От «Я» к «МЫ». Как быть по-настоящему вместе

Неистовая близость и мягкая сила

Никому и в голову не пришло сообщить ей, что все кончено. Ни мужу-профессору, ни друзьям, ни родственникам, ни тем более детям, которых они вместе воспитывали. Естественно, были какие-то признаки, тревожные сигналы, звоночки, на которые обязательно обратила бы внимание более мудрая женщина: он приходил домой за полночь, неубедительно объяснял частые командировки, дулся, увиливал, становился все более раздражительным, особенно если его начинали расспрашивать. Подруги в один голос убеждали ее бросить этого недоумка, но сама она его даже понимала.

Причем не только теперь, но и тогда. Она понимала, что происходит. Если их брачный союз умер, они убили его вместе. Теперь, когда перед ней расстилалась обширная равнина одиночества, она винила себя так же, как и его. Они опустили руки уже давно, много лет назад. Все это время она говорила себе, что это просто ухабистый отрезок их долгого жизненного пути. Он был безумно занят на работе, а с тремя детьми было столько хлопот. Она знала, что жизнь в их паре разладилась, но утешала себя, что просто еще не пришло время. Пусть дети немного подрастут. Пусть он поднимется повыше по карьерной лестнице. Раньше они были парой. Их время скоро наступит. Так она думала. Так думали они оба — как она предполагала. Но она ошибалась. * * *

— Я же тебе говорил! — объявляет Фил на нашей первой и, вероятно, последней сессии. — Милая, я сидел внизу лестницы и ревел как ребенок, и говорил, что ты меня теряешь. Ты что, и это забыла?

Лиз, сидящая рядом с мужем на диване, бессознательно гладит длинные каштановые волосы. В круглых очках без оправы и простом платье песочного цвета она выглядит так, словно вот-вот запоет песню протеста, примкнет к демонстрации, организует марш — все, что угодно, только не будет здесь, с мужем. Ее серьезность может тягаться разве что с ее полным недоумением. Она протягивает к мужу руки, словно умоляя о чем-то.

— Но ведь я-то думала, ты счастлив, — говорит она, по ее словам, в четырехсотый раз.

— Еще бы, конечно думала, — напускается Фил на нее. — И хочешь скажу почему?

Я настораживаюсь, готовый при необходимости вмешаться.

— Хочешь, скажу, почему ты думала, что мы оба так счастливы?

Видно, как Лиз съеживается в кресле.

— Потому что, — произносит он раздельно, — потому что ты ничего не понимала, черт побери, вот почему!

— Ну, наверное, да, — робко говорит она.

Фил поворачивается ко мне:

— Да и ладно бы, но вот только если бы Лиз встала утром и обнаружила, что я валяюсь на полу с перерезанным горлом, она бы переступила через меня, сказала: «Доброе утро, зай» — и сварила бы мне кофе.

— Зачем ты так?!.. — обижается она.

— Лиз, — продолжает он. Высокий, тощий, царственный. — Я тебе сто раз это говорил. Прямо кричал. Даже оставил ее проклятые имейлы открытыми на экране…

— Ой, Фил, — говорит она. — Я думала, это какая-то ерунда. Ну подумаешь, увлекся старшеклассницей. Ты же такой обаятельный, вот я и решила…

— Не увлечение, она не старшеклассница и даже не моя студентка!

— Теперь я все это знаю, — признает посрамленная Лиз.

— Чего тебе еще было нужно? — в бешенстве продолжает Фил. — Стрелку помадой нарисовать?

— Ладно, ладно, — вмешиваюсь я. — Достаточно.

Фил откидывается на спинку дивана и берет себя в руки.

— Разбегаемся, Лиззи, — тихо произносит он.

Я слышу, сколько боли погребено под слоем его злости.

— По-моему, Фил, если говорить честно, это вы от нее убегаете, — медленно говорю я.

— Нет. — Он мотает головой. — Это был командный проект. И команда не справилась, — с горечью добавляет он.

— Что это значит?

— Знаете, как говорят — «разошлись, как в море корабли»?

Я киваю.

— Так вот, мы не разошлись. Мы умчались друг от друга на всех парах, будто ракеты. Она вбухала все в детей. Я ушел в работу, а потом… — Тут он разворачивается к жене. — Глазом не успел моргнуть, а уже ничего не осталось. Мы исчерпали ресурсы. Банк лопнул.

Лиз рядом с ним тихо плачет.

— Вы ничего не знали? — спрашиваю я ее. — Не знали, насколько он несчастен?

— Я просто…

— Мы не разговариваем, — отвечает за нее Фил. — Мы с Лиз, понимаете? Мы из тех, кто делает, не из тех, кто говорит. У вас есть проект? Может быть, нужно кому-то помочь? Сыграть во что-то двое на двое, в поход сходить? Вот в этом мы очень хороши.

— Господи. — Лиз вся белая от обиды и отчаяния. — Я думала, мы отлично проводили время.

— Так и было, ласточка, — говорит ей Фил. — Ты делала все сама. Была застрельщицей. Это ты организовывала игры, лыжи, походы на детскую оперу. Я тебе очень благодарен…

— Тогда в чем твои…

— Просто на меня, на нас не оставалось ничего.

— Это же все — мы! — возражает она. — Все, что ты сейчас сказал…

— Все ради ячейки общества, Элизабет. Ради нас пятерых. — Он подается к ней, злой, напряженный. — Но для меня — ничего. Годами.

Лиз, измученная и беззащитная, глубоко вздыхает. Поворачивается к мужу и с душераздирающей открытостью спрашивает:

— Ну и что теперь?

Тот самый вопрос, над которым размышляю и я. У них было все, кроме друг друга

Лиз и Фил напоминают мне популярную в восьмидесятые наклейку на бампер: «Мой образ жизни не дает мне жить». На бумаге они были само совершенство, у них было все. Красивые, с выверенной системой ценностей, защитники всех нуждающихся. В гараже — шикарный внедорожник, готовый развезти детей по частным школам, где с них пылинки сдувают. В последние четыре года у супругов почти не было секса, но о каком сексе может идти речь, если дети постоянно норовят забраться к вам в постель и вообще у вас столько дел?

Они редко ссорились, у них редко бывали явные разногласия, и это на самом деле усугубляло проблему. Они никогда не добивались гармонии через прохождение конфликта и восстановление. В сущности, они из стадии гармонии разошлись каждый по своим углам. Можно сказать, что в браке и Лиз и Фил были индивидуалистами в крайней степени. Оба с головой ушли в работу: он — в преподавание и исследования, она — в семью и детей. Отношения в паре намертво застряли на последнем месте в списке приоритетов, и на них просто не оставалось времени и сил. Брак оказался на грани распада не из-за острого кризиса, потому что Фил изменил Лиз, а в результате целой жизни, прожитой без фаз восстановления. Их сад зарос, поскольку им годами пренебрегали, и вся конструкция рухнула не из-за взрыва, а просто потому, что прогнила.

Лиз — яркий пример романтического индивидуалиста и, как подобает таким романтикам, была сосредоточена на развитии, на развертывании уникальной эволюции каждого человека, на его Bildung *, как называли это немецкие романтики [1]. Но она не сбегала из дома на курсы медитации или пилатеса. Она была сконцентрирована не на своем развитии, а на неповторимом внутреннем росте троих детей, пренебрегать которым было нельзя. Либеральная мать, она жила как романтический индивидуалист не сама, а опосредованно — через детей, когда организовывала им всевозможные спортивные секции и занятия искусством. Развитие детей, их Bildung, — вот что занимало ее и придавало смысл ее жизни.

Фил тоже был в этом задействован. Он время от времени выражал бессильный протест, но тем не менее следовал традиционной американской программе. Он ходил на работу, а дома исполнял отцовские обязанности. Однако всего остального, что касалось семьи и романтических отношений в их паре, он был лишен.

В последние годы мы часто слышим, что женщины вроде Лиз не имеют права голоса в отношениях с мужьями. Что женщины пренебрегают собственными потребностями ради удобства окружающих. По традиционному патриархальному сценарию хорошая женщина вроде Лиз не имеет собственных потребностей [2], это было бы эгоистично. Хорошая женщина живет, чтобы служить другим. Но и мужчина вроде Фила тоже лишен права голоса. За исключением плотского желания (мужчина всегда должен быть в полной боевой готовности), у сильного мужчины не должно быть никаких эмоциональных потребностей и уж точно никаких слабых мест. Сильный мужчина должен быть лишен потребностей точно так же, как и его жена, — она добродетельна, он стоек. «Хорошая женщина», которую заставляют молчать, встречает молчаливого «сильного мужчину», и ни тот ни другая не в состоянии высказать даже самой простенькой просьбы, например: «Знаешь, мне сейчас хочется, чтобы меня обняли» [3]. * * *

Лиз и Фил сделаны из одного теста — из старого доброго теста новоанглийских янки. Они рождены для текста праздничной открытки, где перечисляются все недавние успехи каждого члена семьи: Фил получил повышение, Оливия сыграла в школьной постановке, Брайан всех порвал на теннисном корте, а крошка Эми уже лепечет что-то по-французски. А надо всем этим величественно высится Лиз, Великая Мать, бесполая богиня-­кормилица. У Фила и Лиз было все, кроме друг друга.

— Мы не разговариваем, — сказал Фил. — Честное слово.

Что было бы не такой большой бедой, если бы они оба соблюдали условия договора. Все шло прекрасно, пока Фил не захотел большего. Попытаться оторвать Лиз от детей оказалось практически невозможно.

— Итак, — вмешиваюсь я, — кто она, другая женщина?

Фил съеживается, Лиз прикусывает язык. Оба молчат.

— Точнее, другая девушка, — говорит наконец Лиз.

— Она в прошлом. Ничего существенного, — неопределенно отмахивается Фил.

— Почему? Ты потерял ее погремушку? — спрашивает Лиз.

Фил мотает головой, стряхивая досаду.

— Дело не в том, что у меня было с ней, Лиз, — объявляет он. — Дело в том, чего у меня не было с тобой. В том, чего больше нет у нас с тобой.

— То есть это я виновата? — Лиз все-таки злится. — Это я сделала так, что ты мне изменил? Вот как, значит, ты это теперь видишь?

— Мы просто запутались, — понуро отвечает он.

— Ты бы хоть что-то сказал! — воет она. — Схватил бы меня за горло, заставил заметить!

— Я пытался! — восклицает он.

— Что, вот тогда, один раз? — Лиз не верит своим ушам и накапливает пар. — Один-единственный раз, и я даже не поняла, о чем ты, черт побери, говоришь! «Ты меня теряешь», — с омерзением цитирует она. — Серьезно, Филип? Супер. Почему? Как? Что я, по-твоему, должна была с этим делать?

— Ты спросила? — запинаясь, выдавливает он.

— А ты объяснил? — напирает она.

«Приехали, — думаю я. — Шах и мат. Не спрашивай и не говори ничего по собственной инициативе». Лиз и Фил, прекрасно воспитанные в родительских семьях, были слишком вежливы, чтобы общаться друг с другом. Обоих растили родители, жившие якобы в постоянной гармонии, а на самом деле эмоционально отгородившиеся друг от друга. Словно привидения, которые вертятся друг вокруг друга, но никогда не соприкасаются. Я называю таких людей уклонистами от любви [4], поскольку они выросли в семьях, где царит отчуждение и где выбросы эмоций, связанные с конфликтами, обидами и неудовлетворенными потребностями, считаются несколько неприличными.

— Мы из тех, кто делает, не из тех, кто говорит, — предупредил меня Фил.

«Ну поздравляю, — думаю я. — Вот до чего это вас довело». * * *

Вот как журналист Джон Тейлор описывал печальный конец собственного брачного союза: «Наше супружество не было кромешным адом [5], — писал он, — оно просто разрушилось, словно механизм, так засорившийся из-за мелких разочарований и мелочных обид, что его детали перестали подходить друг к другу». За «мелкими разочарованиями и мелочными обидами», о которых пишет Тейлор, по-видимому, не следовало никакого восстановления.

Подобно большинству пар, с которыми я работаю, Лиз и Фил просто не располагают в своих отношениях механизмом коррекции отношений. Хорошие пары регулируют друг друга: даже если возникает конфликт, супруги все обсуждают и положение улучшается. Но у таких пар, как Лиз и Фил, ничего не прорывается наружу, существующая дистанция принимается за норму, и ничего не улучшается. Потом кто-то наконец делает что-то такое, чтобы спровоцировать кризис: кто-то заболевает, у ребенка появляются странные симптомы, муж или жена обращаются к чему-то или к кому-то вне их отношений. Как пишет Торо в «Уолдене», «большинство людей ведет безнадежное существование» (пер. З. Александровой). Но у кого-то оно менее безнадежное, у кого-то — более. Лиз была удовлетворена, а Фил хотел большего. Я ни в коей мере не оправдываю его поступка, но кто-то должен хорошенько встряхнуть семейные отношения, прежде чем они навсегда исчезнут с лица земли.

Как метко заметила моя коллега Эстер Перель, желая изменить супругу, ты жаждешь не просто другого человека. Ты жаждешь другую себя [6]. И как терапевт, работающий с изменой, я знаю, какие источники жизненной силы раскрываются во внебрачных отношениях, чтобы потом добавить перчинку законному браку. Но когда большинство людей, подобно Филу и Лиз, думают о страстных чувствах в браке, они, несомненно, имеют в виду фазу гармонии. В нашей культуре страсть говорит о наличии «настоящих чувств». Однако в реальной семейной жизни подлинная страсть рождается в подлинном конфликте благодаря полной вовлеченности, благодаря тому, что мы готовы встретиться лицом к лицу. Хотите высоких нот — услышьте и низкие. Я бы хотел, чтобы Лиз и Фил услышали одну простую истину: избегание и сглаживание острых углов напрочь убивают романтику. Партнерам необходимо время от времени ругаться, чтобы сделать отношения глубже. Неистовая близость

Неистовая близость — это способность партнеров выдерживать сложные ситуации [7] в отношениях, встречать друг друга лицом к лицу. Ни Фил, ни Лиз не тренировали это умение в своем браке. Лиз управляла своей семьей, словно хорошо смазанным станком, который жужжит без сучка без задоринки. Но если начать мыслить отношенчески, экологично, начинаешь понимать, что именно умение работать с разного рода сучками и задоринками обеспечивает почву для подлинной близости — это удобрение и есть драгоценный дар дисгармонии. Как писал Йейтс, «Но храм любви стоит, увы, На яме выгребной» (пер. Г. Кружкова). «Эталонная американская семья» Лиз, как однажды назвал ее Фил (и театрально отсалютовал при этом), не давала жить ее мужу.

Но говорил ли об этом Фил? Разве он, как спрашивала Лиз, схватил ее за горло и встряхнул? Замечала ли Лиз, что он участвует в делах семьи все более и более вяло? Скучала ли она по нему? Похоже, нет. Похоже, ее все устраивало. Теперь Фил смотрит на нее почти что с отчаянием.

— Под слоем нашей слащавой вежливости, — объявляет он, — бурлит расплавленная лава еще более приторной вежливости.

— Господи, Фил, какие злобные слова, — говорит Лиз, обиженная и рассерженная.

«Злобные, — думаю я. — И неуместные. Но это не значит, что это неправда». * * *

Поскольку я работаю в Бостоне, я видел много семей вроде тех, из которых произошли и Лиз, и Фил. Целые системы, застрявшие в фазе псевдогармонии, которая зиждется не на романтике, а на отрицании. Я как-то видел карикатуру, на которой женщина пишет красной губной помадой по всей стене в своей гостиной: «Здесь никогда ничего не происходит!» Некоторые семьи до того воспитанные, до того сдержанные, что в их присутствии просто невозможно проявление ничего столь недостойного, как эмоция — обида, гнев или паника. Плачущих детей отправляют в их комнату, чтобы они там «взяли себя в руки». Никто не знает, как выруливать из дисгармонии обратно в восстановление, поскольку самой дисгармонии нет места, ее отрицают.

Для Лиз, старшей сестры, маленькой героини, хорошей девочки, культура видимости, приличий и отрицания оказалась вполне благоприятной. Но Фил, которого трудно назвать мятежником, все-таки сохранил в себе какую-то искру, какую-то страсть. Это и привлекло к нему Лиз — она увидела в нем проблеск жизни. И между ними с самого начала пробежала искра. Но как только на сцену вышли трое детей, мир супругов оказался заполнен занятиями, ответственными делами, уроками фортепиано, родительскими собраниями, поездками на горнолыжные курорты и хоккейными матчами. Лиз была довольна такой жизнью. А Филу было одиноко.

— Семья на пятерку с плюсом, а пара на двой­ку с минусом, — сказал он мне.

Несколько раз он пытался достучаться до Лиз: «Давай отправим детей к твоим родителям и сбежим на выходные!» Но что-то всегда мешало. Фил — человек очевидно добродушный, и он покорялся требованиям семьи, а свою тоску пытался затолкать подальше. Понимаете, ему не хотелось иметь дела с собственными неподобающими чувствами — как и с чужими.

Потом как-то под вечер он обнаружил, что прогуливается у реки с юной коллегой, понимая, что отнюдь не должен изливать ей душу, но почему-то не может удержаться. Диана вытянула из него все, можно сказать, силой взбудоражила все чувства, которые он старался отключить. Как и в большинстве внебрачных романов, дело тут было не в сексе, а в эротике в самом широком смысле слова. Диана предложила Филу не только секс, но еще и радость чуткого внимания, радость контакта. Когда мужчины влюбляются в женщин гораздо моложе себя, утверждая, будто это заставляет их снова почувствовать себя как в юности, чаще всего это означает, что в них пробуждается страсть к жизни. Почти все изменники в один голос твердят: «Я снова почувствовал себя живым». * * *

В седьмой главе я упомянул, что, сталкиваясь с супружеской неверностью, исследую две области: почему супруг-­изменник чувствует себя вправе изменять и каково общее состояние отношений. В этом случае я не вижу в Филе отъявленного нарцисса. Кто-то должен был разбить окно и впустить в их дом свежий воздух. Мы, терапевты, в целом наблюдаем два вида пар: одни бурно ссорятся, другие эмоционально дистанцируются. Когда я имею дело с теми, кто ссорится, я часто ловлю себя на том, что разгребаю их бесконечные жалобы друг на друга, чтобы пробудить то хорошее, что держит их вместе, их «Мы». У пар, которые дистанцируются, чаще всего дела обстоят наоборот. Вместо того чтобы находить в паре сближающие элементы, я сначала должен помочь партнерам вывести на поверхность все разъединившие их вопросы, которые так и остались неразрешенными. То, на что они не желали смотреть слишком уж пристально. Прежде чем сможет появиться «Мы», должно быть два «Я».

Я как терапевт помогаю каждому партнеру набраться сил, чтобы стоять на своем, говорить о своих невысказанных потребностях и о своих страданиях. Когда в паре царит отчуждение, не надо вручать супругам букет и обеспечивать красивый уход в закат, чтобы создать близость. Сначала вручите им биту, чтобы разнести ту отупляющую конструкцию, которую они создали. Потом покажите, как в реальной жизни выглядит нормальная ссора.

К какому типу пар вы принадлежите в тех случаях, когда вам трудно договориться друг с другом? К чему вы склонны — к ссорам или к дистанцированию? Нужны ли вам более конструктивные способы разговаривать друг с другом — чтобы поменьше обвинять и критиковать и побольше смиренно делиться собственным опытом и выражать искренний интерес к опыту партнера? Или же ваша хорошая ссора, как летняя гроза, которая только встряхнет листок-­другой, зато очистит воздух? Помните, в целом я предлагаю слабым стоять на своем, а могучим смягчаться. Если вы привыкли к мощным выражениям гнева, станьте маленьким, беззащитным, мягким — и пусть вас ведет не сознание собственной правоты, а открытое сердце. Если вы склонны скорее избегать конфликтов или являетесь закоренелым любителем всем угождать, наберитесь храбрости. Осмельтесь раскачать лодку. Подумаешь, партнер рассердится! И что? Не падайте духом, двигайтесь вперед, обретайте свой голос, пробивайтесь к цели. * * *

Многие клиенты, увязшие в романах на стороне, приходят ко мне, ломая руки, и жалуются на тревогу, депрессию и полную растерянность в метаниях от партнера к любовнику и обратно.

— Мне надо докопаться до сути! — восклицают они. — Сделать наконец выбор и покончить с этим кошмаром!

Любого терапевта, который принимает эту ремарку за чистую монету, я называю наивным. Такие изменники, раздираемые страстью, чувственностью и эмоциональной близостью к любовнице с одной стороны, и стабильностью, семейными ценностями и домашним уютом с другой, по большей части мечутся туда-сюда, лгут и супругам, и любовницам и сами затягивают свои муки по одной простой причине: они хотят и того и другого. Да я и сам желаю им этого — одновременно и страсти, и стабильности. Задача в том, чтобы объединить их в отношениях с одним и тем же человеком.

Страсть в супружеских отношениях Лиз и Фила сошла на нет не потому, что Лиз бросила себя на алтарь воспитания детей, а потому, что Филу не удалось ни заявить о своей законной потребности получить от брака больше, ни быть услышанным.

— Вот что, Филип, — говорит Лиз к концу сессии. — Теперь я точно тебя слышу. Все мое внимание направлено на тебя.

И тут Фил делает такое, чего я не ожидал: сгибается и начинает рыдать, неудержимо, душераздирающе, открыто. Он тянет руку к жене, но та ее не замечает.

— Как же ты не видишь, Лиз? — спрашивает он, вытирая лицо. — Как же ты не видишь? Это все, чего мне хотелось.

— Чего? Всего моего внимания? — спрашивает она.

— Да нет, тебя! — в отчаянии отвечает он. — Тебя. Никого другого я не хочу — только тебя, тебя настоящую, живую, чтобы ты была здесь, со мной, а не мыслями где-то.

— Знаете, Фил, у меня для вас две новости, хорошая и плохая, — говорю я ему.

— Говорите, — отвечает он.

— Хорошая новость — вы ее получили. Она сейчас целиком и полностью здесь, с вами. Цель достигнута.

— А плохая?

— При этом вы разбили ей сердце.

Фил и Лиз соглашаются забыть об обидах — он с радостью, она с неохотой — и поработать над своими супружескими отношениями. Во всех без исключения подобных ситуациях пара вынуждена столкнуться и с глубинной причиной неверности, в случае Фила — отчужденностью супругов, и с подсох­шей корочкой обиды, вызванной романом на стороне.

— Есть ли надежда? — спрашивает меня Фил с трогательной открытостью. — По вашему профессиональному мнению, с чем нам придется столкнуться?

— Все просто, — отвечаю я ему. — Друг с другом. Взглянуть в лицо друг другу

Столкнуться друг с другом. Что на самом деле означает эта фраза? На самом глубинном уровне она означает, что придется вступить в борьбу. Рассказать обо всем, что вам не нравится, выразить свои желания, высказать конкретные предложения, как для вас будет лучше, а потом, если все пойдет хорошо, поработать как команда, чтобы все исправить. Восстановление требует заявлений со стороны недовольного партнера (но не агрессии), на которые второй супруг должен ответить чутко и заботливо (но не обиженно). Существует вполне конкретная технология восстановления, набор навыков, которыми в нашей индивидуалистической и антиотношенческой культуре почти никто не овладевает.

Задумайтесь ненадолго. Видели ли вы когда-­нибудь, хоть раз в жизни, как применяют навыки восстановления отношений? В культуре в целом? Сомневаюсь. В родительской семье — первой школе отношений? [8] Для большинства — вряд ли, разве что вам очень повезло и вы выросли в доме, где к отношениям относились с умом. На самом деле освоение навыков восстановления [9] отношений предполагает, что придется забыть все, что вы усвоили в семье, и заново учиться под руководством кого-то вроде меня, либо лично, либо на семинарах, онлайн-­курсах или по книгам вроде этой.

Можете ли вы освоить эти навыки самостоятельно, как пара, и обойтись без профессиональной помощи? Да, многие из вас сумеют изменить самих себя и свои отношения через самоизучение, по книгам, онлайн-­семинарам и лекциям. Особенно если учиться вместе. Но даже если хотя бы один из вас освоит более высокий уровень мастерства в отношениях, паттерны вашего взаимодействия изменятся. Как вы поймете, что вам все-таки нужен профессионал? Все просто. Вам как паре нужна профессиональная помощь, если вы самостоятельно не можете вот так работать вместе, не можете и смотреть на себя со стороны, и прислушиваться к себе. Если ничего не восстанавливается. Если ничего не меняется.

Я советую парам очень серьезно взяться за культивацию отношенческих навыков в жизни. Таскать друг друга на выездные программы по обогащению супружеской жизни, слушать выступления ведущих специалистов по семейным отношениям, обсуждать все, что вы узнали, и все, над чем работаете лично. И пусть дети видят, как вы восстанавливаете отношения друг с другом. Если дети слышат, как родители ссорятся, а они все равно услышат, как бы вы ни скрывались, пусть они услышат, как вы миритесь. Расскажите детям про гармонию, дисгармонию и восстановление — ваши родители, скорее всего, ничего такого вам не говорили. Вооружите их этим навыком, снабдите знаниями.

Каковы же они, навыки восстановления? Их можно найти в моей предыдущей книге «The New Rules of Marriage», но давайте поговорим о них и здесь, а по некоторым ключевым пунктам кое-что добавим. Прежде всего, усвой­те, что восстановление — это не улица с двусторонним движением. Этого почти никто не понимает. Когда перед тобой разъяренный партнер, это не значит, что настала твоя очередь. Это не диалог. Лиз рассказывает о своих невзгодах не в качестве приглашения для Фила сделать то же самое. Соблюдайте очередность. Восстановление идет в одном направлении. Когда вашему парт­неру требуется восстановление, ваша единственная задача — помочь ему вернуться к гармонии с вами, проработать его недовольство, поддержать его желание воссоединиться с вами. Я прошу клиентов, когда они оказываются лицом к лицу с несчастным партнером, забыть о своих потребностях и заняться его несчастьями. Почему? Потому что это в ваших же интересах. Помните, с экологической точки зрения, если один из вас побеждает, а другой остается ни с чем, страдают оба. Проигравший заставит победителя поплатиться. Фил покорно следовал за Лиз, чтобы и дальше покорно следовать за Лиз, он был неудовлетворен, но не жаловался. Лиз командовала всем, пока ей не пришел счет за тот день у реки.

Честно говоря, большинство пар не то чтобы совсем не умеют восстанавливать отношения, они просто не очень хорошо это делают. Фил все-таки пытался сказать Лиз, что ему нужно, — но всего один раз. Большинство из нас все же предпринимают несколько попыток быть услышанными и сделать жизнь лучше. Но мы довольно быстро усваиваем, что такие попытки либо ни к чему не приводят, либо пробуждают обиды и вызывают эскалацию конфликта.

Подобно тому крупному мужчине на качелях, который кричит жене, чтобы она спустилась к нему, обычно мы направляем свое внимание на то, что партнеры делают неправильно, а не на то, какова наша роль во всем этом. Мы сосредоточиваемся на том, как нам обидно, на том, что нас не слышат, а не на том, что нам самим стоило бы выражаться яснее. Предлагаю альтернативу: «Как мне жаль, что тебе плохо!» Почему бы не начать именно с этого — с сострадания? Состраданию все равно, кто прав, кто виноват. Отбросьте саму мысль об этой дихотомии, к которой вас тянет токсичный индивидуализм. Первое, к чему мы прибегаем в такие минуты, — это так называемая объективная реальность: «Да, конечно, я опоздал, но ведь такие пробки…» Ваши оправдания и объяснения никого не интересуют. Второе, на чем мы сосредоточиваемся, столкнувшись с рассерженным партнером, — это, как правило, мы сами. «Ой, ну перестань. Сколько раз мне приходилось ждать, пока ты…» Прошу прощения, но сейчас до вас никому нет дела. Партнеру интересно, есть ли вам дело до него. Считайте, что вы сидите в окошке обслуживания клиентов. Кто-то вам говорит, что у него сломалась микроволновка, — так вот, ему неинтересно слышать, что у вас сломался тостер. И ваши соображения его не интересуют. Ему нужно починить микроволновку. Займитесь клиентом. А когда он удовлетворится, найдется место и вам с вашими переживаниями.

Итак, для восстановления нужно уметь правильно высказаться и правильно отреагировать. Разберем все по порядку. * * *

Пусть история Лиз и Фила послужит нам предостережением. Когда вас не устраивает какой-то аспект ваших отношений, важно говорить, а не заметать все под ковер. Но есть разница, как говорить — как это делает большинство представителей нашей культуры или так, чтобы тебя действительно услышали. Для начала уберите от лица партнера свой обвиняющий палец. Я уже сбился со счета, сколько раз клиент приходил ко мне со словами: «Мне нужно кому-то излить свои чувства» — и тут же изрыгал поток: «Ты делаешь то-то и то-то, ты всегда, ты никогда, ты, ты, ты!»

В таких случаях я откидываюсь в кресле, потягиваюсь и говорю:

— Предупредите меня, когда начнутся чувства.

Оставайтесь на своей стороне улицы. Не обвиняйте парт­нера ни в чем, говорите о себе. Не «Лиз, ты не обращаешь на меня внимания», а «Лиз, я не чувствую, что меня слышат». * * *

Когда начинаешь жить отношенчески, экологично, ты берешь на себя ответственность за свои мысли. Помните, здесь нет места так называемой объективной реальности. Только мои воспоминания, моя реконструкция событий — а еще твоя. Во вторник утром Белинда говорит на прощание: «Ну, счастливо тебе». Я воспринимаю это как искреннее пожелание хорошо провести день. Во вторник вечером мы ссоримся. Когда назавтра Белинда говорит на прощание «Ну, счастливо тебе», я воспринимаю это как издевательство. И у меня по этому поводу совсем другие чувства. Эмоция следует за когницией. То, как вы что-то видите, определяет то, что вы по этому поводу чувствуете.

Что происходит между нами — это просто сырые необработанные данные. Что они означают, нам говорит сознание. Мы рассказываем себе историю о том, что произошло, и наши чувства чаще всего следуют за историей, которую мы составили. Белинда со мной мила. Белинда надо мной издевается. Жизнь за пределами индивидуализма требует от каждого из нас брать на себя ответственность за собственные ментальные конструкции. Я прошу моих клиентов использовать специальное выражение: «У меня такая фантазия». У меня такая фантазия, что ты надо мной издеваешься. У меня такая фантазия, что за твоей злостью на самом деле скрывается обида. Мы не ясновидящие — и не командный голос объективной реальности. Придерживайтесь субъективности, придерживайтесь смирения. «Таково мое восприятие, верное или неверное. Вот так я это вспоминаю. Вот такую историю я себе рассказываю». Вот в чем фокус. По большей части вы не можете никого атаковать, когда говорите с позиции «Я». А немного потренировавшись, вы обнаружите, что вам почти нечего сказать такого, что нельзя было бы счесть вашей ментальной конструкцией и вашим восприятием. Как говорить,

чтобы достичь восстановления отношений

Предлагаю пользоваться приемом под названием «колесо обратной связи» [10], который разработала Дженет Харли. Это высказывание из четырех частей, при помощи которого можно организовывать свои мысли более умело и структурированно, чтобы говорить о себе, когда вам больно.

1. Вот что случилось, насколько я помню.

2. Вот какая фантазия по этому поводу у меня возникла.

3. Вот что я почувствовал.

А затем — наиглавнейшая четвертая часть, которую большинство говорящих опускают:

4. Вот что поможет мне почувствовать себя лучше.

Иначе говоря, вот как может выглядеть восстановление.

Вы должны помочь партнеру достучаться до вас. Рассказать ему, каким хотели бы его видеть. Помочь ему добиться успеха в этом, поскольку в ваших интересах действовать как команда. В нашей индивидуалистической культуре партнеру или удается пробиться к вам, или нет. Но как только вы начнете мыслить отношенчески, экологично, вы поймете, что вам есть что сказать по поводу происходящего между вами. «Что мне сделать, чтобы помочь тебе достучаться до меня?» — вопрос исключительно отношенческий. Командное мышление «Мы» — это очевидное противоядие против мышления двух индивидов «Я и Ты». Это переход от «Мне не нравится, когда ты говоришь со мной таким тоном» к «Милая, я очень хочу услышать, что ты говоришь. Прошу тебя, говори потише, иначе мне не разобрать слов». Переход от «Мне не хватает секса» к «Мы оба заслуживаем здоровой сексуальной жизни. Давай подумаем, что нам с этим делать». Мягкая сила.

Стойкость и любовь одновременно

Довольно часто к тому моменту, когда мы решаем высказаться, накипело уже столько, что мы говорим с позиции, во-первых, гнева, во-вторых, нравственной правоты. Я хочу, чтобы вы раз и навсегда забыли и то и другое. Я учу мужчин и женщин стоять за себя с любовью к парт­неру, применять мягкую силу.

В культуре индивидуализма и патриархата можно сохранять связь, а можно сохранять могущество, но не то и другое одновременно. Помните об этом. Власть — это власть над кем-то, а не с кем-то, поэтому, переходя на позицию власти, вы рвете нить взаимной привязанности. Доминирование не порождает близости. Патриархат с его гендерной бинарностью утверждает, что чувство принадлежности — качество «женское», а власть — «мужское». О кооперации и речи нет. Это очень важно понимать, особенно женщинам. Слишком часто, когда женщины (или кто угодно на «женской» стороне уравнения) переходят от уступчивости к твердости, они просто переходят с «женской» стороны на «мужскую». Они утверждают «Я», но при этом забывают «Мы». Властные женщины, обретшие собственный голос, до ужаса похожи на властных мужчин. Вот как об этом пишет великая Кэрол Гиллиган, психолог и феминистка.

Для многих женщин забота о себе по-прежнему остается противоположностью добродетели [11], что означает, что для них «мы» не включает в себя «я» (либо допускает лишь очень приглушенный голос «я»). Поскольку феминизм считает прогрессивным, когда женщины ведут себя как привилегированные мужчины, притязание на собственное «я» как на неотчуждаемое право в духе того прагматичного идеализма Просвещения, который вы описываете, он поощряет женщин менять самоотверженное «мы» на эгоцентричное «я».

Пятьдесят лет феминизма позволили многим женщинам занять такую же антиотношенческую позицию, какой все­гда придерживались мужчины. Я хочу большего — не только того, что мы, семейные терапевты, называем переменами первого порядка (перестановки мебели), но и перемен второго порядка (перестройка фундаментальной структуры). Я хочу, чтобы мы камня на камне не оставили от гендерной бинарности и вышли за пределы ложной дихотомии силы или принадлежности. Мягкая сила одновременно и дает право голоса «Я», и оберегает «Мы».

Я впервые столкнулся с мягкой силой одним весенним днем, когда сидел на крыльце дома моего друга Алана. Алан совершил поступок, который привел меня в ярость (вдаваться в детали нет необходимости). Важно, что я дал ему по мозгам.

— Я не могу общаться с тобой, словно все в полном порядке, когда ношу в душе такой груз, — сказал я. — Мне надо тебе все высказать…

И понеслось.

Алан был в бешенстве. Наши дети играли на лужайке, свежепойманная Аланом рыбина томилась в коптильне Алана, а он нагнулся ко мне, и, хотя голоса он не повышал, все его тело звенело от эмоций.

— Терри, — сказал он. — Первое и самое главное, что нужно сказать, — это что я тебя люблю. Ты один из самых дорогих моих друзей, и я уверен, что мы с тобой будем дружить до самой смерти. — Он выпрямился. — При всем при том позволь сказать тебе вот что. Ты пришел ко мне в дом как гость, это семейный праздник, и на нем ты излил на меня энергию, которой, как ты знаешь, я сторонюсь почти всю жизнь. Здесь, у меня дома. Теперь слушай. Я не могу тебя контролировать, да и не хочу. Я не могу тебя остановить, но каждый раз, когда ты решишь излить на меня и на мою семью эту энергию, я буду давать тебе понять, что мне это не нравится, и да, мне это совсем не нравится. Вообще. Я понятно объясняю?

Я сидел, отвесив челюсть, и смотрел на друга. Я уже говорил, от природы я боец. Моя автоматическая реакция в позиции «Я и Ты» — реакция «бей». Если бы Алан начал с чего-то вроде: «Эй, ты что, спятил?!» — мой Адаптивный Ребенок, ершистый подросток, точно знал бы, что делать. Но этот паршивец подловил меня своим «Терри, я тебя люб­лю». К такому я был абсолютно не готов. Перефразируя Леонарда Коэна, эти слова проскользнули за все бастионы моего сердца. Они меня тронули.

Когда Алан признался мне в любви, мне стало стыдно за свой самовлюбленный гнев. Это заставило меня пробудиться. «Ясно», — только и подумал я, вспомнив, что передо мной не кто-нибудь, а Алан. Мой друг. От ярости я утратил нить нашей связи. А когда он напомнил мне о любви, сделал ее явной, это меня встряхнуло. Я растерялся и был совершенно обезоружен. В этот момент, когда я почувствовал себя в безопасности и ощутил его уважение к себе, я расслабился, забыл, что надо возмущаться, ослабил свою защиту и слез с пьедестала. И даже поймал себя на том, что извиняюсь за неудачно выбранный момент и еще более неудачно выбранную подачу. Алан практически в одной фразе рассказал мне и о своих потребностях, и о ценности нашей связи, и это оказало колоссальное воздействие, гораздо сильнее, чем если бы он отдельно сказал либо о своих потребностях, либо о нашей связи. * * *

Они были потрясающе красивой парой. Алекс — высокий, чернокожий, величественный в своей неподвижности, а его подруга Мартина — миниатюрная блондинка, подвижная, грациозная, постоянно в движении. Хотя Алекс и Мартина — миллениалы, раздоры в их паре классические: как они выражаются, они «убить друг друга готовы» из-за секса. Алекс хочет его практически всегда, а Мартина практически никогда. Я как любой хороший терапевт выясняю не только позицию каждого из партнеров, но и их интерпретацию событий, их нарратив о значении секса в жизни каждого из них.

Как и великое множество мужчин, в молодости Алекс фильтровал через секс многие свои эмоциональные потребности (если не большинство). Так он налаживал связь, ощущал себя желанным, любимым, принятым. В сфере семейной терапии есть старое клише: один партнер разговаривает с другим только ради того, чтобы затащить его в постель, а второй партнер тащит его в постель, чтобы заставить поговорить. Мартина явно относится ко второму множеству: чтобы расслабиться и в полной мере выразить свою сексуальность, она должна ощущать эмоциональную связь. Когда все это выплыло на поверхность, пара явно вздохнула с облегчением, поэтому и мне было приятно. Правда, говоря начистоту, я сомневался, что чем-то помог им.

Они вернулись через две недели, лучась от счастья: им не терпелось поделиться историей успеха. Сразу после нашей сессии, прямо в тот же вечер, Алекс решил «подкатить» к Мартине, по ее выражению. А она не оттолкнула его, а страстно поцеловала, заглянула в глаза и сказала следующее:

— Я хочу, чтобы ты знал: я думаю, что ты совершенно неотразим. Я тебя обожаю, я хочу тебя, я хочу быть к тебе поближе, я думаю, ты лучше всех на свете. Сегодня я не в настроении заниматься любовью, но хочу лишний раз сказать тебе, какая это для меня радость — секс с тобой…

К их обоюдному изумлению, Алекс застыл, разинув рот, а потом просто сказал:

— А, ну ладно.

Ни обиды за то, что его «отвергли», ни уговоров, ни гнева. Просто, понимаете, он понял, что Мартина так его любит, что он готов услышать ее «нет».

Мягкая сила. Когда надо подать голос, искусно выбирайте слова. Берегите партнера, как можете, ясно говорите, как цените и его, и ваши отношения. Начните с того, что сообщите ему, что вам нужно восстановление отношений, и спросите, подходящее ли для этого время. Если партнер соглашается поговорить, поблагодарите его, прежде всего выразите признательность за что-то, что сделал или сказал ваш партнер, хотя бы за готовность сесть и поговорить. Потом сформулируйте намерения — это лучше делать в общем виде: «Я хочу прояснить кое-что между нами, чтобы стать ближе к тебе». Настройтесь на своего Мудрого Взрослого, префронтальную кору, и вспомните о любви. Вспомните, что человек, к которому вы обращаетесь, — тот, кого вы любите, или по крайней мере тот, кто вам небезразличен, и вам предстоит жить с ним дальше. Вспомнить о любви — значит ощутить свой центр, почву под ногами. Вы разговариваете с небезразличным вам человеком в надежде что-то улучшить. Если у вас иное намерение, скорее всего, вы находитесь в ипостаси Адаптивного Ребенка. Стоп! Прогуляйтесь вокруг квартала, полистайте соцсети, умойтесь холодной водой. Пока вы не отрегулируете себя, у вас ничего не получится. * * *

Итак, вы вспомнили свой центр, а ваш партнер готов внимательно вас слушать. Теперь пора пройти четыре этапа колеса обратной связи: 1) что произошло, 2) каковы ваши фантазии по этому поводу, 3) какие чувства у вас возникли и, наконец, 4) чего вам сейчас хочется.

Например, когда наши дети были еще маленькие, Белинда говорила мне примерно так:

1. Терри, ты говорил, что вернешься к шести, а приехал без четверти семь и даже не позвонил и не написал, а мы с детьми сидели и ждали тебя к ужину.

2. По этому поводу у меня возникла фантазия, что ты так и не преодолел нарциссические черты и ценишь свое время больше нашего.

3. Мне было грустно и одиноко, я боялась, какое впечатление это произведет на детей, злилась и обижалась.

4. Сейчас мне бы хотелось, чтобы ты извинился перед детьми, да и передо мной, если уж на то пошло. И скажи мне, что ты сделаешь, чтобы такого больше не повторилось.

Обратите внимание, что каждый этап колеса формулируется всего в нескольких фразах. Будьте кратки. И вот вам еще два важных совета. Во-первых, когда делитесь чувствами, делитесь именно чувствами, а не своими мыслями и догадками, не смешивайте их. «Я чувствую, что ты злишься» — нет, так не годится. Лучше скажите: «У меня фантазия, что ты злишься, и от этого у меня такие-то и такие-то чувства». Как-то раз у меня на приеме один ирландец из Бостона сказал своей подруге: «Я чувствую, что ты дура и стерва». После чего посмотрел на меня: «Так лучше, док?» Даже и не знаю…

Существует семь основных чувств: радость, боль, гнев, страх, стыд, вина, любовь. Вот ими и ограничивайтесь.

Второй совет требует некоторой тренировки. Когда делитесь своими чувствами, пропускайте первую эмоцию, которая приходит к вам рефлекторно, эмоцию по умолчанию, и работайте с остальными. Мы с Белиндой оба бойцы. Наша рефлекторная реакция — гнев. Но вспомните, как Белинда, давая мне обратную связь по поводу опоздания, сказала о своем гневе в последнюю очередь, а не в первую. А конкретно, если вы привыкли руководствоваться мощными чувствами вроде гнева или возмущения, смягчитесь, почувствуйте свою слабость и руководствуйтесь ею. Найдите свое слабое место. Напротив, если вы руководствуетесь мелкими, робкими, неуверенными чувствами, найдите свое сильное место. Где ваш гнев, где та ваша ипостась, которая говорит: «С меня хватит»?

Вот каков этот принцип: когда вы меняете исходную позицию, меняется и ваш парный танец. Переход от возмущения к обиде, как и переход от робкого недовольства к мощному заявлению о своих правах, нередко вызывает не ту реакцию, что обычно. Попробуйте. Проделайте что-то новое на своей стороне качелей и посмотрите, что будет. Рискните руководствоваться другой частью своей психики: если вы полны сознания собственной правоты, станьте слабыми, если вы робки, станьте напористыми. А потом сделайте шаг в сторону и посмотрите, что получается.

Как только вы дали обратную связь, ваше дело сделано. Отпустите ситуацию. Не цепляйтесь за результат, как говорят у «Анонимных алкоголиков». Во вторник партнер ответит вам великодушием и надежностью. В четверг скажет, что не в настроении слушать ваши дурацкие претензии. Вторник — счастливый день для вас, вашего партнера и ваших отношений. Четверг — ужасный день для вашего парт­нера, так себе день для ваших отношений и по-прежнему прекрасный день для вас. Вы молодец, что высказались. Это все, за что вы отвечаете. Не сосредоточивайтесь на результатах. Лучше сосредоточьтесь на том, насколько вы владеете собой. Сосредоточьтесь на том, как вы проявляете себя в отношениях с партнером. Душевная щедрость слушателя

Хорошо, а теперь представим себе, что это вы выслушиваете обратную связь от партнера. И что? Уступите. Не переходите в контрнаступление, не пытайтесь действовать по принципу «око за око», бросьте все эти штучки Адаптивного Ребенка. Слушая, вы тоже должны вспомнить свой центр. Вспомнить о любви. Что вы дадите этому человеку, чтобы ему полегчало? Первым делом предложите дар своего присутствия. Послушайте. Дайте ему понять, что вы слушаете его. Отразите, что вы услышали.

Если вы в растерянности, повторите колесо обратной связи партнера близко к тексту. В примере с моим опозданием я бы мог сказать своей жене:

— Белинда, я слышу, что ты ждала с детьми, а я пришел домой позже, чем обещал; ты считаешь, что это мой нарциссизм; у тебя много чувств по этому поводу — ты обижена, беспокоишься за детей, злишься, и тебе нужно извинение и план.

Полное ли это отражение, идеальное ли? Нет. Некоторые семейные терапевты призывают к тщательному отзеркаливанию. Мы — нет. Если вы — говорящий, а слушающий партнер пропускает что-то важное или понимает что-то совсем неправильно, помогите ему. Мягко поправьте, а потом попросите снова повторить обратную связь. Только не слишком придирайтесь. Сойдет и так.

Итак, вы выслушали партнера. Теперь надо отвечать. Как? С эмпатией и четкостью. Все, что можете признать, признайте, и никаких «но», резонов и оправданий. «Да, я это сделал», — просто и ясно. Держитесь за это, буквально примите это в себя. Чем яснее и четче вы будете отвечать, тем сильнее расслабится партнер. Если вы понимаете, что сделали, по-настоящему понимаете, вряд ли вы когда-­нибудь поступите так снова. Напротив, если вы не признаете, что сделали, меняете тему, отрицаете, преуменьшаете — это не вызовет у партнера ничего, кроме отчаяния.

Тут стоит отметить одну интересную вещь. Если вы — тот партнер, который говорит, имеет смысл высказываться конкретно. Колесо обратной связи — это про какой-то один инцидент, и точка. Большинство из нас, начав высказывать претензии, идут вразнос, переходят от конкретного события к общей тенденции, а там уже и к характеру партнера как таковому. Например: «Терри, ты опоздал». (Событие.) «Ты всегда опаздываешь». (Тенденция.) «Ты никогда не приходишь вовремя». (Тенденция.) «Ты эгоистичная свинья!» (Характер.) Если говорящий с конкретного случая перескакивает на тенденцию (ты всегда, ты никогда) и на характер партнера (ты такой-то и такой-то), партнер оказывается еще более беспомощным, а каждый следующий шаг — более грязным и подлым.

А теперь обратите внимание: если говорящий переходит от конкретного случая к тенденции, а затем к характеру в целом, каждый шаг все лишь усугубляет. Если же слушатель, напротив, двигается вверх по этой лестнице и раскрывается все больше, каждый шаг приводит партнера в восхищение: «Я это сделал. Это не в первый раз, когда я это сделал. Это недостаток моего характера, и я над ним работаю». В счастливый день я отвечу Белинде: «Да, я опоздал. Я уже несколько раз заставлял вас с мальчиками ждать. Думаю, это реликты моего нарциссизма, над которыми мне надо поработать». Вот приемлемое извинение.

Когда вы выслушали, пересказали и по возможности признали истинность жалобы вашего партнера, ваша задача — щедро дарить. Щедро дарите партнеру все, что он попросил и что вы в силах обеспечить (четвертый этап колеса обратной связи: «Сейчас мне бы хотелось»). Начните с того, что вы хотите ему дать, а не наоборот — еще один простой прием, который очень помогает. В моем случае Белинда сказала бы:

— Терри, я хочу, чтобы ты извинился передо мной, извинился перед детьми, снова начал принимать таблетки и пошел на психотерапию три раза в неделю, чтобы проработать свой нарциссизм.

Тут мне захотелось бы сказать — или, по крайней мере, моему Адаптивному Ребенку захотелось бы сказать: «Глупости! Не буду я всего этого делать». Столкнувшись с целой кучей требований, я инстинктивно принимаюсь спорить. Так вот, если начинаешь спорить, очень велика вероятность, что спором все и закончится. Вместо этого я делаю глубокий вдох, и мой Мудрый Взрослый отвечает:

— Хорошо, Белинда. Я сейчас попрошу прощения и у детей, и у тебя. Я серьезно отношусь к этой проблеме и буду честно работать над ней. Если я не смогу измениться сам, мы поговорим, что еще можно сделать, и решим, какая помощь мне нужна.

А как же все то, чего мне не хочется делать? Это я просто оставляю в стороне.

Если партнер требует, чтобы вы сделали X, Y и Z, отвечайте: «Хорошо, я убьюсь об стену, но сделаю X и Z». С чувством. Прямо-таки с душой. Вы, конечно, думаете, что на это партнер повернется и спросит: «Эй, а как же Y?» Но тут вас, вероятно, ждет сюрприз. В большинстве случаев, если вложить энергию в то, что вы хотите дать партнеру, это обез­оруживает его, а иногда даже заставляет сказать спасибо.

И наконец, подождите, когда произойдет восстановление, ради вас обоих. Не преуменьшайте старания партнера. Не обесценивайте все, что вам предлагают, репликами вроде «Я тебе не верю» и «Слишком мало и слишком поздно». Наберитесь смелости принять «Да» как ответ. Если то, что предлагает вам партнер, в принципе разумно, примите это при всем его несовершенстве и угомонитесь. Помните, жаловаться на то, что вы чего-то не получаете, и быть способным раскрыться и принять его — это совершенно разные вещи. Позволить партнеру извиниться и вернуть себе вашу благосклонность — это гораздо рискованнее для вас, чем скрестить руки на груди и отвергнуть то, что он вам предлагает. Позвольте ему победить, и пусть его дар будет достаточно хорош для вас. Вой­дите в состояние признания любви.

Однажды, давным-­давно, мы с Белиндой ругались часов двенадцать подряд почти без перерывов. Я вышел из дома выпить кофе в кофейне. И позвонил оттуда Белинде в надежде на антракт в нашем балете.

— Белинда, — сказал я. — Как там у нас дела? Мне можно возвращаться домой?

— Какой ты все-таки козел, — ответила Белинда, и по ее тону я сразу понял, что у нас все хорошо.

Мы, специалисты по RLT, часто говорим: «Тон сильнее содержания». Тон показывает, в какой части мозга вы находитесь — в сознании «Мы» или в сознании «Я и Ты». Слова Белинды, если понимать их в точности, были оскорбительны и абьюзивны. Но ее тон сразу дал мне понять, что я ее маленький дорогой козлик, очаровательный шалопай. Она вспомнила о любви, безо всяких иллюзий, без попыток минимизировать мои недостатки — просто приняла меня вместе с этими недостатками. Настала пора вернуться домой.

* Bildung — одно из центральных понятий в немецкой философской традиции. Часто понималось как воспитание гражданских и общественно полезных качеств личности.

Bildung — одно из центральных понятий в немецкой философской традиции. Часто понималось как воспитание гражданских и общественно полезных качеств личности.

Лиз — яркий пример романтического индивидуалиста и, как подобает таким романтикам, была сосредоточена на развитии, на развертывании уникальной эволюции каждого человека, на его Bildung *, как называли это немецкие романтики [1]. Но она не сбегала из дома на курсы медитации или пилатеса. Она была сконцентрирована не на своем развитии, а на неповторимом внутреннем росте троих детей, пренебрегать которым было нельзя. Либеральная мать, она жила как романтический индивидуалист не сама, а опосредованно — через детей, когда организовывала им всевозможные спортивные секции и занятия искусством. Развитие детей, их Bildung, — вот что занимало ее и придавало смысл ее жизни.

[6] …Ты жаждешь другую себя… — Перель, «Право на «лево»».

[5] «Наше супружество не было кромешным адом…» — Real, I Don’t Want to Talk About It, 140; Segell, «Pater Principle», 121.

[8] …В родительской семье — первой школе отношений? — Perel, Real, and Faller, «Learning from the Affair».

[7] …способность партнеров выдерживать сложные ситуации… — Real, Fierce Intimacy.

[9] …освоение навыков восстановления… — Real, New Rules of Marriage.

[2] …не имеет собственных потребностей… — Jack, Silencing the Self; Brown and Gilligan, Meeting at Crossroads.

[1] …на его Bildung, как называли это немецкие романтики… — Beiser, Romantic Imperative.

[4] …Я называю таких людей уклонистами от любви… — Уклонисты от любви первого типа растут в семьях, где все отгорожены друг от друга и старательно избегают выражения эмоций, поскольку это считается дурновкусием и бременем для собеседника. Теория привязанностей называет уклонистов от любви первого типа носителями «пренебрежительно-­избегающего» стиля привязанности. Напротив, уклонистами от любви второго типа я называю тех, кто избегает близости из опасения быть сожженным или раздавленным. У таких партнеров в некотором смысле противоположная травма: уклонисты от любви первого типа живут в ипостаси Адаптивного Ребенка, которой движет заброшенность, пусть и неявная, они усвоили презрение к близости через подражание, а уклонисты от любви второго типа живут в ипостаси Адаптивного Ребенка, которой движет сцепленность, полное пренебрежение к границам и эксплуатация. См. Mellody, Miller, and Miller, Facing Love Addiction; Сигел, «Майндсайт».

[3] …«Знаешь, мне сейчас хочется, чтобы меня обняли». — Levant and Wong, Psychology of Men and Masculinities.

[11] Для многих женщин забота о себе по-прежнему остается противоположностью добродетели… — Кэрол Гиллиган, личное сообщение, июнь 2021 года.

[10] …«колесо обратной связи»… — Меллоди, Миллер и Миллер, «Где заканчиваюсь я»; Real, New Rules of Marriage, 292..