Остров в степи

I

Обыкновенная украинская степь, а на ней взад-вперед похаживают важные иностранные гости — страусы, ламы, зубры, антилопы. Степь огромная, и иностранцы наверно думают, что они если захотят, то могут прямо отсюда отправиться к себе домой — в Африку, Индию, Америку и Австралию.

На самом деле по краям степи стоят высокие сетчатые заборы, да еще за ними рвы, так что выйти оттуда никак невозможно.

А может быть, они и не думают ничего и совсем не собираются к себе домой. Зачем им домой, когда у них и тут сколько угодно травы? А если надо, так их еще подкармливают овсом и отрубями. Кроме того, большинство из них тут и родилось, в этой степи. А те, которые приехали, давно уже свыклись друг с дружкой и живут душа в душу.

Вон в ковыле гуляет американский страус-нанду. Он вертит своей крохотной головкой на длинной шее и кого-то ищет. Ага, увидел! Далеко в тени ветвистых кленов дремлют ленивые антилопы-канны. Страус вытягивает шею вперед и быстро направляется к огромным антилопам.

Он подходит вплотную к вожаку Володьке, и Володька ничего — не машет на него рогами, не сердится, не топает ногой. Страус стоит рядом и внимательно оглядывает его спину. Рраз! — он стремительно бьет крепким клювом антилопу в плечо и снова нацеливается.

Что такое? Володька и это стерпел. Он даже доволен. А, вон в чем дело! Оказывается, страус слопал большого кусучего овода, который пил из Володьки кровь. Страус тоже доволен: ведь овод для него приятная и питательная закуска.

Павел Фетотыч рассказал об огромных, как горы, зубро-бизонах.

Так они и ходят целый день рядышком — огромный оленебык из Африки и серенький страус из Америки.

Есть в степи еще неразлучная пара, два бородатых вахлака — Алжир и Тунис, гривистые бараны. Эти даже рогами зацепляются друг за дружку и так ходят, будто под ручку.

Но есть там и беспокойные, несносные типы. Вот, например, Фашист — голубой гну. Он как будто и не такой уж злой, а целый день от него никому нет покоя. Озорует, ко всем пристает, за всеми гоняется. За одним старым почтенным профессором так припустился, что тот, бедный, заболел с перепугу. Так Фашист бесится целыми днями, а если уж очень устанет и больше не может ни прыгать в воздух, ни ходить на дыбках, тогда он становится среди степи и страшно мычит — должно быть от досады.

На его рев сходятся самки: Кокетка со своим ребенком (он уже родился и стал шустрым парнишкой), Манька, Сластена и другие. Они становятся вокруг него и смотрят. Тогда Фашист начинает выламывать разные штучки. Ставит палкой хвост, роет передними ногами землю, ходит на задних и прыгает, прыгает, как резиновый мяч.

Кроме Фашиста, в степи живет еще одна неуживчивая и странная антилопа — сайга.

Когда-то ее очень много водилось на Украине и даже в Европе. Но у сайги красивые маленькие рога. За эти рога китайцы платили чистого золота столько, сколько весили сами рога, потому что китайские знахари — доктора — считали, что из них можно добыть лекарство от всяких болезнен.

Ну, конечно, каждому хотелось получить золото. И куда бы оно пи пряталось, ни убегало, люди всюду находили его. Они неутомимо гонялись за сайгой и убивали ее до тех пор, пока эта золотоносная антилопа почти совсем не исчезла с лица земли.

Теперь ее нет нигде во всем мире, кроме СССР. Да и у нас очень немного ее водится в астраханских степях и в Туркменистане.

Кроме рожек, у сайги оказалось много действительно полезного и интересного для науки.

Так они и ходили рядышком — оленебык и страус.

Вот почему наш поселок взялся сохранить и развести как можно больше сайги. Сейчас ее там уже порядочное стадо. Каждую весну самочки приносят по паре пучеглазых, большеносых и очень некрасивых детенышей.

II

Старый рабочий Максимыч замечает, что пузатая сайгачка вдруг стала тоненькой. Он опрометью бежит к Павлу Федотычу.

— Павел Федотыч, сайгачиха окотилась!

— Сайгачонка видал?

— Нет. Она же прячет его. Но он там, я знаю.

Они идут в степь, а Варя бежит за ними и упрашивает отца:

— Папочка, пожалуйста, позволь мне пойти с вами. Я только чуть-чуть, одним глазком, посмотрю на маленького сайгачонка и уйду.

Варя уже много знает про сайгу, потому что все, кто приходит к отцу, только и говорят, что про животных.

Варе очень нравится, что сайга на воле может по неделям обходиться без воды. Разве это не удивительно? Ведь там, в пустынях и песках, где живет сайга, жара доходит до семидесяти градусов. А сайга прыгает себе по барханам и хоть бы что.

Как-то у Павла Федотыча сидел заведующий овцами, товарищ Уткин. Они разговаривали про английских овец-линкольнов. Товарищ Уткин очень расхваливал их, говорил, что у них самая тонкая шелковистая шерсть. Но он жаловался, что линкольны на Украине сильно страдают от жары. Неожиданно в разговор влезла Варюшка.

— Дядя Вася, вы бы взяли да посадили к этим линкольнам сайгу. Пускай, бы они научились у нее не бояться жары.

Товарищ Уткин долго хохотал над ее словами, а потом по всему поселку рассказывал:

Варюшка дала нам новую тему для работы: смешать сайгу с линкольном.

Павел Федотыч с Максимычем уже далеко отошли от дома, а Варюшка все бежит за ними и упрашивает:

— Папочка, миленький, ну, можно мне? Чуть-чуть только. Дедушка Максимыч, попроси папу!

— Хай она иде, Павел Федотыч. Она же у нас звероводом растет, ей надо все видеть.

— Ну, хорошо, иди, Варя, рядом с Максимычем. Только тихо-тихо.

Рога у сайги острые, как железные вилы.

Максимыч весело подмигивает Варе. Варя догоняет его и берет за руку. Они тихо идут по ковыльной степи, вдоль забора из сетки.

Вдруг — стоп! На земле, у самого забора, лежит, завернув мордочку на спину, малюсенький, еще не совсем про сохший сайгачонок.

Так же как и на воле, он затаился и тихо лежит, пока не придет мать. Лежит так, как будто он и не живой вовсе.

Максимыч, Варя и Павел Федотыч смотрят на него, раздвинув траву. У сайгачонка от страха сильно дрожат бока, а глаза выпучились так, словно они хотят выпрыгнуть в кусты. Но он все-таки не шевелится, потому что так велела мать, а уж она знает, как надо.

— Ну, давайте отходить. Пусть он себе лежит.

— Ой, какой он смешной! — радуется Варя. — Как маленький старичок. Правда, папа?

Павел Федотыч снова тихо идет вдоль забора. Вдруг он делает шагов пять в сторону и наклоняется. На земле точно так же лежит и трясется от страха второй сайгачонок.

Два малыша — точная копия со старых сайгаков: такие же некрасивые, лупоглазые, с такими же огромными висячими носами. Видали вы хобот у слона? Вот если этот хобот отрубить пониже рта, то он в точности будет, как нос у сайги. Только ведь слон громадина, а сайга — как маленькая козочка.

— Эх, ты! Глядите, глядите! — неожиданно закричал Максимыч. — Это они с нами расправляться бегут.

Варя глянула в степь. Прямо на нее быстро неслось стадо сайгаков. Впереди, круто наклонив рога, бежал старый разъяренный сайгак. Огромный нос его почти волочился по земле.

В одно мгновение Павел Федотыч схватил Варюшку на руки и посадил на высокий заборный столб.

— Держись крепко! Я сейчас тебя сниму.

А сами они с Максимычем бросились бежать к калитке.

Вы, наверно, удивляетесь: чего же они испугались? Что может сделать человеку такой маленький зверь? Но там, в нашем поселке, лучше знали этого зверька. И там говорили:

— С сайгаком лучше не связываться, лучше обойти его, уступить ему, но только не доводить его до злости.

Потому что этот маленький зверь не боится никого на свете. В диком гневе он кидается, нагнув рога, на больших бугаев, па людей, на автомобили, которые проезжают по дороге А рога у него острые, как железные вилы. Попробуй-те ка устоять, когда на вас несутся две вот такие стрелы!

Максимыч едва успел захлопнуть калитку, как возле него очутился сайгак. Он высоко подпрыгнул и с разбега вонзился рогами в толстую дощатую дверь. Вонзился и так повис.

Варя захохотала. По ту сторону калитки просунулись концы острых рожек, а по эту барахталось жилистое тельце сайгака.

— Папа, он не может никак выдернуться!

— Ладно, сиди уж ты там. Сиди и молчи.

Стадо остановилось. Оно не знало, что теперь делать

Маленькие сайгачата выскочили из травы и замерли в недоумении. Тут сайгак сильно дернулся, упал на землю и покатил прямо к Вариному столбу. У Вари застучало сер дечко.

— Он очень полезный, — шептала Варя. — Он целую неделю не пьет… Только зачем он бежит сюда? А вдруг он подпрыгнет…

Сайгак подбежал к забору, взвился вверх и на аршин от Вари стукнулся о столб.

— Ай, папа! — закричала Варя. — Папочка, скорей! Ай, я упаду!

Сайгак прыгнул второй раз.

— Уйди ты, паршивый! Ой, па…

Варя качнулась, потеряла равновесие и упала вниз, прямо под сайгачьи ноги. Раздался отчаянный визг. В тот же момент двое людей перемахнули через забор. Максимыч бросился на сайгака и схватил его за рога, и оба они, человек и сайгак, покатились по земле.

III

Вечером оба приятеля — Варюшка и Максимыч — сидели па крыльце и смотрели, как аист с аистихой чинят свое гнездо на крыше.

— Теперь я терпеть ненавижу этих сайгаков, — сказала Варюшка. — И кто это только навез их к нам, таких хулиганистых зверюшек?

— Да я же сам и навез, — улыбнулся Максимыч. — Да еще сколько трудов на это положил!

— Зачем же ты ездил за ними? Не знал разве, что они такие драчуны?

— Ну, ясно, не знал. В диком-то виде они, ой-ой, какие робкие! Чуть только палочка треснет или шорох какой послышится — и-их, как зальются!

— Убегают?

— Как нахлестанные. Там, где я ловил их, калмыки ставят им такие загородки из чия. Цыновки, одним словом. Поставят и пугнут их. Так они до того сильно несутся со страху, что как налетят на эти тоненькие загородки, так и убиваются о них насмерть.

— Как же тебе удалось их поймать, раз они такие пугливые?

— О, это долгая история! Сначала, помню, мы с твоим папой отправили штук десять писем тамошним сельсоветам. Просили их, чтобы они разузнали у своих охотников-калмыков, нет ли где в окрестностях сайгачьего стада. И вот получили ответ из Красного Яра, что на реке Сарпе видели двадцать четыре штуки. Павел Федотыч дал мне денег, бумагу с печатью, и я поехал. Ты знаешь, где эта Сарпа? Это почти у самого того места, где Волга вливается в Каспийское море. Там большие пустынные пески. Вот в этих песках и бегали паши сайгаки.

— А разве они не в Туркмении?

— Есть и в Туркмении, но там их еще труднее выследить п поймать. Ну вот. Собрал я охотников. Купили мы лошадей, коз с маленькими козлятами, чтобы они потом сайгачат кормили. Достали сети. А самое главное — раздобыли борзых собак. Ты видала, Варюшка, борзых собак?

— Нет. Я же еще маленькая.

— Верно, ты не великая дивчина. Борзая собака может тебя одной лапой пришибить. Ох, и собаки! Вот красота! Высокие, поджарые, длинные. Если станет на задние ноги, так куда выше меня! А бегают, а бегают — мм-ых! — Максимыч закачался и застонал, как будто у него заболели зубы. — Морда у них узенькая, чтобы, значит, ветер не мешал…

— Нравятся тебе эти борзые?

— Ох, и нравятся, Варюшка! Ты бы поглядела, как они там работали с этими сайгачатами. Ведь это только они могут поймать сайгачка в степи, а людям нипочем не поймать.

— А если очень хорошая лошадь? Если как Петушок московский?

— Тьфу, нашла кого! Да он там завязнет в песке, как колода, и будет стоять.

— Ну, рассказывай дальше. Как же они ловили, эти собаки?

— А очень просто. Поехали мы с калмыками в степь. Коз и юрту оставили на привале. Едем, а жарища — терпенья нет. Песок, как зола в печке — огнем жжет. Смотрим, наши собаки ложатся на спину и лапы облизывают. Тут один старик подозвал своего пса и стукнул ладонью по седлу. Пес птицей взлетел на воздух и лег животом поперек седла. Другие калмыки таким же манером посадили своих собак. Я тоже постучал, и серенький щенок, размером с телку, вскочил на лошадь и преудобно разлегся впереди меня.

— Ишь, какие! Наверное, их так приучили, да?

— Ну да, они всегда так по степи разъезжают. Ехали мы, ехали, и вот смотрю я — калмыки мои что-то беспокоятся, показывают руками на мой бинокль. Я снял бинокль и отдал старику. Старик, видно, лучше меня знал, как им надо пользоваться. Он приставил его к глазам и говорит: «Ой-бой, сколька сайхак!» Я аж подпрыгнул на седле. «Ну-ка, говоре, где? Покажите». Они показали направление. Я поглядел, а там далеко-далеко ходят какие-то вроде сусликов, маленькие.

— Ну и тогда? Дедушка, ты скорее рассказывай.

— Стали мы осторожно подъезжать к этим сусликам. Степь ровная, спрятаться некуда. Я и говорю: «Ерунда у нас, товарищи, получается. Увидят они нас, убегут». А старик смеется. Он чудной такой был, этот старик. Огомбаем звали. «Сайхак видит йок. Сафсем яман, дурак — ничава не видит. Он этта нюхтит, сопатком своим. Сопатка его ой-бой яхши, очень карашо сопатка!» И они мне рассказали про сайгачий нос. Ты давеча видала, какие у них носы?

— Видала. Огромные, прямо как сапоги. И ноздри такие некрасивые. Морщатся все время, хрюкают.

— Верно, носы малость великоваты. Но зато знаешь, что такое для них эти носы? Это самое главное их оружие. Только чутьем они и спасаются. Неприятель еще где-нибудь за пять верст, а уж ветер несет его запах прямо в сайгачьи ноздри.

— Вас они тоже учуяли?

— Учуять-то они учуяли, да уже когда поздно было, Старик этот, Огомбай, опытный был, шельма. Он повертелся на седле, понюхал, как собака, воздух и велел нам заезжать с другой стороны, чтобы ветер дул не от нас к сайгакам, а от них к нам. Таким манером мы подобрались к ним близко — версты за три. Мне их хорошо было видно в бинокль. Самки лежали и отдыхали. Старый самец ходил около стада, нюхал воздух и фыркал. Две-три самочки возвращались откуда-то из зарослей колючки. «Там у них маленькие сайгачата, — объяснили мне калмыки. — Самки всегда прячут их в стороне от стада».

— Правильно! — закричала Варюшка. — Помнишь, сегодня? Мы тоже нашли сайгачков далеко от стада.

— Тут мы стали приготовляться. Собак привязали на веревки. Кроме того, достали куски кисеи и замотали им морды до самых глаз. Часть охотников старик послал в заезд, чтобы они пугнули сайгаков на нас. Уговор был такой: все дело начнется тогда, когда старик выстрелит из ружья. Все стали расстанавливаться по местам. Старик набил пороху в свое длинное старое ружье и приготовился стрелять.

— Как же так? — удивилась Варюшка. — Ведь советская власть всем запретила стрелять в сайгаков. Папа сколько раз говорил.

— Так он же в воздух, чудачка! А ты думала в них прямо? И вот, когда он бахнул, — их, что тут поднялось! Собаки ринулись, а веревки не пускают. Они аж присели. Сайгаки мелькнули мимо нас, как тени. Борзые начали кружиться на веревках, визжать и лаять. В это время старик пустил своего пса. Собака вихрем облетела все пространство, истыканное сайгачьими копытцами. «Пускайте собак!» закричали передовые охотники. Все шесть борзых сиганули через колючки. Вдруг перед ихними носами, неистово вереща, запрыгали какие-то зайчики. Эх, как они понеслись! Нет, Варька, тебе никогда не понять, как несется сайгачонок из-под носа собаки. Вот это была скорость!

— А что же собаки?

— Собаки летели за ними. Они, как аэропланы, расстилались над землей. А мы все орали, кто в лес, кто по дрова, и нахлестывали лошадей следом. Наконец собаки устигли. Вдарили сайгачат грудью и лапами прижали к земле. Не будь у них морды забинтованы марлей, они бы разорвали их в куски.

Неуживчивая антилопа — сайга.

А с марлей они ничего не могли сделать. Сайгачата выбивались из-под лап визжали… Нет уж, капут! К борзой попал, так уж забудь, как тебя звали на воле. Тут подоспели мы и поотнимали сайгачков.

Когда я взял сайгачонка на руки, он затрепыхался, как воробышек. Аж вспотел, бедный. Мы долго думали: как же теперь нам их запаковать, так чтобы они не побились, не поломали своих ребрышек? И тут опять всех нас выручил старина Огомбай. Ни слова не говоря, он стал разуваться, потом снял свои засаленные ватные штаны. Мы ничего не понимали: спать он, что ли, собирается? Или спятил немножко от жары и волнения? А он завязал бечевками низ у каждой штанины п засунул в них по сайгачонку. Сайгачата устроились в них, как в конвертиках — знаешь, в которых детей носят? Огомбай перекинул штаны через седло и велел так же устроить других сайгачат.

Всю дорогу мы хохотали над стариковым костюмом. Он тоже шутил вместе с нами; хлопал себя по голым ногам и говорил: «Чего смеешь? Моя для здоровья загораит. Городской человек загорайт можно, моя тоже можно. Эхма! Чичас купаться пойдем».

— Ха-ха-ха! — залилась Варюшка. — Значит, он всю дорогу без штанов ехал?

— Так и ехал до самого привала, где мы юрту оставили. На привале мы отвязали наших коз, подпустили к ним сайгачков. Они насосались и улеглись спать в теплых кошмах. Наутро поехали мы в город Астрахань, а оттуда добрались и к нам, в Асканию-Нова. От этих вот сайгачат и расплодилось наше стадо. Видела нынче, сколько их? А ты говоришь: «зачем привезли»!

— Нет, я только сказала, они дерутся очень.

— Дерутся безобразно, это правильно. Но зато ты знаешь, какой это зверь? Ведь ее во всем мире считают по пальцам. Везде она уже вымерла. А ты вот расспроси-ка своего папу. Он тебе расскажет, откуда она ведет свой род. Она, может, потомок допотопного, тьфу, бишь, доледникового зверя сиватерия. У сиватерия хобот в точности был такой же. А сайга наша ведь прозывается хоботной антилопой. Эх, Варька, Варюшка! Вырастай ты скорей, да поедем мы с тобой в степи наблюдать, как она живет там. После напишем про нее сочинение, люди нам спасибо скажут. Чует мое сердце — недолго еще погуляет на свободе этот зверь.

— Хорошо, — ответила Варя. — Я буду стараться расти скорей и все узнавать про сайгу. А ты все-таки береги этих наших, на которых мы чуть не наступили сегодня. Пускай они вырастут и еще расплодят столько же.

— Есть, заметано. Ну, а теперь ты, Варька, беги скорее к мамке. Она, бедная, отца никак не поймает ужинать, а если еще дочка начнет пропадать, тогда она зараз сникнет.

— Ладно, я побегу. До свиданья, дедушка Максимыч!

И она пустилась бежать через двор так быстро, как ей позволяли ее коротенькие ножки.