От «Я» к «МЫ». Как быть по-настоящему вместе

Начните думать как команда

— А я вам расскажу, док, — начинает Рик, хотя по телефону я уже предупредил его, что я не врач. Так на нашей первой сессии Рик отвечает на вопрос, с которого я обычно начинаю работу: «Если вы выйдете отсюда в конце сессии и скажете: «Потрясающе, я добился чего хотел!» — что это будет означать? Чего вы хотите добиться?»

— Терри, я человек простой, — признается Рик. Под пятьдесят, белый, с коротко стриженными русыми волосами с проседью, в джинсах и худи, с небольшим брюшком — типичный преуспевающий строитель. — Я бы сказал, было бы зашибись как круто, если бы мы с ней как-нибудь сообразили все на двоих и вот это вот все.

Я молчу и смотрю на автора этого изречения.

— У вас не ладится сексуальная жизнь? — настигает меня наконец гениальное озарение.

— Да нет, — отвечает он, — я и сам себе отличную сексуальную жизнь организую. А жена присоединяется ко мне раз в год по обещанию.

«Вот это номер», — думаю я, а Рик подается вперед и добавляет:

— Да и насчет раза в год — это как повезет, если вы понимаете, о чем я.

Я спрашиваю его, как он думает, почему его жена Джоанна после стольких лет разлюбила заниматься с ним сексом.

— Разлюбила? — задумчиво произносит он. — Это бы значило, что когда-то ей нравилось. — Он пожимает плечами. — А я даже и не знаю, бывало ли у нее… ну, сами знаете. — Он разводит руками. — Ну, то есть поначалу мы, конечно, были прям как кролики, — продолжает он. — Но это быстро кончилось — сто лет назад. Знаете, есть такая фишка — взять банку и класть в нее по конфете за каждый секс в первый год отношений. А потом, наоборот, доставать оттуда по конфете за каждый секс. Ну и эта банка — она никогда не опустеет…

— Да, слышал, — перебиваю я его. — Знаете, Рик, вы ведь человек думающий. Как вы считаете, почему Джоанна решила самоустраниться из вашей сексуальной жизни?

— Ой, слушайте, это вопрос на миллион долларов. Почему ей не нравится секс? Я же все пытаюсь вам сказать — по-моему, она к нему с самого начала относилась как-то не очень. Наверное, у нее к нему просто, ну, душа не лежит…

— Холодна от природы, — подсказываю я ему.

— Даже и не знаю…

— В сексуальном смысле, — поясняю я.

— Ну да, вся ее семья, мать… Понимаете, я-то из большой итальянской семьи. Крики, ссоры, но все за минуту проходит, а потом все целуются-­обнимаются, да? Любовь-­морковь. А Джоанна — она такая настоящая типичная американка из англосаксов-­протестантов. Филадельфия, что поделаешь. Как там говорят? «Добровольно замороженные». Никаких тебе телячьих нежностей. Холодные, да. Вся семейка.

Я сижу и смотрю на Рика — и довольно быстро начинаю подозревать, что у него тяжелый случай ХИР — хронического индивидуалистического расстройства. Я слушаю и думаю, что он, как и многие мужчины и женщины, которые обращаются ко мне, — закоренелый эссенциалист. Он убежден, что его жена просто холодна, и все, такова суть ее натуры. Подозреваю, что, когда мы с ней познакомимся, я узнаю, что все обстоит иначе. * * *

— А пошел он, — с ходу заявляет Джоанна.

— Простите? — спрашиваю я.

Дорогое платье, идеальная прическа, маникюр — образчик респектабельной дамы из приличных районов Филадельфии. Но лексикон…

— Придурок, — поясняет она. — Ныл тут про нашу сексуальную жизнь, да? Знаю я его. Кого угодно возьмет за пуговицу и ну душу изливать.

— Честно говоря, он…

— А я, значит, фригидная стерва, да?

Я отступаю — пусть выпустит пар.

— Так, по-моему, уже сто лет не говорят. Фригидная! — Она фыркает. — Кто так… когда вы в последний раз слышали…

— Признаться, не помню, — робко отвечаю я.

— Ой, не надо. — Она отмахивается. — Я эту песню на­изусть выучила. Можно подумать, сам он тут совершенно ни при чем. Козел.

Внутренне я улыбаюсь такой прямоте Джоанны — совсем как у ее мужа. Они, возможно, из разных миров, но в чем-то очень похожи.

«Можно подумать, сам он тут совершенно ни при чем», — думаю я.

Тут ее фырканье переходит в смех.

— Терри, — начинает она.

«О Господи, она тоже будет звать меня «док»», — думаю я.

— Послушайте, — говорит она так, словно имеет в виду «Дело вот в чем». — Рик в постели просто кошмар. Во-первых, он мужчина крупный, если вы понимаете, о чем я. Мне надо расслабиться, успокоиться, немного разогреться. А в его представлении все предварительные ласки сводятся к официальному заявлению, что у него стояк. А я такая типа: «Красота! А что мне с этим делать?»

— А вы пробовали…

— Что? Поговорить с ним об этом? Еще бы. Раз пятнадцать. Он или злится, или оправдывается. Или обвиняет меня. Это я во всем виновата. Такая зажатая. Может, у меня вагинизм. Да чтоб меня! Вагинизм! Да пусть он засунет себе этот свой вагинизм…

— Хорошо-­хорошо, я понял, — перебиваю я ее.

— Дите дитем, — шепчет она.

— Простите?

— Он сущий ребенок! — Она повышает голос.

И тут, думаю, мы наконец подошли к ее упрощающему представлению о муже, о том, каков он как личность. Если она «просто» фригидна, то он «просто» ребенок. Как будто такова их природа, суть характера, и они были бы такими с кем угодно. Не отдавая себе в том отчета, оба ошибаются.

— Если бы я мог сделать так, чтобы Рик стал лучше в постели, — спрашиваю я, — что вы…

— Слушайте, я тоже человек. Я женщина. Может, он так и не думает, но у меня есть…

Она умолкает — у нее нет сил продолжать. * * *

Я приглашаю Рика на последнюю индивидуальную беседу перед началом работы с ними как с парой. И с улыбкой говорю:

— У меня для вас потрясающие новости!

Мои потрясающие новости — то, что знаю я и не знают они, — очень простые: между супругами есть связь. Они на противоположных концах качелей. Рик — большой, крупный мужчина, который придавил один конец доски и кричит жене, которая сидит напротив, чтобы она слезла наконец со своего насеста — а она уговаривает, урезонивает, упрашивает его. То, что вижу я и чего не видят ни Рик, ни Джоанна, — эти самые качели. Супруги связаны друг с другом. Крупный мужчина, который хочет, чтобы его жена снизошла к нему, перепробовал все на свете, кроме того, чтобы встать с качелей, изменить собственную позицию.

Когда вы считаете, что вы с партнером — два отдельных человека, когда вы погрязли в сознании «Ты и я», то вовлекаетесь в отношения взаимного контроля. Либо Рик контролирует Джоанну, либо она его. Когда вы переключаетесь на сознание «Мы», перед вами открывается новый уровень — вы осознаете ценность отношений как среды вашего существования. Будто бы открывается четвертое измерение. И вместо того чтобы убеждать Джоанну спуститься, крупный мужчина отталкивается от земли и поднимается к ней.

Согласно одномерной индивидуалистической модели отношений, с которой живет большинство из нас, наше отношение к отношениям в целом пассивно. Получаешь что получилось, а потом на это реагируешь. Если мы поймем, что нам слишком дорого обходится быть пассивными пассажирами в собственной жизни, в отношениях с близкими, это произведет переворот, после которого жизнь резко изменится к лучшему. Оказывается, мы можем влиять на то, что получаем. Можем осознанно применять инструменты для регулировки отношений, которые изучили.

Рик не может «заставить» Джоанну заниматься с ним сексом. Честно говоря, я не верю, что кто-то вообще может «заставить» кого-то что-то сделать — если, конечно, не выкрутит ему руки и не приставит пистолет к виску. Идея одностороннего контроля, помимо каких-то крайних случаев, — это иллюзия. И даже в крайних случаях один человек не в состоянии полностью контролировать другого, даже выкручивание рук не поможет. Этому научил нас Ганди, а Мартин Лютер Кинг возвел этот прием в ранг высокого искусства. Гражданское неповиновение способно уничтожить империю. Если ты готов умереть, никто не сможет тебя контролировать. Идея управления личностью — такой же бред, как и идея обособленной личности. Но если верить в тот или иной бред, у этого будут самые что ни на есть реальные последствия. Мудрость, сидящая рядом

Оказывается, у Рика есть роскошная инструкция к Джоанне — подробная и точная. Он встает с ней каждое утро и ложится с ней в постель каждый вечер. Эта инструкция сидит рядом с ним и нервно ерзает прямо здесь — в моем кабинете, на терапевтической сессии для супружеских пар.

— Ну здрасьте, — бурчит Джоанна, осмотрев мой кабинет так, словно выискивала в нем хоть что-то красивое, на чем остановить взгляд, и не особенно преуспела. — Я так понимаю, теперь вы будете сверлить без обезболивания.

Я улыбаюсь:

— Я тоже рад вас видеть.

— Ой, черт. Не хотела вас обидеть, — поспешно добавляет она.

— Я и не обиделся. — Тут я серьезно смотрю на них обоих. — Знаете, вы оба сказали, что вам хотелось бы стать ближе друг к другу.

— И я тоже? — поднимает бровь Джоанна.

— Да я имел в виду, что… — начинает Рик.

Я поднимаю ладонь, чтобы оборвать его.

— Физически — безусловно. Но я думаю, что вам обоим поможет, если вы станете ближе друг к другу во всех смыслах.

— Что-то я сильно сомневаюсь, — говорит Джоанна.

Но я знаком останавливаю и ее.

— Хотите, я дам вам план, как завоевать Джоанну снова, как возродить вашу сексуальную жизнь? — спрашиваю я Рика.

— Еще бы. — Он косится на жену. — На какой Эверест надо забраться?

— А пошел ты знаешь куда! — начинает Джоанна.

— Прошу вас, — говорю я ей, и она умолкает. Тогда я обращаюсь к Рику. — Вы знаете, она права.

— Чего?! — изумляется он.

— Вот эта ваша стычка, которая была только что, — от нее стало кому-нибудь лучше?

— Ну, не знаю…

— Рик, у меня для вас две новости, хорошая и плохая. С какой хотите начать?

— Все равно, — отвечает он.

— Отлично. Сначала хорошая. Думаю, я сумею вам помочь.

— Вот и славно, — отвечает он. — А плохая?

— Злоба и придирки — это не сексуально. * * *

Рик в совершенстве овладел искусством, которое я неэлегантно называю «Хенни-­Янгманство». Наверняка вы слышали классический девиз этого комика-­стендапера, выступавшего в основном в отелях для немолодых богатых пар: «Кто-нибудь, прошу вас, уведите у меня жену!» Рик изображал долготерпеливую жертву собственной жены — эта дисфункциональная позиция очень распространена среди мужчин. Его послушать, так все дело в проигрышной сделке, которую ему навязали. Иначе говоря, все дело в нем самом. А не в них с Джоанной. Только вдумайтесь, какая огромная разница между этими двумя утверждениями: «Мне что, так и жить до гроба без секса?» и «Мы оба достойны отличной сексуальной жизни. Я скучаю по тебе. Что мы как команда должны сделать, чтобы это исправить?»

Что мы как команда должны сделать?

Ох, до чего же редко мы, терапевты, слышим эту фразу. Рик, как всякий старый добрый прагматичный индивидуалист эпохи Просвещения, вообще не думает про Джоанну. Не думает о них двоих вместе. Он заявляет о своих правах, а дальше хоть потоп. И он гордится, что способен настоять на своем, даже если при этом пилит сук, на котором сидит.

Как же велика разница между утверждениями «Мне нужно больше секса» и «Нам нужна здоровая сексуальная жизнь». От «эго» к «эко», от «Я» к «Мы». Какой бы ни была конкретная школа или техника, все хорошие семейные терапевты держат в голове мощный козырь — мудрость позиции «Мы».

— Ну что же, Рик, — говорю я, — вы бы хотели, чтобы у вас было больше совместной эротической жизни, так?

— Конечно, — устало отвечает он.

— Все это время вы пытались изменить Джоанну, — продолжаю я. — Как вы смотрите на то, что я подскажу вам некоторые новые ходы с вашей стороны, которые позволят вам получить больше желаемого?

— Ну, например?

— Например, быть ласковым с женой, это для начала, — говорю я ему. — Типа перестать жаловаться и проявить любопытство.

— Любопытство по какому поводу?

— По поводу женщины, с которой вы живете, — отвечаю я.

Он явно растерян, словно решает, обижаться или не стоит.

— Чего она хочет, что ее возбуждает, как это — помочь ей разогреться.

— Разогреться? Шутите?! Ее представление о разогреве — это пол-литра лака для ногтей и журнал «Пипл»!

Я молча смотрю на него.

— Кажется, уже пора отказаться от этой мысли, — тихо говорю я.

— От какой? — Голос Рика звучит мятежно, будто он все-таки склоняется к тому, что надо бы обидеться.

— От того, чтобы делать Джоанну полигоном для своих шуточек.

— Что? — Он пробует легкомысленный тон. — А где мне тогда брать материал?

Но нам с Джоанной что-то не смешно.

— Если вы ее хотите, — говорю я ему, как говорю каждую неделю десятку мужчин, — если вы ее хотите, надо за ней ухаживать.

Он смотрит в недоумении, хотя я не думаю, что выразил какую-то особенно сложную мысль.

— Когда вы в последний раз делали что-то романтичное? — спрашиваю я у него. — Что вы делаете, чтобы разогреть ее?

Джоанна смеется. Сомневаюсь, что это сейчас поможет, но я не обращаю на нее внимания и продолжаю:

— Рик, мне жаль вас расстраивать, но вы далеко не первый мой клиент, который хочет больше секса.

— Ну конечно, я и не…

— Слушайте, был у меня один клиент, славный парень, но… Боже мой, я спросил у него, что он делает, чтобы сексуально возбудить жену, а он и отвечает: «Ничего». «Что же, — говорю, — вы ее не целуете, не прикасаетесь к ней, не говорите, что хотите ее?» Ничего. «Что-то же надо делать, — говорю. — В смысле, как вы сообщаете ей, что хотите заняться любовью?» — «Проще простого, — отвечает он. — Я каждый вечер ложусь спать в трусах. А в те вечера, когда мне хочется секса, я их снимаю». — «Супер, — говорю я ему. — У нее от восторга, наверное, коленки подкашиваются!»

Рик не ждет продолжения и поворачивается к Джоанне.

— Ты бы хотела получать от меня больше? — спрашивает он.

— Божечки-­кошечки, Рик! — Она театральным жестом прижимает ладонь к груди. — Где ты был пятнадцать лет?

— Джоанна, он старается! — обрываю я ее. — Это прямой вопрос.

Она вздыхает — ей тоже знакома дисфункциональная позиция долготерпения.

— Ладно. — Она поворачивается к Рику. — Да, Рик. Да, я бы хотела больше.

— Расскажите подробнее, — негромко подталкиваю я ее. — «Я бы хотела больше»…

— Больше радости, — говорит Джоанна. — Больше… больше любви, представь себе. Больше… даже и не знаю… ощущения, что тебе не все равно…

На глаза у нее наворачиваются слезы — немного, и она злится на себя, что плачет, я это вижу. Но слезы есть.

— Что вы чувствуете? — спрашиваю я.

— Господи, сама не знаю! — восклицает она. — Я почти никогда не знаю, что я чувствую.

— Но сейчас, — не сдаюсь я. — Что вы чувствуете прямо сейчас?

— Просто… Мне все это время было так одиноко, что хоть волком вой! Солнышко, нам обоим было так одиноко!

Надо отдать Рику должное: сейчас, сидя рядом со сломленной женой, он на миг перестает думать о себе и раскрывает сердце. Тянется к ней, берет ее за руки, стиснутые на коленях.

— Ты верно говоришь, — произносит он тихо и нежно. — Между нами была прямо настоящая пустыня.

Он не сводит глаз с Джоанны.

— Хотите все исправить? — спрашиваю я.

— Еще бы! — резко отвечает он, потом берет себя в руки. Смотрит в мокрое от слез лицо Джоанны. — Да, — говорит он тихо, глядя в глаза жене. — Да, хочу.

— Вообще все, Рик, не только секс, — уточняю я.

— Вообще все, — повторяет он. — Конечно.

Продолжая держать ее за стиснутые руки, он смотрит на меня. Тут меня осеняет, что он совершенно ничего не знает. Не представляет себе, как к этому относиться и что положено делать.

— С чего начать?

— Это самое мудрое, что я от вас слышал, — отвечаю я. Показываю на их руки, сцепленные крепко-­накрепко. — Вот с этого и начните. Если бы эти руки могли говорить, что бы они сказали?

Рик несколько секунд смотрит на жену:

— Я правда тебя хочу. Не только секса. Я тебя хочу, Джоанна. Когда-то нам было весело, помнишь?

Она кивает, но ничего не говорит. Но когда Рик осторожно убирает руки, она хватает их и притягивает его обратно.

— Хорошо, — говорю я, глядя, как они смотрят друг на друга, держась за руки. — Начало положено. * * *

Да, вы не можете прямо контролировать партнера, зато, как узнал Рик, можете влиять на свое взаимодействие с партнером, изменив собственное поведение. Это и называется работать над отношениями. Вы можете прийти домой после трудного дня и наорать на партнера за беспорядок в доме. А можете принести маленький, но неформальный подарочек или билеты в театр (и заодно привести того, кто посидит с детьми). В каком из этих двух вечеров вам хотелось бы оказаться? Ну что ж, все в ваших руках. Перестаньте думать как индивиды, начните думать как команда. Мы-сознание говорит: «Мы вместе против всего мира». «Я и Ты»-сознание говорит: «Каждый сам за себя». Я в безопасности? Я в безопасности? Я в безопасности? Я в безопасности?

Какой же фактор определяет, сумеем мы сохранить мудрость или очертя голову рухнем в спонтанные реакции? Современные исследования ясно показывают, что это определяется субъективным ощущением безопасности или ее отсутствия [1]. Помните, где-то глубоко внутри ваша автономная нервная система сканирует организм и спрашивает: «Я в безопасности? Я в безопасности? Я в безопасности? Я в безопасности?» четыре раза в секунду. Ответ на этот вопрос и определяет, какая часть вашего мозга и нервной системы активируется — та, которой мы пользуемся ежедневно, или та, к которой прибегаем в крайнем случае. Беда в том, что крайний случай одного партнера вполне может не вызвать никакой особенной тревоги у другого. Опасность в глазах смотрящего, точнее, в теле партнера. Тигры на нас в последнее время нападают редко. Но оскорбление, каменная стена, недоброе слово — этого может хватить, чтобы сказать вашему телу, что оно не в безопасности.

Я не верю, что партнеры способны создать друг для друга такое комфортное пространство, где будет всегда совершенно безопасно. Отношения в принципе опасны — до определенной степени. Иначе в них не было бы места для искренности и открытости. Что храброго в прыжке, если заранее знаешь, что тебя поймают? Все мы смертны, как я напоминаю клиентам. Жизнь полна риска. Если хочешь быть в полной безопасности, не вылезай из постели по утрам.

Думаю, когда терапевты побуждают партнеров всегда быть друг для друга тихой гаванью, это большая ошибка. Как будто мы, люди, можем обещать такое друг другу! Разумеется, мы все этого жаждем. Все мы жаждем, чтобы нас идеально встречали, идеально принимали, идеально понимали. В глубине души все мы жаждем, чтобы некий непогрешимый бог или богиня были для нас совершенными, полностью удовлетворяли наши потребности и никогда не подводили. Однако именно столкновение наших несовершенств и то, как мы управляемся с этим столкновением, и составляет самую суть, самое нутро близости. «Между идеей и повседневностью… падает Тень», — пишет Т. С. Элиот в «Полых людях» (пер. А. Сергеева). Тут-то и требуются отношенческие навыки. Я говорю клиентам, что надо учиться работать с тем партнером, который у вас есть, а не с тем, которого вы «достойны».

Когда вы видите друг в друге обособленных индивидов, а не части единого организма, это располагает к тому, чтобы перекладывать ответственность и винить друг друга. Так Рик убежден, что не имеет ни малейшего отношения к сексуальной дистанцированности Джоанны. Она сама виновата, что она такова, считает он. Бедняга. Тут уж выхода нет — или бросай ее, или страдай, — третьего не дано. Но если научиться думать с точки зрения отношений, появляется простор для действий и открываются новые возможности. Вместо того чтобы бесконечно переделывать партнера, можно попробовать улучшить свой вклад в отношения, действовать по-новому на своей стороне взаимодействия.

Я вручаю Рику потрепанный экземпляр классического труда сексолога Яна Кернера «Она кончает первой», изданного в 2004 году. В этой книге, говорю я ему, написано, что язык сильнее меча [2]. С согласия супругов, особо обговорив, что они имеют право сказать «нет» в любой момент, я прописываю им «Ее и Его» ночь, во время которой каждый из партнеров должен показать другому, что ему нравится в постели, используя для этого как можно меньше слов. Это не требование, не приказ, а просто повод сообщить, что приятно каждому из них. Его готовность узнать, как доставить ей удовольствие, и ее готовность научить его — полное противоречие их ограниченным и полным предубеждений представлениям друг о друге.

Рассматривать себя и партнера как двух отдельных индивидов — это все равно что смотреть на партнера не с того конца подзорной трубы: кажется, что он далеко-­далеко, еле слышно пищит что-то оттуда или, наоборот, — грозно нависает над вами, заслоняя белый свет. В моменты воздействия на нас триггеров наши партнеры превращаются в карикатуры на самих себя, а отношения кажутся безнадежными и бесперспективными. Глубинный отрицательный образ [3]

Среди семейных терапевтов бытует шутка: большинство пар ссорятся по одному и тому же поводу сорок лет. Почему? Потому что одни и те же части личности каждого борются с одними и теми же карикатурными образами своих партнеров. Я называю эти карикатуры глубинным отрицательным образом, сложившимся у каждого из партнеров по поводу друг друга. К счастью, глубинные отрицательные образы не склонны мутировать. Они остаются примерно одинаковыми на протяжении всего существования отношений. Когда мы смотрим в подзорную трубу не с того конца, когда мы находимся в состоянии Адаптивного Ребенка, в сознании «Я и Ты», когда наш партнер кажется абсолютно невыносимым, в наших глазах он отвратителен примерно так же, как и всегда. Да, мы мучаем друг друга, зато мы по крайней мере последовательны. Эту последовательность можно использовать в мирных целях, надо только научиться как.

Глубинный отрицательный образ вас, сложившийся у вашего партнера, это карикатурная версия того, каким вы становитесь в свои наихудшие моменты. Не в лучшие и не в обычные, а в худшие. И учтите — это не точный ваш портрет в те мгновения, когда вы проявляете предельную незрелость — нет, это красочное преувеличение. При всем при том, за очень редким исключением это все-таки… вы и есть. Вы, а не кто-то, кто случайно оказался рядом с вами.

Позвольте показать это на примере. Глубинный отрицательный образ меня, сложившийся у Белинды, — это убеждение, что я ненадежный, эгоцентричный, незрелый обаяшка-­нарцисс. Глубинный отрицательный образ Белинды, сложившийся у меня, — это убеждение, что она ненасытная, придирчивая, вечно все контролирующая злая ведьма. Я легко делюсь этими описаниями, зная, что такое сочетание в парах отнюдь не редкость. Я говорю Белинде, что уже одно то, что она видит меня таким, — тревожный сигнал. Ей не смешно.

Когда мы сталкиваемся с партнером, который находится под воздействием триггера и вместо нас воспринимает наш глубинный отрицательный образ, мы начинаем обороняться. И делаем это потому, что болезненно реагируем на преувеличение. Мы оскорблены и возмущены — как он вообще мог такое обо мне подумать!? — и потому не замечаем скрытой в этом крупицы истины. Ведь Белинда говорит не о ком-нибудь, а обо мне. С другой стороны, никто, кроме меня, не описал бы Белинду как холодную эгоцентричную соблазнительницу. Мы видим друг друга насквозь — но искаженно, гипертрофированно, немилосердно.

Когда Рик описывает Джоанну как женщину сексуально холодную и незаинтересованную, он прав. Но когда он думает, что она по сути своей холодна как личность, он глубоко заблуждается. Он исключает себя из уравнения, во всем винит ее, а себя считает бессильным. Джоанна, как и большинство партнеров, с ходу отметает его описание: «Да пошел ты! Никакая я не холодная!»

— Дело не в том, что я не хочу секса, — поясняет она на одной из дальнейших сессий. — Я просто не хочу секса с тобой! [4]

Самая коварная проблема здесь вот в чем: когда вы горячо отрицаете ту карикатуру на себя, которая нарисовалась в сознании партнера, в его глазах это чаще всего выглядит как отказ брать на себя ответственность за свои действия, что лишь укрепляет отрицательный образ.

Вот, скажем, я должен был забрать откуда-то одного из наших детей и опоздал. Белинде абсолютно все равно почему — может, дорожные рабочие выкопали гигантский валун и водрузили посреди улицы, может, пробки сегодня были рекордные, может, прилетели инопланетяне и своими бластерами вспороли мне оба передних колеса. Она знает, почему я опоздал, хотя я еще и рта не успел раскрыть. Я опоздал, потому что я эгоцентричный, ненадежный, незрелый нарцисс. Теперь обратите внимание, что происходит со мной, как только триггер пробуждает у Белинды глубинный отрицательный образ меня. Вместо того чтобы отреагировать на реальное положение вещей — на то, что я действительно опоздал, — я слышу ее преувеличенное описание и мгновенно вспыхиваю:

— Знаешь что, Белинда? Не так уж я и опоздал, и ты должна понимать…

Но чем сильнее я реагирую, тем крепче убеждение Белинды, что я ненадежный и незрелый — что, в свою очередь, тут же пробуждает мой глубинный отрицательный образ жены. Если она говорит с безответственным ребенком, я считаю ее ненасытной придирой. Мы оба по уши увязли в сознании «Я и Ты», а наши Адаптивные Дети в борьбе.

— Белинда, я опоздал всего на пятнадцать минут. Нашла Джека Потрошителя!

— Как было бы славно для разнообразия добиться от тебя просто извинений! Почему на тебя никогда нельзя положиться?

И понеслось. Наши глубинные отрицательные образы выясняют отношения друг с другом, и это ни к чему не ведет. А мы с Белиндой, пока они ссорятся, могли бы сесть и выпить по кружечке пива. Расслабься, бороться бессмысленно

Есть такая китайская ловушка для пальцев — сплетенная из бамбуковых полосок трубочка. Если вставить в нее пальцы с двух сторон, а потом попытаться их вынуть, трубочка станет только длиннее и тоньше и сожмет пальцы. Если хочешь освободиться, надо не дергать в стороны, а, наоборот, надавить с обеих концов к середине. Точно так же бессмысленно спорить с глубинным отрицательным образом, сложившимся у вашего партнера. Нужно ему поддаться.

— Да, — мог бы сказать я. — Я опоздал.

И точка. Конец истории.

— И да, это было с моей стороны безответственно, и я к этому склонен.

Итак, перед нами извинение. Вот каким должен стать первый шаг к работе над глубинным отрицательным образом, который сложился у партнера: чем сильнее вы хотите разрушить его, тем сильнее укрепляете. Но чем охотнее вы признаете зерно истины, скрытое за завесой преувеличения, тем больше вероятность, что преувеличение потеряет силу. Попробуйте. Не защищайтесь — поддавайтесь. Умение поддаваться не оставляет от глубинных отрицательных образов камня на камне.

Как только в арсенале партнеров появляется хоть частичка самоуважения и внутренних границ, я убеждаю их раскрыть карты — показать глубинные отрицательные образы друг друга. Внимание! Это маневр весьма действенный и потенциально весьма рискованный. Даже не пытайтесь проделать его без коуча или терапевта, иначе кто-то из вас наверняка отреагирует слишком бурно, оскорбится или взорвется. Поясните, что вы рассказываете о том, как вы видите партнера в его несуществующей, невероятной ипостаси, с наихудшей стороны. Признайте, что преувеличиваете; возможно, от этого описание станет менее ранящим. Если каждый из вас сумеет выслушать, что думает другой, и при этом не выскочит из комнаты, хлопнув дверью, и не упадет в обморок, это может принести массу пользы. Во-первых, зная, каков глубинный негативный образ вас у вашего партнера, можно лишить его убойной силы. А еще — точнее настроить и лучше сохранять собственные границы. «Ой, ну вот, Белинда опять за свое, — думаю я в удачный день. — Она не со мной разговаривает. Она думает, что разговаривает с тем жутко безответственным мальчишкой». Да и мне тут не до чувства собственной важности, поскольку я знаю, что в ближайшие десять секунд рискую поддаться триггеру.

Понимание того, какой глубинный отрицательный образ вас сложился у вашего партнера, может служить руководством к действию, компасом, надежно указывающим в направлении, противоположном нужному вам. Если я знаю, каким видит меня Белинда, я знаю, что любые мои поступки, хоть сколько-­нибудь напоминающие безответственность, скорее всего, ее рассердят, зато все на удивление ответственные с огромной вероятностью приведут в восторг («Я тут заметил, что у нас стиральный порошок кончается, вот и зашел купить по дороге»). Вы можете настроить свое поведение так, чтобы оно больше соответствовало конкретным пожеланиям партнера. Эти пожелания, хоть и не закон, но определенно полезная информация. Готовность Джоанны научить Рика, как ее любить, ее способность поощрять его успехи прямо противоречит глубинному негативному образу, сложившемуся у Рика: Джоанна явно не фригидна. Наоборот, готовность Рика учиться и доставлять ей удовольствие подорвала убеждение Джоанны, что он «дите дитем». * * *

Легко увидеть, что пары, где оба партнера считают себя двумя индивидами, приходят к эскалации конфликтов. Думать, что ваш партнер просто такой, очень удобно — это позволяет не замечать вашу роль в общей картине, — но тогда у вас остается совсем мало возможностей для изменения или восстановления отношений. Обычная эскалация ведет от конкретного эпизода к сверхобобщающему мышлению (она всегда, он никогда), а оттуда — к упрощающим представлениям о характере партнера (она просто холодная, он просто ребенок). Как только вы приходите к убеждению, что столкнулись с пороками характера, вам ничего не остается, как только просить партнера изменить саму его суть. Флаг вам в руки.

Здесь недостает простого, но трудоемкого навыка — умения оставаться в рамках конкретики. Если мой конфликт с Белиндой относится к тому единственному разу, когда мне не удалось забрать ребенка вовремя, у меня есть все возможности исправить ситуацию. Я могу извиниться и изо всех сил постараться возместить ущерб. Но если наш конфликт относится ко всем моим безответственным поступкам, которые я совершаю постоянно, исправить это мне уже гораздо сложнее. А если конфликт относится к моему фундаментальному характеру безответственного мальчишки-­нарцисса, что мне тут сказать? Оставь телефончик, я перезвоню через десять лет психоанализа? Каждый очередной прыжок от частного к общему усиливает у меня ощущение беспомощности. А это меня злит — что приводит только к дальнейшей эскалации конфликта.

Вот что следует помнить.

Функциональные действия в отношениях — это те ходы, которые дают вашему партнеру возможность достучаться до вас. Дисфункциональные действия — те, от которых вашего партнера парализует.

В ходе конфликта, чем дальше ваши обвинения отходят от конкретных поступков, тем беспомощнее чувствует себя партнер и тем грязнее ваши приемчики. Нет ничего дурного в том, чтобы отстраненно рассмотреть ваши отношения в целом и поработать с выявленными закономерностями — скажем, «мы отдаляемся друг от друга» и «ты слишком сильно злишься на меня почти все время». Такой макроуровневый анализ по-своему хорош, если вы находитесь в ипостаси Мудрого Взрослого, в пре­фронтальной коре. Запомните: Никогда не перескакивайте с конкретной микроуровневой неурядицы на макроуровневый анализ, если находитесь под воздействием триггера. Точно так же как нельзя прорабатывать важные вопросы, когда вы пьяны, не вздумайте делать этого, когда вы обижены или злы.

Помните: наипервейший навык, на котором зиждутся все остальные, — это осознанность в отношениях. Сделайте паузу, умойтесь холодной водой, проделайте успокаивающие дыхательные упражнения с длинными выдохами, пойдите прогуляйтесь. Только не пытайтесь работать с трудностями в отношениях из позиции Адаптивного Ребенка. Прежде чем приступать к восстановительным работам, заставьте себя вернуться в Мудрого Взрослого. Спросите себя, какая часть вашей психики говорит в данный момент и какова на самом деле повестка дня. Если ваша повестка дня в эту минуту — оказаться правым, все проконтролировать, выпустить пар, отомстить или отдалиться, — остановитесь, возьмите паузу и вспомните главное. Единственная рабочая повестка — это попытаться найти решение проблемы. Только тогда у вас есть хоть какая-то надежда применить свои только что сформированные навыки. * * *

Прямо слышу, как вы возражаете против такого плана действий: «А вдруг я все это проделаю, а партнер будет по-прежнему вести себя как козел? А почему это, собственно, мне нужно трудиться, когда он…» Уверяю вас, это говорит ваш Адаптивный Ребенок. «Так нечестно!» — скажете вы. Я вас умоляю! Честность — это западня. Хотя бы ненадолго отвлекитесь от соблюдения своих прав. Прекратите вести себя как прагматичный индивидуалист, вспомните мудрость экологии, вспомните, что свою биосферу стоит беречь.

Большинство из нас не понаслышке знают, каково это, когда партнер упрямо цепляется за ребяческое поведение, когда мы по сравнению с ним сохраняем хоть какое-то благоразумие. Молодцы. Послушайтесь моего совета. Продолжайте в том же духе. Не садитесь в лужу рядом с партнером.

В долгосрочных отношениях все время от времени слетают с катушек, но делать это надо по очереди. Я называю это последовательностью в отношениях. Это значит, что вы остаетесь оборонять крепость (Мудрый Взрослый), пока ваш партнер пускается во все тяжкие (Адаптивный Ребенок). Это не самая простая практика, зато она накачивает мощные отношенческие мускулы. Если вы ведете себя хорошо и партнер отвечает тем же, значит, сегодня выдался хороший день для всех. Если вы ведете себя хорошо, а он нет, но при этом вам удается остаться в позиции Мудрого Взрослого, невзирая на все провокации партнера, значит, сегодня плохой день для вашего партнера, так себе день для ваших отношений и звездный день для вас. Пусть вы и не достигли желаемого, зато с надежностью остались тем человеком, каким хотите быть. Дарлен и Уильям.

Как научиться последовательности отношений

— Ничего не могу с собой поделать, — жалуется мне Дарлен. — Вот зараза! Каждый раз попадаюсь на крючок.

— Покуда есть на свете дураки… — замечаю я вслух.

Дарлен смеется — теплым грудным смехом, перед которым никто не устоит. Никто, кроме Уильяма, который сидит рядом с ней на диване в моем кабинете и, похоже, совершенно невосприимчив к ее чарам. Обоим под сорок — афроамериканцы, подвижные и энергичные. Работать с такими одно удовольствие, а вот жить, наверное, не очень.

— Уильям нажимает кнопочку, Дарлен взрывается, — продолжает она.

— Да мне и нажимать особенно не приходится, — отзывается он.

— Да нет, по мне так даже сейчас нажимаешь, и еще как, — отвечает она, кладет ногу на ногу и разглаживает складки стильной серебристой юбки.

Уильям весь съеживается. Когда он сидит вот так, ссутулившись, видно, что он оцепенел от злости и обиды, однако он ничего не говорит.

— Что вы сейчас чувствуете? — спрашиваю я его.

— Все нормально, — отвечает он.

— Я вам, конечно, верю, но вид у вас и правда несколько расстроенный.

Вообще-то, вид у него сильно расстроенный, но я рассудил, что «несколько» лучше усваивается.

Он пожимает плечами и косится на Дарлен.

— Она вас нервирует, — осторожно говорю я, заметив его взгляд. — Вас беспокоит, что она чувствует?

— Дело в том, что… — Уильям со вздохом вытягивает длинные ноги. Постукивает друг о друга носками классических ботинок.

— Уильям?.. — подталкиваю его я.

— Знаете, — отвечает он, — вот она так об этом говорит, будто эти ее взрывы — это сущий пустяк. Но… — Снова нервозный взгляд. — Вы бы лучше спросили нашу дочку.

— О чем?! — напускается на него Дарлен.

— Вот именно, — говорит Уильям и еще сильнее съеживается. — Если это такой пустяк, давай спросим Сирини.

— Ей всего пять лет! — вскипает Дарлен.

— Уже достаточно взрослая, — не отступает Уильям.

Я начинаю понимать, как у них все происходит и каковы отрицательные образы — упрощенные представления партнеров друг о друге. «Уильям нажимает кнопочку, Дарлен взрывается», — сказала Дарлен и была права. Когда они описывают свою домашнюю жизнь, мне становится ясно, что Дарлен та еще птица, а от Уильяма нет никакого проку. Вместе они попали в порочный круг, который определяет их поступки, и ни тот, ни другой не успевает этого осознать.

Помните, чтобы жить отношенчески, экологично, нужно прежде всего научиться выявлять свои закономерности поведения, свою хореографию, которую можно описать словами «Чем больше Я…, тем больше Ты…». Чем больше Дарлен бушует, тем больше гнева Уильям сливает куда-то в сторону. И наоборот, чем больше Уильям, по выражению Дарлен, «подбрасывает ей гранат», тем больше она бушует. Естественно, все внимание достается Дарлен. Но если послушать обоих, складывается впечатление, что она не сильно злее и подлее мужа — просто громче кричит. В их браке и, безусловно, для родных и близких проблемой считается Дарлен, ведь это у нее ярость бьет через край. Так и есть, и я ей не потакаю, просто стараюсь рассматривать действия каждого в широком контексте «Мы». * * *

Еще в начале шестидесятых годов прошлого века Карл Витакер, один из великих первопроходцев в области семейной терапии, совершал врачебный обход в сопровождении юных интернов в психиатрической больнице в Цинциннати. Он беседовал с женщиной в депрессии, обуреваемой суицидальными настроениями, которая так плакала, что едва могла говорить. Рядом с ней сидел встревоженный муж, который доблестно старался развеселить ее. Показывал фото внуков и нежно улыбался, любуясь этими снимками. Несмотря на настойчивые подбадривания мужа, женщина только отворачивалась и принималась судорожно рыдать с новой силой. «Все видят, что жена слишком много плачет, — как известно, заметил тогда Витакер. — Кто видит, что муж слишком много улыбается?»

Уильям зол на Дарлен. Он зол на то, что она так зла на него. Зол, что она «срывается на нем» при дочери. Зол, что не может ни о чем с ней поговорить, чтобы она не взорвалась еще сильнее. Но мысли, о которых, как он думает, ему нельзя говорить прямо, постоянно выражаются косвенно. В психологии для этого есть термин пассивная агрессия, и Уильям — классический случай: он отыгрывает те чувства, которые не направляет по адресу, через мелкие оскорбления и невербальные придирки. Вздыхает, корчит гримасы, закатывает глаза, сутулится так, словно на его плечи легли горести всего мира. Мне очевидно, какая у него отношенческая позиция: он из партии долготерпеливых страдальцев.

Вместо того чтобы рассматривать супругов как две отдельные личности, я обращаю внимание на объединяющую их закономерность — Уильям играет роль утомленного отца для дикого разъяренного ребенка Дарлен. Такая точка зрения позволяет мне делать с их отношениями то, что им не удается изнутри. Например, я могу попытаться столкнуть Дарлен с позиции «плохой». В семейной терапии мы называем это перераспределением. [5] Берете качество, которое якобы целиком принадлежит кому-то одному, например кто-то «плохой», — и передаете кому-то другому.

— Ловко это у Уильяма получается, — замечаю я, обращаясь к Дарлен.

— Еще как ловко, — тут же отвечает она. — Такой спокойный, такой рассудительный… такой подлый.

— Скажите, какие подлые слова он вам говорил.

— Говорил, что я не заслуживаю собственного ребенка. — Она складывает руки на груди.

— Я на самом деле говорил… — начинает Уильям, но Дарлен бросает на него один-единственный взгляд, и он умолкает.

Я как семейный терапевт пристально слежу за паттернами их поведения. Но перемены не происходят сами по себе, отдельно от участников отношений — нет, они исходят от одного из партнеров или от обоих. Я учитываю их динамику в работе с каждым по отдельности.

Начинаю я с Уильяма. Как можно деликатнее сообщаю ему, что он проявляет пассивную агрессию. Объясняю, что это значит, и привожу несколько конкретных примеров скрытой враждебности, которые отметил во время сессии. Слышать это ему неприятно.

— Относительно пассивно-­агрессивных людей вообще и мужчин в частности у меня есть некоторое наблюдение, — говорю я. — Лично я никогда не видел пассивно-­агрессивного человека, который вырос бы в обстановке, где за открытую агрессию его не закатывали в асфальт, если не физически, то психологически.

— Да это же его отец, — качает головой Дарлен. — И в асфальт закатывал, и вообще.

Уильям бросает на нее косой взгляд.

Она не смотрит на него в ответ.

— Самый злобный мужик во всем квартале. Именно злобный.

— Вы чувствовали, что можете свободно выражать свои чувства? — спрашиваю я Уильяма.

— Нет, ни тогда, ни сейчас. — Он смотрит в пол.

— Уильям, пожалуйста, посмотрите на меня, — прошу я. Он поднимает голову.

— Вам надо сопротивляться ей, — говорю я ему. — Надо действовать прямо. Я вам помогу, если хотите. Проведу шаг за шагом. Вы не видели такого в детстве, поэтому не знаете, как это — с уважением настаивать на своем.

Он мотает головой.

Именно это нужно вам сейчас, чтобы выбраться из порочного круга. Я хочу, чтобы вы были храбрым. Не уклоняйтесь. Держите курс прямо в бурные волны. Вы готовы? Готовы учиться?

Тут Уильям вдруг поворачивается к Дарлен.

— Послушай, я буду прямолинеен, хорошо? Я терпеть не могу, когда мы ссоримся при Сирини. Ей это вредно. Ты должна перестать… перестать орать.

Нелегко посмотреть прямо в лицо своим страхам, своим отрицательным ожиданиям, нелегко пробовать что-то новое, от чего не успел защититься. Я восхищаюсь его отвагой и так и говорю.

— А вы, Дарлен… — начинаю я.

— Я понимаю, — отвечает она. — Он прав.

Я уделяю минуту тому, чтобы объяснить, что такое абьюз свидетеля.

— У детей нет границ, — говорю я Дарлен. — Они системы, открытые нараспашку. Когда Сирини слышит, как вы кричите на Уильяма, для нее это все равно что вы кричите на нее. Я бы работал с ее травмой точно так же, как с травмой ребенка, которого проклинали последними словами.

Дарлен смотрит на меня.

— У нас много вариантов. Можете взять тайм-аут. Можете пройти какой-­нибудь курс по управлению гневом. Можете попробовать легкие медикаменты, можете…

— Может, я просто буду держать язык на привязи? — предлагает она.

— Возможно, для этого вам придется физически делать перерыв в напряженные моменты, — предупреждаю я.

— Ладно, я в деле.

— Тридцать дней, — говорю я ей. — У вас тридцать дней на то, чтобы все прекратить, или одному из вас придется на время отселиться.

У Дарлен такой вид, будто она хочет что-то сказать, но я продолжаю:

— Сейчас, пока мы с вами беседуем, вы продолжаете наносить Сирини травму. А она, честно говоря, для меня сейчас главное. — Это останавливает Дарлен. — Ну как, согласны?

— Никому не потребуется отселяться, — обещает Дарлен.

Так и есть. * * *

Когда я сосредоточиваюсь на закономерностях поведения пары, я никого не считаю виноватым, но оставляю за собой свободу называть вещи своими именами. «Присоединение через правду» — это искусство конфронтации с любовью, которым владеют специалисты по RLT: мы как зеркало — показываем неприятную правду и не уклоняемся от роли наставника и коуча. Мы беспощадно работаем с трудными чертами характера и проблемным поведением, продолжая при этом с любовью относиться к самим клиентам, и по­этому клиенты чувствуют, что мы с ними близки, и не сопротивляются нам, а доверяют. Через конфронтацию мы присоединяемся к клиентам и создаем с ними союзы. Парт­неры могут говорить, что хотят улучшить коммуникацию или овладеть еще каким-то механическим навыком, но почти во всех случаях на самом деле им хочется другого — им хочется, чтобы в сознании их супруга произошли крупные перемены, хочется, чтобы их партнер стал человеком, больше ориентированным на отношения.

RLT действительно повышает способность жить в отношениях у каждого из партнеров. Я часто вижу случаи, когда человек встает с дивана в моем кабинете и клянется, что больше никогда не будет вести себя так, как вел себя до этого всю жизнь, — и действительно, от этого поведения не остается ни следа, если только немного помочь ему. Моя задача как терапевта — проскользнуть мимо Адаптивного Ребенка и вызвать состояние «Я» Мудрого Взрослого. К этой части психики мне и нужно присоединиться. Я вижу то, чего еще не видите вы, мой клиент. Но вы не можете взять у меня взай­мы префронтальную кору и пользоваться ею, пока у вас не отрастут новые нейронные связи. Вместе мы пробудим в вас позицию наблюдателя — того, в чьих руках бразды правления, того, чье зрение не искажено, того, кто способен думать, принимать решение действовать — и меняться.

Возможно, дорогой читатель, вы можете многое изменить в ваших отношениях сами, без терапевта. Что-то в вас может пробудиться просто от резонанса с этими словами.

Задумайтесь сейчас о тех важных отношениях, в которых вы, как вам кажется, буксуете, — естественно, это могут быть отношения с ближайшим партнером, но, возможно, речь идет о людях в целом или о ваших отношениях с ребенком, другом, родственником, коллегой. Каков ваш глубинный отрицательный образ этого человека? Каким вы видите его — слишком властным или безразличным? Он вас травит? Контролирует? Или закрывается от вас и отказывает во взаимности? А когда вы видите его таким, какова ваша типичная реакция? Что вы делаете — умоляете, урезониваете, уговариваете, пытаетесь все исправить на скорую руку? Или вы замыкаетесь, отдаляетесь, бежите? Как вы думаете, какой ваш глубинный отрицательный образ сложился у этого человека, и можете ли вы признать, что в нем есть крупица истины? Каковы ваши роли на этих качелях? Ваша динамика? Чем больше чего, тем больше чего? У нас, чем больше Белинда жалуется на мою безответственность, тем больше мне хочется уйти в работу и спрятаться от нее. А у вас какая закономерность? И как бы вы могли вырваться из нее — творчески, весело, даже шутя?

Одна моя приятельница замужем за мастером дзена.

— Как это — жить с дзенским учителем? — спрашиваю я ее.

— Знаешь, подолгу сердиться на этого паршивца очень трудно, — отвечает она. — Вот позавчера мы были в супермаркете, и я устроила склоку сама не знаю почему. Оборачиваюсь — и не вижу его. Оказывается, он упал на пол и примеривается целовать мне ноги. «Беда в том, — говорит, — что этим ножкам недостает внимания!» Ну как тут злиться?

Мне бы хотелось, чтобы каждый, кто читает эту главу, дал себе слово изменить одну свою поведенческую привычку в отношениях — перестать жаловаться, контролировать, замыкаться в себе. Объявите мораторий на свои тщетные попытки заставить другого измениться, попробуйте что-то такое, что вас самих удивит. Мы, специалисты по RLT, говорим, что наша задача — чтобы слабые научились стоять на своем, а могучие смягчились. Если вы привыкли вставать в такую позицию, чтобы сразу было видно, какой вы большой и раздутый, — в позицию гнева, возмущения, контроля, — смягчитесь, озаритесь изнутри, постарайтесь найти в себе уязвимые места и попробуйте лидировать с опорой на все это, а не на гнев. Тогда «я злюсь» превращается во «мне больно». И наоборот, если вам страшно, попробуйте обрести голос, заявить о себе, постоять за себя с любовью к партнеру и с заботой об отношениях. Я называю это мягкой силой, и мне еще многое предстоит рассказать о ней и о том, как ее применять, в главе восьмой.

Наконец, если вы хотите сломать сложившийся шаблон и получить от своих отношений больше, попробуйте сами начать больше давать. Вместо того чтобы жаловаться, что вам больше не бывает весело вместе, организуйте вечер развлечений. Не нойте насчет своей жалкой сексуальной жизни — узнайте, что заводит партнера, и попытайтесь это обес­печить. Один раз я ехал в машине и едва не попал в аварию, потому что засмотрелся на наклейку на бампере у машины впереди: «МЫ ДОЛЖНЫ САМИ ПРЕВРАТИТЬСЯ В ТОТ ШАНС, О КОТОРОМ МЕЧТАЕМ». Это была цитата из Ганди. Хотите больше доброты — будьте добрее. Хотите больше смеха — будьте смешнее. Экспериментируйте с новыми ходами и посмотрите, куда они вас приведут.

Но если вы застряли в наезженной колее и не в состоянии выбраться, как ни стараетесь, значит, вам нужна помощь. Вы поймете, что нуждаетесь в помощи, когда обнаружите, что вам не удастся изменить положение дел. Однако, возможно, вас ждет приятный сюрприз. Когда вы перестанете скандалить с партнером, требуя перемен, а вместо этого искренне постараетесь держать себя с ним приятнее — или активнее, или менее агрессивно, смотря в какую сторону вы изменитесь, — вероятно, вы обнаружите, что радикальные перемены с вашей стороны вызывают и другую реакцию со стороны партнера. Не попадайтесь в ловушку предположения, что ваш партнер просто такой-то и сякой-то от природы. Включите в картину себя.

Спросите партнера, что бы вы могли делать иначе, чтобы получить другой ответ от него. А потом, когда выслушаете один-два совета, постарайтесь это обеспечить — если, конечно, от вас не потребуют спрыгнуть в речку с ближайшего моста. Почему? Да потому что это помогает, мой дорогой читатель. Это дает ту животворящую близость, к которой вы стремитесь, проводит вас сквозь сумрачный лес, где вы заблудились, к реке жизни, к отношениям, к связи. Вы можете использовать те отношения, в которых вы сейчас состоите, как горнило собственных перемен, собственной трансформации, и как источник поддержки и глубокого исцеления. Ведь любовь и правда исцеляет, любовь и правда преображает, надо только согласиться оставить позади собственное эго и прийти на ее праздник.

[5] …мы называем это перераспределением. — Papp, Process of Change; Silverstein, Who’s Depressed?

[4] «Я просто не хочу секса с тобой!» — Real and Perel, «The Relate 2 Day Workshop».

[3] Глубинный отрицательный образ. — Подробнее см. Real, New Rules of Marriage, 83–92; Real, Fierce Intimacy.

[2] …язык сильнее меча. — Кернер, «Она кончает первой».

[1] …субъективным ощущением безопасности или ее отсутствия. — Badenoch, Heart of Trauma; Ван дер Колк, «Тело помнит все»; Порджес, «Поливагальная теория»; Сигел, «Майндсайт»; Tronson et al., «Fear Conditioning and Extinction».