Отойди от моей лошади

Глупо как-то получилось

Я с той девчонкой и её братом ещё в сентябре познакомился, в пургу. Пурга была – трудно себе представить. Нелепое какое-то атмосферное явление. Вдруг пошёл снег, повалил среди бела дня, все на улице растерялись, замахали руками.

Действительно, жуткий был снег.

Все, правда, растерялись, только я один, наверное, обрадовался. Эгоизм, конечно, но что делать: люблю я зиму.

И вдруг… началось: дождь пошёл. Вот всегда так. Весь снег в дождь превратился, в жуткий дождину, а пурга не кончилась – куда там, дождяная такая получилась пурга. Дождь так и носился по улице, как ненормальный.

Я сразу весь вымок и в подворотню заскочил. Вот погодка, думаю, и всё из-за этой кисточки. Нам в классе велели такой рисунок сделать – наша школа через сто лет. Ну, как мы её себе представляем. Я понял, что тут без красок не обойтись, и пошёл за красками. Краски купил, а кисточек в магазине нет – пришлось на Невский ехать. Купил, конечно, а тут эта пурга и дождь.

Вот, думаю, погодка – убийственная. И вдруг вижу: заскакивают в подворотню ещё двое, мокрее всех, до ниточки промокли прямо. Ей лет десять, а ему лет восемь. Совсем птенцы, смех! Мне-то уж, слава богу, одиннадцать исполнилось, давно уже двенадцатый.

Она совсем промокла, насквозь, а он нет, хотя тоже здо́рово. На нём куртка спортивная была, непромокаемая. И вдруг он снял эту куртку и на неё надел. Она стала сердиться и не брать куртку, а он обозлился и заставил её надеть.

Мне их вдруг жалко стало, я даже хотел свой свитер снять, но не снял: всё равно ведь мокрый, а под ним майка и больше ничего. И тогда я взял и надел на него свою кепку, всё-таки теплее.

– Ты чего?! – закричал он. – Отстань!

– Ладно, ладно, – говорю. – Не ори. Голову простудишь.

Она вдруг сказала мне «спасибо» и ему велела сказать. Он сказал и покраснел. И я вдруг почувствовал, что и сам краснею глупо как-то, прямо даже не знаю отчего, и тогда я засунул руки в карманы и засвистел, надувая щёки.

– Не правда ли, очень сильный дождь? – сказала она.

– О да! – ответил я. – За последний месяц не помню другого такого. Хотя, если подумать, были и посильнее.

– А я видел однажды такую молнию, – сказал он, – что вот отсюда и дотуда. Провалиться мне, если я вру.

– Я тоже врать не стану, – говорю. – Но я однажды шаровую молнию видел. Вот феномен, я вам скажу. Круглая, как шар, светится и всё разит на своём пути. Это я в Крыму видел, зря врать не буду.

– Вы были в Крыму? – спросила она.

– Ещё бы, – говорю. – Два раза.

– И с маской в море плавали?

– Вот смех, – говорю. – Да целый день! С утра до вечера! Ласты, маска и трубка.

– И не задыхались? – спросил он.

– Ну чего тут задыхаться, – говорю. – Чего уж тут задыхаться! Маску на лицо, трубку в рот, дышишь только ртом, носом нельзя, а то маска запотеет – и плывёшь.

– Плывёшь, – сказал он. – Да-а-а…

– И рыб видели? – спросила она. – Неужели и рыб?

– Вот юмористы, – говорю. – Да их там пруд пруди, тысячи, если не больше.

Они смотрели на меня, разинув рты, и тогда я соврал: прямо нельзя было не соврать – так они на меня смотрели.

– А то ещё прихватишь ружьё, – сказал я, – и поохотишься немного… так, пока не надоест. Я однажды такую зеленуху шлёпнул, не поверите – с ладонь. Да что там с ладонь, больше, наверное, раза в два.

– Смотрите! – вдруг громко сказал кто-то. – Дождь кончился.

Мы поглядели на улицу – дождя не было, только капало чуть-чуть с крыш. И такое всё было дождливое, мокрое и серое, что я даже удивился: неужели я и вправду всего две недели назад был на Чёрном море?

– А знаете, – сказала она, – хотите, мы вам кошку покажем? В нашем дворе живёт, здесь недалеко.

– Смех, – сказал я. – А что в ней такого?

– Она цветастая. В ней двадцать разных цветов.

– Будто такие бывают? – сказал я.

– Здесь совсем рядом, – сказала она. – Сами увидите.

– Ладно, – говорю. – Пошли. Поглядим на этот феномен.

Они оба засмеялись, и мы пошли в их двор. Куда-то направо и налево и, кажется, снова направо – я не запомнил. Мы вошли во двор, и там было пусто. Совсем пусто.

– Ой, – вдруг сказала она мне. – Вы же без кепки шли. Отдай быстро кепку, – добавила она брату.

Он опять покраснел, а я сказал:

– Ничего. Чепуха какая. Бывало и похуже. Где же ваша кошка?

– Кыса-кыса-кыса-кыса, – позвала она.

Я завертел головой, но ничего не увидел в пустом дворе. Потом кто-то толкнул меня в ногу, я обернулся и тогда только увидел эту кошку. Это она меня головой боднула. Мы втроём присели и стали её гладить.

– Видите, видите? – говорили они оба. – Чёрный цвет – раз, белый – два, серый – три, рыжий – четыре, бурый – пять, чёрно-рыжий – шесть, голубой – семь… Целых семь цветов! Нравится?!

– Ничего, – сказал я. – Яркая.

– Понесли её к нам, – сказал он и посмотрел на сестру.

Она посмотрела на меня и спросила:

– Хотите зайти к нам? Зайдёмте? Мы вот в этой парадной живём. Совсем рядом. Я знаю одну игру.

– Ну, пошли, – сказал я. – Только ненадолго. Мне ещё эту школу через сто лет делать надо.

Они захлопали в ладоши и повели меня к себе по тёмной парадной.

– А вы кто друг другу? – спросил я.

– Брат и сестра, – сказала она.

Так я и думал.

– Я догадался, – сказал я. – Врать не буду. Если хотите, называйте меня на «ты», – добавил я.

Они оба засмеялись в темноте.

– А вас как зовут? – спросила она. – То есть тебя? Тебя как?

Я ответил и спросил, как их, и они тоже ответили.

Мы поднялись куда-то на самый верх, вошли в квартиру, а потом в комнату. Брат зажёг свет и поставил кошку на стол.

Я сказал, что им нужно переодеться, а то мокро и холодно, но они закричали: «Нет-нет, будем играть!» И я тогда спросил: «Во что?» И она сказала: «Может, в магазин?» А я сказал: «Ну вот ещё!» А брат вдруг закричал:

– Придумал! Придумал! В подводную охоту! А кошка будет нашей рыбой! Вот кем!

– Точно! – закричал я. – Идея! Ты ложись сюда, ты сюда, а я на диван.

Ужасно было смешно.

Потрясающе.

Мы все разлеглись по разным местам и поплыли и стали охотиться. Я их учил, как ногами грести, как руками, как ружьё заряжать, как дышать при нырке… Мы все кыскали – «кыс-кыс-кыс», и к кому эта цветастая кошка ближе подходила, тот делал «фьюить», будто гарпун летит, и убивал её.

Потом вдруг наша рыбина залезла под кровать, и мы её долго звали – кыс-кыс-кыс! – а она не вылезала.

– Надо нырять, – сказал я шёпотом. – Она в глубоком гроте.

Мы спустились на пол и полезли под кровать, но её там не было. Потом мы её всё-таки увидели и погнались за ней, и я громко закричал, догоняя её, и вдруг мы услышали:

– Что здесь происходит?

Мы вылезли из-под кровати, и я увидел высокого мужчину с газетой в руке. Дверь он не закрыл, он стоял посреди комнаты и глядел на нас. Потом, показывая на меня, спросил:

– Это кто?

Мы молчали. Он положил газету на стол, сел на диван и увидел, как из комнаты в коридор выходит цветастая кошка.

– Чья это кошка? – спросил он. – А, Варя?

– Чужая, папа, – сказала она.

– А он кто? – спросил он и снова показал на меня.

– Мальчик… ну… – и она замолчала.

– Я пойду, – сказал я. – Мне пора, знаете ли…

– Погоди, – сказал он. – Ты как здесь очутился?

Я пожал плечами и стал глядеть в потолок.

Что я мог сказать ему? Вот если бы, например, я помог им картошку донести или спас кого-нибудь из них в Фонтанке, я бы так и сказал. А так… что я мог сказать?

– Я пойду, – сказал я. – Школу ещё рисовать надо.

– Но откуда ты взялся? – снова спросил он.

– До свиданья, – сказал я. – Всего хорошего.

– Что же вы молчите? – спросил он у них.

– Мы играли, – сказал брат.

– Я не об этом спрашиваю.

– Мы играли, – сказала она.

…Но это я услышал уже в коридоре. Я открыл дверь и очутился на лестнице. Кошка выскочила за мной и сразу же куда-то спряталась.

Ветер дул, как и раньше, сильный, и дождь был такой же.

Ужасный был дождь.

Я шёл по улице и думал, как глупо всё получилось, я даже не замечал, куда иду, и удивился, когда понял, где нахожусь. И тут же удивился ещё раз, потому что сообразил, что совсем не помню, откуда я пришёл, как называется их улица и какой у них номер дома. Всё забыл. Начисто.

Так я их больше и не видел ни разу. Как-то всё не так получилось, даже непонятно как. И почему.