— Прошу прощения, Евгений Андреевич? Боюсь, я не понимаю, что вы имеете в виду.
Экспедитор оглянулся по сторонам и понизил голос.
— Я понимаю. Вы защищаете ее, она защищает вас. Но я не смогу вам помочь, если не буду понимать, с чем на самом деле имею дело. Поэтому прошу вас, Алексей Иоаннович, если вы что-то знаете…
А он ничего, этот Черкасов. Раскусил нашу с Оксаной сказочку. Но только кретин на его месте подумает, что я просто так возьму и расскажу правду. Хотел бы — выложил бы все, как есть, с самого начала. Но попытка засчитана.
Поэтому я лишь вежливо улыбнулся.
— Евгений Андреевич, думаю, вы не с того начали, — сказал я, проводив взглядом уезжающий автомобиль с задержанными. — Думаю, многое встанет на свои места, когда вы выясните, почему за Костенко охотились люди Салтыковых.
Черкасов хмыкнул.
— И вы, значит, не совсем хотите мне в этом помочь?
— Я и сам не знаю, что происходит, если честно. Но я и не экспедитор «Четверки», а случайно заглянувший на огонек спаситель. Я понятия не имел, что происходило в той квартире. И действительно приехал, чтобы поговорить с Оксаной. И все. Мне просто повезло оказаться в нужное время в нужном месте. Но если я выясню что-нибудь важное, обязательно вам сообщу.
Черкасов, надо отдать ему должное, больше не попытался на меня давить. Понял, что просто так не сдамся.
— Благодарю, ваша светлость, — кивнул он. — Встретимся в управлении.
Мы разошлись каждый по своим машинам. Я устало уселся на заднее сидение рядом с копавшейся в планшете Аграфеной. Черт, как же хотелось есть. Да и уборной бы воспользоваться, а то в пылу боя и всего последующего я забыл о том, что оставался человеком.
— Лаврентий, где папка?
Водитель обернулся.
— Положил в багажник. Припрятал от греха подальше.
— Спасибо. Поехали в «Четверку», что уж теперь…
— Чего хотел от вас Черкасов? — Помощница оторвалась от работы и подала мне бутылку воды.
— Задать парочку вопросов вне протокола. Экспедитор он или кто, в конце-то концов… Только ты, Феня, давай с ним поосторожнее.
— Я не…
Я наградил девушку многозначительным взглядом.
— Аграфена, ну ты-то мне сказок не рассказывай. Я знаю, что вы переписываетесь, и переписка эта не всегда деловая. Но будь аккуратнее с информацией, которую он может выяснить через тебя.
— Не будь ваше беспокойство искренним, я бы оскорбилась. Вы прекрасно знаете, что для меня служба вашему Дому — на первом месте.
— В твоей верности я не сомневаюсь, дорогая. А вот кто такой этот Черкасов и почему прилип к нам как банный лист — это еще предстоит выяснить…
Примерно через полчаса мы подъехали к парадному входу в здание Четвертого отделения. Время было послеобеденное, и организм требовал хорошей трапезы для восстановления сил. Но ничего, кроме дежурного кофе из автомата, нам с Феней в ближайшие часы не светило.
— Да уж, сразу видно, на что идут деньги налогоплательщиков, — я присвистнул, оглядев резиденцию «Четверки». — Интересно, отделению действительно нужно ТАК много места, или они просто выпендриваются?
Великолепное желтое здание с белыми колоннами было известно петербуржцам как «Дом со львами». Оно располагалось в самом центре Санкт-Петербурга, рядом с Исаакиевской площадью и всем известным Медным всадником. Резиденция Четвертого отделения занимала территорию целого квартала.
Вообще-то когда-то это был дом богатейшего князя Лобанова-Ростовского, который построил его для своей семьи еще в позапрошлом веке. Но судьба сыграла злую шутку и с князем, и с его амбициозным творением. Громкая была история…
Князь Лобанов-Ростовский привык жить на широкую ногу и не отказывал себе в удовольствиях. Это привело к тому, что однажды он проиграл в карты имение своей супруги. Дамой она оказалась обидчивой и подала на развод, а Синод, вопреки обыкновению, взял да и развел супругов. Сам князь после расставания переехал во Францию, арендовал у местного короля целый замок и не вообще собирался урезать свои аппетиты. И отчаянно нуждался в деньгах.
Он выставил Дом со львами на продажу за один миллион рублей. Но никто, даже очень богатые дворяне, не спешил покупать его за такую астрономическую сумму. Тогда князь подошел к вопросу творчески и решил разыграть дом в лотерею. Для этого были напечатаны специальные билеты, которые начали продавать за один рубль. Один из купивших билет должен был стать новым собственником.
Лотерейное безумие охватило страну, и люди всех сословий начали скупать билеты с сумасшедшей скоростью. Однако об этом узнал император Николай I и сразу же запретил столь необычный способ продажи имущества — в те годы занятие коммерцией дворянами не приветствовалось. Так что государь сам выкупил дворец и разместил в нем Военное ведомство.
И уже потом Дом со львами передали «Четверке». Такая вот забавная история. А ведь здание могло остаться в собственности рода Лобановых-Ростовских, кабы не пристрастие к карточным играм…
— Вы готовы, ваша светлость? — припарковавшийся на служебном месте Черкасов подошел к нам.
— Да. Чем скорее закончим, тем лучше.
Не самое уютное место, несмотря на внешнюю красоту здания. Вообще, «Четверкой» пугали нашкодивших дворянских детей — дескать, если не научишься контролировать свою силу и накосячишь, за тобой придут злые дядьки и упекут в один из бастионов Петропавловки.
Так что атмосфера здесь была соответствующая. Строгая, величественная, пафосная. Сразу понятно, что для аристократии.
— Нам на третий этаж, — сказал экспедитор, показав удостоверение охранникам. Те без вопросов нас пропустили, хотя мне казалось, что регистрировать всех посетителей должны были еще на входе. Ну, им виднее.
Наверх вела широкая парадная лестница из белого мрамора.
— А что на втором? — спросил я, когда мы начали подниматься еще выше.
— Зал для собраний, кабинеты руководителей, пара управлений… Экспедиторы сидят на третьем.
Нам навстречу спускались нагруженные папками секретари. Торопились, обгоняя, молодые сотрудники в форме. Мимо нас провели двоих задержанных молодых людей — судя по их помятым физиономиям, ночка у них была бурная, и кому-то в голову ударили пузырьки шампанского. Вот и намагичили лишнего.
— Направо, пожалуйста.
Черкасов повел нас по длинному коридору. Мы прошли мимо рядов дверей с черными табличками и, наконец, остановились у одной из них.
— Добро пожаловать в мой отдел, — улыбнулся Черкасов, причем не мне, а Аграфене. — Задержанными уже занимаются мои ребята.
Отдел представлял собой довольно большое помещение, разделенной на несколько отсеков. Была рабочая зона с письменными столами, за которыми сидели мужчина и женщина, что-то сосредоточенно печатая на компьютерах.
Соседний блок представлял собой что-то вроде комнаты для допросов — там сейчас работали уже знакомые мне оперативники, которые брали салтыковцев. Я увидел высокую и худую фигуру адвоката, которого к ним прислали. Быстро доехал, чертяка.
А вот нашего адвоката, Хинштейна, и обоих Костенко еще не было. Видимо, застряли в пробке.
Стол Черкасова располагался отдельно, рядом с окном и большой доской для записей. На доске велась месячная статистика успехов каждого из сотрудников. Среди оперов лидировал некто Лужин. Спорили на ящик бельгийского пива, о чем свидетельствовал схематичный рисунок маркером.
— Прошу сюда, — Черкасов указал на два стула возле его стола и спешно убрал сваленные на них папки. — Прошу прощения. У нас еще с мая небольшой завал. Пришло распоряжение по оцифровке всех материалов. Вот, занимаемся, когда можем…
Мы с Феней расположились. Я хотел было поискать глазами кофеварку, но нашел лишь электрический чайник. Понятно, опять будет растворимый. Лучше потерплю до дома. Да и аппетит перебивать не хотелось.
Черкасов быстро зашел в допросную, о чем-то переговорил с коллегами. Затем вернулся с несколькими листками бумаги. За ним, словно хвост, следовал уже знакомый мне молодой парень. Видимо, помощник.
— Что ж, давайте начнем, — Черкасов уступил рабочее место помощнику, а сам прислонился к стене возле доски. — Мне нужен ваш подробный рассказ с самого начала. С того момента, как вы оказались в редакции. Что вам сказали?
Я набрал было побольше воздуха в легкие, но не успел сказать ни слова.
Внезапно дверь распахнулась без стука, и на пороге возник высокий мужчина лет шестидесяти, облаченный в темно-синий мундир. Судя по знакам отличия на погонах, целый генерал. Экую птицу к нам занесло. За его спиной стоял еще один молодой человек в форме.
— Черкасов! — прогремел низким басом генерал. — Выйдите в коридор на минуту.
Экспедитор не на шутку напрягся.
— Кто это? — шепнул я.
— Целлариус. Начальник нашего управления.
Интересно. С чего бы это начальнику управления самому таскаться по кабинетам своих ищеек? Обычно звонят или посылают кого-нибудь привести. Наверняка что-то важное. И срочное.
Экспедитор протиснулся между столами и направился к выходу, а его коллеги-оперативники напряженно переглядывались. Судя по их реакции, ситуация и правда была нетипичная.
— Прошу прощения, — обратился я к одному из оперов, когда экспедитор вышел. — Означает ли появление генерала, что у нас проблемы?
— Скорее не у вас, а у нас, ваша светлость, — отозвался бритоголовый качок с аккуратно подстриженной бородой. — Понять бы еще, из-за чего. Все отчеты сдали вовремя, статистика у отдела хорошая… Женя, то есть Евгений Андреевич, свое дело знает. Не с чего к нам придираться…
Я печально улыбнулся. Было бы желание — а придраться всегда получится.
Черкасова не было довольно долго, и мы с Аграфеной переглянулись. Помощница явно размышляла, не позвонить ли еще одному адвокату — на всякий случай, уже для нас. Я слышал голоса за дверью, но шумоизоляция здесь была качественная, так что разобрать, о чем говорили, не вышло.
Наконец экспедитор вернулся. Медленно вошел, надежно прикрыл дверь, затем, не говоря ни слова, направился к вешалке, достал из кармана пиджака пачку сигарет и вытащил одну. Выглядел он мрачнее тучи. На кладбище и то веселее.
— Что стряслось? — не выдержал один из оперов.
Черкасов распахнул окно, взял с полки пепельницу и, щелкнув пальцем, прикурил сигарету от маленького «Люмена».
— Да в чем дело, Жень⁈ — не выдержал качок.
Черкасов глубоко затянулся и уставился на коллегу.
— К Целлариусу заявились особисты. У нас забирают дело и передают им.
— Какое дело… Стоп. Погоди, это, что ли? С журналисткой?
— Ага.
Так-так, погодите-ка! Если я правильно понимал структуру «Четверки», то «особистами» называли сотрудников Особого управления при Четвертом отделении. Эти люди занимались самыми сложными делами. Или самыми щекотливыми. Там, где цена ошибки могла оказаться слишком высокой.
А еще такими делами, которые следовало вести максимально тихо.
Салтыковы постарались? Или все дело было в Искажениях, про которые начали копать Костенко?
— Мне приказано немедленно собрать все материалы, — выдохнув тонкую струйку дыма в окно, проговорил Черкасов. — Над этим делом мы больше не работаем. Стоп машина. Прошу всех подготовить документы для передачи с описью. Времени у нас один час.
В кабинете началось тихое роптание. Опера озадаченно переглядывались, что-то тихо бормотали друг другу. Кто-то тоже решил закурить и подошел к окну.
По Черкасову было заметно, насколько он расстроился. Любой другой экспедитор возрадовался бы, что у него забрали лишнюю работу. Но не Черкасов. Почему-то именно это дело он воспринял с большим интересом, и потеря этой ниточки была для него личным ударом. Экспедитор явно рассчитывал что-то раскопать, когда взялся за дело Костенко.
Судя по всему, не только я кое-что скрывал. Кажется, пора нам с ним поговорить откровенно.
— Ладно, не парься, Жень. Сейчас все подготовим. Хотят особисты бодаться с Салтыковыми — скатертью дорога, — сказал качок и застучал по клавиатуре, а затем, вспомнив о нашем с Аграфеной присутствии, осекся. — А с его светлостью что делать? Допрос-то не провели…
Я пожал плечами.
— Видимо, впустую вы нас вызвали.
— Выходит, что так… Ладно, протокола тогда не будет. В опись тоже вносить не будем. Пусть уже особисты дальше разбираются.
Черкасов потушил недокуренную сигарету и обратился к нам.
— Прошу прощения, но, как вы поняли, планы изменились. Позвольте мне проводить вас к выходу.
Мы с Аграфеной поднялись и попрощались с оперативниками. Хотя коллеги Черкасова были уже вовсю заняты подготовкой документов и лишь рассеянно пробурчали «до свидания».
Спускались мы молча. И лишь после того, как миновали пост охраны, вышли на крыльцо и подошли к нашему автомобилю, экспедитор заговорил.
— Мне все это очень не нравится, ваша свтелость. Обычно так дела не делаются, ситуация явно спущена сверху. Насколько сверху — сказать не могу. Но у меня дурное предчувствие.
Я поднял на него глаза.
— Насчет чего, Евгений Андреевич?
— Просто интуиция. Но я уверен, что Костенко — ценные свидетели. Их нужно защитить.
— Разве ваше управление не должно этим заниматься?
Но Черкасов был не в том состоянии, чтобы оценить мою иронию.
— Теперь я уже ни в чем не уверен. Верно ли я понял, что вы согласились предоставить журналистке убежище в своем доме?
— Да, — кивнул я.
— Тогда я бы посоветовал вам приставить к ней охрану. Эта Костенко знает что-то такое, ради чего Салтыковы переступили правила. Да, сейчас они смогут выкрутиться — наплетут какую-нибудь историю про самодеятельность уволенных ранее сотрудников. Но я уверен, что девушка и старик все равно под угрозой. Ничего еще не закончилось.
О, уважаемый, ты даже не представляешь, насколько ты прав. Все только начинается.
— Я вас услышал, Евгений Андреевич, — кивнул я.
— Если не возражаете, сегодня вечером я заеду. Нужно поговорить без свидетелей.
— Договорились. Будем ждать.
Мы попрощались с Черкасовым и уселись в автомобиль. Лаврентий глянул на наши озадаченные лица и без вопросов повернул в сторону дома.
— Позвоню Васильеву, — сказала Аграфена. — чтобы прислал сопровождение для Хинштейна и Костенко.
Я молча кивнул. Хотя стоп.
— Позвони Хинштейну. Спроси, где они застряли. Я не видел их в отделе.
— Я тоже… И Черкасов ничего не сказал…
Феня быстро связалась с Васильевым и попросила прислать охрану к зданию «Четверки». Затем сообщением сбросила адрес и другие данные. Я нервно крутил в руках телефон, ругая себя за то, что не успел взять номер у Оксаны.
Уладив все с нашим шефом безопасности, Аграфена набрала номер Хинштейна. Послышались длинные гудки, но никто не брал трубку.
— Чертовщина какая-то. Он всегда на связи. В любое время дня и ночи.
У меня внутри все похолодело. Интуиция подсказывала мне, как и Черкасову, что дело нечисто.
— Позвони еще раз.
— Уже набираю.
Феня снова набрала номер адвоката, но и на этот раз никто не ответил. Мы как раз выехали на набережную, и Лаврентий уже готовился перестроиться в другой ряд, чтобы повернуть на мост.
— Прошу прощения, ваша светлость, — обернулся водитель. — Тут по радио передают…
— Сделай погромче.
Лаврентий выкрутил регулировщик громкости на полную, и из всех динамиков донесся сухой голос ведущего.
— Срочное сообщение для всех автолюбителей. В центре Петербурга только что произошла большая авария. Очевидцы передают, что на углу Литейного проспекта и Гагаринской набережной белая «Омега» столкнулась с грузовиком. Предположительно, есть жертвы. Просим вас ехать в объезд и не мешать прибытию специальных служб…
Мы с Аграфеной переглянулись.
Хинштейн… У него же была белая «Омега»…