От «Я» к «МЫ». Как быть по-настоящему вместе

Как «Я и Ты» побеждает «Мы»

Когда в близких отношениях на нас действуют триггеры, пробуждающие травму, наш Мудрый Взрослый отключается, и мы оказываемся во власти Адаптивного Ребенка. Мы чувствуем, что на нас нападают [1], и сопротивляемся. Когда люди знакомятся со своим Адаптивным Ребенком, их первым импульсом обычно бывает стремление подчинить его себе, решив, будто он плохой.

— Просто бесит, когда я срываюсь на детях! — говорит мне на одной из первых сессий Дэниел, азиатского происхождения мужчина под тридцать. — Девяносто процентов времени мне удается держать эмоции под замком, но иногда давление так нарастает, что я раз — и взрываюсь! — Он надувает щеки и резко выпускает воздух.

Однако Адаптивный Ребенок — не какая-то токсичная сила, которую нужно изгнать или подавить. Это юная часть вас, которая научилась справляться с обстоятельствами так, как смогла. Ей нужно, чтобы кто-то сыграл для нее роль родителя, и сейчас единственный, кто и в самом деле на это способен, — это вы. Здесь действует духовный принцип: чтобы выйти из-под власти какой-то части вас, надо сначала узнать ее получше и подружиться с ней [2].

Когда я знакомлюсь с чьим-то Адаптивным Ребенком, с чьей-то индивидуальной версией сознания «Я и Ты», я пытаюсь понять его истоки. Например, Адаптивный Ребенок Дэниела закатывает истерики. Да, он страшно кричит на супругу и детей. Хуже того, он бьет посуду, колотит кулаком в стену, один раз разнес в щепки стул. Ярость — дисфункциональная позиция Дэниела в отношениях, его способ явить себя миру, жизненное кредо.

Я внимательно слушаю его историю, и в голове складывается более точное описание. В те моменты, когда на него действует триггер, Дэниел ощущает себя пострадавшей стороной. Он — профессиональная разъяренная жертва. Идиотка на стойке регистрации с темпераментом дохлой рыбы — из-за нее Дэниел всюду опоздал. Тупица, который должен был встретить его в аэропорту, заставил ждать четверть часа и к тому же с трудом говорил по-английски. Крышка на банке с майонезом нарочно не открывалась, чтобы позлить его. Дэниел маневрирует по враждебному миру, который ополчился против него. Но просто так он не сдаcтся — еще чего! Он стал ангелом отмщения и в совершенстве овладел наукой, которую одна из моих главных наставников, великая исследовательница Пиа Меллоди, автор первых работ по исцелению травмы, называла «агрессией жертвы» * [3]. Действуя из этой позиции, человек чувствует себя жертвой, а ведет себя как агрессор. «Ты сделал мне больно, и за это я сделаю тебе вдвое больнее». С этого и начинается порочный круг. Каждое поколение действует исходя из собственных травм, родители передают детям версию собственных страданий. Но мы способны на большее. Однако для этого нам нужно освободиться от власти реактивного мозга, сознания «Я и Ты», Адаптивного Ребенка — от власти того фильтра, который не дает нам видеть реальность. * * *

Подумайте немного и попробуйте сформулировать, в чем состоит ваша дисфункциональная позиция. Наверняка она есть и у вас, если вы не само совершенство. Даже если все 364 дня в году вы исходите из позиции Мудрого Взрослого, руководствуясь префронтальной корой, то в оставшийся один-единственный день, когда вы немножко не в себе, к чему вас тянет? Ваша дисфункциональная позиция в отношениях — это все то неконструктивное, что повторяет в отношениях ваш Адаптивный Ребенок: преследование, уход в себя, стремление угодить, нытье, контроль.

Если вам трудно сформулировать, какова ваша личная позиция в отношениях, ничего страшного. Попросите о помощи партнера! Я совершенно уверен, что ваши любимые охотно помогут справиться с этой задачкой.

Признак дисфункциональной позиции — она не помогает получить желаемое. Например, гневное преследование — это дисфункциональная позиция. Едва ли получится стать ближе к человеку, если ты кричишь на него за то, что он отдаляется. Гневное преследование само себе противоречит. Как я учу клиентов, которые к нему склонны, «вынужден вас огорчить: злоба и придирки — это совсем не сексуально».

Задумайтесь на минутку, и вы вспомните с десяток дисфункциональных позиций. Ну, скажем, мученик, а еще — тиран, а еще — жертва. Как только выясните, какова ваша личная позиция, попробуйте описать ее подробнее. Спросите: «А какая я жертва? Беспомощная? Злая? Какой я тиран?» И так далее.

Как только RLT-психотерапевт выясняет, какова дисфункциональная позиция каждого из партнеров, он непременно задает следующий вопрос: «Откуда она взялась?» Спросите и о себе, и о своем партнере — к чему адаптировались те мальчик и девочка. Как только составите четкое представление, какова ваша основная дисфункциональная позиция, задайте себе еще три вопроса.

• Кто делал так на ваших глазах?

• Кто делал это с вами?

• С кем вы это делали и никто вас не остановил?

Последний вопрос нередко оказывается критически важным. В семье Дэниела никто не буйствовал, кроме самого Дэниела. Он закатывал истерики с тех пор, как себя помнит.

— А как на это реагировали ваши родители?

Он пожимает плечами:

— Никак. Обычно давали мне, что я хотел.

— Вот почему сейчас, в сорок три года, вы по-прежнему закатываете истерики, — замечаю я.

Кто-то когда-то сказал мне, что дети — они словно газ, заполняют все, что их вмещает, до отказа. Когда Дэниел был маленьким, никто не вмещал его, поэтому он постоянно выплескивался в окружающую среду. И продолжал проделывать это, когда мы познакомились. Случайные прохожие, вероятно, не сказали бы, что Адаптивный Ребенок Дэниела возник в результате травмы, а я бы сказал. Потому что у меня более гибкое определение травмы, чем те, к которым все привыкли. Например, на мой взгляд, Дэниел стал жертвой ложно-­поддерживающей психологической заброшенности.

Помните, я уже просил скептически настроенных читателей подождать, когда мы всесторонне обсудим природу травмы, и только тогда решать, были ли травмы в их жизни. Ну что ж, вот оно, обещанное обсуждение. Травмы отношений

Задумываясь о травме, мы обычно представляем себе то, что травма-­терапевты называют Большой Травмой с заглавной буквы Т — угрожающие жизни и здоровью катастрофические события, которые имеют четкие границы во времени [4]. Например, цунами, ураган, вой­на. Мы, специалисты по RLT, чутко выявляем Большую Травму и работаем с ней, но так же чутко мы настроены и на «малые травмы» — травмы отношений. И это не тот единственный случай, когда вы выбросили родную маму с балкона четырнадцатого этажа, а те сто тысяч раз, когда она говорила, что вы для нее невыносимое бремя. Психотерапевты редко сталкиваются с одномоментными катастрофическими событиями, скажем с единичным случаем инцеста. Гораздо чаще мы имеем дело с мелкими, разъедающими личность эпизодами, происходившими по десять раз на дню каждый день вашего детства [5]. Джои и Линда. Некому рассказать

— Понимаете, когда Джои становится агрессивным, я просто… просто хочу встать и уйти, — говорит мне Линда.

Мы сидим все вместе, втроем, на демонстрационной сессии перед залом, полным терапевтов. Линда сказала группе, что она из американских индейцев, из племени чероки. Ей тридцать три года.

— Агрессивным? Что это значит? Каким он тогда становится?

— Джои начинает настаивать, что нам надо поговорить, — продолжает она. — А я сразу: «Не трогай меня!» Запираюсь в спальне, а он молотит в дверь и орет. Но меня нет.

— Вы за стеной, — говорю я.

— За высокой стеной, — соглашается она.

— Вот прямо: «Делай что хочешь — пакуй свои вещи, выбегай на улицу, попадай под машину. Мне плевать с высокой колокольни, что ты сделаешь!» Я вас верно понял?

— Точно.

— Хорошая у вас стена, крепкая.

— Еще бы, — кивает она. Спина у нее прямая, руки сложены на коленях, и она смотрит на своего мужа Джои, великана с огромной копной афрокосичек, примятой кожаной бейсболкой. Джои чернокожий и моложе жены, ему двадцать семь.

Выждав немного, я спрашиваю ее:

— Чем же все кончается? Когда стена рушится?

— Когда мы миримся?

— Да.

— Ну, когда Джои смягчается, когда у него меняется тон, когда язык тела становится понежнее, тогда…

Я поворачиваюсь к Джои. Он подтверждает, что говорит Линда. Да, когда он агрессирует, она отстраняется. Но, по словам Джои, Линда умолчала о другом: обычно он становится агрессивным именно потому, что она от него отстранилась.

— Но то, что говорит Линда, вам помогает? — спрашиваю я, не давая отклониться от темы. — Когда вы смягчаетесь и становитесь нежнее, она выходит из-за стены?

— Да, помогает, — говорит он. — Что есть, то есть.

— А сколько нужно ждать?..

— Ну, пару дней, может три, — делится он, будто это нормально.

Мы умолкаем на целую бесконечную минуту.

— Не знаю, Джои, но мне представляется — как у нас говорят, у меня фантазия — что по ту сторону стены, которую строит Линда, сидит тот маленький мальчик, который прячется внутри вас, и чувствует себя очень одиноким, брошенным и растерянным.

Джои энергично кивает:

— Бинго!

— Бинго, — говорю я афрокосичкам, которыми он занавесил лицо. — Расскажите, пожалуйста…

И тут ни с того ни с сего он признается в том, о чем редко вспоминает и уж тем более не говорит.

— Понимаете, — перебивает он меня, — в детстве я пережил насилие.

— В смысле…

— Сексуальное. — Он смотрит в пол, под ноги. — Моя тетка.

— Вам было…

— Семь, — отвечает он. — Никто ничего не знал. Я никому не рассказывал.

И тут этот великан начинает плакать. Сжимает кулаки и плачет в них.

— Какой кошмар, — говорю я Джои. — Какой же кошмар! — И через некоторое время добавляю: — Значит, тот маленький мальчик под дверью Линды…

— Это словно… — Джои еще плачет, — словно там никого нет. Никого нет дома, некому рассказать — словно моя история никого не интересует! * * *

Послушайте, как Джои описывает свои чувства, когда Линда от него отгораживается: «Словно некому рассказать, словно моя история никого не интересует». Его внутренний ребенок ощущает одиночество, которое, должно быть, переживал семилетний мальчик в собственной семье: если бы он не чувствовал себя таким одиноким, то рассказал бы кому-нибудь, что сделала с ним тетка. И в самом деле, дальше Джои рассказывает, что у его матери была зависимость от рецептурных лекарств, а отец вечно заводил романы на стороне. Конечно, терапевт мог бы сосредоточиться на том единственном эпизоде сексуального насилия, и это было бы оправданно: тем случаем действительно необходимо заняться. Но меня особенно заинтересовало одиночество этого маленького мальчика. Тетка подвергла его насилию один раз, а родители пренебрегали им 365 дней в году. Это и есть травма отношений. Травма, отравляющая каждый день детства. Обратите внимание, в отношениях с Линдой у Джои активируется не то связанное с инцестом чувство, что его используют и ему не дают дышать. У него просыпается гораздо более опасное чувство — ощущение брошенности.

Травмы отношений оставляют глубокие раны.

Особенно сильно они ранят человека на ранних этапах развития. Когда Джои стоит под дверью Линды, он превращается в семилетнего мальчика. Он не вспоминает свою эмоцию, он ее снова проживает.

Ощущение, что все тебя бросили, — это детское состояние Я.

— Взрослых не бросают одних, — говорю я Джои. — От них уходят, их даже отвергают. Но взрослые выдерживают. В случае с ребенком по-другому: «Если ты оставишь меня одного, я умру». Детей бросают. Когда у вас возникает этот леденящий ужас, это отчаяние, вы уже больше не находитесь в своем взрослом Я. Вы впадаете в свою детскую часть.

Из детского состояния Джои хочет, чтобы Линда позаботилась о нем — обиженном и голодном семилетнем мальчике. Мы все этого хотим. Мы все мечтаем, чтобы наши партнеры проникли в самые глубины нашей души и своей любовью исцелили незрелые раненые части нашей психики. Но близкие никогда не оправдывают таких ожиданий. Потому что они просто люди, а потому несовершенны. Потому что в тот день, когда вы в них особенно нуждаетесь, у них болят зубы и их нельзя трогать. Потому что в тот идеальный момент, когда вы пылаете от страсти, они переели и перепили и хотят только спать. Я вас огорчу:

единственный человек, который совершенно точно всегда готов прийти на помощь вашему внутреннему ребенку, это вы сами. И это нормально. Этого достаточно. Надо только научиться это делать.

К концу нашей сессии Джои с моей помощью сумел познакомиться и поговорить с тем маленьким мальчиком, который живет у него внутри. Джои плачет, поскольку не смог защитить его вовремя, и маленький мальчик прощает его. Он клянется отныне и впредь заботиться об этой беззащитной части своей души.

— Тебе больше никогда не придется быть одному, — говорит он своему Внутреннему Ребенку.

А потом этот большой сильный мужчина, закрыв глаза, сажает свое маленькое Я к себе на колени, обнимает и рыдает над ним.

— Я с тобой, — шепчет он сквозь слезы. — Я с тобой.

Зрелость наступает, когда мы начинаем самостоятельно заботиться о своем Внутреннем Ребенке, не навязывая эту работу своим партнерам. Таблица травм.

Четыре типа ран

Сексуальный абьюз, которому подвергся Джои, это травма в нашем привычном представлении — физическое и эмоциональное насилие. Но это лишь один из четырех типов психологической травмы, каждый из которых причиняет свой предсказуемый ущерб и вызывает склонность к своему конкретному способу адаптации.

Схема типов травм [6] похожа на крест. Вертикальная ось — это самооценка, от завышенной до заниженной, а горизонтальная — границы, от чрезмерно жестких слева до несуществующих справа. Вскоре мы поговорим об этом подробнее.

Травма, которую нанесла маленькому Джои его тетка, — это именно такая травма, которую мы все считаем абьюзом: насильственное вторжение, нарушение границ. Увы, но в семьях, где жестокость — норма жизни, такое происходит сплошь и рядом. Но не меньше вторжения ранит и его противоположность — чувство брошенности, когда тебя оставляют одного. Какую бы глубокую рану ни нанесла Джои тетка, триггером для его агрессии была повседневная травма брошенности: «Словно никого нет дома, словно то, что со мной происходит, никого не интересует!» В близких отношениях брошенность для Джои значила больше насильственного вторжения.

Как распознать травму брошенности у себя? [7] Проделайте небольшое упражнение. Хорошие родители — те, кто поддерживает, руководит и ставит границы, поэтому задайте себе несколько вопросов.

• Обеспечивали ли вам интеллектуальную поддержку?

• Обсуждали ли члены семьи что-либо за обеденным столом?

• Читали ли вам вслух, обсуждали ли прочитанное?

• Обеспечивали ли вам физическую поддержку? Объятия? Ласку? Готовили ли вам любимое блюдо, просто потому что оно вам нравилось?

• Обеспечивали ли поддержку вашей сексуальности — рассказывали ли вам родители о сексе? Говорили ли о сексуальных границах? Радовались ли вашему взрослению, может быть даже праздновали его?

Дальше — набор важных вопросов об эмоциональной сфере.

• Обеспечивала ли семья поддержку вашей эмоциональной жизни?

• Была ли она у самих родителей?

• Могли ли вы в случае сильных переживаний обратиться к кому-то за поддержкой?

• Рассказывали ли вам родители о чувствах, о том, как следует и как не следует их выражать? Или вы разбирались сами?

Многие люди с так называемыми пассивными травмами — последствиями заброшенности — убеждены, что у них было полноценное счастливое детство, но тогда почему им так сложно выражать свои чувства?

Здесь важно отметить две вещи. Во-первых, повторяющаяся или длительная травма отношений может нанести такой же вред, как и однократная травма-­катастрофа. Как говорится, капля камень точит. Во-вторых, пассивная травма может нанести по меньшей мере столько же вреда, что и насильственное вторжение. * * *

Если рассмотреть Схему типов травм по горизонтали, видно, что причиной травмы может быть и вторжение, не признающее границ, и отчужденная заброшенность. Если посмотреть на вертикальную ось, увидим весь спектр власти. В центре — здоровые взаимодействия, которые не оставляют у ребенка ощущения, будто он выше или ниже кого-то другого. Это и есть здоровая самооценка. Во множестве же случаев, ведущих к детским травмам, мы видим взаимодействия, вызывающие стыд, слова и поступки, от которых ребенок чувствует себя неполноценным, бессильным и беспомощным. Такой обессиливающий абьюз заставляет жертву всю жизнь стыдиться себя, если она не поработает над исцелением.

Другой вид травмы связан с тем, что семейные отношения ставят ребенка в позицию превосходства, мы называем это ложно-­поддерживающим абьюзом [8]. Если обессиливающий абьюз вызывает проблемы со стыдом в дальнейшей жизни, то ложная поддержка приводит к неадекватному чувству собственного величия. Как обеспечить ребенку ложную поддержку? Сделайте его героем семьи, великим актером, художником, музыкантом — или жалуйтесь ему по секрету на супруга. Иногда я задаю клиентам загадку: «Какие восемь самых вредных слов?» Ответ: «Солнышко, ты понимаешь меня лучше, чем твой папа».

Если кто-то из родителей одновременно и превозносит ребенка, и эксплуатирует, мы называем это сцепленностью [9]. При таком взаимодействии энергия переходит от ребенка к родителю [10], а не наоборот, как должно быть. Ребенок оказывается в роли родительской фигуры для отца или матери, а это одновременно и вызывает ощущение своей особой миссии, и истощает силы. Крайний пример — инцест: «Ты так прекрасна, что я не могу сопротивляться твоим чарам». Гадость, правда? Это отвращение вызвано сочетанием сексуального вторжения с ложной поддержкой: «Ты такая удивительная и уникальная, что я вынужден тебя развратить».

Не обязательно активно превозносить ребенка, чтобы привить ему привычку к самолюбованию. Иногда ощущение ложной поддержки возникает как следствие заброшенности — такое бывает, когда детей усыновляет банда сверст­ников вместо нормальных взрослых, которые должны ими руководить. Дети нуждаются в границах. Детям от природы присущи эгоцентризм и мания величия, и смягчать их — задача взрослого.

Когда моему старшему сыну Джастину было года четыре-пять, он пригласил к нам домой приятеля, это был один из первых случаев, когда к нему кто-то пришел по­играть. Поскольку мой сын из Бостона, родины хоккейного клуба «Бостон Брюинз», он начал игру с того, что спросил приятеля: «А давай поиграем в хоккей! Хочешь, поиграем в хоккей? На, бери клюшку! Пошли на улицу, погоняем шайбу, хочешь?»

Когда приятель ушел, малютка Джастин подбежал ко мне и спросил:

— Как ты думаешь, ему было весело у нас?

Я посмотрел в запрокинутое лицо своего отпрыска, собрался с духом и ответил: «Нет».

Джастин остолбенел.

— Послушай, дорогой, — помнится, говорил я ему. — Если ты хочешь делать именно то, что хочешь ты, займись этим в одиночку. Когда впускаешь кого-то в свой мир, ты должен обращать внимание на то, что хочет делать он.

Тут мой милый мальчик посмотрел на меня снизу вверх и без затей уточнил:

— Слишком много хоккея?

Перемотаем на двадцать лет вперед — и вот я разговариваю с сорокалетним клиентом Крисом и его женой Линдой. Их брак на грани катастрофы. Крис возил Линду на Карибские острова на четыре дня в долгожданный отпуск. По словам Линды, эти четыре дня прошли примерно так: «А хочешь секса? Хочешь физической близости? Может, немного интимности?»

Хорошо ли Линда провела время?

— Нет, — отвечает она.

А Крис, простая душа, разевает рот от остолбенения.

Что я как терапевт Криса должен с ним делать? Ответ очевиден. Я рассказал ему историю про Джастина.

— У того, что я проделал с Джастином в тот день, есть название, — говорю я Крису. — Это называется воспитание. Это то, чего вы достойны и чего вам не дали. Крис, это заброшенность. Эмоциональная заброшенность. Теперь вы вынуждены тащиться в Бостон и платить мне кучу денег, чтобы я установил вам чип человеческой чуткости, который, по-хорошему, вам должны были инсталлировать в три-четыре-пять лет родители. Очень вам сочувствую, честное слово.

Одни травматичные взаимодействия — яркие примеры обессиливания («Ах ты, маленький гаденыш!»), другие — яркие примеры ложной поддержки («Ты — единственное хорошее, что есть у меня в жизни!»). Но чаще всего травмы отношений одновременно и придают, и лишают сил.

Эрл, застегнутый на все пуговицы молодой человек под тридцать, унаследовал скверный нрав своего отца. Когда Эрл был маленьким, отец постоянно кричал и унижал его. Поведение отца обессиливало маленького Эрла, заставляло его почувствовать себя ничтожным и никчемным. Но одновременно отец Эрла передавал ему и другое сообщение: «Когда ты вырастешь и будешь злиться, имей в виду, что разозленный мужчина выглядит вот так — внушительно». Отец Эрла обеспечивал сыну ложную поддержку, служа примером мышления и поведения, свой­ственного самовлюбленному человеку.

Итак, мы видим, что видов травмы не один, а четыре.

Вот в чем может состоять травма:

• вторжение и обессиливание, например когда тебя ругают или бьют;

• вторжение и ложная поддержка, например инцест, эмоциональный обмен ролями (когда ребенок регулирует чувства родителя);

• отчужденность и обессиливание, например: «Ты ничего не стоишь», стремление сделать из ребенка козла отпущения;

• отчужденность и ложная поддержка, например: «Ты не нуждаешься в нас, наш герой».

Ну что, вы по-прежнему думаете, что вам удалось увернуться от травмы в вашей идеальной семье? Может, и так. Любящие семьи существовали во все эпохи. Не исключено, что у вас в семье относились друг к другу честно и открыто, с удовольствием общались, делились своими страхами и сомнениями, всеми своими чувствами, редко позволяли себе неуважительные поступки и высказывания, старались побыстрее извиниться, если такое случалось. Возможно, в вашей семье все сложные вопросы проясняли, а родители всегда сохраняли за собой власть в семейной иерархии, хотя и относились к детям с чуткостью и состраданием. Возможно, у вас в семье умели обес­печить поддержку и были рады каждому. Не исключено, что вы и правда родились в такой зрелой семье с высоким эмоциональным интеллектом. Если так, считайте, что вам повезло, поскольку наше общество не производит достаточно много настолько квалифицированных семейных групп.

Как писал Лев Толстой, «все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» [11]. Дисфункции и недостатки ваших родителей создали ущербную «среду обитания» [12], к которой вы адаптировались в процессе развития. Это приспособление, этот стиль адаптации и стал вашей личной версией сознания «Я и Ты», отпечатком, который оставил на вашей лимбической системе Адаптивный Ребенок.

Ваш Адаптивный Ребенок почти всегда — сложная смесь всех способов, которыми вы реагировали на вторжение или отчужденность, сталкиваясь с ними в детстве. Сопротивляться вторжению и отчужденности и одновременно воспроизводить их — типично для ребенка, который невольно усваивает дисфункциональные механизмы как неотъемлемую часть окружающего его мира. Эти две силы, противодействие и подражание, совместно выковывают Адаптивного Ребенка. Противодействие

Как известно, сила действия равна силе противодействия — и в психологии это верно не меньше, чем в физике. Покажите мне отпечаток пальца, и я расскажу вам все об этом пальце. Мама Тома не знала границ. Она вторгалась в личное пространство ребенка, нарушая даже святое — интимность его дневника. Теперь Том избегает любви. Он живет за высокими стенами.

Мама Дженни жила в отчуждении. Она была сильная женщина, мать-одиночка, работала сверхурочно и приходила домой такая уставшая, что ей было уже ни до чего, и дочь должна была самостоятельно восполнять свои эмоциональные ресурсы. Теперь Дженни липнет к новому бойфренду как банный лист.

Давайте еще раз посмотрим на Схему травм и отметим одну интересную особенность.

Обратите внимание, что каждый тип травмы вызывает у Адаптивного Ребенка противодействие. Мать Тома прибегала к вторжению (у нее отсутствовали границы), и теперь Том в целях самозащиты строит толстые стены. Он не вторгается в личное пространство детей и партнера, напротив, он отчужден от них. Подобным же образом у Дженни родители были отчужденные (отгораживались стенами), и теперь сама она — требовательная и тревожная девушка, которая, скорее всего, не будет склонна к отчужденности, а, наоборот, будет вторгаться в чужое пространство и душить контролем и вниманием. Адаптивный Ребенок, впадая в состояние противодействия, как правило, ведет себя не так, как обращались с ним в прошлом, а противоположным образом. Вторжение заставляет строить стены. Отчужденность провоцирует вторжение.

Так мы сопротивляемся. Это та сторона нашего Адаптивного Ребенка, которая бунтует и не желает брать то, что нам навязывают.

Однако противодействие — лишь полдела. Подражание

Противодействие травме заставляет сопротивляться ей, однако вторая сила, которая формирует Адаптивного Ребенка, сила подражания, заставляет усвоить и воспроизводить [13] травмирующий способ взаимодействия. Все мы делаем и то и другое. Когда маленький человек сталкивается с травмой, он и противодействует ей, и повторяет ее. Подражание — это в каком-то смысле отождествление с агрессором. При подражании мы не сопротивляемся дисфункциональным нравам и обычаям своей семьи, а воплощаем их. Вы смотрите на себя теми же глазами, с той же точки зрения, что смотрели на вас, и усваиваете это поведение как нормальное. Так из поколения в поколение передается бесстыдное самолюбование, пока наконец не найдется потомок, у которого хватит храбрости и везения покончить с этим раз и навсегда.

Как преобразовать свое наследие? Как передать следующему поколению другой набор установок по умолчанию, сдать ему другую комбинацию карт — получше, чем в вашем детстве и юности? Для этого придется потрудиться в настоящем — здесь и сейчас. Остановитесь, подышите. Когда в следующий раз почувствуете, как эмоции накаляются, спросите себя: «В какой части своей психики я сейчас нахожусь?» Адаптивный Ребенок — это та часть, к которой мы обращаемся под воздействием триггера. Это незрелое состояние Я, застывшее примерно в том возрасте, когда мы переживали травму (вторжение и/или отчужденность). Большинство из нас незаметно входит и выходит из этого состояния регулярно. Большинство клиентов, с которыми мне довелось работать, имели также и опыт пребывания в своем Мудром Взрослом Я, которое понимает, что такое отношения с близкими, что такое «Мы». Однако некоторые из них на момент нашей первой встречи имеют самое смутное представление о собственной Мудрой Взрослой части. И нередко считают крайние проявления качеств своего Адаптивного Ребенка достоинствами.

Подумайте сейчас о своем Адаптивном Ребенке. Ограничьтесь при этом только нынешними отношениями с любимым человеком. Не отношениями с коллегами или детьми, не тем, что было с вами десять лет назад, а только своим настоящим, тем, каковы вы сейчас, в отношениях с нынешним партнером. Что вам больше свой­ственно в повседневной жизни — высокомерие, надменность, чувство собственного величия или приниженность, пристыженность, чувство собственной неполноценности? Что больше любит ваш Адаптивный Ребенок — преследовать или избегать? Можете ли вы словами описать свою привычную дисфункциональную позицию и позицию партнера?

В книге «The New Rules of Marriage» я формулирую пять провальных стратегий [14], которые присущи Адаптивному Ребенку. Вот они.

• Быть правым.

• Контролировать партнера.

• Практиковать безудержное самовыражение.

• Мстить партнеру.

• Отстраняться от партнера.

Подумайте и сформулируйте, каков набор провальных стратегий вашего Адаптивного Ребенка. Потом попытайте удачи со стратегиями партнера. Неплохая салонная игра под настроение. Поделитесь друг с другом своими соображениями, сравните наблюдения. Насколько хорошо вы понимаете друг друга?

RLT отличается от остальных видов терапии в частности вниманием, которое она уделяет чувству собственного величия у партнеров. Вот уже более пятидесяти лет психотерапия прилагает колоссальные усилия, чтобы помочь людям преодолеть чувства стыда и неполноценности. Но как же быть с обратным расстройством самооценки? Мы с трудом помогаем клиентам избавиться от чувства превосходства и величия. Величие и неполноценность — две стороны одной медали, и у большинства есть оба расстройства. В нашей культуре ** принято их связывать и считать самовлюбленность защитой от стыда. Каждый тиран и агрессор на самом деле страдает от душевных ран. Распространено мнение, что стоит лишь научиться любить себя и исцелить основную причину своей ранимости, как представление о собственной грандиозности и соответствующая манера поведения исчезнут. Что ж, флаг вам в руки. В том, что манию величия можно исцелить, если полюбить несчастного травмированного ребенка, который таится в глубине души, твердо убеждены два вида людей: созависимые женщины и психотерапевты.

Это представление напоминает мне о тысячах алкоголиков, которые, прежде чем обратиться в организацию «Анонимные алкоголики», маялись на кушетках психоаналитиков в попытках добраться до глубинных причин своей зависимости. Одно из величайших достоинств «Анонимных алкоголиков» — избавление от этого мифа: «Мистер Джонс, вы пьете, потому что вы алкоголик. Точка. Поэтому, прежде чем заниматься другими вашими трудностями, давайте разберемся с алкоголизмом». Точно так же я не хочу, чтобы вы искали обходные пути вокруг, под или над: «Мистер Джонс, у вас сложности с чувством собственной значимости. Давайте для начала разберемся именно с ним». Исследования показывают, что примерно половина тех, кого относят к нарциссам [15], движимы глубинным стыдом. Зато вторая половина просто считает себя лучше всех. Самовлюбленность и убежденность в собственном превосходстве может быть попыткой спастись от комплекса неполноценности, а может быть просто наследием ложной поддержки. Ложная поддержка — медвежья услуга

В первом или втором классе я как-то принес домой плохой табель и до полусмерти боялся показывать его своему отцу — вспыльчивому и склонному по временам к физическому насилию. Я уже вовсю отыгрывал семейные дисфункции в школе. И никогда не знал, как отреагирует папа. На сей раз он не пришел в ярость, а рассмеялся, бросил табель на пол и высокомерно заметил: «Просто ты такой умный, что эти идиоты не знают, что с тобой делать!» Я помню эти слова, как будто услышал их вчера, поскольку все детство жил, опираясь на них. До старшей школы я заглядывал в класс примерно раз в несколько дней и был доволен, если удавалось вытянуть на тройку. После школы пришлось год просидеть в местном государственном колледже, чтобы получить оценки, которых было бы достаточно для поступления в университет штата. И я до сих пор залатываю зияющие дыры в своем образовании.

Слова отца оказали мне медвежью услугу, и по сути дела подобная ложная поддержка — разновидность абьюза. Да, инцест — это явный абьюз. Но делиться с ребенком подробностями своей неудачной супружеской жизни — тоже разновидность абьюза. И делать из ребенка семейного героя, на котором свет клином сошелся, тоже форма травмы.

Если вам приходится бороться с самовлюбленностью или если этим страдает ваш любимый человек, предлагаю прямо сейчас с открытым сердцем подумать о себе или о партнере как о ребенке, которым вы когда-то были. Очевидно, что никто специально не воспитывал у вас ощущение грандиозности, это происходило само собой через ложную поддержку. Обычно ребенок воспринимает такую модель, подражая кому-то из родителей с манией величия.

Помните, что сила противодействия — это сопротивление тому, какими нас видели члены семьи, а сила подражания — результат того, что мы это усвоили.

Когда я учился на семейного терапевта, мне рассказывали о трансгенерационной травме. Все исследователи в области семейной терапии [16] наблюдали, как по-фолкнеровски передаются из поколения в поколение семейные дисфункции. Прапрадедушка был алкоголик, бабушка была алкоголичкой, мама вышла замуж за алкоголика — и так далее. Насилие, фобии, сексуальная зависимость — все это, по-видимому, семейное. Однако я осознал механизм этой передачи, только когда познакомился с трудами Пии Меллоди: различные дисфункции передаются от поколения к поколению через травму [17]. Когда в истории с табелем мой отец рассмеялся [18] и сказал, что мои учителя идиоты, он передал мне свою манию величия, не спросив у меня разрешения. Когда он бил меня ремнем, то вбивал собственную депрессию и стыд и учил меня вести себя точно так же — пока я с большим трудом не прекратил это. Когда он приходил в ярость, то одновременно и обессиливал меня как мишень этой ярости, и давал мне своим примером ложную поддержку.

Фрейд считал все невротические симптомы [19] компромиссом между проявлением и подавлением нежелательных импульсов.

Я считаю, что наши Адаптивные Дети — компромиссы между усвоением норм семейной системы, в которой мы выросли (подражание), и сопротивлением этой системе (противодействие). Особенности вашего Адаптивного Ребенка, вашего личного сознания «Я и Ты», по большей части — реакция на вашу уникальную травму.

Возможно, вашими эмоциями пренебрегали, поскольку вы были супергероем и не нуждались ни в чьей помощи (отчужденность и ложная поддержка). Возможно, вы были эмоционально одиноки, поскольку не стоили родительского времени: «Потом расскажешь, зайчик, видишь, я чай пью» (отчужденность и обесценивание). Не исключено, что кто-то из родителей поставил вас на пьедестал и эксплуатировал — вы были папиной принцессой или маминым суррогатным мужем, и вам твердили, что вы существо совершенно особенное (нарушение границ и ложная поддержка). А может быть, вас постоянно ругали и контролировали (нарушение границ и обесценивание). Могло случиться и так, что вы реагировали на мать и на отца по-разному — одновременно были и папиной девочкой (нарушение границ и ложная поддержка), и маминой соперницей (нарушение границ и обессиливание). Противодействие и подражание. Как они действуют в сочетании

Многие дети сталкиваются с тем, что отец и мать по-разному реагируют на одно и то же событие. В таких случаях ребенок делает выбор: кем быть — молотом, как папа, или долготерпеливой наковальней, как мама? Большинство детей подражает тому из родителей, с кем себя отождествляет, к кому чувствует себя ближе (это не обязательно родитель того же пола), и противодействует второму родителю, причем во многом так же, как супруг этого родителя.

Райан рос в семье, где мать была склонна вторгаться в личное пространство, а отец был пассивным и замкнутым. Мальчик научился реагировать на попытки матери все контролировать пассивным сопротивлением, совсем как папа. Он противодействовал вторжению матери, подражая поведению отца. Теперь, став взрослым, он инстинктивно «отгораживается» от попыток партнерши добиться близости, поскольку принимает их за вторжение. Он смотрит на женщину сквозь призму сцепленности с мамой и противодействует ей теми же приемами, что и его пример для подражания — папа (которого он обычно копирует, сам того не осознавая). Этот двой­ной удар определяет контуры Адаптивного Ребенка — сопротивление через противодействие, усвоение через подражание.

Если бы мы всегда жили в сознании «Я и Ты», мы бы блистали в обществе, но были бы глубоко несчастны в личной жизни. К счастью, мы способны на большее. С первого момента общения с новым клиентом моя задача — проникнуть за стену страхов, защитных механизмов и сознания собственной правоты его Адаптивного Ребенка и наладить связь с Мудрым Взрослым, пробудить его «Мы». Плохо другое: к близким отношениям стремится только та наша часть, которой руководит Мудрый Взрослый. Адаптивный Ребенок каждый раз предпочитает самооборону, поскольку близость означает уязвимость. С какой частью вашей психики я разговариваю сейчас? Какая часть вас читает эти строки?

Я говорю клиентам, что всякий раз, когда поднимает голову один из их Внутренних Детей, им нужно посадить его к себе на колени, крепко обнять, чутко выслушать все, что он хочет сказать, не забывая при этом отодрать его липкие ручонки от руля. Нет, ему не разрешается вести автобус, это делаете вы, префронтальная кора, Мудрый Взрослый.

Когда моя жена Белинда сердится на меня, я беру своего Адаптивного Ребенка, восьмилетнего крошку Терри, и мысленно задвигаю его себе за спину — физически ставлю туда, где он сможет держаться за мою рубашку. И договариваюсь со своим маленьким Я. Я говорю ему: «Стой там, и тогда я буду тебя защищать. Как Супермен, который принимает вражеский огонь на свой раскинутый плащ, я приму на себя весь натиск ярости Белинды». Тогда ее обида и злость, прежде чем задеть моего Адаптивного Ребенка, должны будут сначала прошить насквозь все мое тело и мою крепкую спину. «Итак, моя часть договора — я тебя защищаю. Теперь твоя часть договора. Ты дашь мне поговорить с Белиндой. А сам даже не пытайся, хорошо? Ты все испортишь. Я умею улаживать с ней дела лучше тебя».

Если весь этот лексикон и воображаемые диалоги с Внутренним Ребенком кажутся вам несколько слащавыми, прошу вас, вспомните, что воображаемый и даже персонифицированный Адаптивный Ребенок — не более чем травмированное реактивное состояние Я, сформированное примерно в том возрасте, в котором были вы, когда произошла травма. Это ваша персонифицированная точка остановки в развитии. Травма — это не то, что вспоминают, а то, что проживают заново. Взрослый человек, на которого кричит жена, не помнит побитого одиннадцатилетнего мальчика, которым когда-то был, просто крик заново пробуждает в нем травматический опыт. Учить человека работе с Внутренним Ребенком, задетым тем или иным триг­гером, — это полезный и легко усвояемый метод работы с травматическими переживаниями. Воспитывать умение распознавать эти состояния (ребенка в себе) и работать с ними — мощный способ преобразить и человека, и его отношения с близкими. * * *

В иные минуты наши партнеры подбирают упавшее знамя и проделывают аналогичную работу со своей стороны. А иногда мы чувствуем себя совершенно одинокими на пути к достижению зрелости, которая дается с таким трудом. Наш партнер пускается во все тяжкие, временно захваченный собственным Адаптивным Ребенком, и не выражает ни малейшей заинтересованности в связи с нами. Я был бы счастлив сказать, что в такие сложные моменты можно обратиться за социальной поддержкой, обрести и мудрость, и равновесие, как, наверное, делают в некоторых традиционных культурах. Но, увы, в нашем глубоко индивидуалистическом обществе куда охотнее поддерживают Адаптивного Ребенка, чем мудрые порывы в сторону близости.

Западное общество культивирует индивидуализм уже несколько столетий, начиная с раннего Возрождения. Сильнейший перекос в сторону отдельной личности и отход от ценности отношений проявляется не только в тенденциях психотерапии, но и в различных методах личностного роста. С самых истоков этого движения в семидесятые годы прошлого века личностный рост означал именно рост самой личности, а вовсе не рост личности как партнера по отношениям. До сих пор мы были сосредоточены на проблемах индивидуального развития и семейных аспектах травмы и адаптации отдельной личности.

Отклонимся ненадолго от основной темы и подумаем о нашем индивидуалистическом, нарциссическом обществе [20]. Где, когда и как все мы коллективно повернулись спиной к отношениям? Когда мы как группа поставили в привилегированное положение индивидуалистические способности левого полушария и принизили интуитивную отношенческую мудрость правого? Идея самодостаточной личности, как и любая другая идея, уместна в определенных обстоятельствах и в определенный исторический момент. Давая преимущества в адаптации к конкретной ситуации, она создает при этом ощутимые проблемы в области отношений. Так, мифический образ великого американского ковбоя, который скачет в закат, не взяв с собой ничего, кроме верного коня и верного кольта, по-своему прекрасен, но совершенно не гармонирует с современной жизнью и даже видится в ней атавизмом.

До сих пор мы рассматривали те семейные силы и факторы развития, которые создают сознание «Я и Ты» — нашего Адаптивного Ребенка. Теперь рассмотрим культурные аспекты этого явления, чтобы понять, почему так трудно быть умелым строителем отношений в этом воинствующе-­индивидуалистическом и настроенном против взаимосвязи и взаимозависимости мире.

* Меллоди, Уэллс, Миллер. Где заканчиваюсь я и начинаешься ты. Границы и созависимость в личных отношениях. М.: АСТ, 2022.

** А именно, в психоаналитической литературе, посвященной нарциссической проблематике (Х. Кохут, О. Кернберг, А. Миллер, Э. Моррисон и др.), описывается внутренний мир личностей с травмой самоуважения, особенности самопереживания которых включают чувство стыда, зависти, пустоты и собственной неполноценности наряду с их компенсаторными противоположностями — защитной самодостаточностью, достоинством, превосходством, грандиозностью, тщеславием, презрением. Переживание, что они «достаточно хороши», в эмоциональном опыте таких людей отсутствует.

Терапевтической задачей в этом случае является помощь в принятии себя без раздувания собственного Я и без принижения, обесценивания других. — Прим. научн. ред.

Я внимательно слушаю его историю, и в голове складывается более точное описание. В те моменты, когда на него действует триггер, Дэниел ощущает себя пострадавшей стороной. Он — профессиональная разъяренная жертва. Идиотка на стойке регистрации с темпераментом дохлой рыбы — из-за нее Дэниел всюду опоздал. Тупица, который должен был встретить его в аэропорту, заставил ждать четверть часа и к тому же с трудом говорил по-английски. Крышка на банке с майонезом нарочно не открывалась, чтобы позлить его. Дэниел маневрирует по враждебному миру, который ополчился против него. Но просто так он не сдаcтся — еще чего! Он стал ангелом отмщения и в совершенстве овладел наукой, которую одна из моих главных наставников, великая исследовательница Пиа Меллоди, автор первых работ по исцелению травмы, называла «агрессией жертвы» * [3]. Действуя из этой позиции, человек чувствует себя жертвой, а ведет себя как агрессор. «Ты сделал мне больно, и за это я сделаю тебе вдвое больнее». С этого и начинается порочный круг. Каждое поколение действует исходя из собственных травм, родители передают детям версию собственных страданий. Но мы способны на большее. Однако для этого нам нужно освободиться от власти реактивного мозга, сознания «Я и Ты», Адаптивного Ребенка — от власти того фильтра, который не дает нам видеть реальность.

Меллоди, Уэллс, Миллер. Где заканчиваюсь я и начинаешься ты. Границы и созависимость в личных отношениях. М.: АСТ, 2022.

А именно, в психоаналитической литературе, посвященной нарциссической проблематике (Х. Кохут, О. Кернберг, А. Миллер, Э. Моррисон и др.), описывается внутренний мир личностей с травмой самоуважения, особенности самопереживания которых включают чувство стыда, зависти, пустоты и собственной неполноценности наряду с их компенсаторными противоположностями — защитной самодостаточностью, достоинством, превосходством, грандиозностью, тщеславием, презрением. Переживание, что они «достаточно хороши», в эмоциональном опыте таких людей отсутствует.

Терапевтической задачей в этом случае является помощь в принятии себя без раздувания собственного Я и без принижения, обесценивания других. — Прим. научн. ред.

RLT отличается от остальных видов терапии в частности вниманием, которое она уделяет чувству собственного величия у партнеров. Вот уже более пятидесяти лет психотерапия прилагает колоссальные усилия, чтобы помочь людям преодолеть чувства стыда и неполноценности. Но как же быть с обратным расстройством самооценки? Мы с трудом помогаем клиентам избавиться от чувства превосходства и величия. Величие и неполноценность — две стороны одной медали, и у большинства есть оба расстройства. В нашей культуре ** принято их связывать и считать самовлюбленность защитой от стыда. Каждый тиран и агрессор на самом деле страдает от душевных ран. Распространено мнение, что стоит лишь научиться любить себя и исцелить основную причину своей ранимости, как представление о собственной грандиозности и соответствующая манера поведения исчезнут. Что ж, флаг вам в руки. В том, что манию величия можно исцелить, если полюбить несчастного травмированного ребенка, который таится в глубине души, твердо убеждены два вида людей: созависимые женщины и психотерапевты.

[16] …исследователи в области семейной терапии… — Bowen, Family Therapy in Clinical Practice; Витакер и Малоун, «Истоки психотерапии»; Boszormenyi-­Nagy and Framo, Intensive Family Therapy.

[15] …примерно половина тех, кого относят к нарциссам… — Akıncı, «Relationship Between Types of Narcissism»; Brookes, «Effect of Overt and Covert Narcissism»; Howes et al., «When and Why Narcissists»; Rose, «Happy and Unhappy Faces»; Zajenkowski et al., «Vulnerable Past, Grandiose Present».

[14] …пять провальных стратегий… — Real, New Rules of Marriage, 293.

[13] …заставляет усвоить и воспроизводить… — Frey, «Stockholm Syndrome»; Dewey, «Stockholm Syndrome»; Danylchuk, and Connors, Treating Complex Trauma; De Bellis and Zisk, «Biological Effects of Trauma»; Perry et al., «Childhood Trauma».

[19] …Фрейд считал все невротические симптомы… — Freud, History of Psychoanalytic Movement.

[18] …Когда… мой отец рассмеялся… — подробнее см. Real, I Don’t Want to Talk About It.

[17] …различные дисфункции передаются от поколения к поколению через травму… — Mellody, Miller, and Miller, Facing Love Addiction.

[12] …ущербную «среду обитания»… — Winnicott, «Theory of Parent-­Infant Relationship».

[11] «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». — Лев Толстой, «Анна Каренина».

[10] …энергия переходит от ребенка к родителю… — Mellody, Miller, and Miller, Facing Love Addiction..

[20] …о нашем индивидуалистическом, нарциссическом обществе. — Lasch, Culture of Narcissism; Putnam, Bowling Alone.

[5] …каждый день вашего детства. — Basham and Miehls, Transforming the Legacy; Felitti et al., «Relationship of Childhood Abuse»; Fisher, Transforming Legacy of Trauma; Johnson, Emotionally Focused Couple Therapy; Ogden, Minton, and Pain, Trauma and the Body.

[4] …катастрофические события, которые имеют четкие границы во времени… — Fisher, Transforming Legacy of Trauma; Basham and Miehls, Transforming the Legacy; Johnson, Emotionally Focused Couple Therapy; Ogden, Minton, and Pain, Trauma and the Body.

[3] …«агрессией жертвы»… — Меллоди. Миллер и Миллер, «Где заканчиваюсь я».

[2] …и подружиться с ней. — Принятие отчужденных частей своей психики через «Я» Мудрого Взрослого с самого начала было отличительной особенностью RLT. Я глубоко признателен моему коллеге и другу Ричарду Шварцу за то, что об­остренно чувствую всю бессмысленность борьбы с частями собственной психики и полезность построения прочных нежных отношений со всеми до единого аспектами нашей личности.

[9] …мы называем это сцепленностью. — Minuchin, Families and Family Therapy; Minuchin and Nichols, Family Healing; Adams, Silently Seduced

[8] …мы называем это ложно-­поддерживающим абьюзом. — Mellody, Miller, and Miller, Facing Love Addiction.

[7] …Как распознать травму брошенности у себя? — Этим обсуждением пассивного абьюза и пяти его психологических областей я обязан книге Mellody, «Post-­Induction Training».

[6] …Схема типов травм. — Таблица приводится по Real, New Rules of Marriage.

[1] …Мы чувствуем, что на нас нападают… — Точнее, префронтальная кора и подкорковая лимбическая система перестают общаться друг с другом. Если не модулировать и не успокаивать префронтальную кору, эмоции кажутся непреодолимыми, одновременно и взрывными, и бесконечными. Badenoch, Heart of Trauma; Сигел, «Разум»; Stevens, Gauthier-­Braham, and Bush, «Brain That Longs to Care for Itself».