Патруль 2

Глава 1 Служба вне штата

— А где вы сейчас находитесь? — спросил меня голос.

— Давайте вы говорите, где. И я подъеду, — постарался я перехватить инициативу.

— Хорошо. Тогда кальянная на Красноармейской, 135, прямо сейчас. Вам удобно? — спросили меня, и я опешил.

Кальянная на Красноармейской? А память Славы уже кричала во весь внутренний голос, что я уже нахожусь по адресу.

Значит, за мной следили. А значит, и суетиться бессмысленно. Машинально я проверил наличие ножа в кармане. Последний аргумент был на месте.

— Да, очень удобно, я как раз тут, — выдохнул я.

— Закажите пуэра, будьте так любезны, это чай такой, у них есть, — попросил говоривший. — А я сейчас подойду.

Я положил телефон, ощущая, как по спине пробежал холодок. Не от страха — от адреналина и осознания, что я в ловушке, которую не заметил. Ира, благо, уже ушла.

Подозвав официанта, я заказал тот самый пуэр. Пока тот ходил, я пытался сообразить, где мой прокол. Машина? Её мы бросили у аптеки. Вроде бы вели себя аккуратно, даже гайцов не провоцировали. Мысли метались, как мыши в замкнутом пространстве, не находя выхода. Внутри всё сжималось от неприятного, знакомого чувства — чувства ошибки, цены которой я ещё не знал.

Чайник с тёмным, почти чёрным чаем поставили передо мной. Пар от него поднимался густой струйкой, пахнувшей то ли рыбой, то ли носками, то ли землёй. Как его пьют вообще? Я взялся за бутилированную колу, чтобы проверить свой хват, пальцы дрожали, а нервы сдавали свою позицию за позицией. Ничего, прорвусь как-нибудь, хотели бы взять — уже бы взяли, хотели бы убить — убили бы.

И вот дверь в зал открылась. Вошёл человек. В приталенном сером костюме, сидевшем на нём так, будто он только что сошёл с портрета в чьём-то кабинете. Светлые седые волосы были тщательно уложены, открывая залысины. Лицо гладко выбрито, прямой нос, поломанные уши — характерная метка бойца. И руки — большие, с раздавленными костяшками и проступающими венами, руки, которые привыкли сжимать что-то гораздо тяжелее чашки. Лет ему было, пожалуй, за шестьдесят, но двигался он легко и собранно, без старческой суетливости, отчего становилось только не по себе.

Он обвёл спокойным, оценивающим взглядом полупустой зал, нашёл меня глазами и направился к моему столику. И в этот момент моя память выдала чёткий, как отпечаток на фотобумаге, кадр. Горы. Грязь. Сырость. Вонь горелой техники и разложения. И это же лицо, двадцать пять лет назад, молодое, дерзкое, но уже с тем самым несгибаемым взглядом, я видел на том КПП. Именно его мне тогда передал Зубчихин, а потом продал боевикам информацию о нашей колонне.

Журналист. Как тогда он мне представился, говоря на ломанном русском с американским акцентом. И без акцента, чисто для меня, чтобы я слышал: «Все профессии нужны, все профессии важны. Не поможешь мне, майор, погибнет очень много русских парней».

Еще тогда я понял: передо мной был «возвращенец». Разведчик, которого мы тогда сопровождали до штаба.

Он подошёл к столу и без приглашения опустился в кресло напротив. Его взгляд скользнул по моей чашке, потом поднялся на меня.

— Вячеслав Игоревич, — произнёс он тихо, и в его голосе не было ни угрозы, ни дружелюбия. Была лишь констатация факта. — Чай-то что не пьёте. Остынет.

На вороте его костюма слева поблёскивал значок, маленький золотой щит с мечом на фоне звезды, серпа и молота. И надпись: «КГБ СССР».

«Я тебя помню. Мы тебя везли из Грозного в 1994 том… А потом… А что потом? А потом я волшебным образом переродился тут», — подумалось мне. Наехал на сына Зубчихина за сходство с отцом и получил, что получил.

Нет. Больше никого в этом времени я «узнавать» не буду, мало ли что.

Ведь если меня убили в 1994, то как я могу быть сейчас тут живым и здоровым? Правильный ответ — «никак».

— Я, знаете ли, не любитель, да и запах у него странный, — произнёс я. — Но вы меня знаете, а я вас — нет.

— Зовут меня Александр Сергеевич, как Пушкина, но все называют меня дядя Миша. Собственно, о вас я знаю не очень много. В поле нашего зрения вы попали случайно. Когда господин Зубчихин пытался вас устранить. Вы, наверное, удивлены, что вы так легко отделались на том суде? Ну, вот это наша работа — стоять у зла на пути.

Он потянулся своей правой лапой к чайнику, эту руку нельзя было назвать рукой, переломанные костяшки пальцев, трясущихся, как у меня, но уверенно наливающие себе чая.

— Знаете, Вячеслав Игоревич, когда мы увидели, что вас собираются уничтожать, мы сразу же задали себе вопрос: что такого в двадцатилетнем парне, чтобы целый, без пяти минут, мэр так хотел его закопать? — он задал вопрос и пригубил чашку, взяв её двумя руками, словно это было что-то очень ценное, а его взгляд внимательно смотрел на меня.

— Я тоже не очень понимаю, возможно, я некоторое время встречался с девушкой, которая нравилась его сыну…

— И он решил на день рождения мальчику подарить вашу голову, прямо библейская история с Иоанном Крестителем. Нет, уважаемый мой друг, что-то тут не сходится, — перебил он меня.

— … — я только пожал плечами.

— А потом мы стали свидетелем, как вас взяли. Операм и СК мы, уж простите, мешать не стали. Их использовали втёмную. А вот дальше… Меня поразило, как вы пошли выручать девушку, и чуть не сорвали нам операцию. Записи с камер в ЧОПе мы тоже посмотрели, хорошо работаете. Видна база, — проговорил он и поставил чашку на стол. — База, которой просто неоткуда взяться у молодого человека вашего возраста.

— Простите, но я не очень понимаю, о чём вы и чего вы хотите, — проговорил я.

— Важно не то, чего мы хотим, а то, чего вы хотите, Слава? Вы же, наверное, желаете как-то повлиять на этот мир, а не вечно гоняться за преступниками мелкого звена в патруле?

— Предлагаете к вам податься? — указал я взглядом на значок КГБ, явно ветеранский и раритетный.

— Контора очень скована в действиях, много бумаги и согласования, а иногда надо работать быстро, как вы сегодня, — произнёс он. — Знаете, я в молодости тоже чем только не занимался: и кур ощипывал на фабрике, и трансформаторы наматывал, лишь бы с деньгами проблем не было. И вот их нет. А хотите анекдот из моего времени?

— Давайте, — проговорил я, всё еще не понимая, чего он хочет, больше всего это походило на вербовку, вербовку того, о ком знают больше, чем ему говорят.

— Хорошо быть полковником — у полковника деньги есть, правда, хер уже не стоит; хорошо быть лейтенантом — у него хоть и денег нет, но зато хер ещё стоит… — он посмотрел на меня изучающе, — хуже всего быть майором — у майора и денег ещё нет, и хер уже не стоит.

Я улыбнулся, помня, что ушёл из жизни я именно майором, знал бы рассказчик анекдота, как стоит у сержантского состава…

— Вы сейчас домик сняли, с гаражом, за 30 тысяч, и мы вас выпустили из окружения на чужой BMW, с оружием на борту, не просто так.

— Слушайте… — начал было я, но был прерван.

— Не перебивайте меня, мой юный друг, от нашего с вами разговора зависит очень многое.

— На что вы меня вербуете, чтобы я на своих стучал в подразделении? — спросил я.

— Упаси вас Господь, кто я, по-вашему, оперативник ОСБ? Хотя две последние буквы наших контор и вправду схожи. Я вам предлагаю послужить государству вне штата. Повыполнять квесты, если хотите. Вы, молодёжь, же любите РПГ-игры?

— Я как-то… — хотел я что-то сказать.

— Забыли, что такое РПГ, и удивляетесь, какую игру можно играть с ручным противотанковым гранатомётом? Возможно, вы и родителей своих не помните, потому как решили не уведомлять их о вашем задержании с наркотиками?

Он снова отпил из кружки. А в моём мозгу крутились мысли, я не мог понять, кто, чёрт возьми, он такой, и почему он так точно улавливает, то, на что надо давить в диалоге со мной.

— Против себя идти не потребуется, — холодно сообщил он. — Конверт с квестом и наличные деньги будут приходить прямо в ваш ящик. В будущем, когда освоитесь, заведём вам криптокошелёк.

— В какой ящик? — спросил я, игнорируя новое слово про кошелёк.

— Вы оборудуете себе в том доме почтовый ящик в воротах с прорезью внутрь усадьбы, чтобы письма падали в короб, к которому будете иметь доступ только вы. Заведёте собаку, а лучше двух, чтобы они бегали по усадьбе.

— Я работаю сутками и сейчас пойду работать сутки через сутки, — покачал я головой.

— На время выполнения заданий будете брать больничный.

— Я про собак, мне просто некогда будет за ними следить, — ответил я и продолжил: — Что за задания и что будет, если я откажусь?

— Против совести идти не попросим, вы всегда можете отказаться от задания, повесив на черёмуху у дома скворечник. Мы даём вам право на три отказа в год. Это сделано для того, чтобы вы могли изучить поставленную вам задачу и понять, почему важно её выполнить, и не шли против своей морали и нравственности.

— Понятно. Задачи будут связаны с пролитием крови?

— Вы сегодня стреляли в людей только за то, что они похитили вашу любовницу (с которой вы знакомы меньше недели), действующую стриптизёршу, а ведь те, кто от вас получил пулю, были гораздо безопасней того же Зубчихина, или тех, на кого он раньше работал, — произнёс дядя Миша.

«Мне показалось, или он снова сделал отсылку к Чечне?»

— Это значит, что будут, — проговорил я, понурив голову. — А если я откажусь от всех заданий?

— Вообще от всех? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Тогда останетесь один на один с суровой реальностью. А зная ваш характер и упорство наших с вами врагов, рано или поздно сядете и покончите с собой в тюрьме. И тут уже мы не сможем вам помочь, мы ведь не совсем комитет добрых дел… Я вижу и знаю, что смерти вы не боитесь. Но разве вы не страшитесь прожить эту жизнь зря? А со мной у вас есть возможность помочь России. Спасибо за чай, Вячеслав. Хотите новые номера и документы на вашу машину? Это тоже в нашей власти, ведь мы стоим на правильной стороне закона. Ну и Иру не будем мучать, у нас и без неё доказательств достаточно, чтобы весь этот Лес. охран. строй за решёткой лет десять мариновать.

Он встал и, улыбнувшись возрастной улыбкой, протянул мне свою лапу в прощальном рукопожатии.

Что я понял из сего разговора: Контора, которая сегодня брала «лосей», знала обо мне и с самого начала конфликта с Зубчихиным прикрывала меня. Что этой Конторе нужны люди, которые не связаны рамками, у бандитов это называлось торпедой, человеком, которого запускают на решение тех или иных задач и которого не жалко. Но разве торпедам обещают гонорары и делают документы на машину, разве торпедам дают право на отказ от задания. Да и мужик этот почему-то вызывал во мне симпатию.

И я пожал ему руку, словно прикоснулся к стальной клешне, обтянутой кожей.

— Мы уже многое сделали, а с вами, Слава, мы сделаем ещё больше, — произнёс он на последок, улыбнувшись. — Сейчас в телеграм придёт видео, посмотрите его сразу же и сравните с тем, что видите вокруг. Хорошего вечера.

— Хорошего вечера, — повторил я и сел обратно, к пустым тарелкам, которые никто не убирал, и к недопитой коле.

Подумав, что, неверное, хорошо, когда за тобой приглядывают и где-то даже помогают, я решил, что буду решать проблемы по мере их поступления. Оплатив картой за кальян, я поехал на встречу с бабушкой.

Дом оказался на отшибе Степановки, за вокзалом, как она и говорила. Деревянный, некогда зелёный, но сейчас краска облупилась, открывая седую, потрескавшуюся древесину. Резные наличники на окнах, почерневшие от времени, напоминали кружево, которое вот-вот рассыплется. Однако сами рамы были пластиковые и сейчас стояли в режиме проветривания. Острая крыша поросла мхом, а из трубы печки вился тонкий, едва заметный дымок. Гараж был не совсем гаражом, а скорее сараем впритык располагавшимся к воротам. Бабушка, представившаяся Анной Петровной, ждала меня на крыльце. Хрупкая, словно птичка, в стёганой безрукавке и платке, повязанном под самым подбородком. Её лицо покрывала сеть морщин, но глаза смотрели остро и умно, без старческой мути.

— Заходи, кормилец, поглядишь, — сказала она хрипловатым голосом и пропустила меня вперед.

В сенях пахло старой древесиной, сушёными травами. В самой избе было чисто, но бедно. Печь, занимавшая добрую четверть комнаты, два кресла с провалившимися сиденьями и стол, застеленный выцветшей клеёнкой. На подоконнике грелся на последнем осеннем солнце рыжий кот, настоящий богатырь с потрёпанными ушами и взглядом опытного бойца. У меня мелькнула мысль, что я уже видел такого сегодня, но тот был человеком, седым и в костюме.

— А это Рыжик, — кивнула бабушка в его сторону. — Можешь о нём заботиться, а можешь выгнать в шею. Но мышей и крыс он ловит. Да так, что когда тут всех передушит, к соседям бегает работу делать.

Кот лениво открыл один глаз, оценивающе посмотрел на меня и снова его прикрыл.

Я осмотрел дом, заглянул в крошечную спаленку и в подвал, где стояли банки с соленьями. Всё было просто, крепко и дышало таким спокойствием, какого я не ощущал, кажется, никогда. Идеальное место, чтобы залечить раны и спрятаться от всего мира. Дом был тёплый, а это самое главное.

— Беру, — сказал я, доставая из карта пачку купюр. — Вот за первый месяц.

Анна Петровна, не пересчитывая, аккуратно убрала деньги в складки своей безрукавки.

— Ключи на гвозде. Дрова в сарае. Соседи не пьют, сами бывшие военные. Если что — стучи к ним. Вода подведена, отопление центральное и когда отключают, как сейчас, — печное. За коммуналку тоже ты платить будешь, счета я буду скидывать тебе по Ватсапу.

И тут в кармане зазвонил телефон. Я посмотрел на экран, наблюдая номер. Сердце на мгновение ёкнуло — опять они? Но я поднял трубку.

— Слав? Это я, Ира! — раздался её голос, и в нём слышались и радость, и слёзы. — Это мой новый номер! Я только что от чекистов… меня отпустили! Так быстро, я даже не поняла как. Следователь… можно сказать, за меня всё написал, мне только подписать надо было… Я дома. Но мне… мне страшно. Одной. Ты не мог бы… приехать?

— В течение часа буду, — без раздумий ответил я, глядя на старую бабушку и её рыжего кота. Одна проблема сменяла другую. Но это была та проблема, решать которую я был готов хоть сейчас.

— Ну, прощай, дорогой человек, беспокоить не буду, деньги за месяц можешь мне по этому номеру слать. Тебе договор нужен? — спросила она меня.

— Нет, не нужен, — покачал я головой.

И, провожая её взглядом, я увидел, как закрывается калитка, слева от которой было самое место для почтового ящика. И так: сегодня суббота, поздний вечер, у меня смена только во вторник. В понедельник у меня поход в клуб «Аурум», а воскресенье я могу потратить на то, чтобы отдохнуть и перевезти вещи. Но тут в стекло дома что-то ударилось, и я нагнулся, мало ли, слыша, как быстро удаляется машина.

Что за чёрт? — я выключил свет и, также пригнувшись, вышел, наблюдая, как у окна лежит пластиковый конверт, больше похожий на маленький пакет. Была бы граната — уже бы взорвалась, хотели бы убить — жахнули бы из «Мухи». Я подошёл к пакету, осматривая его, он прилетел так тяжело, что в нём было что-то тяжёлое. И, взяв его, я вернулся в дом, пребывая в нерешительности, открывать или нет? И решение было принято на выдохе резко, словно я был сапёром и резал неизвестный мне провод у найденного СВУ. Хотя найденные СВУ лучше вообще не трогать, но пакет был уже у меня в руках, а в кармане пиликнул сотовый. И я остановился. Осознавая, что сегодня мир меня буквально награждал новостями: и пакет, и сообщение, что же будет завтра? И доживу ли я до этого завтра?