Патруль 2

Глава 22 Последний враг

Я еще раз посмотрел на экран и на замерший в сантиметре от него палец. В горле запершило от сухости, а в машине — только изъятый спирт, который свежести не добавляет, а наоборот крадёт воду из любого организма куда попадает.

Спящий Бахматский тихо посапывал. Его не смущало, что машина открытая, что мы находимся в потенциально людном месте… Ну да, о чём это я, после картонки даже сиденья «Лады» будут казаться перинами царскими.

А можно не спать до конца смены? Можно. А зачем? Если можно спать!

Я снова обратился к мобильнику. «Читать или нет — это уже не столько выбор, — промелькнула мысль. — Сколько ритуал, подтверждающий лояльнось сотрудника тайной службы».

И я ткнул. Текст оказался сухим, как инструкция к бытовой технике.

'Поздравляем с успешным выполнением задачи.

Рекомендации:

Уничтожить одежду и обувь, в которых была выполнена работа. Сжечь.

Заменить резину на транспортном средстве. Шины утилизировать отдельно.

Изъять бонус из схрона (координаты будут сброшены позже).

Инструменты, использованные при выполнении работы, поместить в схрон.

За выходные пройти курс тактической подготовки современного боя в городской застройке, обратиться на Иркутский проезд, 5, в страйкбольный клуб «Тактика», спросить Витю «Сибиряка».

Желаем хороших выходных.'

Ни подписи, ни эмодзи. Только холодный, методичный список. «Инструменты». Так они называют «Стечкин» и боезапас к нему. Я выдохнул. «Хороших выходных». Какие, на хрен, выходные, когда моя ментовка меня дёргает через раз? А через четыре часа — явка в отдел, разбор полётов за прошедшие сутки, а дальше среда, которая пройдёт вся во сне, и четверг с традиционными занятиями.

Но разум, обученный выполнять приказы, уже начал раскладывать всё по полочкам.

Одежда: чёрный спортивный костюм, балаклава, перчатки, кроссовки. Всё это я сожгу в печи.

Резина: на «Бэхе» стоят летние шины, почти новые. Не думаю, что я много там следов оставил, но приказ есть приказ. Уже сегодня заеду в шиномонтажку на окраине Степановки, куплю такие же б/у и поставлю. Эти же закопаю до поры до времени. Резина не гниёт, а каждый раз менять — это дорогое удовольствие, но в Конторе, видимо, считают, что три миллиона — это и за расходники тоже.

Схрон: значит, скинут координаты, наверняка опять к тому месту под деревцем. Забрать бонус, что бы это ни было, оставить ствол. Логично.

И тактическая подготовка… Как будто мне моей не хватает.

Ну, теперь понятно, что Контора имеет в виду под хорошими выходными.

Я вновь посмотрел на спящего напарника и, растолкав его, произнёс:

— Погнали за кофе.

— Я, блин, только уснул, — проскулил он.

Однако завёл машину. Кряхтел, словно старый дед, но выполнял.

— Чё, Слав, по «Перехвату» отбой? — проговорил он, протирая глаза.

— Отбой, — кивнул я. — Всё. Поехали через кофейню в отдел, потихонечку.

— Уф… Ну и ночка, — он зевнул.

Круглосуточная кофейня располагалась как раз у дома Иры и представляла из себя ларёк с шестью столиками внутри и с тремя снаружи. Неформальная девушка с фиолетовыми волосами и пирсингом на всё лицо, в чёрном фартуке взглянула на нас вопросительным взглядом, произнеся дежурное: «Доброе утро».

И мы, купив по бумажному стакану капучино, отправились обратно в машину. Улицы начинали оживать, люди собирались на работу, формируя скопления на светофорах. А мы проложили свой маршрут к отделу, чтобы не стоять в утренних пробках, медленно и неспеша завершали свою смену. Конечно, всё могло обломаться, если очередная бабушка вызовет наряд на какую-нибудь пару, типа Гейши с Мойшей, или очередное снятие заставит меня поехать и покараулить чью-то собственность.

Прибыв в отдел, к нам подошёл водитель, усатый старшина, именно он принимал машину у Вити и со словами, что надо её отмыть после смены, мы отогнали авто в служебный бокс, огромное здание, наверное, на 20 машин, где Витя, вздохнув, принялся мыть тачку.

Ну что ж, водителем быть тяжело: приходишь раньше, а уходишь, когда помыл и отремонтировал авто. Зато старший за всё это отвечает. Благо, старшина сказал, что сейчас он сходит и перепишет броню, каску, палку и газ с наручниками на себя в дежурке, так что Бахматскому даже не надо будет идти в отдел. Собственно, я кивнул и, отписавшись взводному, нужен ли ему мой стажёр на подведении итогов, сообщил Вите, что после того, как домоет машину, он может быть свободен.

А сам забрал из багажника полторашку со спиртягой и пошёл разоружаться.

Я зашёл в оружейку, пристроив полторашку в угол за дверью, желая забрать после. Очередь сдающих оружие была недлинная: пара ночных с охраны КПП и я. Дежурный молча взял у меня деревянную колодку с ПМ-ом, колодку для патронов АК, пустой магазин к нему. Расписался в журнале.

— Броня, спецсредства, — буркнул я, снимая разгрузку.

И дежурный, старлей Ягодин молча принял «броник», каску, резиновую палку, наручники и баллончик. Всё это он бегло осматривал, проверяя целостность.

— Давай, хорошего дня, — кивнул он мне. Его взгляд уже скользнул к следующему в очереди.

Я вышел в коридор, забирая бутыль с полу и кладя его за пазуху. Без оружия и брони я ощущал лёгкость, словно могу летать. Хотя форма по-прежнему щемила под мышками и пахла речной сыростью, грязью и потом.

В помещении роты уже расположились на стульях все наши — весь аттестованный состав. Разговоры были негромкие и усталые.

Комната была столь невелика, что сидели плотно. Всё наше начальство — за столами, а мы — просто так. У получившегося «президиума» все смотрели на главный стол, стол командира роты, старшего лейтенанта Потапова. Рядом — взводный, наш непосредственный начальник, старший лейтенант Димокрик. Сержант Елена сидела, как всегда, у окна на своём месте у компьютера.

Димокрик обвёл нас взглядом, тихо произнёс Потапову:

— Все собрались, давайте начнём.

— Ну что, — начал командир роты. Голос у него был ровный, без привычного начальственного металла. — Вижу ночь прошла активно. «Перехват» объявляли.

Он сделал паузу, переложил бумаги на столе.

— Результат, который есть — задержан наркобот, машина изъята. Работали совместно с ГАИ и кинологами. Отличился Кузнецов, молодец, кстати, хвалили тебя сегодня. Мероприятие выполнено, задержания есть. Реально же слишком поздно объявили «Перехват», будто не хотели, чтобы в городе снова была стрельба.

Он посмотрел на нас, и в его взгляде читалась утренняя усталость. Кружка с кофесодержащим напитком стояла на его столе, неприкосновенная, видимо, остывала.

— Убийца персонажа, известного в определённых кругах под кличкой Главбух, написал на стене: «Привет вам от Зимнего». Кто забыл, или не знал, Зимний — это вор, сидящий в Кемерово и типа контролирующий наши две области. Кстати, машину его людей сожгли вчера. Я тут согласен с Дмитрием Дмитриевичем и доводил сегодня новой смене на разводе, что с этого дня броню не снимаем и везде проявляем бдительность. Если нам повезёт, ФСБ прикроет их бандитскую лавочку, если не повезёт — эти твари будут друг друга мочить прямо на улицах нашего города.

— Это же неплохо, да? Если блатота друг друга мочит? — спросила Вика.

— Фишка в том, что «блатота», как ты говоришь, стреляет по всем, кто стоит у них на пути. Сегодня, например, помимо убитого Главбуха и его охраны, пострадал охранник «Славянских банек», получил пулю в плечо, киллер бил в сердце, видимо, промазал. Что у вас ещё было сегодня?

— Ну и два разбоя раскрыли, тоже Кузнецов выезжал, — произнёс взводный. — По первому там повышение квалификации было, ввиду того что дятлы эти ради галлюциногенного кактуса деда-сторожа чуть к прадедам не отправили, а второй — стажёр Бахматский пошёл спирт изымать и нарвался на гоп-стоп. Есть у нас и розыск по 158-ой за Красноярском, тоже Кузнецов догнал…

— А что, у нас только Кузнецов работал сегодня? — спросила Вика.

— Субординацию, девочка, — осадил её ротный.

— Захарчук Вика работала по кактусу, по гоп-стопу работали в том числе Михеев, 325-тый простоял, проохранял склад, постоянно снимающийся, поэтому так плотно и получилось. Плюс Кузнецов как первый день в должности старшего — и драку массовую растолкал, и квартиру привёл под охрану.

— Арагорн бы ещё и спирт изъял, — поддела меня Вика, и вся рота закатилась смехом.

— А я изъял, — пожал я плечами, доставая из-за пазухи бутылку и ставя её на стол ротному.

— Это что? — спросил у меня Потапов.

— Это Марат просил передать, когда квартиру на сигнализацию ставил, говорит: «Возьмите, дорогие пацаны, мне больше не нужно, я завязал!» — произнёс я.

— Вам к кофе! — выдал старший 325-тки, и новая волна смеха прокатилась по роте.

— Лен, убери эту дрянь, на антисептики пустим! — распорядился ротный и спросил: — По протоколам что за сутки?

— Ну, мы план не выполнили по ним, но у нас и «Перехват» был, и розыск, и два материала по разбою, и один экипаж на снятии простоял, — ответил взводный.

— Понял. Плохо. Чтобы в следующий раз сделали план и работали чётче. Чтобы все были как Арагорн. На этом у меня всё, — Потапов встал. — У вас что-то будет, товарищ командир взвода?

— Нет, нет. Ребят, на выходных чат смотрим, могут быть тревоги. Всем отдыхать. Кузнецов, поздравляю с успешным входом во взвод.

— Служу России, — выдал я.

— Арагорн служит Гондору, — подкололи меня снова, а личный состав взвода, улыбаясь принялся расходиться по домам.

Разговоры стали громче, слышались усталые шутки. Я задержался, глядя в окно роты. За окном стояла пробка на светофоре. Город окончательно проснулся, и в его утренней суете уже не было места ночным перестрелкам, воющим сиренам и шёпоту сумасшедшего под кустом.

И я, сунув кепку под левый погон, а руки в карманы, пошёл домой.

Добравшись до усадьбы я проверил почтовый ящик, долил воды и досыпал корма Рыжику. Тот покрутился у ног, мурлыча на своём тайном кошачьем наречии. Я же погладил его по холке — единственное место, которое он подставлял безоговорочно.

Затем произвёл ритуал очищения. Снял форму, пахнущую потом и сурой грязью с пристани, положил её пакет с озона. Надел новый, но тоже спортивный костюм и тёмную футболку, свежие носки. Одежда, в которой я ещё никого не убивал.

Из склада с деньгами в подполе я взял пачку пятитысячных, очень странно, но в прошлой жизни я воевал за грамоты, да видимо так привык к ним, что в этой, стопка аккуратно сложенных купюр не приносила мне никакой радости. И если бы мне сказали, что Главбуха надо уничтожить просто так, я бы уничтожил. Может Контора специально заваливает меня деньгами, чтобы обесценить их в моём восприятии бытия. Что сделает меня неподкупным, и позволит думать лишь о работе. Отдаваться её полностью.

В памяти у Кузнецова на эту тему крутился психологический тест, «Представьте что у вас есть бесконечный доступ к любым деньгам любой страны. Что вы будете делать? И отвечая на этот вопрос люди сразу же покупают себе дома, дачи, машины, одежду, технику, летают на моря и океаны, шпилят лучших и красивейших девушек этой планеты, из тех кто продаются. А потом, пресытившись наконец-то начинают жить: Заниматься тем, чем всегда хотели, не оглядываясь на заработок, больше не считая деньги.»

Зачем я убиваю и казню? Нет, не потому что мне нравится, а потому что, кто если не я? Делал бы я это без денег? Делал бы. Но с деньгами естественно всё проще, а когда закончатся те, кого нужно будет убивать. Вот тогда и подумаю чем я еще могу заняться…

А пока, я обещал Ире вернуться и вышел из дома с пакетом с озона, закрыв за собой дверь. Вызывать такси было бессмысленно — город встал. Пробки душили Елизаровых и Шевченко, выплёскиваясь на все соседние улицы. Я посмотрел на этот металлический затор и решил, что мои ноги надёжнее.

Шел пешком по трамвайным рельсам, по тропкам вдоль железных дорог. Здесь было тихо, только гравий хрустел под подошвой и изредка вдалеке гудел товарняк. Заборы, облезлые гаражи, запах травы, той которая снится космонавту, а не той которая мерещится торчку. Всё это успокаивало, или может я уже сплю на ходу.

Этот путь был короче и прямее, чем все объезды на машине. Да и кататься по городу на Бэхе на второй день после ликвидации такое себе. Путь вёл меня прямо к той, которая стирала мои вещи от крови и нет-нет да готовила мне еду. К моему островку тишины в этом неспокойном мире. Вся дорога заняла от силы полчаса.

Прибыв к Ире, я первым делом залез в душ. Горячая вода смывала не столько грязь, сколько налёт прошедших суток. И тут случилось маленькое чудо: дверь приоткрылась, и она зашла ко мне. Без слов, просто прижалась спиной к моей груди, и мы стояли так под струями, смывая с себя всё лишнее, что накопилось снаружи. Это был лучший массаж для души, какой только можно представить.

А после душа, мы отправились досыпать. Её постель пахла чистотой и её собственным, едва уловимым ароматом. Я обнял её, уткнулся лицом в волосы, и сон накрыл меня с головой.

Сон навалился тяжёлым, мутным покрывалом, словно это был не отдых, а продолжение службы. Я шёл по длинному коридору с голыми бетонными стенами, окрашенными в унылый, больничный зелёный цвет. Под ногами хрустел песок и осколки штукатурки. Где-то вдали капала вода, эхо разносило каждый звук по этому подземному лабиринту.

На мне был тот же чёрный спортивный костюм, тот же бронежилет, отдавливающий плечи, и та же балаклава, от которой собственное дыхание казалось чужим и горячим. В руке — привычная тяжесть «Стечкина». Я шёл на новое задание. Очередное. Сотое? Двухсотое? Счёт давно потерян. Я прожил и прослужил более двадцати лет я ликвидатор ветеран, самый опытный и самый успешный на дворе 2045 год.

Дверь в конце коридора была единственным источником иного света — из-под неё струился холодный, синеватый отсвет. Я, не замедляя шага, с разгона высадил её пинком рядом с замком. Дерево треснуло, и створки с грохотом распахнулись.

И я замер.

Комната огромная, как ангар, словно белый куб. Где пол устлан — а ровным слоем банкнот, идеальным слоем хрустящих новеньких купюр. Они лежали, как осенние листья в безветренный день, покрывая каждый сантиметр. А поверх них, в безупречном порядке, были разложены десятки разноцветных воздушных шариков. Алые, изумрудные, лимонные, бирюзовые. Они не двигались, застыв, как нелепые грибы, выросшие на денежной почве.

Свет лился откуда-то сверху, выхватывая неестественную чистоту этого места. Не было ни пыли, ни теней, только это мертвенное, музейное великолепие. И в центре, на островке среди шаров и денег, стояла одинокая серая тумба, похожая на школьную парту. На ней лежала картонная папка.

А на стене прямо напротив, от пола до потолка, растеклась надпись. Не краской, а именно той тёмной, почти бурой кровью, которая густеет на воздухе. Буквы были корявыми, неровными, будто кто-то выводил их по бетону трясущейся рукой:

«ПОЗДРАВЛЯЕМ. ТЫ УБИЛ ВСЕХ ВРАГОВ РОДИНЫ. ВСЕХ, КРОМЕ ОДНОГО»

Тишина в комнате была абсолютной, звонкой. Даже моё дыхание под балаклавой казалось непозволительно громким.

«Всех, кроме одного», — эхом отозвалось в голове. Ирония была тоньше лезвия и горче полыни. Так вот он, конец пути. Последний враг. Логичный, неизбежный, как уравнение, где все переменные, кроме одной, давно решены.

Шарики поскрипывали под ботинками, а купюры шелестели от моих шагов к папке. Я не спускал с неё взгляд, ствол «Стечкина» двигался вместе с линией взгляда, выискивая в стерильном пространстве хоть какую-то угрозу. Но угроз не было. О да, я хорошо поработал в своей второй жизни.

Подойдя к тумбе, я увидел, что обложка перечёркнута жирным красным крестом. Я положил оружие на постамент и взяв папку открыл её левой рукой.

Первая страница. Знакомый шрифт, знакомый лаконизм:

ЛИКВИДИРОВАТЬ

Ниже — моя собственная фотография. Служебная, с угрюмым лицом и усталыми глазами. А под ней:

КУЗНЕЦОВ ВЯЧЕСЛАВ ИГОРЕВИЧ

ОБОСНОВАНИЕ ПРИГОВОРА: Опасен для общества. Не найдёт себя в новом счастливом Русском мире. Неподконтролен. Неисправим.

ПРИГОВОР: Ликвидировать в течение часа с момента получения задачи.

Внизу стояли цифры: номер приказа, дата. Сегодняшнее число.

Я оторвал взгляд от бумаги и посмотрел на стену с кровавой надписью. Потом на море безликих, ярких шариков. Потом на свои руки в чёрных перчатках.

И в этой абсолютной, бредовой тишине я рассмеялся. Тихим, беззвучным смехом. Смеялся над абсурдом, над идеальной логикой системы, которая, как пожиратель, в конце концов должна съесть сама себя. Над тем, что последним врагом Родины оказался её же самый исправный инструмент.

«Новый счастливый Русский мир», — прошипел я про себя, глядя на это ковёр денег и праздничных шаров. — «Красиво, блядь, придумали».

Я захлопнул папку. Звук был неожиданно громким, словно выстрел. Я развернулся и пошёл обратно к выходу, оставляя на идеальном слое купюр грязные следы от своих подошв.

Задание получено.

Остался один час.

Интересно сколько ликвидаторов за мной пошлют если сейчас я повешу скворечник?

Но не успел я выйти, как кто-то положил на моё плечо свою руку и я резко обернулся, готовясь разрядить ему в пузо снизу вверх очередь из Стечикна. Они знали какой будет мой ответ…