Отойди от моей лошади

Чудесный голос

Вот сижу я один дома и думаю, чего бы такое спеть? Может, песню, а может, и какую-нибудь арию? Или куплеты? Просто обожаю я петь. Голос у меня – бас. Могучий голос. Всего девять лет мне, а уже такой голосище. Просто поразительно. Я сколько раз в ванной пел. Здо́рово выходит. Только никто об этом не знает, я никому не говорил, – скромность. Хотя голос у меня красивый, как весенний гром.

Сегодня я решил в комнате попеть. На просторе. Я даже стулья все на кухню вынес и стол к окну отодвинул, чтобы был полный простор.

Потом я слегка прокашлялся, съел сырое яйцо (я их терпеть не могу, но так надо, я читал), запил водичкой и изо всех сил начал:

Ах, приятно как петь! Сам поёшь и сам себя слушаешь. Получаешь огромное удовольствие.

Ну и бас у меня! Кто не мечтает о таком голосе?

Вдруг – тук-тук-тук в дверь.

Кто ещё там? Попеть не дадут.

А она уже входит. Ленка из нашей квартиры. Она на целый класс меня меньше учится.

– Ну, чего тебе, Ленища? – спросил я.

– Это кто пел? – говорит она.

«Хватит быть таким скромным», – подумал я и сказал, так, будто между прочим:

– Я пел. Я. Кто же ещё мог? А что?

– Удивительно красиво, – говорит, – как в опере.

– Ну и что же? – говорю я. – Я и сам знаю. Можно мне спросить, зачем ты мне это говоришь?

– Научи меня, – сказала она. – Ну, пожалуйста! За что хочешь.

– Смех тебя учить, – говорю. – Да и откуда у тебя такой бас?

– Я без баса буду, – говорит. – Как-нибудь по-другому. Я тебе за это мороженое-стаканчик куплю.

– Тебя научишь, – говорю, – а ты потом обманешь, возьмёшь и не купишь.

– Честное слово, – говорит Ленка. – Пречестное-пере-честное. Я даже сначала тебе куплю, чтобы ты не сомневался.

Удивительно, до чего я произвёл на неё впечатление – побежала и купила.

– Только ты сначала не ешь, – говорит. – Так будет не честно. Я раньше купила, а ты раньше научи.

Пришлось учить.

Я ей показал, как стоять надо. Как руки держать. Что делать глазами. Как открывать рот. Как закрывать.

В общем, пока учил, смотрю – мороженое растаяло. Я обозлился.

– Ишь, – говорю, – какая. Я тебе все навыки дал, а ты такая, да?

– Ты его выпей, – говорит Ленка.

Я как заору на неё, на такую:

– Кошке оно годится! Вот кому! Уходи отсюда сейчас же!

Одно утешение – такую дурёху всё равно петь не научишь. Даже мне это не под силу.

И вот однажды был у нас в школе концерт. И вдруг я вижу – выходит на сцену наша Ленища и начинает петь.

Ей здо́рово хлопали.

Мне даже дурно стало, и я сказал громко, на весь зал:

– Произошло недоразумение. Это я её так петь научил.

Все захохотали, а Ленка вдруг говорит:

– Совершенно верно. Своим успехом я обязана ему. – И сделала реверанс, то есть такое приседание.

И снова все захлопали и засмеялись. А потом ей преподнесли цветы и мне тоже. Потом мы с Ленкой вместе стояли на сцене, держались за руки и кланялись. И нам все хлопали.

Я не стал сердиться на Ленку, и домой мы пошли вместе.

– Ты молодец, – сказал я, – что не призналась, что у меня у самого чудесный бас. Скромность – прежде всего. – И я купил нам по мороженому-стаканчику.

Ленка ела, жмурилась и говорила:

– Я знаю свою судьбу. Я буду оперной певицей. Довольно-таки хорошей оперной певицей.

– Да-да, – говорил я. – Конечно. Это у тебя может выйти. Не надо только забывать, что это я тебя научил. Нужна скромность. Смотри, помни обо мне.

А она говорила:

– Да-да. Конечно.

А я говорил:

– Гляди, какой сегодня чудный солнечный день.

А она говорила:

– Не помню такого второго чудного солнечного дня. Не знаю, как тебя благодарить.

И мы купили ещё по стаканчику.

Даже по два стаканчика.