Странный шум разбудил Дороти. Она открыла глаза и обнаружила, что день уже занялся и в чистом небе ярко светит солнце. Ей почудилось, что она снова в Канзасе и играет в старом амбаре с телятами, поросятами и курочками, которые окружают её. Поначалу, пока она не согнала сон с глаз, Дороти действительно вообразила, что она находится в родной канзасской степи.
— Ко-ко-ко, куд-куда! Ко-ко-ко, куд-куда!
Снова послышался странный звук, который разбудил её. Но так кудахтать может только курица! Однако сквозь прутья клетки широко раскрытые девочкины глаза видели только голубые океанские волны, спокойные и умиротворённые сейчас. И мысли Дороти вернулись к событиям прошлой ночи, полным опасностей и невзгод. Девочка начала вспоминать, что из-за шторма она стала одиноким беспризорным ребёнком, по воле случая очутившимся среди коварного и незнакомого моря.
— Ко-ко-ко, куд-куда!
— Что это? — вскричала Дороти, вскочив на ноги.
— Да ничего, просто я только что снесла яичко, вот и всё! — ответил слабый, но резкий и отчётливый голос. Оглядевшись вокруг, девочка заметила жёлтую курицу, примостившуюся в противоположном углу клетки.
— Боже мой! — удивлённо воскликнула она. — Вы тоже пробыли здесь всю ночь?
— Конечно, — ответила курица, взмахивая крыльями и зевая. — Когда клетку выбросило с корабля, живёхонько ухватилась за её угол своими когтями и клювом. Я знала, что если упаду в воду, то уж утону точно. Я и вправду почти утонула, когда эта противная вода обрушилась на меня. За всю свою жизнь я никогда не была такой мокрой!
— Да, — согласилась Дороти, — действительно, какое-то время было сыровато. Но сейчас-то вам удобно?
— Не очень. Солнце помогло высушить мои пёрышки, впрочем, как и твоё платье. И я чувствую себя лучше с того момента, как снесла своё утреннее яичко. Но хотела бы я знать, что станется с нами посреди этого огромного пруда?
— Я тоже хотела бы знать это, — сказала Дороти. — Но как случилось, что вы заговорили? Я думала, курицы могут только квохтать и кудахтать.
— Ну, что до этого… — задумчиво ответила жёлтая курица, — то всю жизнь я кудахтала и квохтала. И до сегодняшнего утра, насколько я могу вспомнить, не произнесла ни слова. Но когда минуту назад ты задала мне вопрос, мне показалось, что наиболее естественно будет ответить тебе. Поэтому я заговорила, и, кажется, говорю так же, как это делаешь ты и другие люди. Странно, не правда ли?
— Очень, — ответила Дороти. — Если бы мы оказались в Стране Оз, я не подумала бы так, потому что многие птицы и звери могут разговаривать в этой волшебной земле. Но Страна Оз, должно быть, очень далеко от этого океана.
— А как моя грамматика? — полюбопытствовала жёлтая курица. — Я говорю достаточно правильно, по твоему мнению?
— Да, — сказала Дороти, — для начинающего вы говорите довольно прилично.
— Рада слышать это, — продолжала жёлтая курица доверительным тоном, — потому что если кто-то хочет заговорить, то лучше уж делать это правильно. Рыжий петух часто повторял, что моё кудахтанье превосходно. И сейчас мне доставляет удовольствие сознавать, что я говорю верно.
— Но я начинаю чувствовать голод, — заметила Дороти. — Сейчас время для завтрака. А завтрака нет.
— Ты можешь съесть моё яйцо, — сказала жёлтая курица. — Я совершенно не беспокоюсь о нём.
— Разве вы не хотите его высиживать? — удивилась девочка.
— Нет, конечно. Я никогда не высиживаю яйца, пока у меня нет симпатичного уютного гнёздышка в укромном местечке, с дюжиной тёпленьких яиц подо мной. Это, кстати, тринадцатое. А курицы считают это число счастливым. Поэтому тебе доставит удовольствие съесть его.
— О, но я не могу съесть его, пока оно не сварено! — воскликнула Дороти. — Однако в то же время я очень признательна вам за вашу доброту.
— Не стоит, моя дорогая, — спокойно ответила курица и начала чистить пёрышки.
Какое-то время Дороти наблюдала за гладью океана.
Но мысли о яйце не покидали её. Наконец она спросила:
— Почему вы откладываете яйца, если не собираетесь их высиживать?
— Привычка, — ответила жёлтая курица. — Я всегда гордилась тем, что каждое утро откладываю свежее яйцо, кроме тех дней, когда линяю. Я не могу насладиться своим утренним кудахтаньем, пока не снесу яйцо. А если я не могу кудахтать, я не чувствую себя счастливой.
— Странно, — задумчиво произнесла девочка. — Но раз я не курица, трудно ожидать, что я смогу понять это.
— Естественно, моя дорогая.
Дороти снова замолчала. Жёлтая курица была каким-никаким товарищем и добавляла немного комфорта. Но, несмотря на её присутствие, в этом огромном океане было ужасно одиноко.
Через некоторое время курица взлетела и уселась на верхнюю перекладину клетки.
— Ого, мы не так уж далеко от суши! — объявила курица.
— Где? Где она? — вскричала Дороти, подпрыгнув в величайшем волнении.
— Недалеко отсюда, — ответила курица, кивнув головой в направлении суши. — Кажется, мы дрейфуем к ней. До полудня мы можем очутиться на земле.
— Я буду счастлива! — сказала Дороти, чуть вздохнув, потому что её ноги и особенно ступни всё ещё оставались мокрыми. Время от времени морская вода продолжала переливаться сквозь щели в прутьях.
— И я, — ответила её подружка. — В мире нет более унылого зрелища, чем мокрая курица.
Земля, к которой они быстро приближались, с каждой минутой становилась всё отчетливее. На взгляд девочки, плывущей в куриной клетке, она была просто прекрасна. Прямо к воде примыкал широкий пляж из белого песка и гравия. Дальше виднелись несколько скалистых холмов, а у их подножия — полоска зелёных деревьев, которая обозначала опушку леса. Но домов или иных признаков человеческой жизни не было видно, что свидетельствовало о пустынности этой неведомой земли.
— Надеюсь, мы найдём здесь что-нибудь поесть, — сказала Дороти, с интересом вглядываясь в приятный пляж, к которому они дрейфовали. — Время завтрака давно миновало.
— Я и сама слегка голодна, — объявила жёлтая курица.
— Почему бы вам не съесть яйцо? — спросила девочка. — Для вас ведь не нужно готовить пищу, как для меня.
— Ты принимаешь меня за каннибала? — негодующе вскричала курица. — Не знаю, что я такого сказала или сделала, чтобы ты оскорбляла меня!
— О, ради бога, простите меня! Поверьте, мисс… мисс… между прочим, могу я узнать ваше имя? — спросила девочка.
— Меня зовут Билл, — несколько резко произнесла жёлтая курица.
— Билл! Постойте, но это мужское имя.
— Какая разница?
— Но ведь курица — женского рода, не так ли?
— Конечно. Но когда я вылупилась из яйца, никто не мог сказать, буду я курицей или петухом. Поэтому малыш на ферме, где я родилась, назвал меня Биллом. И сделал своей любимицей, поскольку я была единственной жёлтой курицей во всем выводке. Когда я подросла, мальчик обнаружил, что я не кукарекаю и не дерусь, как это делают все петухи. Но он и не подумал поменять моё имя. И все живые существа в сарае, как и люди в доме, знали меня как Билла. Так я навсегда осталась Биллом, это и есть моё имя.
— Понимаете, это неправильно, — серьезно заявила Дороти. — Если не возражаете, я буду звать вас Биллина. Новые буквы в конце вашего прозвища означают, что это женское имя.
— О, я совсем не возражаю, — ответила жёлтая курица. — Не имеет значения, как ты меня называешь. Главное, я знаю, что ты обращаешься ко мне.
— Вот и замечательно, Биллина. Мое имя Дороти Гейл — для друзей просто Дороти, я для незнакомых — мисс Гейл. Вы можете звать меня Дороти, если угодно. Да, мы подплыли очень близко к берегу. Как вы думаете, здесь не слишком глубоко, чтобы проделать оставшийся путь вброд?
— Подождём несколько минут. На солнце тепло и приятно, куда нам спешить.
— Но мои ноги полностью промокли и озябли, — сказала девочка. — Моё платье почти высохло, но я почувствую себя хорошо только тогда, когда просохнут мои ноги.
Однако она подождала, как ей советовала курица, пока большая деревянная клетка плавно причалила к песчаному пляжу, и опасное путешествие завершилось.
Потерпевшим кораблекрушение не потребовалось много времени, чтобы перебраться на берег. Жёлтая курица сразу же перелетела на песок. А Дороти вынуждена была перелезать через высокие прутья. Однако для деревенской девочки это не составило большого труда. Едва Дороти очутилась на берегу, она сразу же сбросила с себя мокрые башмаки и чулки и расстелила их на нагретом солнцем пляже просушиться.
Затем она села и посмотрела на Биллину. Та что-то клевала своим острым клювом в песке — разгребала и выворачивала сильными когтями мелкие камешки.
— Что вы делаете? — поинтересовалась Дороти.
— Добываю себе завтрак, — пробормотала курица, занятая клеванием.
— И что вы там нашли? — полюбопытствовала девочка.
— Жирных рыжих муравьёв, песчаных жуков, а иногда попадаются небольшие крабы. Должна признать, что они сладки и приятны на вкус.
— Ужасно! — воскликнула Дороти.
— Что ужасно? — спросила с изумлением курица, подняв голову и поглядев одним своим глазом на подружку.
— Ну, есть такие вещи, и отвратительных жуков, и шевелящихся муравьев. Вам должно быть стыдно!
— Бог ты мой! — ответила поражённая курица. — Какая ты странная, Дороти! Живые существа гораздо свежее и приятнее на вкус, чем мёртвые, а вы, люди, поедаете самых разнообразных мёртвых существ.
— Неправда! — сказала Дороти.
— Нет, правда, — ответила Биллина. — Вы едите барашков и овец, коров и поросят, и даже куриц.
— Но мы варим их, — торжествующе заявила Дороти.
— Какая разница?
— Хорошенькое дельце! — сказала девочка важным тоном. — Я не могу объяснить разницу, но она существует. И в любом случае мы никогда не едим таких отвратительных существ, как жуки.
— Но вы едите куриц, которые едят жуков, — парировала жёлтая курица, сопроводив ответ кудахтаньем. — Выходит, вы такие же плохие, как мы, курицы.
Это заставило Дороти задуматься. Слова Биллины были справедливы, и это почти лишило девочку аппетита. Что же до жёлтой курицы, то она продолжала возиться в песке и, казалось, была вполне довольна своим клювом — добытчиком пищи.
Наконец, очутившись у самой кромки воды, Биллина в очередной раз погрузила клюв глубоко в песок, а затем выдернула его назад и вздрогнула.
— Ой! — вскричала она. — Я ударилась обо что-то железное и чуть не сломала клюв.
— Это, наверное, камень, — беззаботно сказала Дороти.
— Чепуха. Думаю, я сумею отличить булыжник от железа.
— Но какой же металл может быть на этом диком, пустынном морском побережье? — настаивала девочка. — Где эта штука? Я выкопаю её и докажу тебе, что права.
Биллина показала ей место, где она «чуть не вырвала с корнем свой клюв», как она объяснила. Дороти стала разгребать песок, пока не почувствовала что-то твёрдое. Затем, подержав вещь в руке, она повертела её и обнаружила, что это большого размера золотой ключ, достаточно старый, но всё ещё яркий и сохранивший изящную форму.
— Что я тебе говорила? — вскричала курица, прокудахтав с триумфом. — Могу я сказать, что это металл, если я ударяю по нему клювом? Или это всё же булыжник?
— Да, верно, это металл, — ответила девочка, задумчиво уставившись на диковинную находку. — Думаю, что чистое золото. Наверно, оно давно было припрятано в песке. Как думаешь, Биллина, почему он здесь оказался? И что отпирают этим таинственным ключом?
— Трудно сказать, — ответила курица. — О замках и ключах ты должна знать больше, чем я.
Дороти огляделась: нигде не было видно признаков жилья. Она рассудила, что каждый ключ должен подходить к какому-то замку, а каждый замок для чего-то предназначен. Возможно, ключ потерял тот, что жил далеко отсюда, но оказался на этом берегу.
Размышляя об этом, девочка положила ключ в кармашек своего платьица, а затем не спеша надела башмаки и чулки, которые полностью высохли на солнце.
— Я думаю, Биллина, — сказала она, — мне надо хорошенько оглядеться и попробовать поискать что-нибудь на завтрак.