Паутина будущего

Глава шестая

Прибытие Мэддока в полдень на поле битвы совершенно вывело его из равновесия. Он ощутил какое-то онемение и слабость в теле, когда стал свидетелем смертельного марша солдат. Пока он и Валентин смотрели на поле боя с невысокой каменной стены, стоящей на верху холма, раздался новый шквал оружейного огня, несущий смерть.

Мэддоку никогда не приходилось встречаться с подобной жесткостью и беспощадностью. Он знал, конечно, что люди — не ангелы. Он знал, что они убивают друг друга. Сам он несколько раз применял кулаки и кнут, а однажды в слепой ярости даже выхватил нож, чтобы поставить на место одного нахального парня из Дублина.

Он никогда не видел столь деловитой бойни, осуществляемой с помощью равномерно поставленных в ряд мушкетов, так же как и не видел, как насыщенным вязким потоком со склонов течет кровь. Он слышал непереносимый шум: пронзительный крик десяти тысяч голосов, объединенных в единый адский хор. Сопровождаемые артиллерийской канонадой и беспорядочным щелканьем мушкетов, эти голоса были самыми ужасными звуками на поле боя.

Валентин в поисках безопасного места, пригнувшись, побежал вдоль каменной стены. Мэддок, трясясь от страха и волнения, последовал за ним. Над их головами солдаты в серой форме перезарядили винтовки и дали очередной залп, продолжив свою деловитую смертельную работу. Внизу по протоптанной траве упрямо шли вперед и отдавали свои жизни солдаты в голубой униформе.

Мэддок знал, что никогда не забудет того, чему стал свидетелем. Он знал, что его глаза будут застывать каждый раз, когда перед его взором будет восстанавливаться сегодняшняя картина боя; он знал, что разум его будет мутиться при воспоминании о ней; он знал, что каждый раз, вспоминая, он будет все переживать заново. И сейчас, отворачиваясь и следуя за Валентином, убегая от кровавой резни, все, что видел Мэддок, — это длинные ряды заведомо приговоренных людей, идущих к своей смерти.

Он видел также Стенелеоса Магуса и знал, что этого тоже никогда не забудет. Тот стоял довольно далеко от них на склоне холма. Высокий лохматый маг стоял на коленях, обтекаемый людской кровью, и держал на руках, словно ребенка, упавшего солдата. Для чего он утешал умирающего человека? Был ли это акт обычной доброты и сострадания? Он был далеко, Мэддок не мог видеть его лица. Стенелеос просто осторожно держал солдата, ожидая прихода его смерти.

Смерть пришла быстро. Тело солдата затвердело, и его пальцы судорожно сжались, словно ухватившись за что-то потерянное. Мэддок отвернулся. Идя вслед за Валентином, он помимо воли все время оглядывался назад. И вдруг он увидел, что делал Стенелеос.

Маг и путешественник во времени, волосатый человек-зверь держал бордовый квадрат ткани своими кургузыми пальцами. Кусок материи словно корчился от боли, сверкая тысячами оттенков всевозможных цветов.

Мэддок побежал, чтобы догнать Валентина. Они добежали до конца стены туда, где она просто превращалась в сырую землю, а точнее, в лужу, образовавшуюся в результате последнего дождя. После этого они спустились вниз с холма и побежали дальше вдоль берега реки.

Последнее, что видел Мэддок на поле боя, — это зависший в воздухе воздушный шар, возвышавшийся над землей в дальнем конце долины. Он выглядел ужасно, словно тело безногого паука, болтающееся в поднятой в небо паутине.

Двое мужчин продолжали свое бегство от безумия, с которым они неожиданно столкнулись. Вскоре они очутились на берегу реки. Было около полудня; вода была холодной и успокаивающей.

Они сели на камни и опустили ноги в почти неподвижную воду. Валентин взглянул на Мэддока:

— То, что мы видели сейчас… это и есть будущее, — сказал он, искривив губы в ироничной горестной улыбке.

— Будущее? — удивился Мэддок. — Сейчас идет время, которого еще не было?

— Нет, — Валентин, печальный и какой-то тихий, смиренный, старался подыскать слова, чтобы объяснить, — год идет все тот же. Тысяча восемьсот шестьдесят второй. Но, — он отвернулся, — это — будущее. Не думаю, что это когда-нибудь изменится.

— Зачем нас сюда перенесли? — спросил Мэддок. Голос не слушался его, и ему пришлось приложить усилие, чтобы сказать эту фразу.

— Думаю, чтобы помогать людям выжить.

— Они же здесь умирают тысячами! — вскрикнул Мэддок. Он закусил губу, с трудом контролируя себя. Когда он снова заговорил, его голос звучал более ровно. — Чтобы похоронить павших на этом поле боя, не хватит всех кладбищ графства Корк. Никто из живущих ныне поэтов не сможет найти слов, чтобы описать эту бойню; ни в одной книге не хватит страниц, чтобы вместить списки погибших.

Валентин резко поднял голову и посмотрел на Мэддока; печальная улыбка вернулась к нему лишь через некоторое время.

— Вы считаете, что в смерти главное — это количество?

Мэддок глубоко вздохнул и шлепнул ладонями по своим коленям.

Они медленно и бесцельно брели в первом попавшемся направлении. Мало-помалу к Мэддоку вернулись его природное добродушие и юмор. Валентин также постепенно успокоился. Он шел, глубоко задумавшись; ничто не могло оторвать его от грустных размышлений. Ночью они часто останавливались, чтобы подремать, так как они слишком устали, чтобы идти быстро и далеко, и были слишком возбуждены, чтобы уснуть по-настоящему. Иногда им приходилось идти по колено в воде, ощущая под ногами скользкие круглые камни.

Иногда они взбирались на высокий берег и брели по дороге или тропинке. Мэддоку казалось, что они идут на север, но он не был в этом уверен, а определять направление по звездам у него не было сил.

Пришло утро. Они молча шли дальше.

Примерно в полдень они влезли на высокий берег реки и увидели прямо перед собой девятерых военных верхом на лошадях, о чем-то спрашивавших трех совершенно разных по виду людей, управляющих тяжелым грузовым фургоном. Мэддок немного отстал от Валентина и нагнал его у самой дороги.

И вдруг Валентин громко вскрикнул: он узнал возницу фургона, хотя он никак не мог быть знакомым с этим человеком. Он узнал также и назвал по имени офицера, возглавлявшего военных, чья форма была украшена золотыми шнурками и массивными круглыми пуговицами.

— Генерал Стэнхоуп…

Генерал улыбнулся тонкой улыбкой. Улыбка была несколько натянутой, но все еще достаточно дружелюбной, отражающей глубокое душевное равновесие этого человека.

— Мое имя не Стэнхоуп.

Жестом руки он остановил сопровождавших его людей которые уже начали беспокоиться.

Грациозно держась в седле, он ответил Валентину:

— Я — генерал Джереми Бакстер. И должен сказать вам, что получил это звание совсем недавно.

Сидя в фургоне, Темплетон, Скаска и рядовой Вэверли наблюдали за беседой генерала и прохожего с притворным безразличием. На обочине дороги стоял Валентин с бешено бьющимся сердцем; чуть позади него, с трудом сохраняя видимое спокойствие, стоял Мэддок. Окружавшие генерала офицеры сердито хмурили брови.

В фургоне, накрытые холстом, застыли от страха София и тринадцать беглых рабов. Юэлл так внимательно вслушивался, что закрыл свой единственный глаз. Его шея окаменела, кулаки сжались в два огромных литых шара. Натан, сидя в темноте, решил, что на все Божья воля, а поэтому будь что будет.

— Меня сделали генералом, — сказал Бакстер, широко улыбнувшись, — только сегодня утром. Это внеочередное звание, только на время войны. Но вряд ли я гордился бы этим званием больше, даже если бы его присвоил мне сам президент.

Генерал был, очевидно, весьма тщеславен, но тщеславие его, хотя и было слегка мальчишеским, все же оставалось в достойных рамках.

— В таком случае примите наши поздравления, сэр, — неожиданно сказал Мэддок, выйдя на дорогу и почтительно поклонившись. — Одним ударом армия достигла двух целей: оказала должное признание достойному человеку и сделала решительный шаг к победе в этой войне.

Валентина в эго время буквально трясло. Он вцепился в пальто Мэддока и едва сдерживал себя, чтобы не указывать пальцем на Темплетона, Скаску и Уилфреда.

— Я знаю этих людей, — шептал он на ухо Мэддоку, причем делал это опасно громко. — Он — Хуан. Она — Кэрол. Он — Томас.

Мэддок пытался остановить его, но тот продолжал бубнить:

— Это — генерал Стэнхоуп! Это он самый! Это он приезжал, чтобы арестовать наших людей и повесить их!

Мэддок крепко сжал его локоть, стараясь сохранять беззаботный вид.

— Если это так, — сказал он, чуть шевеля губами, — тогда подумай… подумай, что они везут в фургоне.

У Валентина широко раскрылись глаза. Затем он замолчал и в одно мгновение снова приобрел хладнокровие, которое Мэддок почувствовал в нем при их первой встрече.

— Си. Там люди, чьи жизни должны быть спасены.

— Что привлекло внимание вашего маленького друга? — спросил генерал Бакстер.

— Он восхищается вашими лошадьми. Вообразил себя знатоком лошадиных форм. — Мэддок показал пальцем на некоторых офицерских лошадей. — Лично ваш жеребец понравился ему больше всех, он утверждает, что у него римская морда и твердая холка, к тому же чувствуется, что он очень резвый. Мой приятель спросил, сколько бы вы запросили за эту лошадь, но я сказал ему, что эти лошади не продаются.

Улыбка Бакстера несколько искривилась.

— Благодарю вас. Можете поблагодарить и вашего друга от моего имени. — Он повернулся в седле в сторону Уилфреда: — Рядовой, если вы не возражаете, присоединяйтесь к нам, мы направляемся к линии фронта.

Уилфред с должной поспешностью спрыгнул с фургона на землю.

— Благодарю вас, сэр, — сказал он не дыша.

— Садитесь позади сержанта Хобарта.

Уилфред сглотнул и, стараясь не показывать свое нежелание ехать на фронт, сделал несколько неудачных попыток взобраться на перепуганную лошадь. В конце концов сержант наклонился и, подняв парня рукой, усадил его позади себя. На его загорелом усатом лице в одинаковой степени отразились и презрение и жалость.

— Что в фургоне? — спросил адъютант генерала Бакстера, полковник, сидящий на черной породистой лошади. Его не сбила с толку болтовня Мэддока и лестные слова, которые тот говорил в адрес генерала и его лошади.

— Надеюсь, там что-нибудь мягкое, — вздохнул Мэддок.

Он вразвалочку подошел к фургону, по пути подмигнув Темплетону. Темплетон, несмотря на то что его сердце сжалось от предчувствия страшной опасности, сидел и усталым равнодушным взглядом смотрел на приближающегося человека.

Мэддок запрыгнул в фургон и вытянулся во всю длину поверх тряпок. Устроившись поудобнее, он положил одну ногу на другую.

— Эй, фермер, — нахально обратился он к Темплетону, — хватит тебе одного шиллинга за то, чтобы подвезти нас? А то нам с другом еще далеко топать до дома.

С этими словами он откинулся назад и старался лежать тихо и не шевелиться. Лежал он не на сене и не на куче ячменя, его периной были жесткие, угловатые руки, тела и головы людей.

Темплетон незаметно бросил на Скаску вопросительный взгляд. Она не имела ни малейшего представления о том, что делать, но точно знала, чего делать не следует. Она быстро кивнула головой.

— Ладно, подвезем, — пробурчал Темплетон. — Нельзя же проболтать вот так весь день.

Он кивнул Валентину:

— Залезайте быстрее. — После небольшой паузы он уточнил: — По шиллингу с каждого. Согласны?

Валентин засмеялся и поднял вверх указательный палец:

— Но только по одному, не больше.

Темплетон кивнул:

— Договорились. — Он поднял вожжи, но перед тем как пришпорить лошадей, он взглянул на полковника. — Вы хотели знать, что у меня в фургоне?

Полковник слегка пришпорил лошадь и слегка продвинулся вперед:

— Да, хотел.

— Навоз. Сухой навоз для удобрения, — пробурчал Темплетон и зевнул.

Он опустил вожжи. Валентин после двух попыток запрыгнул в фургон. Улегшись рядом с Мэддоком, он весело помахал солдатам рукой и устремил счастливый взгляд в небо.

Генерал Бакстер улыбнулся. Полковник оглянулся и посмотрел на него, на его лице были видны оттенки презрительности.

— Деревенщина, — сказал он, вкладывая в это слово все высокомерие, которое ощущает городской житель по отношению к сельским.

— Я бы не сказал, — ответил Бакстер.

Говорил он тихо, но значительно. Он высоко поднял голову, улыбнулся своей свите и дал знак продолжать их путь.

Отъехав на некоторое расстояние, он снова остановил своих людей.

— В чем дело, сэр?

Бакстер некоторое время молчал.

— Может быть, я не прав, полковник, но то, чему свидетелями мы все были, не был прост обмен любезностями. — Затем он еще немного помолчал и наконец принял окончательное решение. — Сержант Хобарт, следуйте за ними. На расстоянии. И следите. Возьмите с собой рядового Вэверли. — После очередной паузы он закончил свои инструкции: — Считайте, что вы должны просто удовлетворить мое любопытство. И не предпринимайте никаких действий, пока не возникнет реальной необходимости в этом. Действуйте по своему усмотрению.

— Есть, сэр, — прорычал сержант Хобарт.

Он развернул лошадь и поехал назад. Вцепившись в него руками, с искаженным от страха лицом на лошади позади сержанта сидел рядовой Вэверли.

Юэллу наконец надоело держать на себе развалившегося Мэддока. София, сидя в темноте, чувствовала его нарастающую злобу. Он был очень норовистый человек и все время нетерпеливо ерзал и довольно громко ворчал.

В конце концов его терпение истощилось.

Он выскользнул из-под тела Мэддока и выбрался наружу, разрезав полотно ножом.

— Нет! — закричала София. — Никаких ножей!

Скаска, у которой сработало шестое чувство, почувствовала недоброе и обернулась назад. Все это время она лихорадочно пыталась сообразить, кто такие Мэддок и Валентин и откуда они явились. И сейчас, когда из разрезанного ножом холста вылезли голова и плечи Юэлла, Скаска была готова к этому даже раньше, чем вскрикнула София.

— Кто вы? — яростно насел Юэлл на Мэддока. Одной рукой он заслонился от солнца, а другую держал за спиной. — Кто вы такие?

Скаска, предупреждая возможный удар ножом, схватила его за локоть. Через секунду в той же самой дырке холста появилась голова Софии. Она фактически повисла на Юэлле, и их лица оказались совсем близко друг к другу.

— Я же сказала, что никаких ножей, — мягко повторила она.

Юэлл, смущенный и озадаченный, отвел взгляд и опустил нож. Скаска отпустила его локоть.

Темплетон продолжал управлять лошадьми‚ следя за тем, чтобы фургон, не сбавляя скорости, двигался вперед.

— Может быть, ты снова спрячешься под тряпкой, Юэлл? — спокойно сказал он.

— Нет. До тех пор, пока не узнаю. Кто они? Чего хотят?

Его рука рефлекторно продолжала сжимать нож.

В задней части фургона, откинув угол холста, показался Натан.

— Юэлл, помни, что ты христианин. Убери нож.

Это был складной ножик с двумя лезвиями, очень остро заточенными, но длиной не больше ладони. Юэлл был знаком со священной книгой. Он сложил нож и засунул его в задний карман, сердито уставившись на Мэддока.

— Ты что за человек?

Мэддок раньше никогда не видел негров и оттого сначала впал в некоторое замешательство. Глядя то на Юэлла, то на Натана, он постепенно понял, что к чему.

— Я — Мэддок О'Шонесси, — сказал он миролюбиво и протянул Юэллу руку. — Моего друга зовут — я надеюсь, он простит мне неправильное произношение — Валентин Генаро Эстебан… и так далее.

Валентин кивнул:

— Мне кажется, что надо выпустить остальных из-под этого одеяла. Люди, на которых я сижу, могут не оценить, какой чести они удостоены.

Он откатился в сторону, откинул холст и явил свету сидящих на дне фургона людей. Их реакция была не столь жизнерадостной. Будь у них ножи, вряд ли они удержались бы от соблазна пустить их в ход.

Далее последовали объяснения и выяснение отношений. О том, что Темплетон был фактически дезертиром, явно сказано не было, как не было сказано и о том, что Скаска, строго говоря, была шпионкой.

Равно и Валентин с Мэддоком не старались объяснять, как они оказались в Америке и в каком голу был рожден Валентин. Натан и Юэлл рассказали о том, как они бежали с раздираемого войной юга. И только у Софии никаких особых секретов не было.

— Джентльмены, добро пожаловать в нашу компанию.

София широко улыбнулась улыбкой, в которой были надежда и радость. Ей был присущ неувядаемый оптимизм, который не могли поколебать даже ужасы войны.

Валентин по-прежнему удивленно смотрел на нее.

— Я было подумал… Но нет. — Его лицо было печально. — Я подумал, что вы — Марианна фон Зайдель… Я ошибся. — Он плотно закрыл глаза, затем открыл их снова. Потом он с горечью сказал Мэддоку: — Обо всем этом меня предупреждал мой друг гугенот, который остался вместо меня. Многие из тех, кого я встречу, будут похожи на знакомых мне людей.

София, видя замешательство и грусть Валентина, деликатно промолчала. Она пошла к нему и села рядом. Он вытянул ноги вдоль стенки фургона, а она сидела сбоку от него в своем черном платье с белым накрахмаленным фартуком. Она успокаивала его просто своим присутствием. Он чуть было не обнял ее, но вовремя удержался.

— Все эти люди осуждены? Они должны быть повешены?

— Нет, — ответила София удивленным голосом. Она посмотрела на Валентина, но тут же отвела глаза, почему-то не в силах встретиться с ним взглядом. — Они были рабами, а сейчас мы увозим их, чтобы они стали свободными. — Она понизила голос: — Но если их поймают и вернут прежним хозяевам, то, пожалуй, их действительно повесят.

— Ну да… — кивнул Валентин. — Все те же игры, насколько я понимаю.

Фургон продолжал, покачиваясь, двигаться вперед. Темплетон несколько раз недовольно оглядывался назад: зачем тогда доставали кусок материи, если сейчас все уселись на него и ехали, словно компания на прогулке? Но он не говорил ничего, а только потихоньку подгонял лошадей. Скаска также держалась отстраненно от других и, сидя рядом с Темплетоном, смотрела то вперед, то вправо, отворачиваясь от фургона и от Темплетона.

Позади них мгновенно, сдружившиеся Мэддок и Юэлл напропалую врали друг другу об огромных пойманных ими рыбах и о различных происшествиях, якобы случившихся с ними. Мэддоку все больше нравились дружелюбная улыбка Юэлла и его умный, многое понимающий взгляд, когда тот смотрел на него своим единственным глазом. Юэлл в свою очередь оценил своеобразную скрытность Мэддока; он понял — а это мало кому удавалось, — что Мэддок, успевая сказать шесть слов там, где обычный человек произнесет всего четыре, совершенно не выдает того, что у него в голове на самом деле.

Юэллу это понравилось, и он, сидя рядом с Мэддоком, слушал и сам рассказывал всякие небылицы, неудержимо смеясь.

«Клянусь жизнью, — подумал Темплетон, — это какая-то увеселительная прогулка». Но он ничего, абсолютно ничего не мог с этим поделать и просто продолжал молча управлять фургоном.

Около четырех часов Темплетон остановил фургон, чтобы дать лошадям отдых. Все спрыгнули с фургона; некоторые улеглись в высокой траве близлежащего пастбища, другие бродили вокруг, чтобы немного размяться. Скаска, практичная и деловитая, как всегда, влезла на стоящий у дороги дуб и осматривала горизонт.

Натан медленно подошел к Темплетону:

— Мистер Фогг, мы в Соединенных Штатах Америки?

Он произнес название страны так, как будто это была земля обетованная.

— Да, Натан.

— В стране свободных людей?

— Да.

Натан некоторое время молчал. Наконец он кашлянул и сказал:

— Я все время наблюдал. Вы тоже. И эта леди. — Он имел в виду Софию. Темплетон кивнул. — Вы постоянно смотрели вперед, назад и по сторонам.

— Да.

— Мы все еще должны прятаться? Мы еще не можем сбросить эту тряпку с наших голов?

Темплетон подошел к пристяжной лошади и начал растирать ее бока и плечи. Он также проверил копыта и остался доволен их состоянием.

Повернувшись к Натану, он утвердительно кивнул:

— Да, для нас будет безопаснее, если вы спрячетесь.

— Почему? Разве мы еще не свободны? Нас отошлют обратно?

Медленно и неохотно Темплетон вновь утвердительно кивнул:

— Они не отошлют вас обратно в Джорджию, но задержат. Военные поместят вас в какой-нибудь лагерь. Затем вас передадут в государственную полицию. Никто не хочет, чтобы вы были рабами… но закон гласит…

Он не договорил, но Натан, поняв, кивнул.

— Нам предстоит долгая дорога, — сказал старик печально. — Пойду скажу Юэллу, чтобы он вновь расправил холст.

Сверху за их спинами раздался тревожный голос Скаски:

— Нет смысла прятаться, Натан. Нас выследили.

Все повернулись в ту сторону, куда показывала Скаска. Не очень далеко от них с холма спускалась лошадь, на которой сидели двое солдат.

Никто не посмотрел в другую сторону, где у берега реки легкий послеполуденный воздух шевелил высокую траву. Это было простое совпадение, а вовсе не какое-то волшебство, по чистой случайности никто не видел стоящего по колено в траве и наблюдающего за происходящим Стенелеоса Магуса LXIV.

Двое ехавших на лошади солдат, увидев, что их заметили, слезли с лошади и пошли пешком. Старший, сержант, делал не допускающие возражений знаки рукой.

Стенелеос Магус отвернулся и, спустившись к реке, начал мыть в ней яркие квадратики бессмертной ткани.