. Она училась в чёрной школе, и раньше Лилиан уже видела ее в коридорах, но никогда не задумывалась, как похожа она была на Стериэллу Равенс, создательницу зеркала Вечности. Густые, блестящие чёрные волосы, заплетенные в две тугие косы, ровная кожа, правильные черты лица, увлечённо блестящие темно-серые глаза и по-доброму лукавая улыбка — а если она… А если она и есть тот самый пресловутый наследник Равенсов, о котором уже полгода говорят в отряде Ворнетта? Если отгадка так близко, в стенах хорошо знакомой Лилиан чёрной школы, а сейчас и вовсе буквально в нескольких шагах?

— Вам чем-то помочь? — Мужчина приблизился к магам и с легким беспокойством посмотрел на Алекса, все ещё полустоявшего с крепко закрытыми глазами и опиравшегося о дерево.

— Мне, конечно, несколько неудобно обращаться с такой просьбой, но мы были бы очень благодарны, если бы вы нам помогли. На моего друга напал тёмный призрак и передал своё проклятие. Теперь у него искаженное зрение и, похоже, галлюцинации. Нужно уничтожить проклятие, а одна я не справлюсь, — сразу же отозвалась Лили, с надеждой глядя на незнакомца. Она совсем не была уверена, что он не на стороне Маунверта, однако другого выхода просто не было, как бы его ни хотелось отыскать. Что же, если придется сражаться с врагом в одиночестве, она готова.

— Это проблема. — Мужчина озадаченно почесал затылок. — Но почти любые проблемы имеют решение. И эта в том числе.

Он дружелюбно улыбнулся и ещё раз внимательно посмотрел на пострадавшего. Неожиданно его лицо засияло.

— О, это же сын Элвина Найтона! Вылитый отец! Я знаком с твоим отцом, может, он тоже рассказывал тебе обо мне. Я Пол Минри. Однажды Элвин спас меня сразу от трёх мраморных големов… Я сам же создал и оживил их по глупости, все хотел в разумных созданий или людей превратить, а они оказались просто тупыми агрессивными глыбами! Если бы не Элвин… О, Элвин — сама отвага! Бесконечный героизм, упорство и мастерство. Сколько же всего он совершил, каких успехов добился… Я ему завидую. И ты, наверное, такой же, как отец, не просто ведь в бой с тёмным призраком пошёл. Молодой герой!

— Да, мне было бы это очень лестно слышать часа два назад, — снова с нотками усталости в голосе ответил Алекс.

Девушка, с любопытством наблюдавшая чуть в стороне, снисходительно закатила глаза.

— Конечно, я немного отвлёкся, — назвавшийся Полом Минри забеспокоился и протянул руку Лилиан. — Начнём сейчас?

— Да, — с уверенностью отозвалась Лили.

— Касси, наблюдай. И не вмешивайся: на практике тебе пока такое применять рано. Но смотри внимательно, не упускай такую ценную возможность! И ещё искоса поглядывай, как бы эти злыдни не выбрались из нашего барьера, — кинул мужчина любопытствующий девушке.

— Конечно, папа. — Дочь мимолётно улыбнулась.

И зазвучала речь, тихая, монотонная, певучая. И принялись мимолётно соприкасаться напряжённые и непривычно свободные для такой магии пальцы волшебников. И от каждого слова ярче становилась разноцветная змейка, наливаясь молодым спасительным сиянием, способным навеки расколоть проклятое алое вместилище мести и ненависти.

Алекс резко распахнул глаза, и спокойная зелень внезапно вспыхнула алым заревом бурлящего магического пожара. Пламя стремительно вырвалось на свободу, окутало его светящимся смертоносным одеянием. Оно не обугливало, не наносило мучительные ожоги, а бережно укрывало свою жертву, словно уводя от окружающего мира в ту самую далёкую, туманную, искаженную реальность.

Тёмная потусторонняя сила резко бросила своего верного слугу на землю, и он неподвижно замер, закручиваемый взбушевавшимся магическим вихрем.

И снова образовались яркие, налитые объединённой магией змеи, такие же ловкие, быстрые, извивающиеся, но движущиеся немного иначе. Выделывающие в воздухе петли, признаки несколько иной магии. Пол Минри использовал какое-то другое заклятие, Лили осознавала это и лишь втайне надеялась, что оно правильное и действенное.

А цветные змеи между тем встретились с алым вихрем и невольно стали его частью, бушующей, сталкивающейся, бьющейся до последней капли искусственной магической жизни. И вновь это противостояние надежды и отчаяния, света и тьмы, прощения и непроходящей всепоглощающей жажды мести…

Даже некая Касси, не принимавшая участие в ритуале, заметно напряглась и зачарованно наблюдала за каждым словом, жестом и движением.

А магическая воронка все быстрее закручивалась, и все выше становилось беснующееся пламя — теперь оно поглощало не только неподвижно замершего в самой его сердцевине мага, но и пыталось разбежаться дальше, попробовать на вкус деревья, землю, людей, животных… Но уйти из образовавшегося круга не выходило, потому оно росло только ввысь, словно стремясь ухватиться за низко свисающие облака.

Но вот — все стихло. Алая воронка успокоилась и исчезла, поглощенная спасительными змеями, взгляд невольной жертвы снова стал зелёным, человеческим, а пальцы магов соприкоснулись в заключительном заклинании.

Алекс Найтон резко сел и посмотрел куда-то в сторону затуманенным взглядом.

— А это точно успех? — с сомнением в голосе спросила Касси, переведя взгляд с ошарашенного Пола на по-прежнему будто находящегося в туманной реальности Алекса.

— Алекс, как ты? — встревоженная Лили кинулась к приятелю.

— Я не чувствую особых улучшений. Но это не столь важно. Главное — я должен убить его. — Неожиданно глаза Алекса сузились от гнева, он вытянул руку вперёд, приготовившись осуществлять заклинание.

— Кого? Не меня ли? — Пол опасливо попятился.

— Нет. Он стоит слева от меня, у него нет постоянной формы, он не говорит, но я слышу все, что он хочет мне сказать. Он насмехается над моей матерью и угрожает ей расправой. Но я убью его раньше. — И Найтон произнёс убивающее заклятие, породившее в его ладони смертоносный белый шар, что полетел в сторону, отбрасывая на землю чуть заметную тень.

Когда заклинание исчезло, разумеется, так и не поразив мнимую цель, Алекс гневно ударил кулаком по земле.

— Да, я промахнулся, но сейчас ему несдобровать. Я точно убью его.

Неожиданно он резко дернулся и прижал ладони к своей груди.

— Он уже добрался до меня, уже во мне, я чувствую, — встревоженно прошептал Алекс и принялся проговаривать смертоносные чары, целясь при этом в самого себя.

— Нет, не вздумай! Там никого нет, правда, тебе показалось. Успокойся. — Лили осторожно положила одну руку на голову приятеля, а другой закрыла его глаза.

— Может быть, я сейчас могу чем-то помочь? — робко предложила Касси.

— Ох, не стоит… — отступив на несколько шагов, Пол крепко сжал тонкое запястье дочери. — Здесь все слишком сложно. Это негативные эффекты от проклятия, и даже я не в силах помочь. Здесь нужна очень высокая магия.

Он мрачно опустил голову, словно ребёнок, которого строгая мать пожурила за шалость.

Алекс, ощутив прикосновение Лили, прервал убивающие чары, но все ещё продолжал прижимать к себе руки.

— Там нет, он добрался до меня. И моя мать в опасности. Я должен его убить, пока не поздно. Отпусти, прошу, — с пугающей отрешённостью проговорил Найтон.

— С твоей матерью будет все в порядке, я позабочусь и о ней, и о том существе, — прошептала Лилиан.

— Нет, это я должен его убить.

— Алекс, я твоя мать, и я рядом. Мы в безопасности. Если нужно, я сражусь, поверь. А тебе сейчас лучше отдохнуть. — Лилиан с трудом подавила горькую усмешку от собственных актёрских способностей, но продолжала упорно сдерживать приятеля, не давая ему навредить себе. Пол и Касси странно посмотрели на неё, однако промолчали.

Между тем Алекс действительно немного успокоился от ее слов, мягко опустил руки и перестал произносить заклятия.

— Мама? — чуть слышно спросил он.

— Да. Я здесь, с тобой. — одной рукой Лили приобняла друга, а второй по-прежнему закрывала его глаза.

— У меня есть одна идея… — Пол снова задумчиво почесал в затылке. — Я могу связаться с отцом Найтона-младшего, и он заберёт своего сына, отправит к светлым эльфам, где ему и помогут. Я уверен, их магия способна на такое. Она у них собственная, без всяких лишних простых заклятий, зато с сильными высокими чарами.

— Да, неплохая идея. — Лили повернулась к Полу. — Только есть несколько нюансов. Во-первых, хоть вы нам и отлично помогли уничтожить проклятие, за что вам огромное спасибо, я не могу быть всецело уверена в вашей стороне. И, во-вторых, но это уже касается только меня, я нахожусь под проклятием слежки от прислужников Маунверта. Полагаю, именно из-за него я после чар тёмного призрака чувствую себя нормально. Оно стало своеобразным барьером. Впрочем, важно другое — я просто не хочу, чтобы к вам в дом из-за меня внезапно ворвалась целая армия прислужников Маунверта. Конечно, я могу не идти с вами, но здесь возвращаемся к первому пункту. Вы владеете заклинанием правды?

— К сожалению, не владею. Но прислужники Маунверта нас не пугает, — на последних словах Пол добродушно усмехнулся. — И я не думаю, что твой «сын» будет рад, когда «мать» уйдёт. А я надолго впаду в депрессию, если на моих глазах Найтон-младший убьёт себя.

— Что же, хорошо. Тогда отправимся уже сейчас?

— Да, не будем медлить, — согласился Пол и начал создавать портал, водя рукой по воздуху и шепча заклинания.

Когда светящаяся розоватая точка ярко вспыхнула посреди пространства, Лили крепко схватила Алекса за руки, однако Пол ее остановил резким жестом.

— Касси, отправляйся в чёрную школу, — наставил он.

— Хорошо. Удачи вам, — чуть заметно улыбнулась девушка и лёгкими движениями впорхнула в портал.

— Если вам не сложно, сможете и меня потом отправить в чёрную школу? Там меня хорошо знают, и, я думаю, пропустят. Оттуда мне будет проще вернуться, — попросила Лилиан.

— Конечно, — лаконично отозвался Минри и поспешно принялся за следующий портал. Лили в это время продолжала сдерживать друга, немного успокоившегося, но, кажется, в любой момент готового запустить в никуда ещё одно смертоносное заклинание. И всю ее в тот момент одолевали странные, незнакомые чувства, скорее тёплые чувства, будто она действительно помогала своему сыну или брату, страдающему от немой тоски.

Скоро портал был готов, и Пол услужливо протянул руку, приглашая Лили и Алекса в мерцающие желтые объятия образовавшейся точки.

— Не открывай глаза и не думай о том существе. Помни, что мама рядом с тобой, — ласково прошептала Лилиан. Затем помогла приятелю подняться и, не смея его отпускать, вместе с ним шагнула в портал. Найтон даже не пытался сопротивляться, был удивительно покорен, хотя вряд ли в тот момент осознавал, куда его вели.

Пол Минри торопливо отправился следом.