Отойди от моей лошади

Айда в Боливию!

Было часов шесть вечера, я сделал уже все уроки и гулял в саду. И вдруг – что я вижу! Сидят два старичка в чёрных пальто и чёрных шляпах. Сидят на скамеечке и рассматривают книгу. Я зашёл к ним со спины и между шляп заглянул вниз.

Какое там было дерево! На картинке. Высокое! Такое высокое, что люди, стоящие у его корней, выглядели совсем маленькими, а те, что плыли по реке, позади дерева, были ещё меньше. Они плыли и размахивали руками и, наверное, кричали тем, первым, что-то грозное и воинственное. Кругом прямо из земли росли листья, только огромные, раза в два повыше человека, и среди них я увидел хижины. Вот бы туда, подумал я, в эти самые места, сесть на лодку и поплыть.

– Итак, дорогой коллега, – произнёс старичок, сидевший слева, – это дерево, столь необходимое нам в наших опытах, растёт, в частности, в Боливии, и самое печальное, что оно никогда не росло под Москвой. Как мы изготовим наше лекарство без этого дерева – не знаю.

– Увы, увы! – произнёс второй. Потом оба встали.

– Боливия, – сказал я, – это что такое?

– Страна, – обернувшись, ответили старички.

Я задумался. Страна… Где?

Подумав минутки три, я понял, что не знаю, где такая страна. Я вспомнил озеро с забавным именем Титикака и водопад Ниагару, я представил себе Берег Слоновой Кости и реку Оранжевую даже – но где Боливия, я не знал.

– Играем в мяч? – сказали ребята.

– Боливия, – сказал я.

– Что?

– Страна такая. Боливия, Боливия, – сказал я и быстро пошёл домой.

Что я знал? Я знал, что в Боливии растут деревья, каких под Москвой не бывает, я знал ещё, что Боливия – это страна. Но я не знал, где она находится, и я понял, что я не успокоюсь, пока не узнаю, где она.

Возле выхода из сада я на всякий случай огляделся – нет, куда там, старички исчезли. Я заторопился домой.

– Мама! – закричал я, влетая в комнату.

– В магазин ушла, – сказала бабушка.

– Бабушка, – сказал я, – где Боливия?

– Какая? – спросила бабушка.

– Страна такая, – сказал я, – Боливия.

– Не знаю, милый, – сказала она, – мы в классах не обучались. Это вам теперь счастье, хочешь учиться, учись…

– Боливия, Боливия, – повторял я, – страна такая…

Я постучался к нашему соседу, Анатолию Генриховичу. В квартире говорили, что он поэт и пишет книжки. Он сидел, подняв голову кверху, с карандашиком в руке.

– Анатолий Генрихович, – сказал я, – где Боливия?

– О! Боливия! Синее бездонное небо…

– Где она находится?

– Далеко. Оч-чень. Там, где сизые воды Атлантики лижут жёлтый прибрежный песок, там, где пальмы отбрасывают продолговатые тени…

– Это где? – спросил я. – Далеко от Москвы? Или, может быть, вовсе в Африке?

– Что?

– Где эта Боливия находится?

– Ма-альчик, – сказал он, – я занят. Я занят, потому что пишу стихи. Ступай!

– А жена ваша дома? – спросил я уже в дверях.

– Она на примерке у портнихи. Ну, ступай же… «О-о! – забормотал он. – Я всё хожу и нахожу стихи…»

Я отправился на кухню. Мама уже пришла и возилась с обедом. Я хотел было спросить у неё про Боливию, но дверь отворилась – и вошёл папа. Вернулся с работы. Папа у нас умный, он физик и занимается физикой.

– Папа! – закричал я. – Здравствуй!

– Здравствуй, здравствуй.

– Папа, где Боливия?

– Потом, потом, – сказал папа, – немного попозже.

– Папа, – сказал я, – я очень, очень хочу знать, где Боливия. Неужели ты не знаешь, где Боливия?!

– Не знаю, не знаю. Не до этого. Своих хлопот хватает.

– Мама! – воскликнул я.

– Оставь мать в покое! – строго сказал папа.

Я вспомнил про соседку Валю.

– Валечка, – входя, попросил я Валю, – где Боливия?

– Не знаю, Алёшенька, не знаю, миленький, и вообще, когда я тороплюсь на танцы, лучше ко мне не приставать. Не при-ста-ва-ать! – пропела она.

Я тихонько закрыл за собой Валину дверь. Больше соседей не было. Я вышел на лестницу.

Снизу поднималась девушка-почтальон.

– Эй, – сказал я, – не знаете случайно, где Боливия?

– Что?

– Где находится страна Боливия? Не знаете?

– Знаю, – сказала она.

Я так и сел.

– Где? Где?! Где она находится?!

– Успокойся, успокойся, – стала упрашивать меня девушка, снимая с плеча здоровенную сумку. – Ох, ты, горе моё, как же нам быть-то, а? Карта есть?

– Не-а.

Она взяла с пола обгоревшую спичку и прямо на стене («Как бы не влетело нам», – подумал я) стала что-то быстро рисовать. Я присмотрелся, и сердце у меня замерло. Как ловко она всё изобразила! Я увидел и узнал Америку. Все заливы и проливы. И острова. Полуостров Флорида был прямо перед моим носом.

– А Южную Америку узнал? – спросила девушка.

– Ещё бы! Вон она. Чуть пониже.

– Не пониже, а южнее. Вот здесь, – ткнула она спичкой в стену, – рядом с Бразилией и Аргентиной. Понимаешь?

– Понимаю, – сказал я, – конечно, понимаю. Откуда тебе всё это известно?

– Люблю мечтать про разные страны! Дома у меня книжек полно. Остров Пасхи, Конго, Боливия…

– Там огромной высоты деревья, – сказал я, – и жаркое солнце, и большущие листья растут прямо на земле. Айда в Боливию?!

– До свиданья, – улыбнулась она мне, подымая на плечо свою здоровенную сумку. – Мне некогда, разношу письма.

И она взлетела вверх по лестнице.

Я побежал вниз. Теперь я знал, где растут замечательные деревья, о которых так сокрушались старички учёные. Я решил, что обязательно отыщу их, чтобы побольше узнать у них про страну, где деревья выше домов, а солнце печёт целый день и длинные лёгкие лодки быстро скользят по реке.

Кто ж его знает, может, потом и удастся вырастить эти деревья и у нас под Москвой.