Парень моих кошмаров

Глава 21

— Держи крепко поводья.

Хохочу, прикрывая рукой рот. Найк выглядит испуганным. Неестественно бледный и одеревеневший. Я иду рядом, веду его лошадь. Флейта, моя дорогая, как же я скучала! Ласково глажу перчаткой длинную шею. Она красавица и умница, вполне смирная. А парень держится так, словно он ковбой на родео и под ним бешеный бык.

— Ты на мотоцикле гоняешь и не боишься, — едко замечаю.

— Вообще-то, меня когда-то сбросила лошадь. Не думал, что этот страх остался.

Здорово. Улыбка медленно сползла с моего лица. Надо же, боится лошадей и дал себя уговорить сесть на неё. Что за человек такой? Когда я звала его покататься на лошадях, он ведь мне и слова ни сказал о своём страхе.

— Со страхами нужно бороться. Сам говорил.

Протягиваю горсть сухофруктов на раскрытой ладошке, позволяя Флейте коснуться губами и взять лакомство. Она их любит.

— Животные чувствуют чужие эмоции, — пробормотал себе под нос Найк. — И это не есть хорошо.

— Говорят, страхи — это наша защитная реакция, что-то вроде инстинкта самосохранения. Но, «храбрецы не живут вечность, а трусы не живут вовсе». Давай так, если ты продержишься на лошади полчаса и преодолеешь свою фобию, то я исполню любое твоё желание.

— Мотивация так себе, — парень вяло улыбнулся. — Ты и так ведь выполнишь любое моё желание, если я попрошу?

— Вы слишком самонадеянны, дорогой товарищ.

Белоснежный покров, припорошивший бескрайние поля, слепит глаза. Легкий морозец щиплет за щёки. Приподнимаю меховой ворот куртки, пытаясь прикрыть шею и уши. Знала же, что будет ветрено и холодно, стоило надеть куртку с капюшоном. А я, как обычно, предпочла быть красивой сосулькой ради парня, которого мой внешний вид, кажется, мало интересует.

— Вот видишь, всё ты можешь, — я улыбнулась своей самой ослепительной улыбкой, на которую только была способна. — Я уже минут пять, как не держу Флейту.

Дала сигнал инструктору, что я также готова взять лошадь и для себя.

Мы неспешно прогуливались по окрестности. Легкий морозный воздух наполнял легкие, и даже слегка голова закружилась от количества кислорода. Я откровенно кайфовала, в то время, как мой спутник сохранял молчание и выглядел напряженным. У него была такая мина на лице, что я втайне порадовалась, что бедная Флейта не видит его. Влез бы он на меня с таким угрюмым видом, скинула бы непременно.

— Ты помнишь, что месяц моей трудовой жизни подходит к концу? — Я решила отвлечь его разговором. — А это значит, ты должен выполнить одно моё желание.

— И у тебя уже есть конкретное пожелание? — Мрачно отозвался мой неулыбчивый друг.

— Нет. Но я барышня с фантазией, ты же меня знаешь.

— Ну, татуировку мы тебе уже сделали. Почему бы не украсить тебя пирсингом?

— Так, стоп, — смеясь, возмущенно обратилась к парню, но моя лошадь послушно остановилась. — Я не тебе, дорогая, ты можешь идти дальше.

Погладила загривок и рассмеялась. Жаль, что с мужчинами я управляюсь не так ловко. Найк на Сонькиных харчах должен уже любить меня безмерно. А я всё ещё не могу понять, о чём он думает.

— Нет, ни за что! Для меня и тату было большой роскошью. Отец едва в обморок не упал, когда увидел эту роспись на моей руке.

Найк выглядит более расслабленным в седле. Он не натягивал поводья, и его спина была не такой напряженной. Я морально удовлетворена его стойкостью и выдержкой. Я в нём не ошиблась, у него определенно есть внутренний стержень.

— Ну что? Бег рысцой?

Резко пришпорила коня и наклонилась чуть вперед. Вот она, свобода. Мчишься по бескрайнему полю, и чувствуешь крепкое сильное тело животного, ощущаешь каждый толчок копыт от земли. Это тебе не по парапету крыши гулять.

Мой мир. Таким я видела его всегда. И хочется верить, что та беззаботная и веселая девушка, какой я себя помню, всё ещё здесь. Увы. Слабый огонёк веры слабеет и тускнеет на глазах. Уже не та. Другая. И не ускачешь от себя, к сожалению, сколько ни старайся.

Потянула поводья чуть на себя и налево, заставив лошадь развернуться. Я знала, что Найк не поскачет следом. Для новичков почему-то это кажется безумно сложным. Хорошо, хоть перестал бледнеть.

— Вперед, — похлопала рукой по холке и чуть сжала бока ногами.

Не отрываясь, я смотрела, как Найк спешился и перекинул поводья через голову Флейты. Он провел ладонью по морде животного и повёл её за собой. Моё сердце отбивало частую дробь. Наверное, было бы здорово ускакать куда-нибудь далеко, где мы смогли бы быть только вдвоем. Но есть реальный мир, и в нём мы два человека, которые вообще не должны были никогда встретиться. Если бы не обстоятельства, я ни за что на свете не обратила бы внимания на этого странного парня. Но я рада, что познакомилась с ним. И рада, что он сейчас, здесь, со мной. Не без удовольствия позволила помочь мне слезть с лошади и очутиться в теплых объятиях.

— Замерзла? — ласковые губы коснулись прохладной щеки. — Ледышка. Вернемся в город?

— Замерзла и проголодалась. Можно поехать куда-нибудь перекусить. А потом будем веселиться, да? Не хочу сегодня грустить. Такой день хороший.

— Ладно. Завалимся в цирк.

— В цирк? Серьезно?

— Почему нет? Я сто лет там не был.

— Боюсь, тебя туда впустят, а обратно уже нет.

Кривляясь и гримасничая, Найк нехотя освободил меня от объятий. Поправил спадающую шапку и взял меня за руку.

До города мы доехать не успели, поскольку мне в голову пришла другая мысль: научить парня водить автомобиль. Даже страх, что он кинется обнимать столбы и деревья, меня не остановил. Мы поменялись местами, и я оценила, насколько круто этот парень выглядит за рулем моей малышки. Хихикнула, понимая, что даже место водителя регулировать не нужно. Очень удобный мужчина.

Он был способным учеником, и с первой попытки смог тронуться. Впрочем, учиться на автоматической коробке передач проще простого. Найк был чрезвычайно увлечен, даже не обращал внимания на мои горячие взгляды. Прикусив губу, я наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. И это самое странное. Найк ничуть не изменился с нашей первой встречи. Но сейчас я вижу его по-другому.

У парня красивое лицо. Нежные и мягкие черты. Кто-то назовёт его женственным, но я знаю, что внутри он более чем мужчина.

— Я молодец, да? Молодец? — он смешно ерзает и подпрыгивает на месте, едва глушит мотор.

— Садись, пять, — томно разглядываю его и поворачиваюсь к нему в пол-оборота.

Легкая улыбка играет на губах, когда я встречаюсь с его искрящимися от переполняющих эмоций глазами. Пытаюсь запечатлеть в памяти этот кадр.

— Я способен на многое, — тихо шепчет, наклоняясь ко мне ближе. — Очень многое.

Медленно сокращает расстояние между нами. Не знаю, к чему этот акт соблазнения, когда я сама зову его взглядом. Стираю пропасть между губами, наклонившись вперед. Целует настолько жадно, что мы даже дышать забываем.

Найк первым разрывает поцелуй. Он откидывается на спинку кресла и кладет руки на руль. Поглаживает пальцами, задумчиво уставившись куда-то вдаль. Зубами затягивает колечко пирсинга на губе в рот. Облизывает губы и неопределенно качает головой. Вот и пойми, что у него на уме.

— Всё в порядке? — переспрашиваю обиженно, ведь не успела еще насладиться его близостью.

— Конечно, — вяло растягивает губы в нелепой искусственной улыбке. — Поехали?

— Да. Только знаешь, я всё же поняла, какое желание у меня есть. Хочу, чтобы ты рассказал мне о себе, о семье, о детстве. Я ничего о тебе не знаю.

— Хочешь знать?

Я не тороплю его. Лишь закусываю зубами нижнюю губу, только бы не сболтнуть лишнего. Он тяжело выдыхает, и я даже уже не надеюсь на его ответ, но парень первым нарушает затянувшееся молчание.

— Спасибо тебе за сегодняшний день. И за попытку меня научить водить машину. Да только… водить я умею, и права у меня есть. И тачка у меня тоже имеется… Отец подарил на совершеннолетие, — в его словах чувствуется ирония и горечь, такая, что невольно хочется его обнять, но я не смею двигаться. — Ты интересовалась нашими родителями. Так вот, они существуют. У нас была обычная семья, а три года назад мать и отец объявили о своём разводе. Оказалось, они долго сохраняли видимость семьи, пока однажды мать не решилась уйти, чтоб построить отношения с другим мужчиной. Они мирно, без скандалов, поделили имущество, как и своих детей. Я должен был остаться с отцом, а Дэн — улететь в Америку. Они решили разделить нас, понимаешь?

— Так вот про какую Канаду говорил твой брат, — я ахнула и покачала головой, а я-то думала, что это был лишь пьяный бред мечтателя.

— Дэн существо эмоциональное. Он брякнул и тут же пожалел о своих словах. Я знаю, ему непросто далось решение уехать из родного дома, сбежать со мной, в никуда. Он чувствительный и мягкий. Даня очень привязан к матери и скучает по ней. Но в то же время он понимает, что мы с ним как одно целое. Мы неразлучны с самого рождения, брат как моя рука или нога.

— Но, он ведь не сможет всю жизнь прожить рядом с тобой. Ему нужно будет строить свою жизнь.

— Да. Но я не готов отпустить его сейчас, понимаешь?

— Понимаю…

Мне хочется сказать, что я ещё как понимаю. И не хочу отпускать его, в свою очередь. Но решаю, что сейчас не самый удачный момент для откровений.

Парень совсем углубился в себя и выпал из реальности. Наверное, для него это сложная и болезненная тема. Но я рада, что он поделился со мной.

— Найк, — я осторожно коснулась его руки. — А как тебя зовут? Это кошмарно, что я живу в твоём доме уже месяц, а имени не знаю.

— Поверь, ты не хочешь этого знать.

Ладно, попытка не пытка. Постепенно я узнаю всё, что скрывает этот парень. Разумеется, я могла бы воспользоваться папиными связями и уже к вечеру знать об этих парнях абсолютно всё. Но я предпочту услышать правду из его уст.

Мы поменялись местами, я завела двигатель и, вернувшись на трассу, включила радио. Найк продолжал копаться в себе, уныло глядя в окно. А я ерзала на своём месте и довольно громко подпевала музыкальной волне.

Ты одна на миллион,

Единственная в жизни.

Ты заставила меня открыть

Одну из звезд над нашими головами.

Найк снисходительно улыбнулся, покачал головой и театрально поджал губы. Да, моё пение оставляет желать лучшего, и не мне с ним соперничать. Но я хочу, чтоб он подпевал мне и веселился вместе со мной.

— You’re one in a million, — подмигнула парню. — Я так хочу видеть твою улыбку. Давай же, не ломайся. Покажи мне её.

Он кокетливо рисуется, хлопая длинными ресницами, словно выпрашивает: «Ну, скажи это ещё раз. Ты хочешь, чтобы я спел? Тебе нравится мой голос?». И я прошу, а после, мы поем вместе.

Этот диссонанс во внешности и внутреннем мире этого человека совершенно сбивает с толку. Но каким-то совершенно непостижимым образом этот парень притягивает к себе, как магнит.

Месяц моего трудового стажа подошёл к концу. Подумать только, целый месяц! Вдали от дома, от цивилизации. Правда, одну вещь я всё же сделала втайне от Найка. Соня проболталась маме о моих визитах домой, я её и не виню за это, понятно, что у нашей поварихи тоже есть дети и она сочувствует моей родительнице. Она говорит, что у меня злое черствое сердце, если мне не жаль родных людей. Сонька рассказывала, что родители вообще часто ссорились в последнее время, гадая, что они упустили в моём воспитании. А мама меня защищает, она просит отца не возвращать меня силой домой. Говорит, что я должна набить себе шишки и сама явиться с опущенной головой, когда наиграюсь во взрослую жизнь.

Она права, как не неприятно это осознавать. Соня передала мне мою кредитку, потому что «родители переживают, чтобы ты не голодала». И я, недолго раздумывая, заскочила после смены в китайский ресторанчик и налопалась от пуза. Я целый месяц была лишена вкусной еды. Там же заказала большой сет роллов и отправилась в старую хрущевку, чтоб отметить выигранное пари.

Тихонько открыла входную дверь, вошла в тёмный коридор прихожей. Перегоревшую лампочку ребята так и не удосужились поменять. Едва не навернулась через кроссовки Найка. Надо же, его высочество дома, вот так удача. Я-то была уверена, что они с Дэном снова пропадают на очередной репетиции, а нет, эти двое лоботрясничают дома. Бесшумно расстегнула молнию на сапогах. На цыпочках отправилась искать муссонского солиста в квартире. В зале было тихо, зато на кухне кто-то возился.

Дверь была прикрыта, а это означало, что Найк снова нарушает правила нашего совместного проживания. Никакого сигаретного дыма в квартире. Повела носом и уловила запах никотина. Я решительно протянула руку к ручке двери, но услышала голоса братьев. Не знаю, отчего я вдруг замерла и не решилась войти. Но фраза, долетевшая до моих ушей мне совершенно не понравилась.

— Наиграется и уйдет. Ты думаешь, она всегда будет с нами?

«Она», стало быть — я? Они обо мне говорят? И этот голос принадлежит Найку.

— Но она ещё рядом, — Дэн с раздражением в голосе ему противоречил. — Хотя ты спорил, что Злата и недели не продержится.

Спорил? Какой хороший мальчик. Со мной спорил из-за работы. А с Даней, значит, из-за меня? Не знала я, что он такой азартный.

— Эта жизнь не для такого человека, как она. Для неё это всё не серьезно. Так, небольшое приключение и развлечение, не больше. У богатых свои причуды.

Дыхание перехватило, и я поднесла холодные пальцы к горлу. Почему он так говорит? Сделала несколько шагов назад. Обида и злые слёзы непрошенным гостем блеснули в глазах. Вернулась в коридор и оделась. Пытаясь не шуметь, открыла и заперла за собой дверь. Рукой стираю горячие слезы со щек, опасаясь свалиться с лестницы.

Какая же я глупая. Просто дура. И что я вообще нашла в этом парне? Он же кроме себя никого не любит! Даня не в счёт, он же его «рука или нога», сам так говорил. Осторожно переставляя ноги, пытаюсь не растянуться на обледеневшей дорожке. Сумку я неосторожно забыла на вешалке, вместе с телефоном, ключами и деньгами. В кармане куртки завалялось несколько монет. Ужаснулась самой мысли о поездке в общественном транспорте. Взвесив возможность слиться с массой или вернуться в квартиру, выбрала пытку давкой. Спустилась в метро.

Сорок минут толкотни, и я нахожусь в знакомом районе. Вваливаюсь в спальню ничего не подозревающей подруги. С диким ревом обнимаю застывшую фигуру.

— Кто умер? — Марина безуспешно пытается отодрать меня от себя.

— Я, — шмыгая носом, оставляю влажные дорожки на футболке девушки. — В голове моей вата. Какая же я… дура.

Она кряхтит и усаживает меня на кровать.

— Ты пока успокойся, а я пока чай заварю. Зеленый, с мелиссой, будешь?

— С мелиссой, — закрывая ладошками лицо, киваю с ревом. — Бу-у-у-уду-у-у-у.

Когда комната наполняется приятным и знакомым ароматом чая, а Марина усаживается напротив меня, я беру себя в руки. Вкратце, пересказываю разговор, который уловил мой слух.

— Я сыплюсь перед ним мелким песочком, а он… Говорит, что это всё несерьезно… Никогда себя так глупо не чувствовала. И как так получилось, что я дала себя поработить какому-то несчастному фрику?

На глазах выступают злые слёзы. Пальцы сжимаются в кулачки.

— Марина, почему так произошло? Нагорный, о котором я грезила последние пару лет, заинтересовался мной, позвал на свидание. Разве не об этом я мечтала? И вместо того, чтоб наслаждаться обществом Влада, я совершаю массу ошибок. Ухожу из дома, из своего теплого прекрасного дома, бросаю учёбу, иду работать в ресторан, где ко мне относятся, как к человеку второго сорта. Марина, ты бы видела, какой концерт устроила Емельянова, которая заявилась в ресторан с каким-то очередным кавалером! Она снимала меня на видео, чтоб потом показать его нашим одногруппникам, которые почему-то были уверены, что Романова занята приготовлениями к свадьбе с Антиповым. У меня с волосами беда, маникюр я забыла, когда делала в последний раз. А если бы эта гадина увидела, в каких условиях я жила, то она бы меня ославила на весь белый свет. И всё это ради чего? Чтоб услышать «для неё это лишь игра»?

— А что это для тебя, Злата? — Маринка смотрит на меня, как на пришельца. — Я думала, ты просто хотела заставить отца поволноваться и отменить своё решение, выдать дочь замуж. Разве не ради этого ты ушла?

— Я не знаю, Марина! Я совершенно запуталась. Точно знаю, что не хочу испытывать то, что чувствую по отношению к этому парню. Только не к нему! Я убеждала себя, что не могу смотреть на это существо и видеть в нём мужчину. Но я постоянно думаю, сама того не замечая, о том, что он делает, где он, понравится ли ему мой внешний вид, посмеется ли он над шуткой. Мы сблизились с ним за этот месяц, ни с одним парнем я не общалась так долго. Оказалось, что за его несерьёзным видом скрывается смелый и уверенный в себе человек. У него потрясающая сила духа.

— Да уж, Романова, ты поплыла. Твой девиз: «Никакой любви», кажется, больше не работает. Одно тебе скажу точно: ты здорово влипла.

— Знаю, — я накуксилась и потянулась к вазочке с конфетами. — Сейчас я наемся с горя, растолстею и распугаю всех кандидатов на моё железное сердце.

Я слышала, как вибрирует в сумке телефон, принимая раз за разом звонки. Но мне не хотелось говорить ни с одним из братьев Барковских. Я была уверена, что они на пару обрывают мой мобильный. Так оно, по сути, и было, но был ещё один звонок, который я не должна была пропускать. Но об этом я узнаю лишь утром.

Я старательно раскладывала вещи по сумкам, стараясь ничего не забыть. Возвращаться в эту квартиру я не собиралась больше никогда. Жаль, что воспоминания о проведенном в этих стенах времени оставить здесь нельзя. Я уверена, что буду вспоминать наши вечерние посиделки на кухне. И то, как Найк учил меня готовить. У него, разумеется, ничего не вышло толкового, но с процессом варки макарон я, вроде бы, справляюсь. Голодными ребята не оставались, Сонина еда им пришлась очень по вкусу. Я исправно носила судочки с приготовленной пищей, а ребята благоразумно делали вид, что не замечают грязных контейнеров в мусорном ведре.

Из комода достала свою пижаму с мишками. Она милая, теплая, но в то же время скромная. Немало смешков мне досталось от Найка по поводу моей ночной одежды. Каждый вечер он отпускал нелестные высказывания в её адрес. Теперь я не смогу её надевать больше. Слишком много воспоминаний она хранит.

Услышала, как щелкнул замок двери, и внутренне я напряглась, хотя внешне я старалась держать эмоции под контролем. Я продолжала процесс укладывания вещей в сумки, за ним меня и застал Найк.

— Пропажа вернулась, — я услышала его голос ещё в прихожей. — Надо же, не пришлось даже собак с милицией вызывать.

Он избавился от обуви, поставил на пол, судя по шелесту, пакет с продуктами, и вошёл в гостиную.

— А мне ещё показалось, что внизу твоя машина стоит и этот водитель твой…

Парень растерянно наблюдал за мной с минуту, но после, подошел ко мне и развернул к себе.

— Злата, что происходит? Что ты делаешь?

Мне хотелось избежать зрительного контакта и продолжить спокойно собирать свои пожитки, но сделать это было не так-то просто. Найк держал меня за плечи крепко.

— Это же очевидно, — как можно равнодушнее ответила, не выдавая эмоций. — Возвращаюсь домой.

— Но почему? Я что-то сделал не так? Обидел тебя? Прости, если так.

— Нет… Ты не обидел.

Буду я ещё ему душу наизнанку выворачивать. Пусть думает себе, что хочет.

— Это из-за выходки Дани? Это же глупость! Просто банальная глупость, за которую ему уже безумно стыдно. Слышишь? Он просил извиниться перед тобой. Да он вечером вернется и сам скажет!

«А сам? Самому не стыдно?». Так и просилось наружу затаенная обида, но я лишь поджала губы, и смолчала об этом. Велика честь, унижаться.

— Мне нужно вернуться домой и это не обсуждается, — как можно уверенней и твёрже произнесла. — Мой отец… у него был инсульт вчера. И я утром была у него в больнице. Врачи говорят, худшее позади, но ему противопоказаны стрессовые ситуации. В общем, отец попросил вернуться домой и я должна…

Найк крепко обнял меня, прижался щекой к макушке. Первым порывом было желание оттолкнуть его, но мой нос учуял знакомый приятный аромат легкого парфюма, и я не смогла отказать себе в последних прощальных объятиях. Всё-таки с этим странным парнем у меня случился первый настоящий поцелуй, от которого дрожат коленки и часто стучит сердце. И, к сожалению, не произошло ничего более эмоционального.

— Конечно, — пробасил он откуда-то сверху. — Ты должна быть рядом с ним сейчас. Я понимаю. Все будет хорошо, слышишь?

Мне хотелось сказать что-нибудь на прощание, но все слова будто застряли, и царапают гортань, не давая произнести ничего. Внутри так много всего происходит, и это что-то я совершенно не могу упорядочить. И горько и больно и обидно. И что-то еще. Я лишь напоследок в полном безмолвии крепко обнимаю тощую фигурку в вязаном теплом свитере, отстраняюсь, застегиваю сумки и плетусь с ними на выход. Найк подхватывает мои пожитки, помогает спустить это добро вниз. Я смотрю, как он укладывает вещи в багажник, как закрывает его, и тут же сажусь в салон. Не нахожу в себе силы чтобы поблагодарить его за все хорошее, что он сделал для меня. Не могу сказать «прощай». Даже не могу обернуться и посмотреть ему вслед. Мои редкие всхлипывания переходят в настоящую истерику, и я уже не разбираю дороги, по которой мы едем, из-за потока слез.

— Что вы, Злата Платоновна, ваш отец пойдет на поправку, — Алексей сконфужено поглядывает на меня в зеркало. — Если у него речь так быстро восстановилась, то дела не так уж плохи. Это моя сестра сказала, а она у меня медик.

А я лишь сконфуженно прячу лицо за ладонями. Мне стыдно за эти эмоции. И я не могу объяснить, даже себе самой, почему мне настолько паршиво. Просто, говорю я себе, нужно вернуться домой. И все станет как прежде. Хотя, как прежде, хоть обманывай себя, хоть нет, уже не будет.

Алексей, за что я ему была безмерно благодарна, взял на себя роль носильщика сумок по умолчанию. И мне ни пришлось сразу идти в дом. Для начала я дала себе возможность выдохнуть, успокоиться и привести свои расшатанные чувства в порядок. А когда я была уверена, что мой нос больше не сизого оттенка и я перестала быть похожа на красноглазую квакшу, тогда лишь вошла в дом. Я знала, что мама ждёт моего приезда, она сама мне об этом сказала, когда я уехала за вещами, а мне не хотелось сразу же давать повод для очередного «серьезного разговора». Только не сейчас, когда в моей душе происходит какая-то неразбериха.

— Злата, — мама окликнула меня, едва я только вошла в дом и направилась в сторону лестницы, чтоб подняться в свою комнату. — Не хочешь уделить мне внимания?

Так обычно начинались самые неприятные разговоры, которые, как правило, заканчивались монотонным повторением, что я хорошая и добрая девочка и не могу вести себя неподобающим образом. Родители меня никогда не наказывали. Но эти часовые, порой, беседы действительно действовали на нервы. Иной раз и, правда, тысячу раз обдумаешь, прежде чем затеять шалость. Только бы снова не нарваться на воспитательные беседы.

Я мигом надела улыбку на лицо и повернулась к матери. В конце концов, так будет проще и быстрее добиться её расположения.

— Как отец себя чувствует? — Из вежливости поинтересовалась я, хотя прекрасно понимала, что за пару часов моего отсутствия вряд ли произошли какие-то перемены.

— Об этом я и хотела с тобой поговорить.

Мама смотрела на меня каким-то странным и тяжелым взглядом. В клинике, куда определили отца, выражение её лица было иным. Впрочем, правильно, она ведь волновалась о муже и его состоянии здоровья. А теперь она переключилась на мою персону. И, наверное, считает, что обязана допросить меня, как это обычно делал отец. Моё сердечко тревожно забилось.

— Что-то не так? — Встревожилась я. — Что-то с отцом?

— Нет, дело не в этом, — мама медленно и грациозно подошла ко мне и только когда дистанция между нами исчезла, она заговорила снова. — Видишь ли, Злата, вчера Платону рассказали, что якобы тебя видели в ресторане «Онегин», в весьма непристойном виде.

Внутри аж похолодело от сказанного ею. Мне даже почудилось, будто мама отвесила мне звонкую пощечину. Так хлестко били по моему самолюбию её слова.

— Я там работала официанткой. Но, мама, в моей работе не было ничего непристойного!

— Скажу прямо, чтобы ты не вздумала дальше выкручиваться. Я полностью доверяю человеку, который нам это рассказал. Он серьезный мужчина, который не привык так странно шутить.

— Андрей Николаевич, да? О, он очень серьезный, этого не отнять.

Но рассказать, как этот «серьезный» источник информации протягивал ко мне свои липкие ручонки, я не могла. Слишком неоднозначная ситуация и вряд ли мама поверит в мой рассказ. По её закрытой позе и выражению лица понятно, что точно не поверит.

— В любом случае, я считаю, он правильно поступил, что рассказал нам об этом. Надеюсь, ты наигралась в самостоятельную жизнь. Я-то надеялась, что ты поймешь, что там, в реальной жизни, без всего готового, будет очень сложно. И у людей часто уходят годы на то, чтобы заработать на квартиру, машину, курорты. А у тебя есть всё, бери и пользуйся. Вот чего тебе не хватало, дочь?

— Обычной жизни, — я ответила тихо, низко склонив голову. — У меня было всё, кроме себя самой. Вы ведь с отцом полностью оградили меня от реальной жизни. А я живая, и мне хотелось преодолевать трудности, делать то, чего хочу сама и, в конце концов, я мечтала по-настоящему влюбиться.

— И как? Успешно?

— Не знаю. Возможно.

Не так я представляла себе возвращение домой. Эти стены вдруг стали чужими, давящими. Они смотрели на меня с безмолвным осуждением, как это сейчас делала и моя мама.

— Признаю, я напрасно защищала до последнего тебя перед отцом, — мама чеканила каждое слово, я никогда не слышала, чтобы она так холодно разговаривала со мной. — Я надеялась, что ты повзрослеешь и поймешь, что мы желаем тебе только лучшего, но, видимо, зря. Ты опозорила нас, по твоей милости у отца случился инфаркт. И теперь, моя милая, будет так, как мы тебе говорим. А именно: готовься к браку с Антиповым, возвращайся в академию и будь паинькой. Алексея с завтрашнего дня сменит телохранитель, которым ты помыкать не сможешь.

— Не нужно никого… Я не собираюсь больше уходить…

Мама говорила что-то ещё. А я могла думать только о том, что отец по моей вине теперь находится в клинике.