Патруль 2

Глава 14 Виктимность — это талант

Развернувшись на кольце, мы встали на разделительной разметке, в расширяющемся месте, где улица Елизаровых «врезается» в Транспортное кольцо, — тот самый «треугольник». Именно тут встаёт экипаж во время введения плана «Перехват», иногда тут дежурят гаишники, сюда может отъехать машина, если у неё что-то случилось, чтоб не перекрывать движение остального потока. К слову, сейчас тут особо потока-то не было. Уже не 9 утра и еще не обед, хотя и близится. Комвзвода подъехал минут через пять, у него было хорошее настроение.

— Так, парни, по кактусу молодцы, еще раз, там скорее всего 158-я будет через попытку и 112-я, а нам сегодня надо изъять спирт, — произнёс Дима Димокрик.

— Это как? — спросил Бахматский.

— Подъезжаете, стучитесь в окно, протягиваете мятые деньги и просите пол-литра.

— Нам не продадут, мы же полиция, — выдал Бахматский.

— Вам не продадут, но ты же в гражданке, покупать будешь ты. Как только тебе продадут, показываешь удостоверение, говоришь, что это контрольная закупка, просишь открыть дверь. Докладываешь в радиоэфир, мы подъезжаем, изымаем всё спиртосодержащее, составляем протокол.

— Дмитрий Дмитриевич, почему там 158-я? Там же на лицо разбой, они туда специально шли, группой лиц, сговор имели? — спросил я.

— Они вломились в помещение и искали кактус, в этот момент их заметила девушка — ботаник и нажал на кнопку, задерживать воров двинулся сторож, он и получил средний тяжести вред здоровью. То есть, Слав, это не налёт на поезд, это кража, которая расширилась вредом здоровью. Вот если бы они вбежали с оружием в дом к деду и сказали: «А ну давай свои медали за Берлин!» — это да, был бы разбой, потому как дело происходило в жилище. Они, конечно, дебилы. Теперь по поводу тебя, Вить, у нас батюшка приезжает, освящает машины регулярно, так что никакая чёрная кошка тебе не страшна, смело проезжай на место снятий.

— Только если кошка тоже не крещёная, — подлил я масла в огонь.

— Кошка — она существо не религиозное, — резюмировал взводный. — А вот вы, если не изымете спирта, в ад попадёте.

— В ад? — переспросил Бахматский.

— Филиал ада у нас в Управлении, во взводе охраны находится, — дополнил я.

— Так. Вот вам адреса, где продают. Наличных на пол-литра хватит? — спросил взводный, давая мне список на листке.

— Сколько он сейчас стоит? — спросил я.

— Около двухсот рублей за литр, — произнёс взводный. — Ну, удачи, на снятия вас сегодня посылать больше не будут, работаете по спирту.

— А обед? — уточнил Бахматский.

— Обед будет после изъятия! — резюмировал взводный.

Я садился в машину с полным ощущением, что в случае с кактусом могут и поднять квалификацию с кражи до разбоя, это же наркосодержащее, и это же группа. Но, может, времена поменялись, в любом случае какая разница, дело сделано, преступление раскрыто по горячим следам, а так как они еще не вынесли с территории ботанического сада, то через тридцатую статью, типа попытка кражи, а не кража.

— Всё плохо, — выдохнул Бахматский, — мы сегодня без обеда.

— Почему? Вон сколько адресов, обрабатывай — не хочу, — показал я ему листок.

— На той неделе соседний взвод работал по ним, и ничего.

— Но у соседнего взвода не было тебя. — нашёл я плюсы в нашей ситуации.

— В смысле?

— В том, что на мента ты не похож, тебе точно продадут! — пошутил я, хотя получилось и токсично, как говорят здешние психологически проработанные.

Итак, мы выехали в «район» максимального скопления спиртовых точек, почему-то это были не очень благополучные дома, сейчас это бы назвали частным сектором, а по сути — ветхие домики без оград, с окнами, выходящими прямо к земле, так что можно было подойти к ним и постучать.

Первым делом мы проверили ближайшие у кольцу. И остановившись у переделанной, старой водонапорной башни, сейчас это было какое-то частное жилище на возвышении. Я сверился со списком.

— Так, на тебе двести рублей, — проговорил я. — Иди и пробуй добыть.

— Куда? — спросил меня стажёр.

— Вон за тот забор, там вроде как наливают.

— Как я пойму, где наливают? — спросил он у меня.

— К окну должна быть тропа, окно должно быть похоже на то, откуда будут продавать, — выдал я и понял, что с ним я каши не сварю. Это же чувствовать надо, а работа по спирту — это конспиративная деятельность. Я бы мог переодеться в гражданку, но куда девать оружие? Стажёру я автомат и пистолет не доверю.

И, достав телефон, я набрал взводного.

— Слушаю⁈ Уже изъяли? — начал он.

— Смотри, командир, я тут выяснил, что у меня у третьего актёрских талантов нет, разреши оружие сдать в оружейку и, переодевшись в гражданское, самому поработать. Только мне бы двух третьих еще на борт, чтобы страховать меня.

— Разрешаю. А вот третьих я тебе не дам. Сам работай.

— Принято, — произнёс я, вешая трубку.

— Что это, у меня таланта нет? — возразил Бахматский.

— А что есть? — удивился я.

— Есть, — произнёс он, беря у меня две купюры по сто рублей.

— Рацию на тихую поставь, если купишь — кричи, я подлечу, — произнёс я.

— Хорошо.

Бахматский вышел из авто и пошёл за синий забор, в проём к домикам.

Некоторое время ничего не происходило, но тут рация авто заговорила.

— Вы чё, мужики, это мои последние деньги! — говорил Бахматский.

— Мужики в поле сено косят, а я — вор! Понял! Эр-р-р! — донёсся второй голос, хриплый и подпитый.

— Чё у тебя еще есть? Выворачивай карманы! — выдал третий голос.

Я не верил своим ушам.

— Дяденьки, не надо, а? — взмолился Бахматский.

— Смотри, как блеет, — усмехнулся один из голосов.

— Короче, твои двести вопрос не решат, нужно еще столько же! — потребовали от него.

Чё это — грабёж или вымогательство? Причём на ровном месте!

— У меня больше нет. И принести я не смогу! — продолжал играть стажёр.

— Намути! Укради! Роди! А мусарнёшся — продырявим!

— Дяденьки, ну не надо, я никому ничего не скажу! Уберите нож, пожалуйста!

Ну, походу, мой выход, и я, выйдя из авто, побежал за забор. Где есть нож там есть и «разбой».

— Казанка, 722-й, а дай наряд на 17-ю Гвардейскую, 27! — крикнул я в рацию.

И, забежав за забор, я стал свидетелем, как двое обшарпанных мужчин прессуют моего стажёра, у одного был нож, а другой держал его за горло, тряся перед его лицом моими деньгами.

— А ну на пол, с-суки! — закричал я, подлетая к первому и дёргая его за плечо вниз, нанося удар под дых.

— Ты чё, начальник, мы же говорим просто! — выдал второй, отбрасывая куда-то в заросли кустов нож.

И тут стажёр вошёл с ним в клинч и, завернув руку, тоже положил жулика на пол. И даже надел на него наручники.

— 722-й, Казанке? — запросили у меня. — Что там у тебя?

— Разбой. На ровном месте, — проговорил я в рацию. — Но орудие выброшено подозреваемым в кусты.

— Потерпевший будет писать? — спросил у меня подключившийся Курган.

— Буду, — проговорил раскрасневшийся Бахматский, прижимая коленом преступника.

«Да… Купили спирта. Ушли на обед раньше…» — подумалось мне.

— Курган, потерпевший будет писать, мы на месте, дайте группу для изъятия, — произнёс я в рацию.

А дальше тут стало людно, приехали наш экипаж с бородатым водителем и усатым старшим, приехал командир взвода, СОГ с РОВД.

— А ты говорил, у него таланта нет, — произнёс взводный.

— Мы так-то спирт пытались изъять, а не бомжей на себя приманить, — проговорил я.

— Э-нет. Виктимность — это особый талант. Это ж надо разбой на себя притянуть!

— Какой разбой, командир? Мы просто милостыню просили! — захрипел с пола жулик.

— Ваш скрипт по прошению милостыни весь район слышал, сейчас запись эта ляжет главным доказательством вашей вины.

— Он мент, а значит, это мусорская провокация! — продолжал вещать снизу жулик.

— Не пиздите, сударь, — ответил взводный и обратился ко мне. — Слушай, за два преступления в начале дня это ты молодец вдвойне, но спирт сам себя не изымет.

— Дайте переодеться, посадите на экипаж и проедем по точкам, стажёр всё равно полдня в РОВД проведёт.

— А вот и ножик! Понятые! — воскликнул криминалист, показывая понятым на складник где-то в гуще куста. — Сейчас я при вас его извлеку оттуда, и мы отправим его на экспертизу.

— Задержанный, вы узнаёте этот нож? — спросил опер в гражданке у лежащего на земле жулика.

— Первый раз вижу! — выдал тот.

— А вот экспертиза и показания потерпевшего, скорее всего, будут с тобой не согласны. Ребят, грузите их и в дежурку.

И снова был РОВД, и снова рапорта в комнате разборов, но на этот раз я вышел из задания, и мне некуда было садиться, потому как Бахматский давал показания наверху.

Вышли из РОВД и усачи с бородачами, 323-й экипаж в полном составе.

— Пацаны, киньте до отдела? — попросил я.

— Садись. Мы с твоей кошки, конечно, ржали, — заметил бородатый водитель.

— Приметы — это серьёзно, — заявил я. — Вон, стажёр у меня в зеркало не посмотрел перед работой по спирту и на разбой нарвался.

Сев в чужой экипаж к третьему на заднее сидение, я всё думал, как же спросить у водителя про бороду.

— Казанка, 323-й, — вызвал отдел их старший, тот что с мушкетёрскими усами.

— Да?

— Уйдём с квадрата, проедем до отдела?

— Давай.

И мы поехали.

— Слушай, — обратился я к водителю, — а тебя не дрючат за бороду?

— 89-й, — выдохнул прапорщик.

— Что 89-й? — улыбнулся я, предвкушая интересную историю.

— 89-й кто спросил, — ответил прапор, но продолжил. — У меня с Сирии шрам на шее, я рапорт на имя генерала писал, чтобы мне позволили носить бороду.

— Понял, — произнёс я.

— Кроме того, борода, она, как и усы, уставом не запрещены, — произнёс его старший.

— Тогда у тебя должен быть чуб, — посмотрел я на третьего.

— Э! Нет… — протянул младший сержант. — Чуб, говорят, от старшего сержанта можно носить.

У них явно эта шутка в экипаже ни раз звучала, и всё равно они улыбались, как в первый раз. Вот что значит сплочённый боевой коллектив. А я без проблем доехал до отдела и, подойдя к дежурному, произнёс:

— Мне бы оружие сдать, я по спирту буду работать.

— Какой спирт, ты два преступления сегодня догнал? — начал дежурный.

— Взводный сказал «спирт» нужен, а значит надо оружие сдать и в гражданку переодеться.

— Ну, раз взводный сказал, — протянул дежурный и пошёл открывать оружейку, снимать её с охраны «Советского» пульта, всё ради того чтобы принять у меня оружие и патроны к нему. А, сдав стволы, я сдал и броню, чтобы не мешалась, и газ.

И, выйдя во двор, сел на 323-й экипаж и, назвав им мой адрес на Степановке, поехал переодеваться.

Зайдя домой, я долил воды Рыжику, досыпал корма, неизвестно, когда будет перерыв. И, надев чёрный спортивный костюм и кеды, вышел к ребятам.

— Ну что, парни, изымем пару четушек?

— Чего изымем? — спросил старший.

— Это одна пятидесятая ведра, 250, по-моему, миллилитров, суммарно две четушки как раз пол-литра дают, — перевёл прапорщик.

— Это что-то на запойном языке, — улыбнулся сержант.

— Чтобы купить спирт, нужно думать как алкаш, — поддержал я.

— Я думал, ты скажешь: «Надо быть спиртом», — произнёс сержант. — Это, но если нас вызовут, то мы сворачиваем операцию.

— Да не вопрос, — согласился я, доставая список домов, где продают.

Мы подъехали к двухэтажному зданию, выкрашенному в грязно-жёлтый цвет, похожий на выцветшую яичную скорлупу. Краска на углах давно облупилась, обнажая серую штукатурку. Окна на первом этаже почти все были деревянные и закрыты решётками, но одно из них выделялось тем, что было пластиковым и сейчас слегка приоткрытым для проветривания. Помню, когда они только появились, жулики ориентировались по ним, определяя, в какой квартире водятся деньги. Сейчас я шёл по тому же принципу, окошко было прилавком хорошо работающего бизнеса.

А подойдя я постучал костяшками пальцев по стеклу.

Из полумрака комнаты к окну выдвинулась фигура. Мужчина восточной внешности, лет пятидесяти, с лицом цвета старого воска, прорезанным глубокими морщинами. Его густые, седеющие брови почти срослись на переносице, создавая постоянное выражение сурового внимания. Он был в поношенной, но чистой домашней футболке с растянутым воротом с надписью «Турция». Его тёмные, почти чёрные глаза оценивающе скользнули по мне, по моему спортивному костюму, задержались на пустых руках, а потом бесстрастно уставились мне прямо в лицо. Он ничего не сказал, только медленно кивнул, давая понять, что слушает.

— Мне пол-литра, — произнёс я, сворачивая две сотенные купюры в тугую трубочку и протягивая их в узкую щель между рамой и створкой.

Его крупная, с узловатыми суставами рука ловко, почти незаметным движением, приняла деньги. Купюры исчезли в темноте комнаты, словно их проглотила тень. Он всё так же молчал, лишь его взгляд на секунду опустился к купюрам, а затем снова вернулся ко мне, ожидая продолжения или готовый в любой момент захлопнуть створку. Тишина затягивалась, нарушаемая только отдалённым гулом улиц и жужжанием бьющейся мухи в углу оконного стекла.

— Ой, друг, — ответил мне мужчина, его голос хриплый, будто просеянный через ту самую щель, — я не продаю же. Но я знаю, где продают. Вон, в соседнем доме. Подойди, скажи, что у Марата нет.

Купюры мне отдали назад. Я кивнул, понимая, что меня рассекретили. Походка, взгляд, слишком прямая спина — для местных, что живут в этих стенах, это читалось как открытая книга. Но мне, в общем-то, было всё равно, где изымать. Главное — изъять.

Переступив через разбитую бетонную плиту, я подошёл к соседнему, такому же жёлтому, но ещё более обшарпанному дому. Окно было похоже на первое, только грязнее. Стекло мутное, заляпанное следами брызг. Я постучал.

— Привет, — произнёс я, пригнувшись к щели, протягивая две сотни. — Мне бы пол-литра! У Марата нет, просто.

Из темноты на меня уставилась физиономия, полностью покрытая сине-зелёными татуировками. Узоры, буквы, паутины — всё сползло в единую размытую маску на лице мужика лет сорока. Он щурился, будто пытаясь разглядеть меня сквозь грязное стекло и собственные наколки.

— А чё, сегодня день полиции, что ли? — раздался хриплый, насмешливый голос. — Таким, как ты, наливают в Кировском РОВД! А Марату передайте, чтобы он нахер шёл. Понял?

Он не кричал. Он говорил спокойно, даже с какой-то усталой издевкой, от которой по спине пробежал холодок. Это было осознание: моя игра закончилась, не успев и начаться. Они здесь все на связи. Один телефонный звонок — и все точки в радиусе километра «отморозятся» до конца нашей смены. А возможно, машину срисовали уже на подъезде к домикам и отзвонились, мол, менты едут!

Я не стал настаивать и ничего не ответил. Просто развернулся и пошёл назад к машине, чувствуя на спине его тяжёлый, презрительный взгляд.

Вернувшись, я сел на заднее сиденье, и машина тронулась, оставляя позади жёлтые стены, глядящие на нас слепыми, зарешеченными глазами. Вот и первый провал.

— Пацаны, что-то мне не продают, — пожаловался я команде 323 экипажа.

— А был бы с бородой или с усами — продали бы. От тебя же уставом за километр несёт. Вон, по Бахматскому хрен скажешь, что он мент, — поддержал меня сержант, старший ГЗ.

— Бахматский сегодня уже разбой к себе притянул, я, если честно, боюсь его куда-то отпускать, как бы «износ» не пришлось раскрывать по горячим следам, — покачал я головой.

— Насильственные действия сексуального характера, — поправил меня старший. — «Износ» — это конкретно мужчина, конкретно женщину и конкретно вагинально. Всё остальное — это насильственные действия…

— Спасибо, — кивнул я.

— 323, Казанке, — вызвали ребят.

— Да? — спросил старший.

— Принимай снятие… — а далее дежурный начал диктовать адрес и карточку объекта.

— Братух, не судьба по спирту, мы тебя домой кинем, взводному сам отпишешься? — спросили у меня.

— Да, не вопрос, — ответил я.

И меня высадили у дома. Административный правонарушитель, конечно, пошёл умный, расколол меня. И, войдя в калитку, я на мгновение задержался, посмотрев на поленницу, и, открыв ящик, обнаружил там письмо.

Зайдя в дом, я, присев на кресло для компьютера, открыл необычайно тонкий для Конторы конверт. Пускай на смене не смогу выполнить, но после — вполне получится. И я кажется догадался как спиртовики поняли, что я мент, а на разворачиваемом листе из конверта были…