Паутина будущего

Глава двадцать вторая

Мэддок никогда не был солдатом. Он никогда не принимал присягу и не маршировал в парадном строю. Пару раз он наблюдал за парадами, и ему всегда хотелось что — нибудь съязвить по этому поводу. Однажды армейский музыкальный взвод с севера маршировал взад — вперед по Корку, пища волынками и треща барабанами. Юный Мэддок вместе со своими дружками развлекались тем, что бросали в солдат перезрелые сливы, прячась на крышах домов, окружавших площадь.

С тех самых пор он был уверен, что солдаты, марширующие в строю, беспомощны и глупы, в то время как шайка из пяти парней свободна, как воздух. Она могла появиться неожиданно в любом месте и наподдать кому угодно.

Однако сто с лишним лет назад, очутившись на залитом кровью поле битвы близ Антиетамской бухты в Мэриленде, он начал понимать, что война — нечто большее, чем солдаты в ярких мундирах, марширующие под музыку в парадном строю. Именно там он впервые убедился, насколько эффективна и сильна страшная военная машина.

И сейчас, находясь на освещенных ярким светом улицах Сан — Франциско, ожидая вместе с Катей и Кристофером прибытия двух недостающих членов его новой шайки, Мэддок продолжал наблюдать и узнавать многое из того, о чем прежде и не догадывался.

Катя не позволяла им задерживаться долго на каком — либо одном месте. Короткая пятнадцатиминутная передышка, которую позволял себе Мэддок, казалась ей вечностью. Побуждаемая инстинктами прирожденной шпионки, она непрерывно заставляла их двигаться вперед и вперед.

Мэддок видел, как была осторожна Катя, когда периодически доставала и пользовалась чопом Марианны. Как быстро, эффективно и практически незаметно выполняла она свою задачу. В отличие от него самого и его друзей, которые бросали в солдат переспелые фрукты — боже, как давно это было! — бравировали тем, что не прятались, а во весь рост открыто стояли на крыше, видные всем и каждому, Катя делала все, чтобы быть незаметной даже для себя самой. И Мэддок видел, как профессионально она все это исполняла. Она не боялась — она была просто исключительно осторожна.

Самое главное, он видел, что для нее это не было игрой. Безусловно, она испытывала определенное удовольствие от того, что так умело и надежно делала свое дело. И она не могла скрыть своего возбуждения от необходимости и неизбежности риска. Но на первом месте у нее всегда были качество и эффективность исполняемой работы, а на втором — причины, которые заставляли ее эту работу совершать. Это была не игра, это было призвание. Она была здесь для того, чтобы спасти жизни.

Мэддок снова вспомнил свои детские войны с профессиональными солдатами. Интересно, подумал он, что случилось бы, если бы тогда, на крыше, их поймали; как бы он теперь рассуждал об опасности и риске?

Они вошли в магазин, где продавались различные электронные системы. Высокие и довольно обширные залы были заполнены массой хаотических изображений и звуковой какофонией. Мэддок ничего не понимал из того, что увидел, за исключением того, что все эти сверкающие и блестящие инструменты были очень важны для находящихся в залах людей. Он увидел ряд маленьких, блестящих чопов за толстой стеклянной стенкой. Каждый из приборов лежал на индивидуальной вельветовой подкладке и освещался отдельной подсветкой, отбрасывая теплый золотистый свет.

Мэддок вынужден был признать, что чопы смотрелись очень красиво. Все они были самых разных цветов. Некоторые, как и чоп, украденный у Кристофера, были черные и блестящие, как булыжники на дне реки. Другие сверкали, словно алмазы, и были в той или иной степени прозрачны. Некоторые были похожи на жемчужины, изнутри которых что — то светилось всеми цветами радуги. Форма их также была самой разнообразной: некоторые круглые и гладкие, как голубиные яйца, поверхность других была какой — то странно шишковатой; иные были отшлифованы словно драгоценные камни. Часть из них была пристегнута к браслетам или выглядела как подвески, прикрепленные к цепочке. Все эти приборы, безусловно, были очень дороги.

— В чем суть этих чопов? Для чего они, собственно, нужны? — спросил Мэддок.

Катя, сдержав приступ смеха, крепко сжала локоть ирландца и вывела его из магазина на улицу. Кристофер немного задержался, затем поспешил вслед за ними.

— Я хотела, чтобы вы увидели это, — объяснила Катя Мэддоку, когда они отошли достаточно далеко. Они спокойно шли мимо сверкающих витрин — Катя в середине, Мэддок слева и Кристофер справа.

— Мне это место показалось похожим на церковь или какое — то другое святое место, — воскликнул Мэддок. — Мы словно вошли в собор, где в связи с религиозным праздником вынесли для показа реликвии и сокровища. Если не считать того, что ваши свечи не мерцают, а певцы заперты в музыкальных ящиках, в чем, собственно, разница?

Катя на мгновение растерялась, удивленная наблюдениями Мэддока, но достаточно быстро пришла в себя.

— Когда я была совсем юной, — неторопливо начала она, — меня взяли на парад, посвященный Дню всемирного братства. Там были военные почти из всех стран мира — все в яркой, красивой форме. — Улыбнувшись своим воспоминаниям, она продолжала: — Азербайджанцы в тюрбанах и кушаках, пенджабцы с большими раздвоенными бородами… День завершился в соборе, где были выставлены иконы тысячелетней давности. Изображения святых, святого семейства и всех патриархов православной церкви. Все они лежали на маленьких подушечках ручной работы, и между ними и нами не было никаких препятствий. Мы могли спокойно взять их… но никто из нас этого не сделал. — Она рассмеялась и посмотрела на Мэддока с выражением благодарности во взгляде. — Я уже много лет не вспоминала этого. Ситуации в чем — то схожи, не правда ли?

— Эти чопы, — поинтересовался Мэддок, — они ведь могут делать несколько вещей, да?

Настала очередь Кристофера рассмеяться.

— Несколько? Вы можете сделать с их помощью все, что угодно. — Его лицо помрачнело. — А без них вы, в сущности, беспомощны.

— А чоп, принадлежащий Шарлин? — спросил Мэддок, стараясь шагать в ногу с остальными двумя. — Он может делать изумительные вещи. Я видел, как он извергал огонь, как освещал местность в ночи, как находил спрятанные под землей ящики.

— Он у нее настроен на энергетические каналы, — объяснила Катя терпеливо, но без снисходительности. — У Шарлин отличное здоровье, и она служит в энергосистеме.

— Энергосистеме?

— Свет, тепло, электричество.

Мэддок стал обдумывать все, что узнал.

По настоянию Кати они некоторое время проехали в фуникулере. Если бы Мэддок внимательно смотрел по сторонам, то смог бы узнать некоторые ориентиры, подмеченные им еще с предыдущих поездок по городу. Город словно падал вниз и удалялся от них, но только для того, чтобы вновь развернуться во всей красе, когда они въехали на вершину холма. Освещенные яркими разноцветными огнями здания и улицы выглядели почти так же, как из вертолета. Затем фуникулер резко свернул влево и направился в другую часть города.

— А чоп Марианны? — спросил Мэддок. — Что это за прибор?

— Эта модель сконструирована для специалистов — медиков. У нее отменные диагностические функции. Ее чоп может непрерывно следить за вашей температурой и мгновенно определять переломы костей.

— А у Кристофера?

— О, моя модель осуществляет лишь наиболее общеупотребительные функции, — вмешался в разговор Кристофер. — Идентификация, определение местонахождения и связь. Мой чоп был особенно полезен мне во время полетов в тумане.

Фуникулер замедлил ход, и Катя первой выпрыгнула из него. Кристофер ловко последовал за ней. Последним спрыгнул Мэддок, хотя у него это получилось несколько неуклюже.

Они все трое сели на скамейку, стоящую у высокого крепкого здания из красного кирпича. Мэддок был благодарен своим спутникам за эту передышку; он только сейчас понял, как устал. Который теперь мог быть час? В каком направлении зашло солнце и где оно взойдет завтра, когда наступит утро?

Но для него лично восход солнца пришел с юга и немедленно, как только появилась Шарлин. Она словно вышла из ночи с руками, глубоко опущенными в карманы брюк. Рядом с ней, словно лунный свет рядом с ярким днем, шла Марианна, которую Мэддок удостоил лишь небольшим приветственным кивком головы. Он мгновенно вскочил на ноги и, широко улыбаясь, сделал пару шагов навстречу Шарлин. Усталость уже почти не беспокоила его.

Он не понял подозрительного взгляда, которым она его удостоила, не заметил он и скрытых улыбок на лицах своих друзей при виде его непосредственного порыва.

— Шарлин, я… это… должно быть, — он окончательно сбился. — Привет, Шарлин!

Она некоторое время продолжала угрюмо смотреть на Мэддока, затем несколько смягчилась и удостоила его надменной улыбкой. Ирландец мгновенно ощутил прилив счастья и словно помолодел. Только позже у него появится возможность поразмышлять над этим моментом и понять его значение.

Когда полтора века назад, во время путешествия под землей, Стенелеос Магус LXIV спросил его, к чему он стремится, чего хочет от жизни, Мэддок не имел ответа.

Сейчас ответ был прямо перед ним, но он еще не понял этого.

У инспектора — хирурга Куртиса Фалько была тысяча повседневных обязанностей, каждая из которых требовала его внимания и времени. Его отделению, входившему в состав Службы генетической безопасности, были предоставлены широкие полномочия; он имел право пользоваться вне всякой очереди всеми общественными ресурсами, начиная с транспорта и кончая возможностью прослушивать разговоры и звонки.

Единственным серьезным ограничением на все эти полномочия был Коэффициент, которого он, как и остальные сотрудники Службы, боялся и, можно сказать, ненавидел. В принципе их ресурсы были неограниченны, но все знали, что порой полученные результаты не оправдывают расходов. Каждый сотрудник имел соответствующий рейтинг согласно своему индивидуальному соотношению между результатами и затратами на их достижение.

Цель была совершенно прозрачна: сделать максимум возможного при минимальных затратах. Большие транжиры быстро выходили из игры, и слава богу, как полагал Куртис. У него было достаточно своих проблем, чтобы потеть еще и за этих пижонов.

В этот вечер он практически бесцельно бродил по улицам. Устав от ходьбы, он садился в трамвай или автобус. Проголодавшись, он забегал в первое попавшееся кафе. В целях снижения своего Коэффициента он отказался от постоянного офиса. Благодаря централизованной телефонной сети диспетчер всегда знал, в каком месте он находится, и в любой момент мог сообщить ему необходимые инструкции. Такой способ осуществлять свои профессиональные функции позволял Куртису всегда быть в хорошей форме.

Кроме того, он просто любил этот город. Он любил его и ночью и днем. Надо сказать, здесь совершалось не слишком много преступлений. С одной стороны, он чувствовал определенную гордость по этому поводу, с другой — некоторую озабоченность и даже печаль. Гордость, потому что отчасти благодаря и его усилиям жуткие преступления, совершавшиеся в течение последних десятилетий, практически исчезли. А печалился он потому, что мир этот был приобретен за счет прав нового класса козлов отпущения — генетических отказников.

Ночь не была по — настоящему холодной, но Куртис почувствовал в теле небольшую дрожь. Дул не сильный, но сырой ветерок, а на голове у него ничего не было. Настоящий туман еще не опустился на город, выжидая, пока земля достаточно охладится. Поэтому в данный момент воздух был влажный, слегка даже липкий, но достаточно прозрачный. Город, как обычно в такие прекрасные вечера, гудел. Он шагал среди толпы, блуждая от ярко освещенных и деловых площадей Маркета до темных аллей между ними.

Со стороны могло показаться, что Куртис совершает обычный вечерний моцион, но на самом деле он работал. Сегодня с шести до одиннадцати ему предстояло несколько встреч с интервалом примерно в полчаса. Шесть из этих встреч он должен был провести с несчастными отказниками, умоляющими восстановить их права, которым при всем желании он вынужден будет отказать. Еще пятеро были информанты, мошенники, помешанные и просто отчаявшиеся люди, пытающиеся извлечь для себя выгоду из существующей системы. Один из них, пожалуй, был способен на то, чтобы совершить какие — нибудь насильственные действия. А еще один, наверное, не прочь сменить вид развлечений.

Впрочем, Куртиса не особенно беспокоила эта часть его работы, хотя он и уделял ей ежедневно определенное время. Гораздо больше его сейчас занимала эта история с чопом, который он забрал у того психа — Уорэлла Уилтона. Пытаясь извлечь из чопа всю информацию, вплоть до последней ячейки памяти, Куртис вынужден был применить так называемый метод энергетического вторжения, в результате чего сжег всю память прибора. Этот чоп все еще лежал у него в кармане, представляя собой не более чем блестящую пластмассовую игрушку, у которой уже нельзя было больше выведать никаких секретов. Но для Куртиса этот прибор символизировал тайну, тем более поглощающую все его мысли, что он уже знал почти все ответы. Кристофер Томпсон и Марианна Кайзер замешаны в переправке и укрывании отказников. У них была довольно большая группа сообщников. Им не хватало только безопасной гавани, где можно было бы спрятать беглецов. А Куртису не хватало только сведений об их местонахождении в реальном мире и еще одной вещи.

Он очень хотел бы знать имя их специалиста по информации — этого, фигурально выражаясь, компьютерного взломщика. Куртис остановился на краю мостовой и, стоя у перил, стал смотреть вдаль на воду. При виде торчащих из воды верхушек домов он вздохнул. Все эти здания были ему хорошо знакомы: вокзал, почта, наполовину недостроенное здание муниципалитета.

Да, город знал лучшие дни, вынужден был признать Куртис. Но после некоторого размышления он увидел и другую сторону ситуации. Город был здоров, энергичен; он процветал, производил продукцию и умел отдыхать. В общем, жить в нем было хорошо и приятно.

Он пошел в обратном направлении. Выудив из кармана свой чоп, он сделал несколько запросов. Текущий недельный Коэффициент у Куртиса был невысок, что позволяло ему воспользоваться некоторыми городскими ресурсами.

Куртис попросил дежурную службу городской сети дать ему сведения о всех несанкционированных запросах о ее базе данных. Причем по каждому такому запросу ему были нужны точные данные о времени запроса и местонахождении спрашивающего. Это было дорого, очень дорого и наверняка отрицательно скажется на его индивидуальном Коэффициенте, но инспектор готов был рискнуть. Сделав этот запрос, он зябко поежился, подышал на руки и отправился на первую из назначенных на этот вечер встреч.

Донкихотовская навязчивая идея Мэддока, ко всеобщему удивлению, была всеми одобрена. Катя, ожидавшая возражений со стороны Марианны, облегченно вздохнула, хотя и была сильно удивлена ее уступчивостью.

— Это очень опасно, — заметила Марианна, сидя вместе со своими компаньонами на антресольной галерее, полной запаха шоколада и книг.

Их стол находился почти под потолком трехэтажного здания, прямо у деревянных перил. Под ними был виден весь второй этаж и большая часть первого, которые соединялись между собой винтовыми лестницами с крошечными лестничными площадками. Повсюду были высокие книжные полки, до предела набитые пыльными книгами с выцветшими, потрепанными переплетами. Шоколад, разлитый в тяжелые, черные чашки, был горячий и не просто сладкий, а с ощутимым горьковатым привкусом, как бы бросающим вызов любителям исключительно сладких напитков.

— Следовательно, вы против? — спросил Мэддок.

Марианна посмотрела на него, и ирландец уже в который раз убедился, насколько тонко и умно она понимает, что делает.

— Нет, я не против, — она вздохнула и положила ложку на блюдце, — потому что эта миссия важна для вас; я также не против риска, потому что все наше дело исключительно опасно. Смертельно опасно. Нас в любой момент могли и могут схватить. Власти уже ищут нас. Самое большее через пару недель они определят наше местонахождение и арестуют нас.

Согласие Шарлин также было каким — то настораживающе обреченным. Она несколько раз перевела взгляд поочередно на Марианну, Кристофера и Катю.

— Я там была и сама видела, как он обнаружил послание. Я видела это, но… Друзья мои, если бы я вам рассказала — точнее, попыталась рассказать — о том, что я видела в последние несколько дней, то вы не поверили бы мне. Я бы и сама не поверила!

Она откинулась в кресле. Затем снова энергично придвинулась к столу и хотела что — то сказать, но, бросив взгляд на Мэддока — человека из прошлого, человека, который вовлек ее в эту немыслимую авантюру, — она раздумала и промолчала.

Спустя несколько минут она закончила:

— Простите. Я сейчас не могу отличить правду от лжи. Честно говоря, у меня это никогда не получалось как следует. — Шарлин сделала маленький глоток обжигающе горячего шоколада, вдыхая его густой, сладко — горький аромат. — У меня, знаете ли, всегда была с этим проблема. И дело не столько в том, что я не знаю, где правда, а где ложь, сколько в том, что я не могу определить истинность свидетельства.

Она искоса взглянула на Мэддока. Тот, казалось, был занят какой — то своей проблемой и рассеянно смотрел на рваные переплеты теснящихся на полках книг. Казалось, он вовсе не слышит слов Шарлин, которой было, кстати, весьма интересно, по каким потайным путям бродит сейчас его мысль.

— Я выросла в эпоху Большой лжи. Вспомните «Альтернативы эволюции» или «Губительную мистификацию». Когда высокое должностное лицо авторитетно городит всякую чушь, то эту чушь средства информации подают так, что люди могут поверить во что угодно. Английская королева распространяет наркотики. Самовнушение излечивает рак. Германия выиграла Вторую мировую войну. Один умник все доказывал, что он основал учение «Диалектика между релятивизмом и абсолютизмом». Люди уже больше не знали, где правда. А тут еще и реклама…

Она отчаянно вздохнула и на мгновение пожалела, что не обладает красноречием Мэддока. Он всегда находил способ точно выразить свою мысль и одновременно сделать это идиосинкразически. Кстати, интересно было бы послушать, как он поет.

— Катя, вы специалист в теории информации. Вы это все знаете лучше меня, не так ли? Как я могу узнать правду, если пиксельная анимация и голоревизия в любой момент могут исказить все, что я вижу. Как я могу знать о том, что действительно происходило сотню лет назад, когда я не верю даже тому, что говорят в обзоре вечерних новостей? Кругом одна ложь, как я могу узнать правду?

— В этом вопросе не обойтись без доверия, — очень тихо сказала Катя.

— Доверие можно обмануть.

— Когда так случается — это тоже своеобразное постижение истины.

— И ты становишься печальнее, но мудрее, — усмехнулась Шарлин. — А если мне не нравится цена, которую нужно платить за мудрость?

— Следовательно, вам так никогда и не удастся научиться распознавать правду.

Шарлин замолчала, удивленная Катиной грубовато — прямой манерой разговаривать. Но Катя продолжала, сверкая глазами, полными острого и незаурядного ума:

— Вы ничего не извлекаете для себя при таком воинственном отношении к окружающему миру. На любую вещь или событие можно смотреть больше чем с одной точки зрения, а часто даже больше чем с двух таких точек. Существует разница между тем, чтобы осторожно действовать на поверхности, и тем, чтобы спрятаться в подвале. Вы можете выбрать между большим числом незначительных рисков и одним огромным, смертельным. На свободе, лавируя между ловушками и капканами, вы можете угодить в них, а можете не угодить, но в подвале, когда ваш враг взломает дверь, вам точно конец. Всеобщая безопасность есть одновременно и всеобщее заключение. Если вы хотите, чтобы вас никогда не обманули, то проще всего никогда никому не доверять.

Она засмеялась и сделала большой глоток горячего шоколада. Наряду с ароматом какао из ее чашки исходил едва уловимый запах какого — то крепкого спиртного напитка. Шарлин догадалась, что Катя для остроты эффекта добавила в шоколад немного запрещенного рома.

— Что касается меня, — сказала, улыбнувшись, Катя, — то мне нравится интересная ложь. Хорошая выдумка, если, конечно, в ней все — таки имеется реальное содержание, всегда информативна и часто очень забавна. В ней, словно в сером тумане, прячется вероятность, где — то близкая к половине. Так называемое «правило пятидесяти процентов». Мне вовсе не нужны нули и единицы. Так что, — она красноречиво пожала плечами, — мне тоже постоянно лгут. Но шоколад все еще сладок, и я все еще верю своим друзьям. Она повернулась и тепло обняла Кристофера, чем, кажется, весьма смутила его. — Кроме того, — закончила она с роковой усмешкой, — после того как обнаружишь, что тебя надули, всегда остается время для реванша.

Шарлин взглянула на Катю и рассмеялась грустным, коротким смехом:

— Я видела жутко прозрачного нематериального монстра, поджидающего свои жертвы, словно паук в паутине. Видела зверя, который думает, как человек, но я не знаю, кто он: ангел, дьявол или пришелец откуда — нибудь из созвездия Кассиопеи. И наконец, я сижу рядом с человеком, которому две сотни лет! Во что я должна верить?

Кристофер предложил ответ:

— Верьте в себя. Конечно, иногда вас могут обмануть. Может быть, иногда вы сами себя обманываете и верите тому, во что хотите верить. Но никогда не надо предавать себя.

Мэддок имел другое предложение. Вернувшись обратно из своих далеких мысленных путешествий и глубоких раздумий, он дотронулся до руки Шарлин и спокойно сказал:

— Пошли со мной.

Не говоря больше ни слова, Мэддок и Шарлин встали из — за стола. Спустившись по винтовой лестнице мимо затхлой библиотеки и неуклюже торчащих то тут, то там баров, они направились к выходу. Мэддок открыл стеклянную дверь, которая задела маленький, издававший красивый мелодичный звон колокольчик. Затем их поглотил обычный уличный шум.

Они поворачивали в темноте то влево, то вправо, не особенно заботясь о конечной цели своей прогулки. Мэддок взял Шарлин за руку. Она вся напряглась, рефлекторно сопротивляясь, но спустя мгновение успокоилась, резонно решив дать идущему рядом человеку воспользоваться своими немногочисленными свободами.

— Шарлин, — сказал он наконец, когда они нашли темный островок среди яркого, окружающего их моря огня, — ты отправишься в будущее вместе со Стенелеосом Магусом LXIV. Я все откладывал этот разговор. Теперь слушай. Ты увидишь там знакомых людей. Увидишь Марианну, Кристофера, Катю и других. У них будут другие имена, и они не узнают тебя, но их жизни и дух изменятся незначительно. И только ты будешь там абсолютно сама собой, а я… — он устало вздохнул, — я должен остаться здесь. Вместо тебя. Все это является частью плана того шутника, покрытого черным мехом. Может быть, тебе повезет больше и ты узнаешь всю суть этого плана. Ты только должна знать: это правда. Это все правда, и ты должна поверить в это. Я из тысяча восемьсот шестьдесят второго. Мы с тобой прошли через дом, сотканный из паутины. Стенелеос — волшебник и маг. И человеческая жизнь, я не знаю почему, для него представляет большую ценность, большую, чем даже для нас. Человеческая жизнь для него — самое главное.

Шарлин очень спокойно смотрела на него и ждала продолжения.

— Я хочу сказать тебе еще одну вещь… — Мэддок почесал затылок, стараясь набраться храбрости.

Но, похоже, это ему не удалось. Он улыбнулся грустно и застенчиво, настолько нежно, насколько мог себе позволить мужчина по отношению к женщине, с которой познакомился совсем недавно. Он закашлялся и быстро отвел взгляд.

— Хотя сейчас не время. Пойдем присоединимся к нашим друзьям; у меня есть кое — какие дела в банке.

«Доверие», — подумала Шарлин, снова и снова прокручивая в голове это слово. Раньше она особенно над этим не задумывалась. Пожалуй…