От «Я» к «МЫ». Как быть по-настоящему вместе

И вот фантазии развеялись —

теперь можно строить настоящие отношения

— Мне нечем дышать! Господи, мне нечем дышать!

Анджела — белая, с гладко зачесанными темными волосами, в винтажном фиолетовом бархатном платье с бело­снежным кружевным воротником, отчаянно ломает руки и хватает ртом воздух.

— Ничего-­ничего, не спешите, — пытаюсь я ее успокоить.

— Не могу… — Она прижимает руки к груди. — Сердце…

— По-моему, у вас паническая атака, — говорю я ей.

Ее муж Майк, сидящий рядом с ней, неловко ерзает. Большой, плечистый, он опирается локтями о колени и подается вперед — сама заботливость.

— Анджела, — говорю я. — Прошу вас, дышите глубоко и медленно, вот так. — Показываю. — Твердо упритесь ногами в пол. Почувствуйте пол под ногами.

Она смотрит прямо мне в глаза, ставит ноги в простых черных ботиночках на пол и начинает дышать медленно и глубоко. Ее хрупкое тело еще дрожит, но она успокаивается.

— Ну вот, хорошо, — говорю я ей. — Медленно, как нужно. Отлично.

Анджела дышит, сжимая и разжимая кулаки на коленях. Закрывает глаза, чтобы сосредоточиться, потом, через несколько секунд, открывает снова. Она в ужасе.

— Не торопитесь, — повторяю я. — Дышите. У вас все прекрасно получается.

Анджела приходит в себя — постепенно, с трудом. Проходит довольно много времени.

— Ой, — говорит она наконец и с улыбкой глядит на меня. — Ну и сцену я устроила.

И плачет.

— Черт! — Она бьет себя ладонью по ноге. Сильно. — Черт! — Рыдает, закрывает лицо руками, раскачивается. — Мне этого не вынести, не выдержать! — бормочет она сквозь всхлипы.

— Понимаю, понимаю, — воркую я над ней, а сам думаю: «Добро пожаловать, милая. Вперед. Ты перешла границу и вступила в царство, именуемое изменой, адюльтером, предательством. Раскаленной кочергой в живот. Кирпичом по голове. Вой­ди же и позволь мне сделать все, что в моих силах, чтобы облегчить твою крайне незавидную участь, твои чисто человеческие страдания».

Всего три недели назад Анджела обитала совсем в другом мире, который теперь разрушен. В этом старом мире, отныне закрытом для нее, у нее была размеренная счастливая жизнь. Трое детей, старшему четырнадцать, приличная карьера и прекрасный муж. А потом в одно прекрасное утро, пока он был в душе, интуиция подсказала ей порыться в его телефоне. Она обнаружила имейлы с нескольких незнакомых адресов. Очень много имейлов. Непристойных, сладострастных. От некоей Лорин, иногда просто Лор. От Лор, которая не могла дождаться, когда снова ощутит его вкус, почувствует его в горле, внутри своего тела.

Я не могу думать об Анджеле без боли. Когда-то женщина улавливала аромат чужих духов, замечала следы губной помады на рубашке. Сегодня, с появлением интернета, она нередко оказывается в первом ряду и видит все пикантные подробности. Тысяча булавочных уколов [1] одновременно — и все глубокие.

— Мне обязательно надо было знать, какие у нее нежные бедра, прямо взбитые сливки, да? Пошел ты к черту! — Она вдруг разворачивается к мужу так, словно готова его ударить. Но вместо этого только принимается рыдать еще сильнее. — Пошел ты к черту… — повторяет она уже без прежней убежденности. Вдребезги

Супружеская неверность, измена, ложь, предательство — эта неописуемая рваная рана разверзается в сердце и расползается по всей реальности, рвет ее в клочки. Неужели ты не тот, кем притворялся все эти годы? Не тот, кем я тебя считала? Я тебя не знаю. Кто ты? С кем я жила все это время?!

В 2002 году Ронни Янофф-­Бульман написала книгу, оказавшую большое влияние на психотерапию, — книгу о травме под названием «Разбитые иллюзии» (Ronnie Janoff-­Bulman, Shattered Assumptions). Это название многое говорит о природе травмы. Травма разбивает тебя вдребезги, и трещины проходят не там, где ожидаешь. Она выбивает почву из-под ног, лишает опоры. Травма метит в твои иллюзии, в изначальные предположения, в то, во что ты веришь каждый день своей жизни, не особенно задумываясь, — ну, например, что муж на совещании, как и сказал, а не в объятиях любовницы. Травма — это когда ты прислоняешься к стене кухни и почему-то проваливаешься сквозь нее. Мир перестает вести себя надежно и предсказуемо. Тут не то что испугаешься — сойдешь с ума от ужаса. Ведь если ты проваливаешься сквозь стену, что еще может произойти?

И тут тебя постигает открытие, от которого кровь может буквально застыть в жилах: если твой муж способен на такое, на что еще он способен? Все, во что ты верила, рухнуло. Ты спрашиваешь: «Давно это началось? Сколько времени ты мне врал? Это твой первый роман на стороне? Единственный? Или ты на самом деле обманывал меня с самого начала наших отношений?» Тебя настигает шквал эмоций — чудовищный, мощный, обескураживающий. Единственный человек, к которому ты, скорее всего, обратилась бы за утешением, стал причиной твоих страданий. Любовь, ненависть, отчаяние, отвращение, похоть, брезгливость, слепая беспомощность — все это вертится в бешеном вихре. Такой эмоциональной бури у тебя еще никогда не случалось.

Так вот, сейчас я хочу сделать радикальное заявление. Озна­чает ли все мной сказанное, что брак Анджелы и Майка неудачный? Вовсе нет. Они переживают ужасный момент в супружеской жизни, которая в долгосрочной перспективе может оказаться просто великолепной. Пока рано говорить. Мы, специалисты по RLT, отнюдь не собираемся помогать паре, которую постигла катастрофа измены, вернуться к прежнему равновесию. У нас более высокая цель. Мне неинтересно просто помогать Майку и Анджеле пережить кризис. Я хочу сделать из этого кризиса трамплин для фундаментального преображения, причем преобразиться должны и оба партнера по отдельности, и сам их брак. Я как семейный терапевт, изучавший общую теорию систем, знаю, что кризис открывает новые возможности. И преображение, и распад начинаются с кризиса, с нарушения равновесия. Слишком сильное нарушение равновесия грозит системе смертью. Но даже это — не всегда конец всему. * * *

— Семейной жизни, которая у вас когда-то была, больше не будет, — говорю я Анджеле и Майку. — Вопрос только в том, сумеете ли вы выстроить новую.

Моя коллега Эстер Перель когда-то сказала: «Думаю, что за свою жизнь я выйду замуж раз шесть [2], и надеюсь, за одного и того же человека!» Конечно, иногда неверность приводит к разводу, но статистически в большинстве случаев этого не происходит. Две трети брачных союзов выдерживают такой удар [3]. У тех, кто обращается за помощью к терапевту, доля гораздо выше. Сейчас Анджела и Майк отчаянно выгребают из водоворота. Для их брака это темная ночь души.

А какой была темная ночь души для вас? Большинство из нас пережили что-то подобное, будь то внезапная катастрофа вроде измены или скорее взаимное охлаждение под гнетом повседневной рутины, отдаление друг от друга, смерть от изнашивания. Большинство из нас сталкивались с потрясениями, ранами, крушением иллюзий — не важно, в большом или в малом, главное — глубокое потрясение заставляет подумать о немыслимом — о том, что вы, возможно, не справитесь с этим. Напомню, все мы смертны. Смерть впаяна в человеческое бытие вместе с ограничениями, несовершенствами и разбалансированностью.

Наши несовершенства сталкиваются друг с другом, и поэтому мы огорчаем, раним и да, иногда предаем друг друга.

Джеймс Фрамо, основоположник терапии для пар, сказал однажды, что день, когда вы [4] поворачиваетесь к спящему рядом человеку и понимаете, что вас подло обманули, что это не тот человек, которого вы когда-то полюбили, и все это какая-то ужасная ошибка — вот это, утверждал Фрамо, и есть первый день вашей настоящей семейной жизни. Поздравляем, вы приняты в ряды человечества. Тут у нас нет никаких богов и богинь. И как же это, оказывается, замечательно! Все мы мечтаем вступить в брак с самим совершенством, но оказывается, что семейная жизнь — это, наоборот, столкновение наших несовершенств и то, как мы как пара переживаем это столкновение. Это и есть суть, само вещество близости.

Фаза гармонии, затем фаза дисгармонии, затем фаза восстановления [5] — таков естественный ритм любых близких отношений. Это как ходьба. Идешь себе, держишь равновесие, потом спотыкаешься. Выравниваешься и снова сохраняешь равновесие.

Этот цикл гармонии, дисгармонии и равновесия начинается, когда вы еще младенец. В начале одного из знаменитых видеороликов доктора Эда Троника младенец уютно лежит в объятиях матери [6] — мягонький, словно бескостный, растекшийся в полнейшем умиротворении. Вдруг что-то происходит: газы, резкий шум, голод. Младенец начинает вопить и дергаться, словно безумный, его никак не успокоить. Мать тоже вся напрягается, словно безумная, лицо у нее встревоженное, движения лихорадочно ускоряются. Выражение лица у нее злое, раздраженное — и в конце концов ребенок это понимает, инстинктивно скрещивает крошечные ручки, чтобы закрыть и защитить лицо и не видеть матери. И тут — о чудо! — отходят газы, вовремя подворачивается соска-­пустышка, стихает шум и — ах — снова полное умиротворение. Все это происходит на протяжении сорока секунд.

Фрейд описывал ранние отношения матери с младенцем как безмятежный океан блаженства [7]. Но потребовались исследователи вроде Эда Троника и Т. Берри Брейзелтона, чтобы взять и поставить видеокамеру перед матерью и ее ребенком и пронаблюдать реальную историю обретения связи [8], разрыва и восстановления. Недаром первой любимой игрой многих младенцев становится бесконечный завораживающий цикл «Ку-ку»: есть, нету, снова есть.

Все мы знакомы с фазой гармонии, с медовым месяцем, с этим чудесным временем, когда сердце переполнено любовью, а мозг дуреет от мощного химического коктейля. Один из главных химикатов в этом коктейле — дофамин, гормон вознаграждения, тот самый, который высвобождается при воздействии химического кокаина, что и вызывает зависимость. Кроме того, в этот коктейль входит норэфедрин, возбуждающее вещество, обеспечивающее ту настороженность, которая порождает реакцию «бей или беги», — оно и дает бодрящее ощущение сродни второму дыханию бегуна. Повышаются также уровни эстрогена и тестостерона — гормонов сексуального возбуждения с его ускоренным сердцебиением [9]. То, что происходит в мозге юных влюбленных, очень похоже на нездоровую зависимость, наблюдается даже ломка, когда предмет любви отсутствует, — причем настолько похоже, что психологи уже давно описали феномен романтической или любовной зависимости [10]. Я и сам встречал несчастных страдальцев, которые не могли жить без смеси эндогенных «наркотиков» точно так же, как любой алкоголик или наркоман. * * *

Ее зовут Пэм, она белокожая южная красавица, наделенная тем кокетливым, страстным обаянием, которое так типично для привилегированных женщин из богатой портовой Саванны. Тогда я, как говорится, оказался по другую сторону стола — был, как и Пэм, участником двухдневной терапевтической группы. Пэм рассказывала нам, как оттолкнулась от самого дна, о том моменте, который ускорил ее исцеление от давней любовной зависимости — от эротомании, как говорил ее психиатр.

В то время Пэм до одержимости влюбилась в одного знаменитого писателя, который недавно переехал в дом по соседству на ее тихой зеленой улице. Однажды летним вечером предмет ее обожания укатил куда-то с небольшой дорожной сумкой, оставив двух своих доберманов привязанными на длинных поводках во дворе. Пэм вся затрепетала, обнаружив, какой прекрасный случай ей представился. Она сама не заметила, как стала на автопилоте обшаривать морозилку. Ага, вот же он, гамбургер. Пэм размяла фарш на тарелке и замешала туда содержимое восьми капсул с успокоительным. Потом бросилась в соседский двор и скормила лекарство собакам. Не прошло и получаса, как псы улеглись на землю и уснули мертвым сном — они даже храпели. Довольная результатом Пэм запрыгнула на шпалеру и мало-помалу взобралась к окну его спальни на втором этаже. Потянулась со шпалеры к подоконнику спальни. Уставилась в комнату соседа, словно в святилище — везде валяется его одежда, повсюду книги.

— Я прямо чувствовала его запах, — рассказывает Пэм. — Мне стало так спокойно. Я совсем рядом с ним, с этим чудесным человеком. И вот тут-то и проснулись псы.

Мы, слушатели, не знаем, что и сказать. Смеяться? Сочувствовать? Блейк — длинноногий, тощий, как тростинка — выдавливает «Ой, блин» и кривится, будто съел что-то кислое.

— И вот я стою на шпалере на цыпочках, буквально вишу на пальцах, а подо мной два рычащих добермана, — продолжает Пэм и оглядывает всех нас по очереди. — И тогда я произнесла слова, которые навсегда изменили мою жизнь. Я посмотрела в собственное перекошенное лицо, которое отражалось в оконном стекле, и громко и отчетливо сказала: «Детка, тебе нужна помощь!»

Пэм как-то умудрилась слезть на землю, оставшись цела и невредима, и прямиком помчалась на первую в своей жизни встречу «Анонимных Созависимых». С тех пор ее жизнь стала заметно лучше.

Многие страдающие любовной зависимостью просто перепархивают из одного медового месяца в другой, нередко оставляя за собой череду катастроф. Рассел, которому уже семьдесят пять, достиг в жизни финансовых успехов, позволяющих ему стильно обставлять эти трагедии. Он безумно влюблялся и тут же женился. Несколько лет все шло великолепно, а потом, «где-то на третий-­четвертый год, начинали проявляться живые люди. Вот же незадача!» Чем сильнее были недовольны жены, тем сильнее отдалялся Рассел — и в конце концов находил свою новую любовь. Проходило несколько лет — и он бросал жену номер один ради любовницы, которая становилась женой номер два, лишь затем, чтобы, как пишут на бутылках с шампунем, смыть и повторить. Когда мы с ним познакомились, он был женат, по его словам, на «жене номер пять-­Б». Как он выразился, «я сделал предложение потенциальной номер пять-­А, но ей хватило проницательности отказать, поэтому я накрутил себя и женился на следующей». Пять жен, семеро детей, толпа внуков — а Рассел описывал свою жизнь как «полнейший хронический вакуум».

Подобно машине, которая не может переключиться на вторую передачу, Пэм и Рассел застряли в первой фазе отношений. Ни та, ни другой ничего не понимали в своих отношениях с партнерами, поскольку поступались реальностью ради фантазий и близостью ради немедленного вознаграждения. Эту первую стадию отношений я называю любовью без знания. Возможно, интуиция уверенно говорит вам, что это ваша половинка, родственная душа. Но вы совершенно не представляете себе, как этот человек платит за квартиру и обращается с родственниками и в каком состоянии оставляет после себя пол в ванной.

Рано или поздно в вашу жизнь вторгается реальность, на смену гармонии неминуемо приходит дисгармония, наступает вторая стадия отношений. Идеализация первой фазы сменяется крушением иллюзий, подчас непереносимым: «Ты вообще не такой, как я думала!» Для многих это крушение наступает в тот момент, когда эйфория фазы гармонии уступает место разочарованиям унылой рутины. Но у некоторых, например у Анджелы, иллюзии рушатся внезапно — и это мощный удар под дых. Привычная повсе­дневность облегчает разочарование. А предательство вроде супружеской измены одним рывком разрывает завесу наших иллюзий — и проливается кровь.

Анджела, худенькая, хрупкая, вынуждена противостоять такому потоку разочарования, что ей трудно пережить даже ближайшие пять минут — она в состоянии шока. Повернувшись к Майку, она с трудом выговаривает тот же вопрос, который столько раз повторяла с тех пор, как узнала о его измене: «Как ты мог?» Это один из двух вопросов, которые не дают покоя всем обманутым супругам. «Буквально: о чем ты думал, когда явился на ужин в уютном семейном кругу прямо из ее постели? Как ты мог так поступить?»

Поскольку разочарование из-за неверности почти все­гда вызывает потрясение, второй вопрос, который задают оскорбленные партнеры: «Откуда мне знать, что ты не поступишь так снова?» Реальность разодрана в клочья. Обманутые жены и мужья, как и все пережившие травму, изо всех сил стремятся починить реальность. У Анджелы сто вопросов без ответов. «Когда в прошлое Рождество ты сказал, что ты в Чикаго, на самом деле…» Ей нужно точно знать марку и габариты грузовика, который только что ее пере­ехал. Но неверность — это всего лишь самая зрелищная разновидность общего для всех отношений процесса, сопровождающегося тошнотворным чувством, что все не так, как предполагалось. * * *

Нас, RLT-психотерапевтов, учат думать, что у всех пар есть «брачный контракт» [11], обычно негласный. Скажем, «Я буду защищать тебя и следить, чтобы тебя никто не обидел». Или: «Я всегда буду видеть и слышать тебя и всегда буду на твоей стороне, как еще никто никогда не делал». Или: «Ты обес­печишь мне стабильность, а я привнесу страсть в нашу жизнь». Такие негласные контракты работают просто отлично, пока не начинают давать сбои. «Ты будешь моей каменной стеной» вдруг превращается в «папочка мне не нужен». «Я привнесу страсть в нашу жизнь» — в «а еще в жизни Билла и Гарри». Рано или поздно — а в какой-то степени и неизбежно, когда появляются дети, — мечты рушатся, и именно то, от чего партнер помогал вам сбежать, преподносится вам на блюдечке с голубой каемочкой.

Когда влюбляешься, это означает, что сознательно или бессознательно ты думаешь: «С этим человеком я исцелюсь или как минимум получу все то, чего мне недоставало в детстве, с ним я сумею избежать всех тогдашних травм и возместить ущерб». Разочарование приходит с холодным осознанием, что партнер мало того, что не исцелит вас, он как будто создан природой специально, чтобы вонзить пылающее копье прямо вам в глаз. Вот что главное в фазе дисгармонии — это больно. Очень больно. Двадцать с лишним лет я рассказывал слушателям о так называемой нормальной супружеской ненависти. И не раз и не два ко мне потом подходили в кулуарах и спрашивали: «Терри, что вы имели в виду?» * * *

Я вижу, в каком Анджела состоянии, поэтому меня беспокоят вполне конкретные вещи. Как она ест? Как спит? Не донимают ли ее навязчивые мысли? («Бедра нежные, как взбитые сливки».) Может быть, ей принимать какое-­нибудь легкое снотворное или антидепрессант, чтобы не чувствовать себя такой подавленной, такой сломленной? Может быть, нам сначала поработать непосредственно с травмой, скажем методами ДПДГ (десенсибилизации и переработки движениями глаз) *, чтобы избавиться от всех этих сексуальных текстов, которые крутятся у нее в голове и мучают ее?

Затем я обращаюсь к Майку. Почему он обманул Анджелу? Да, этот вопрос всегда встает перед неверным супругом, словно глухая стена: почему?!

В целом на него я слышу ответы двух типов. Первый — простой эгоизм. «Не знаю. Мы поехали в командировку. Все напились. Ну и вот…» Ага, конечно. А второй — «Боже, даже не понимаю, как так вышло. Не знаю. Это как-то само получилось. Меня там словно и не было». Ну еще бы. Беда с такими линиями защиты состоит в том, что в них прослеживается полнейшая безответственность. Вообще-то, и изменять было безответственно, а теперь это еще и пытаются кое-как покрыть жалкими потугами на оправдания. И что это, собственно, значит — «само получилось»?

— Майк, — говорю я, — мы не спрашиваем, почему кто-то кому-то изменил, это очевидно. Роман на стороне — это ново и увлекательно, это льстит самолюбию и доставляет сексуальное удовольствие. Мы скорее спрашиваем, почему кто-то кому-то не изменяет. Что заставляет человека сказать «нет»?

Майк ерзает в кресле и хочет что-то сказать, но я продолжаю:

— Я всегда говорю «нет» и делаю так уже давно. Хотите, скажу почему?

Майк кивает.

— Потому что не хочу делать больно близкому человеку. Не хочу смотреть в глаза детям и объяснять, почему папа изменил маме. Не хочу погубить свою репутацию. И хотите верьте, хотите нет, но мне больше нравится, когда у меня чистая совесть. Таковы мои резоны. Но в вас есть что-то такое, что не позволило вам сказать «нет». Наша задача — понять, что это было.

За годы работы я выявил два общих фактора, которые не дают сказать «нет». Супружеские измены происходят в одном из двух случаев.

1. Неверному партнеру не хватило сил, чтобы сдержаться. Иначе говоря, эгоизм у него победил рациональность. Рано или поздно он все равно изменил бы кому угодно. В этом случае главная проблема — нарциссизм и сознание собственной привилегированности. «Жизнь коротка. Я этого заслуживаю».

2. Отношения стали приносить так мало удовлетворения, в них столько разногласий, или отстраненности, или мертвого холода, что изменник считает, что беречь ему нечего. «Если все вскроется, ну и пусть, все равно в этом браке мне живется совсем не весело». * * *

Когда я как терапевт берусь помочь паре вернуть близость, обычно я стараюсь сразу определить, в чем главная беда — в характере изменника, в состоянии брачного союза или и в том и в другом. Случай Майка, как выяснилось, относительно прост. Хотя он женат уже шестнадцать лет, в душе он остался старшеклассником. Он то и дело уезжает на выходные со своей компанией, напивается там до бесчувствия и веселится, словно ему нет еще и двадцати. Он настолько уверен в своей привилегированности, что редко помогает по дому или с детьми. Он много работает, обеспечивает надежный доход, а дома предпочитает, чтобы его не трогали. Тяжкий труд электрика и отличная зарплата, с его точки зрения, вполне достаточный вклад в семейную жизнь.

Когда Майк познакомился с Анджелой, а это было еще в старших классах, он был плохиш, а она отличница. Таков и был их негласный брачный контракт. Он провоцировал ее на то, чтобы расслабиться, танцевать, наслаждаться классным сексом. Она была его якорем и нравственным ориентиром. Отец Майка был волокита и пьяница, дома царили хаос и раздоры. Милое семейство Анджелы казалось таким благословенно нормальным. Майк научил Анджелу играть, она его — отвечать за свои поступки. Единственная сложность состояла в том, что Анджела, во всем последовательная, и здесь оказалась более способной ученицей. В спальне у нее не возникало никаких трудностей, она охотно сменила фланелевые ночнушки на эротическое белье и бархатные наручники, а у Майка не возникало никаких трудностей с тем, чтобы обманывать Анджелу со всеми, кто, так сказать, был готов его принять.

У Майка была целая череда мелких интрижек, достойных юного студента: он встречался со своими «ребятами», как он их называл, пил с ними, рыбачил, иногда охотился, «иногда подцеплял девчонок». Ему так и не удалось до конца усвоить, что он больше не холостяк. Поскольку бессознательным примером для подражания ему служил презираемый отец, а приятели — бывшая золотая молодежь из Южного Бостона — постоянно его подначивали, семья для него была всего лишь базой, откуда можно было пускаться на поиски приключений. Ему просто не приходило в голову, что можно спокойно посидеть дома с женой и детьми и это тоже будет весело и интересно. Семья для Майка была обязательством, а веселье было возможно только на стороне. Майк жил в состоянии, которое некоторые терапевты называют противоречие между любовью и сексом. Дома все было стабильное, добродетельное, ответственное и мертвое. Снаружи, на улицах, все было авантюрное, порочное, эгоистичное и живое.

— Знаете, — говорит Майк, когда я все это ему объясняю, — у меня большое сердце.

Вообще-то, так и есть.

— Я не из тех замкнутых типов, которые ничего не чувствуют. Понимаете? — Он поворачивается к Анджеле, которая вяло кивает. — И я чувствую свое тело. В смысле, умею двигаться, ну, сексуально.

— Угу-угу, — говорю я.

— Просто у меня не получается и то и другое с одной и той же женщиной.

— Ладно, — говорю я и делаю паузу. — Вот что, Майк, расскажите мне о вашей матери.

Его мать, как я узнаю безо всякого удивления, была настоящая святая, долготерпеливая мученица, плоть от плоти бостонских ирландцев-­католиков. Отец оставлял за собой выжженную землю, а мама поддерживала огонь домашнего очага.

— Хорошо, — говорю я. — Теперь я понимаю. Понимаю, откуда вы взяли, что у вас больше прав, чем у других.

— Больше прав? В каком смысле?

— В том смысле, Майк, что вы ждете, что Анджела будет мириться с вашими фокусами.

Он в ярости смотрит в пол.

— Как ваша мать, — продолжаю я. — Вы воссоздали семейную жизнь собственных родителей.

Майк потрясен, зато во мне пробуждается осторожный оптимизм. Он хотя бы обратился к семейному терапевту и старается. Не могу даже передать, сколько я видел за все эти десятилетия излишне покладистых женщин, которые годами мирились с отвратительным поведением мужа, боясь раскачивать лодку, а потом их все равно бросали ради другой женщины. Я говорил с парами, с которыми я работаю, о яростной близости, о храбрости принимать друг друга даже тогда, когда вы в состоянии дисгармонии. Подробнее о яростной близости см. мой онлайн-курс Staying in Love: The Art of Fierce Intimacy («Как сохранить любовь. Искусство яростной близости») на сайте Terryreal.com.

Анджела и Майк познакомились в старших классах. Оба были из «приличного общества» — то есть из бостонских ирландцев-­католиков, и со стороны Майка вовсе не было таким уж безумием считать, что жена сумеет выдержать его выходки. Матери это удавалось. Но, как я ему говорю, времена изменились.

— Я ненавидела твои пьянки и что ты бросаешь меня одну и веселишься с друзьями, — рассказывает нам Анджела. — Просто думала, ты это перерастешь. Сообразишь, что к чему. Но это… — Она разводит руками и смотрит в пространство между ними, будто развернула карту. — О таком я и подумать не могла. Я доверяла тебе, Майкл. Я думала, между нами есть связь.

— Так и есть, Анджи, — жалко скулит он.

— Так было, Майкл. Ты ее разорвал. — Она отворачивается. — Сама не знаю, на каком мы свете.

«На каком свете? На бойне. На молотилке», — думаю я. Они очутились в алхимическом горниле, которое сначала расплавит их, а уже потом, возможно, преобразит. Боль расплавила Анджелу и оставила лишь самую ее суть. Но смогу ли я помочь им миновать все это и добраться до безопасного места? Есть ли надежда что-то восстановить?

— Вы и сейчас хотите сохранить отношения с Майком? — спрашиваю я Анджелу.

— В нынешней конфигурации — нет, — отвечает она с достойной восхищения прямотой и твердостью.

— Что должно измениться?

— Он! — восклицает Анджела. — До последней клеточки, черт его побери! — Она разворачивается к мужу. — Майк, все очень просто. Или взрослеешь, или пакуешь вещички.

«Ух ты, Анджела, а в вас, оказывается, есть стержень», — думаю я.

— Немедленно, — добавляет она. — Меняйся немедленно. Или нет. Я ждать не буду.

— Ну, Анджи, — ноет он. — Крошка, не надо так…

— Я тебе не крошка! — рявкает она. — Крошками будешь звать своих подружек!

Майк беспомощно смотрит на меня. «Сделайте что-нибудь», — говорит его взгляд.

— Майк, что вы хотите услышать от меня?

Он энергично кивает, словно говорит: «Помогите! Бросьте мне спасательный круг!»

— Хорошо, я скажу, что думаю. — Пауза. — Она права. Вы проехались по ней катком. — Я рассказываю ему об особой форме вседозволенности и самовлюбленности, которая называется «быть плохим мальчиком». — Вы шалопай-­старшеклассник тридцати шести лет от роду, король дискотеки.

— Слушайте, да я никогда… — говорит он.

— Вы знаете, что я имею в виду, — не сдаюсь я. — Не хватает только сигареты за ухом и презерватива в заднем кармане.

Тут он сдается и смеется надо мной:

— По-моему, вы ошиблись эпохой.

Он улыбается, но я не смеюсь.

— Зачем вы женились? Зачем завели детей?

— Я люблю свою жену, — обиженно отвечает он. — Я люблю своих детей.

Я наклоняюсь вперед и смотрю ему прямо в лицо:

— Тогда возьмите себя в руки и защитите их. Каждый раз, когда вы нарушаете границы своего брака, вы ставите их под удар.

Видно, что ему неприятно слышать мои слова.

— Майк, — говорю я в заключение. — Хочу вас обрадовать — но, думаю, вы никогда не сможете полностью переварить то, что я вам скажу.

— Что? — спрашивает он.

— У вас есть семья. * * *

Все вернуть. Все восстановить. Как сложить осколки? Зачем вообще пытаться? Фазу гармонии в отношениях я называю любовь без знания, а фазу дисгармонии — знание без любви. Теперь вы досконально, во всех подробностях знаете все недостатки и изъяны своего партнера. Вы видите их как на ладони. Вы не особенно любите партнера. Вы полностью погрязли в сознании «Я и Ты», перед вами противник, с которым надо биться за свое психологическое выживание.

Как Анджела справится с Майком, полностью зависит от особенностей ее Адаптивного Ребенка. С поправкой на то, что ее привычный механизм адаптации — быть покладистой, быть хорошей — только что разлетелся вдребезги и осколки угодили ей в глаз. Возможно, пора меняться. И это и есть дар дисгармонии — дар, который дается с трудом и стоит многих мучений.

Помните, чтобы разблокировать нейронную связь, нужно сделать скрытое явным. Для Майка это «все это время я был подростком-­переростком». Для Анджелы — «все это время я позволяла вытирать о себя ноги ради мира в семье». Причем старая привычка уже не должна нравиться. «Я, пожалуй, научусь участвовать в жизни семьи». И «А я научусь высказывать свое мнение и стоять на своем». Иначе говоря, оба партнера, прикоснувшись к оголенному проводу неверности Майка, с моей помощью, вероятно, проложат себе путь к более зрелым чертам характера и поступкам, присущим их Мудрым Взрослым. «Моя семья нуждается в моем участии», — думает новый Майк. «Я лучше буду заявлять о себе и защищать свою точку зрения», — думает новая Анджела. Таким образом, оба партнера резко меняют характер и их супружеская жизнь входит в новую стадию развития [12], где самое время восстанавливать нарушенную гармонию и делать ее постоянной основой отношений. * * *

Для устойчивых перемен в позиции Адаптивного Ребенка, как и для изменения неосознаваемых ожиданий, на которых строится глубинный негативный образ партнера, нужна, как говорят нейробиологи, реконсолидация памяти.

Раньше Анджела по умолчанию эмоционально знала: «Если я останусь пассивной и буду со всем мириться, я обес­печу себе безопасность. Тогда мне не надо будет полагаться на Майка в том, что он будет оберегать меня». Поскольку такого, чтобы одновременно и продолжать со всем мириться, и быть оберегаемой партнером, и уметь постоять за себя, быть не может, эти ожидания удается опровергнуть, и у Анджелы появляется новое эмоциональное знание, прошитое в имплицитной нейронной связи.

Реконсолидация памяти — это изменение непосредственно в Адаптивном Ребенке (подкорковом имплицитном эмоциональном знании), а не в Мудром Взрослом (пре­фронтальная кора, связанная с подкоркой и реагирующая на нее). Теперь Мудрому Взрослому становится гораздо проще всем рулить, поскольку ему меньше нужно регулировать в подкорковой системе. Повторяющийся опыт реальной жизни, опровергающий наши негативные ожидания, обладает властью исцелять близкие отношения, а в некоторых случаях, при подходящих условиях даже тяжелую травму. Доброта исцеляет. Эмпатия исцеляет, пусть и косвенно. Лучший способ проникнуть в чужое сердце, как оказывается, — раскрыть свое. Благодать восстановления

Восстановление — третий элемент цикла гармонии, дисгармонии и восстановления. Стадию восстановления я называю «знающей любовью». Теперь вы полностью осознаете все слабости и недостатки своего партнера: и нрав у него слишком вспыльчивый, и проявлять любовь он не умеет, и не­уклюж, и язвителен, и импульсивен — и все же вы принимаете решение любить его. То, что дают вам эти отношения, несоизмеримо весомее того, чего в них не хватает. Поэтому вы принимаете и те стороны своего партнера, которые могли бы вас отталкивать при других условиях.

Майк токсично-­эгоистичен и болезненно незрел. Но еще он обожает жену и детей, хотя по его поведению этого и не скажешь. Готова ли Анджела принять его? Да, если он вырастет и будет хранить ей верность. Она любит своего великана-­недотепу. Самый ли он чуткий муж в мире? Боже мой, да нет же! Но его туповатая ухмылка поднимает ей настроение, а когда они собираются все впятером, что она может сказать? Это и есть дом.

— У вас есть выбор, — говорю я Майку. — Можете принять все условия семейной жизни, а можете быть свободным и снова превратиться в холостяка. Одновременно не получится.

Майк устремляет на жену долгий печальный взгляд. Он настолько не разбирается в собственных чувствах, настолько не умеет о них говорить, что мне даже становится жалко его — но тут я вспоминаю, каких дров он наломал.

— Прости меня, Андж, — говорит он. — Не знаю, что еще… Прости меня, пожалуйста, дорогая.

Она сидит рядом с ним, вся ощетинившись.

Я вмешиваюсь.

— Послушайте его, — говорю я ей. — Просто послушайте, что этот человек вам говорит.

Майк смотрит в пол.

— Посмотрите на нее, — говорю я ему. — Скажите ей.

— Понимаешь… — Он злится на себя за то, что не может подобрать слов. — Анджела, понимаешь, ты лучшее, что есть в моей жизни. В смысле вы с детьми. Вы для меня все на свете.

— Тогда веди себя соответственно, — холодно отвечает она.

— Я понимаю, понимаю. Я вел себя как последний козел, признаю.

Анджела поднимает голову и смотрит на него.

— Я мудила. Я это знаю. Я не заслуживаю твоей любви. Но если бы ты могла, Андж. Если бы ты могла как-то простить меня. Я больше никогда…

— Правда? — Все это не производит на нее особого впечатления, она просто ждет продолжения.

— Я больше никогда не сделаю тебе больно. Тем более вот так. Никогда, Андж. И не поставлю под угрозу свою семью. Если бы ты только могла… Нет, я понимаю. Я понимаю. Не знаю, с чего бы тебе захотелось. Но если бы ты когда-­нибудь смогла меня простить, научиться снова мне доверять…

Он умолкает и смотрит на нее.

Она поднимает к нему лицо.

— Больше никогда, солнце. Не знаю, с чего начать, как рассказать тебе…

Майк — беззащитный, голый — умоляет о пощаде.

— Я больше никогда тебя так не обижу. Все, что угодно, сделаю, — говорит он.

— Хорошо, — говорю я ему. — Я заставлю вас сдержать слово. * * *

Я отправляю Майка домой с заданием. Под моим руководством он уезжает на неделю интенсивной терапии в Аризону. За эту неделю мой бостонский громила-­остолоп проходит разговорную терапию, телесно-­ориентированную терапию, психодраму, ДПДГ [13], иппотерапию, словом, все на свете. Он возвращается, как я и надеялся, — более чутким и восстановившим контакт с собой человеком. На нашей первой сессии после возвращения он плачет от раскаяния, и Анджела в своем благородстве прощает его. В дальнейшие месяцы я расставляю их сессии вперемежку: на одной неделе — с обоими супругами, на другой — один на один с Майком. Эти сессии — параллельная коучинговая работа по умению строить отношения и исполнению роли мужа и отца. Я не только терапевт Майка, но и его наставник.

Это еще одно ключевое различие между RLT и обычной терапией. RLT-психотерапевты, и мужчины и женщины, эксплицитно вступают в менторские отношения с клиентами. Мы говорим с высоты наших знаний и клинического опыта, но еще сильнее мы опираемся на собственный опыт восстановления отношений. Мы скорее как наставники в двена­дцатишаговой программе, чем традиционные терапевты с их нейтральной отстраненностью. А теперь посмотрите, сколько возможностей мы, терапевты, упускаем, когда прячемся за стеной «профессионализма» и «нейтралитета».

— Майк, если вы происходите из дисфункциональной индивидуалистической патриархальной культуры, — говорю я, — имейте в виду, что я тоже. Я, Майк, был вашей версией. Я обижал и обижался, я был уверен в своей исключительности, я ничего не понимал. Но мне оказали нужную помощь, и я повзрослел. И знаете что, мой дорогой? Если я сумел, то и вы сумеете.

Майк на меня не смотрит. Я говорю, а он глядит на жену.

— Какой прекрасный взгляд вы сейчас на нее устремили, — замечаю я. — Можете облечь его в слова?

— Ну, просто я…

— Скажите это ей, — велю я.

Он разворачивается к ней всем телом:

— Не знаю… в смысле, я понимаю, почему ты мне не доверяешь, Андж. — Он склоняет голову.

— Посмотрите на нее, — командую я, и, когда он поднимает лицо, из его глаз струятся тихие слезы.

— В смысле, я не знаю, ну, откуда ты возьмешь… как ты сможешь, ну, снова мне доверять. — Он протягивает к ней руку, и она ее берет. — Но ты можешь мне доверять. Тебе не надо прямо сейчас в это верить. То есть я понимаю, что должен тебе это доказать. — Он вздыхает. — Но ты можешь мне доверять. Тебе не обязательно сейчас в это верить. В смысле, я знаю, что могу тебе это доказать. — Он вздыхает. — Но я знаю. Ты еще этого не знаешь, а я — да. Я научился. — Теперь слезы текут уже в полную силу. — Ты лучше всех на свете, понимаешь? По крайней мере, для меня. — Он умолкает, чтобы с трудом перевести дух. — Я буду вести себя с тобой соответственно. Честно.

Она поворачивается к нему.

Он берет ее маленькую ладошку и прижимает к груди, к сердцу.

— Вот отсюда, — говорит он, нажимая на свою грудь. — Прямо изнутри.

Анджела тянется к нему.

— Хотите, чтобы он вас обнял? — спрашиваю я, и она кивает. — Вперед. — Они прижимаются друг к другу. — Крепче, крепче. * * *

Гармония, дисгармония, восстановление.

Наша культура одержима стадией гармонии. Если у вас нормальные отношения, в них не может быть разногласий, как в нормальном теле не может быть жира на животе, а нормальный секс — это как в двадцать лет. Сегодня, по крайней мере в моей области, слово дня — «настройка». Родителям настоятельно советуют бесконечно настраиваться на потомство, супругов учат создавать друг для друга исключительную «поддерживающую среду». Но если вы спросите меня, я отвечу, что я на стороне Эда Троника. Доверие в отношениях, как в супружеских, так и в детско-­родительских, создает не несокрушимая гармония. Нет, это делает постоянное повторение ситуаций, в которых мы переживаем катастрофу. Вот что пишет Троник.

Ребенок, который прошел через несколько удачных попыток восстановить связь, не чувствует себя беспомощным [14], напротив — он развивает способ взаимодействия со своим миром, в котором присутствует надежда. Маленькая девочка извлекла особый смысл из своего опыта — оптимистичное ожидание, которое формирует у нее чувство жизнестойкости.

(Пер. Н. Рудницкой.)

Послушайте, вы, тревожные родители-­вертолеты: стойкость — это не результат отсутствия дисгармонии и разлада, а умение выживать вдвоем, как пара. Жизнь — боль, но вы в ней вместе. Вы воспринимаете дисгармонию, недопонимание и неудачи в сонастройке как какие-то нарушения в поле отношений, но не как окончательный разрыв.

Наконец, позвольте поделиться с вами одним соображением, которое придает уверенности большинству моих клиентов, как и мне самому, о каких бы отношениях ни шла речь — об отношениях с детьми или с супругами. Какой уровень дисгармонии полезен для отношений, а какой уже нет? Какие соломинки сломают спину верблюда? Так вот, оказывается, Троник и поколение его сторонников — специалистов по развитию детей вывели формулу. Какая пропорция настройки и диссонанса позволяет вырастить здорового ребенка? Сколько дисгармонии вынесут супружеские отношения, продолжая быть «достаточно хорошей» поддерживающей средой? Исследователи пользуются принципом «семьдесят на тридцать» [15]: семьдесят процентов диссонанса на тридцать процентов согласия, при условии, что диссонанс исправляют. Это как в бейсболе: если ты три раза из десяти оказываешься на базе, все прекрасно, при условии, что товарищи по команде обнимают тебя, чтобы утешить, когда тебе случается промахнуться.

Итак, как же восстанавливать отношения? Как налаживать разорванную связь? У родителей и маленьких детей все просто — им достаточно снова найти друг друга. У нас, взрослых, все сложнее: мы идем по жизни со своим багажом. Различные события триггерят нас. Из-за новых ран ноют старые. Конфликты в настоящем — это сорванные струпья на подживших шрамах давнего прошлого. Мы населяем свое настоящее ожиданиями из прошлого. Ты будешь обращаться со мной, как они.

Нейробиологи говорят, что такие отрицательные ожидания — часть нашей имплицитной памяти, спроецированные представления о своем положении в мире и о том, как мир на нас реагирует. Отрицательные ожидания в настоящем — это остаток прошлого опыта. Если угодно, — это урок, который мы заучили наизусть, когда негативные события были слишком велики или слишком интенсивны, то есть травматичны. Или когда какие-то травмирующие ситуации из раза в раз оставались неисправленными — скажем, если реакция одного из родителей на вас была: «Ну вот, ты опять заставляешь меня делать что-то, от чего мне больнее, чем тебе!»

Здесь главное — прожитый опыт безопасности [16], а безопасность с точки зрения семейного терапевта — вопрос границ, вопрос регулирования дистанции. Ты не отгородишься, не бросишь меня, но и не станешь нарушать границы и пытаться меня контролировать. Нейрофизиолог Стивен Порджес утверждает, что ощущение безопасности рядом с человеком возникает при соблюдении двух важнейших условий: отсутствии эгоистического интереса и отсутствии осуждения [17]. «Я не стану ни вторгаться, ни исчезать». К соображениям Порджеса следует добавить, что ситуация не статична и не индивидуальна. Партнеры в парах постоянно регулируют друг друга. Если вы чувствуете, что в ваши границы вторгаются, вы можете сказать: «Послушай, убери, пожалуйста, ногу с моей шеи, мне не нравится». А если парт­нер норовит исчезнуть, вы скажете: «Эй, вернись-ка ко мне из своего прекрасного далека, я без тебя скучаю». Партнеры по здоровым отношениям расталкивают или, наоборот, притягивают друг друга на нужное расстояние. Регулируют дистанцию между собой. Это и есть великий дар раздора, возможность подать голос и видоизменить какие-то элементы отношений. Не будьте пассивным пассажиром в собственной жизни

В индивидуалистской культуре принято относиться к отношениям пассивно. Мы получаем что дают и реагируем на это. Но если мы научимся жить в отношениях, подходить к ним умело и искусно, это откроет перед нами простор для самовыражения в пространстве «Мы». Вы не просто беспомощный пассажир, напитанный негативными ожиданиями и движимый проигрышными стратегиями Адаптивного Ребенка. Даже под воздействием триггера вы можете подумать секунду или двадцать и обратиться к своему Я Мудрого Взрослого, к той части вашей психики, которая способна остановиться, понаблюдать и решить. Дисгармония для ваших отношений — то же самое, что боль для физического тела. Это сигнал, что что-то идет не так, что кому-то нужно убрать руку с горячей плиты. Префронтальная кора может обработать этот сигнал и выбрать, что с ним делать. С другой стороны, сознание «Я и Ты» знает, что делать в моменты дисгармонии: (1) облачиться в тогу нравственной правоты, (2) попытаться контролировать партнера, (3) свободно выразить все до единого чувства и протестовать против всех до единого нарушений, (4) отомстить и (5) за­мкнуться в себе — или выбрать то или иное сочетание этих пяти проигрышных стратегий.

Под воздействием триггера активируются старые обиды. Нейроцептивное сканирование тела («Я в безопасности? Я в безопасности? Я в безопасности?») дает ответ «Нет!». Автоматическая реакция увлекает нас в сознание «Я и Ты». Обиды в настоящем пробуждают обиды в прошлом, а мы склонны выбирать партнеров, которые, какими бы чудесными ни казались вначале, с поистине дьявольской точностью устроены так, чтобы затягивать нас прямиком в детское болото. Дело не в том, что у вас плохой брак, — в большинстве случаев причина в самом факте супружеских отношений. Насколько отношения плохи или хороши, можно судить не по глубине дисгармонии, а по наличию или отсутствию восстановления.

Майк и Анджела, как и большинство моих клиентов, понятия не имели, как выглядит восстановление отношений. Ни Майк, ни Анджела в детстве не видели, как это делается. Конфликты и их разрешение в семье Анджелы не играли особой роли, поскольку никто ничего не прорабатывал и не перерабатывал. Все стоически принимали все как есть, а если бы вы их спросили, ответили бы, что вполне счастливы. Такова была и стратегия Анджелы в супружеских отношениях — ничего не признавать и не позволять себе замечать что-либо, нарушающее установившееся положение вещей. За свою отношенческую позицию воспитанного и примерного Адаптивного Ребенка Анджела заплатила тем, что не признавала свою теневую сторону. Именно поэтому она вышла замуж за плохиша Майка. Цена ее адаптации — сама ее сущность, ее аутентичность, ее самость, все те качества, которые она теперь вынуждена себе вернуть благодаря разразившемуся кризису.

Все мы избираем в супруги собственные незавершенные истории. Большинство из нас в итоге заключает союз с давно знакомыми недостатками, ограничениями или обидами. Нас швыряет обратно в мутный бульон отношенческих травм раннего детства. Хорошие отношения складываются не из-за избегания повторных травм, а в результате умения с ними обращаться. И если нам повезет, как Анджеле, мы вступим в брак со следующим этапом нашего собственного развития. Анджела выбрала Майка, чтобы тот силой заставил ее раскрыться. А Майк в глубине души, пусть и бессознательно, предчувствовал, что Анджела рано или поздно заставит его ответить за все грехи.

Чтобы не оказаться заваленными лавиной кризиса, а использовать его в своих интересах, нужно держаться выше потока автоматических реакций, который так и грозит вас смести. Надо обладать навыком, который можно культивировать и укреплять, — навыком саморегуляции. Однако, как показывает нам Троник и все специалисты по межличностной нейробиологии, навык саморегуляции строится на опыте успешного восстановления. Трудно сохранять оптимизм по поводу возможности восстановления, если с тобой этого никогда не бывало.

Я дразню Белинду, что когда-­нибудь напишу мемуары о нашей семейной жизни (боже упаси!). И даже придумал рабочее название: «Драка, в которую стоило ввязаться». Это и значит быть человеком. Боль, которую стоит испытать. Мы укореняемся в смирении перед собственными несовершенствами. Кто мы такие, чтобы высоко возноситься? Поэт Уистен Оден написал в прекрасном стихотворении «Вышел я как-то под вечер»: «Люби нечестных соседей, В сердце нечестен сам» (пер. А. Страхова).

Возможно, вам стоит спросить себя: какова темная ночь души в моих нынешних отношениях? Что я упускаю? Что постоянно идет не так? И тогда вы, возможно, зададите следующий вопрос: а как я обычно веду себя в таких случаях? Перехожу в контратаку и предъявляю претензии в ответ? Расставляю все по полочкам, не оставляя никаких сомнений в собственной правоте? Выпускаю пар? Мщу? Замыкаюсь в себе и отмалчиваюсь? И наконец: если бы мне удалось сохранить самообладание и хотя бы на несколько секунд остаться в своей ипостаси Мудрого Взрослого, что стоило бы сделать иначе? Как звучали бы мои слова, если бы поступки партнера вызвали у меня сострадание, а не осуждение и стремление контролировать? Какие внутренние перемены мне необходимы, чтобы достичь собственной зрелости и опереться на нее, как бы ни реагировали окружающие?

В восьмой главе я разберу практические инструменты и этапы восстановления. Но все зависит от первого шага: вспомнить о любви и оказаться в той части своей психики, которая хочет восстановления отношений. Как бы вы ни были обижены, разочарованы и злы, обязательно скажите своему разнесчастному партнеру: «Знаешь, иногда ты ведешь себя как полный придурок. Представь себе, случается, что я даже сомневаюсь, что люблю тебя и что ты любишь меня. Но, честное слово, хватит топтаться на пороге и вытирать сопли. Тебе прекрасно известно, что иногда ты бываешь несовершенным, вредным и причиняешь боль. Ну что ж, это о’кей. Во мне примерно столько же несовершенств. Чего ты ждешь? Дверь открыта. Входи» [18].

* Десенсибилизация и переработка движением глаз (ДПДГ) — метод , разработанный для лечения (ПТСР), вызванных переживанием событий, таких как насилие или участие в военных действиях. — Прим. научн. ред.

Десенсибилизация и переработка движением глаз (ДПДГ) — метод , разработанный для лечения (ПТСР), вызванных переживанием событий, таких как насилие или участие в военных действиях. — Прим. научн. ред.

[9] …гормонов сексуального желания с его ускоренным сердцебиением… — Acevedo, «After the Honeymoon»; Seshadri, «Neuroendocrinology of Love».

[8] …реальную историю обретения связи… — Троник и Голд «От разногласий к близости»; Tronick, Neurobehavioral and Social-­Emotional Development; Lester, Hoffman, and Brazelton, «Rhythmic Structure of Interaction»; Nugent, Lester, and Brazelton, Cultural Context of Infancy.

[7] …безмятежный океан блаженства. — Фрейд, «Будущее одной иллюзии».

[6] …младенец уютно лежит в объятиях матери… — Tronick, «Still Face Experiment».

[1] …Тысяча булавочных уколов… — Perel and Real, «Dialogue on Infidelity».

[5] …Фаза гармонии, затем фаза дисгармонии, затем фаза восстановления… — Дальнейшее обсуждение в основном либо позаимствовано из революционной работы Эда Троника, специалиста по развитию детей, либо следует из нее. Подробнее см. Троник и Голд «От разногласий к близости»

[4] …что день, когда вы… — Framo, «Reality of Marriages.»

[3] Две трети брачных союзов выдерживают такой удар. — Carey and Parker-­Pope, «Marriage Stands up for Itself»; Marin, Christensen, and Atkins, «Infidelity and Behavioral Couple Therapy»; Moritz, «If You Cheated».

[2] …«выйду замуж раз шесть»… — Perel and Real, «Dialogue on Infidelity».

[18] «Чего ты ждешь? Дверь открыта. Входи». — Меня вдохновило на это стихотворение Роберта Блая «Что общего между твоей жизнью и собакой» (Robert Bly «The Resemblance Between Your Life and a Dog»):

[17] …отсутствии осуждения… — Badenoch, Heart of Trauma; Порджес, «Поливагальная теория».

[12] …входит в новую стадию развития… — Чтобы добиться устойчивых изменений в Адаптивном Ребенке, нужна, как говорят нейробиологи, так называемая реконсолидация памяти. RLT применяет термин Адаптивный Ребенок к тем способам по возможности оставаться в безопасности и благополучии, которые каждый из нас усвоил в детстве. В случае Анджелы ее прежнее эмоциональное знание («Если я останусь пассивной и буду со всем мириться, я обес­печу себе безопасность») поколебалось, когда она узнала об измене. Это сделало все ее эмоциональные знания не­обычайно пластичными, и она оказалась готова обновить их на основании новой информации. Это окно возможностей открылось лишь ненадолго. Несоответствия знаний и реальности — прекрасная возможность для реконсолидации памяти. Новое эмоциональное знание Анджелы формулируется следующим образом: «Если я смогу сама стоять за себя, я обеспечу себе безопасность. Мне не нужно будет во всем потакать Майку, чтобы он оберегал меня». Она не может обеспечить себе безопасность и покладистостью, и умением постоять за себя одновременно — и таким образом Анджела получает опыт опровержения. Теперь у нее в лимбической системе хранится новое эмоциональное знание о безопасности и о том, как нужно стоять за себя. Это отражает изменения непосредственно у Адаптивного Ребенка (низший мозг, который работает на имплицитной памяти), а не у Мудрого Взрослого (префронтальная кора, которая работает на сострадании, любопытстве и отваге). Благодаря этой перемене Мудрому Взрослому становится значительно легче командовать парадом, поскольку ему меньше приходится регулировать. Опасность, которую чувствует Анджела, становится меньше, поскольку Анджела научилась доверять себе и своим отношениям с Майком на уровне низшего мозга (лимбической системы). Таким образом, близкие любовные отношения в некоторых случаях и при подходящих условиях обладают способностью залечивать даже тяжелые травмы. Мы исцеляемся, когда видим, что наши отрицательные ожидания раз за разом не сбываются в реальной жизни. Доброта исцеляет. Эмпатия исцеляет, пусть и косвенно. Лучший способ проникнуть в чужое сердце, как оказывается, — раскрыть свое. Ecker, «Memory Reconsolidation»; Ecker, Ticic, and Hulley, Unlocking the Emotional Brain; Exton-­McGuiness, Lee, and Reichelt, «Updating Memories»; Schwabe, Nader, and Pruessner, «Reconsolidation of Human Memory»; Троник и Голд, «От разногласий к близости»; Tronson et al., «Fear Conditioning and Extinction».

[11] «брачный контракт»… — Перель, «Право на «лево»»; Real, «Working with Infidelity in Couples Therapy».

[10] …феномен романтической или любовной зависимости. — Fisher et al., «Intense, Passionate, Romantic Love»; Mellody, Miller, and Miller, Facing Love Addiction; Seshandri, «The Neuroendocrinology of Love».

[16] …прожитый опыт безопасности… — Когда человек чувствует себя в безопасности, мозг не выдает оценочных суждений и не требует отстаивать собственные интересы. Человек не воспринимает партнера как врага, не пытается насильственно изменить его. Но когда человек на низшем, автоматическом уровне воспринимает опасность, оценочные суждения и собственные интересы — это нормальная реакция мозга. Он, скорее всего, уверен, что его партнер плохой или ошибается, и пытается сделать его другим. Если вы остаетесь в состоянии безопасности, вы можете повлиять на свой танец с партнером, если будете реагировать из ипостаси Мудрого Взрослого с добротой и уважением к границам, несмотря на то что вы стоите на разных позициях. Если ваш партнер находится на позиции оценочных суждений, вы на миг ощутите опасность, но, если вы оставите в прошлом итоги этого момента и склонитесь не в сторону победы, а в сторону сотрудничества, чувство опасности сохранится ненадолго. Вам не нужно оставаться с ощущением опасности только потому, что ощущение опасности возникло у партнера. Откажитесь от этого ощущения, и это даст вам возможность и раскачивать лодку, и раскрыться перед партнером, отбросив все защиты, и при этом оставаться в безопасности. Это технология выстраивания отношений: осознанность отношений — это, прежде всего, умение проживать их секунда за секундой. Откажитесь от победы, откажитесь от контроля, впустите в себя доброту к себе и сотрудничество и связь с другими. Это навык, его можно натренировать. Как и любой навык, он совершенствуется со временем, но, даже если вы будете делать это плохо, все равно вам удастся преобразить к лучшему отношения и с самими собой, и с окружающими. Такая отношенческая позиция — способ взломать автономную нервную систему. Осознанные отношения способны в ситуациях, ко­гда наш собеседник, возможно, не находится в своей лучшей ипостаси Мудрого Взрослого, переключить нас из реактивного состояния (оставаться в опасности: собственные интересы и оценочные суждения) в отзывчивое (гибкость, беззащитность, свобода маневра, регулирование). Это и есть настоящая поддержка и обретение силы — вы можете преднамеренно выбрать осознанные отношения, вы хозяин своей эмоциональной безопасности. Вы надеетесь, что партнер сделает шаг навстречу и поможет вам. Но если это будет не сегодня, ничего страшного, вы справитесь. Badenoch, Heart of Trauma; Дана, «Поливагальная теория»; Порджес, «Поливагальная теория»; Троник и Голд «От разногласий к близости».

[15] …«семьдесят на тридцать»… — Ibid.

[14] «…не чувствует себя беспомощным…» — Троник и Голд, «От разногласий к близости».

[13] ДПДГ — десенсибилизация и переработка движениями глаз, метод терапии, который разработала Франсин Шапиро. Подробнее см. Shapiro and Forrest, EMDR.

Я вижу, в каком Анджела состоянии, поэтому меня беспокоят вполне конкретные вещи. Как она ест? Как спит? Не донимают ли ее навязчивые мысли? («Бедра нежные, как взбитые сливки».) Может быть, ей принимать какое-­нибудь легкое снотворное или антидепрессант, чтобы не чувствовать себя такой подавленной, такой сломленной? Может быть, нам сначала поработать непосредственно с травмой, скажем методами ДПДГ (десенсибилизации и переработки движениями глаз) *, чтобы избавиться от всех этих сексуальных текстов, которые крутятся у нее в голове и мучают ее?