Паутина будущего

Глава двадцать четвертая

Все посетители и служащие банка словно застыли на месте, затихли шепот и шелест бумаг. Мощные фигуры двух вооруженных полицейских из спецотряда угрожающе стояли у входа и ледяными глазами осматривали вестибюль.

Одетый в цивильную одежду сыщик, стоявший позади них, подошел к группе банковских служащих и о чем — то посовещался с ними. Следом, держась поодаль и от него, и от полицейских и делая вид, что он вообще ни при чем, в вестибюль прошел Уорэлл. Все стояли и ждали. Мэддок, широко раскрыв удивленные глаза, оглянулся вокруг и увидел, что никто не осмеливается встретиться с ним взглядом. Каждый смотрел вниз, либо в сторону, словно это могло помочь им оказаться где — нибудь в другом месте.

Инспектор повернулся и сделал несколько шагов вперед, сопровождаемый клерками. Стоящие в вестибюле люди увидели это и несколько успокоились. Кто — то из находящихся в здании — никто не осмеливался взглянуть на соседа, боясь, что это окажется именно он, — был преступником, но всем было очевидно, что законность будет соблюдена.

— Граждане, — авторитетно произнес инспектор, — я инспектор медицинской службы Куртис Фалько из Службы генетической безопасности. Здесь находится человек, который хочет устроить в нелегальные убежища генетических отказников. Если вы останетесь на своих местах, то…

Мэддока это вполне устраивало, так же как и Шарлин. В принципе они были вне подозрения и, следовательно, в относительной безопасности. Осталось только подождать формальной проверки и при всем благополучии выбраться отсюда.

И тут отключилось освещение.

В вестибюле словно взорвалась темнота, и Мэддоку показалось, что эта темнота вдруг обрушилась на него. Через несколько мгновений снова стало светло.

Мэддок, разумеется, не знал о существовании запасных электрогенераторов, но суть дела он понял очень хорошо. Когда гаснет один фонарь, то обязательно зажигают другой.

Шарлин, конечно, отлично понимала принцип работы дублирующих энергосистем. Это было ее дело. Будь у нее время, она попробовала бы кое — что объяснить Мэддоку. Но, когда снова включился свет, оказалось, что Шарлин исчезла. На полу, где она стояла, лежал ее чоп. Мэддок машинально наклонился и поднял его. Ощущение было необычным, но приятным.

Толпа подалась вперед; люди громко кричали от страха. Инспектор Фалько отступил назад. Освещение отключилось на столь короткое время, что паника закончилась, не успев толком начаться.

Мэддок все понял и едва заметно улыбнулся. Шарлин, бедная Шарлин была выдернута из этого мира Стенелеосом Магусом LXIV. Он ничего не видел, но ему это и не было нужно: Мэддок мог представить, как толстая, мускулистая рука, волосатая и длинная, появилась снизу из-под пола, схватила Шарлин за коленку и утащила вниз. Твердая материя была для Стенелеоса не более твердой, чем воздух.

Но кто погасил освещение? Стенелеос? Мэддок не был уверен в этом. Не в его правилах было столь грубо вмешиваться в жизнь людей.

«Ну, что ж, — подумал Мэддок, — похоже, все только начинается». Его сердце начало усиленно колотиться. Такого чувства он не испытывал уже много — много лет. В первый и, пожалуй, последний раз аналогичное ощущение возникло у него в одной из пивных в Корке, где он вызвался рассказать несколько соленых историй собственного сочинения. Короче, он испытывал волнение перед выходом на сцену.

Уорэлл видел его. Он подошел к Куртису и указал на Мэддока пальцем:

— Вот он.

Куртис посмотрел в глаза Мэддока. Ирландец, никогда в жизни не игравший в покер, даже не пытался ничего отрицать.

Последовало долгое молчание, двое мужчин внимательно смотрели друг на друга, и, странно, в их оценивающих взглядах было еще и определенное сочувствие. Они оценивали друг друга безотносительно к сложившейся ситуации, стараясь увидеть души за масками лиц. Мэддок — простодушный, смелый и умный человек — с достоинством ждал без видимых признаков страха или паники. Он просто смотрел на Куртиса и пытался понять, из какого теста сделан этот человек.

Куртис оценил выдержку своего оппонента. Надо сказать, что все это время он был начеку и в любой момент ждал от этого человека непредсказуемых действий. Внешность у подозреваемого была весьма любопытной: он был ниже ростом и шире в плечах, чем обычные люди, и, по правде говоря, красавцем его назвать было трудно. Пожалуй, только такие сумасшедшие, как Уорэлл, которые специально уродовали сами себя, выглядели более отталкивающими. Мужчина выглядел таким неуклюжим, нескладным и тем не менее безусловно вызывал к себе уважение.

Чоп в руках Куртиса высветил на компактном темном табло всю информацию о стоящем напротив человеке: неизвестен, нигде не зарегистрирован, никаких записей в базе данных, не идентифицируется, вооружен двумя единицами смертельно опасного оружия.

Последняя информация была немедленно передана полицейским, которые, не подавая виду, тут же привели в боевую готовность имеющиеся у них энергетические блоки, обеспечивающие возможность как защиты, так и нападения.

Лицо Куртиса помрачнело. Он всегда считал, что игры, подобные той, которую затеяли эти ребята, представляют собой логическую задачу — соревнование, в котором должны соблюдаться правила. Неужели только он настолько наивен, что сам соблюдает эти правила и требует того же от своих соперников? Так много преступников — мужчин и женщин — в последний момент вели себя неподобающим образом, пытаясь превратить игру «в преследование» в соревнование по стрельбе. «Неужели они не понимают? — недоумевал он. — Они не могут выиграть!»

— Стойте спокойно и не делайте глупостей, — сказал он жестким деловым тоном.

Чоп, который держал в руках мужчина, был отключен, но имел полный набор энергоканалов, готовых в любой момент испустить смертельные лучи. Куртис совсем не был уверен, смогут ли защитные системы стоящих за его спиной полицейских полностью отразить энергетический поток такой мощности, какой был способен создать этот прибор.

Другое оружие, которое мужчина держал под мышкой, было завернуто в какую — то ткань и меньше волновало Куртиса, хотя сам выбор такого оружия немало озадачил инспектора.

— Кто вы? — спросил Куртис, хотя он оценивал угрозу со стороны мужчины настолько высоко, что мог позволить себе применить силу.

— Мэддок О'Шонесси, мил человек, — ответил мужчина, прищурив улыбающиеся глаза.

— Бросьте ваш чоп, — приказал Куртис и сделал еще полшага в направлении к Мэддоку.

— Это вовсе не мой чоп. Насколько я понимаю…

— Я сказал: бросьте его! — еще более решительно скомандовал Куртис.

Опасность была настолько близка, что его руки словно налились свинцом, а в позвоночнике что — то защемило.

Мэддок колебался. Он видел, как окружающие люди старались отодвинуться подальше от него. Он вспомнил тепло, шум и пламя, извергнутые чопом Шарлин тогда, в пещере из паутины. Он вздохнул… и замер.

Вначале он подумал, что это ему только показалось. Но тут же Мэддок убедился, что все происходит наяву.

Словно черт из табакерки, за спинами двух вооруженных полицейских из — под земли выпрыгнула Шарлин. Мэддок увидел, как в полу образовалась большая дыра, тут же сомкнувшаяся после появления девушки, которая стояла, несколько ошеломленно моргая глазами. Ее явление было бесшумно, словно восход солнца, но для Мэддока это было радостное, сопровождаемое звоном колоколов воскрешение.

— Очень хорошо, — сказал Мэддок.

И неожиданно ловко и хитро метнул чоп, который пролетел мимо Куртиса и полицейских и попал прямо в руки озадаченной Шарлин. «Развлечемся немного», — подумал Мэддок. Шарлин, однако, некоторое время смотрела на прилетевший к ней чоп, затем чуть ли не с ужасом перевела взгляд на ирландца.

Ничего особенного, казалось, не происходило. Полицейские и инспектор, словно заторможенные, медленно развернулись лицом к Шарлин, которая опустилась на колени и рассматривала свой чоп со всех сторон, будто впервые видя его. Затем она отвела прибор в сторону, всем своим видом показывая, что не собирается использовать его как оружие.

Она собиралась что — то сказать, но в этот момент голубое стекло, из которого был сделан фасад банка, со страшным шумом треснуло и словно обрушилось в вестибюль тысячами сверкающих осколков.

Свет в банке снова погас и больше не включался.

Когда Шарлин начала проваливаться вниз, то ее первым ощущением было то, что она словно попала ногой в незамеченную раньше дыру в полу. И когда ее грудь, а потом голова оказались на уровне пола, то следующей мыслью было: почему мне совершенно не больно?

Первый подземный этаж банка проплыл мимо нее вверх; она успела увидеть помещение канцелярии и маленький кафетерий. Все казалось странно искаженным, словно весь мир вращался вокруг какой — то несимметричной оси. Она продолжала падать.

Второй подземный этаж, заполненный ящиками, сейфами и какими — то коробками, стоящими на металлических полках, пронесся мимо. Они шатались и подпрыгивали, когда Шарлин пролетала мимо, словно падали они, а не она.

Третий этаж: автомобили. Четвертый: тяжелые машины — рефрижераторы, насосы, смазанные машинным маслом и грозно скрежещущие в темноте…

Булыжники и сланец. Слой песка, глины. Ниже, ниже, ниже…

Рядом с ней стоял Стенелеос Магус LXIV, который теперь держал ее за руку чуть пониже локтя. Они вдвоем уносились в потаенные подземные пространства.

— Как вы посмели! — задохнулась от возмущения Шарлин.

Стенелеос посмотрел на нее, не произнося ни слова; в его глазах промелькнула чуть заметная искорка сострадания. Падение продолжалось.

— Сейчас же прекратите! — крикнула она.

Их движение постепенно замедлилось. Когда оно прекратилось совсем, Шарлин и Стенелеос оказались внутри огромного гранитного валуна. Это был удивительный камень, круглый и гладкий, будто отшлифованный ладонями богов.

Некоторое время Шарлин не сомневалась, что так оно и было. Она глубоко вздохнула, постепенно приходя в себя, и тут же с новой яростью обрушилась на Стенелеоса:

— Какое вы имеете право? Как вы смеете делать это?

Он терпеливо ждал, хотя ее возмущение и не думало убывать.

— Вы грязный подонок! — кричала Шарлин прямо ему в лицо. — Вор и вандал! За каким чертом вы утащили меня в подземелье?

Стенелеос долго молчал, затем опустил голову и, глядя куда — то в сторону, ответил еле слышно:

— Я хотел поговорить.

Гнев снова закипел в Шарлин, но на этот раз ей удалось взять себя в руки и не наговорить лишнего.

— Почему бы вам сначала не спросить разрешения? — возмутилась она.

— Это не спасло бы вас.

— Да кто вы, собственно, такой?

Мало — помалу необычность окружающей обстановки стала доходить до ее сознания. Она была внутри огромного гранитного шара весом в миллион тонн, гранит был гладкий, отшлифованный, словно знаменитый флорентийский мрамор.

Какая же здесь глубина? И почему она все видит? Ее удивление нарастало по мере ухода чувства гнева.

— А как вы думаете, кто? — спросил маг.

Она снова разозлилась:

— Хватит играть в загадки! Говорите без обиняков, кто вы, собственно, такой?

Он выпрямился и почти опустил руку.

— Стенелеос Магус LXIV. Я… — он остановился и, помолчав немного, неохотно продолжил: — Меня можно сравнить с генетическими отказниками вашего времени, Я тоже своего рода отказник.

— Кто же вам отказал в правах? Отвечайте же, будьте вы прокляты!

Его голос стал еще тише, теперь это был шепот, полный боли и мучений:

— Я уже проклят. Я добровольный отказник. И проклят я также по собственному желанию. А мое наказание — спасение людей.

— Чепуха, — фыркнула Шарлин. — Перестаньте городить всю эту бессмыслицу и ответьте мне прямо.

Стенелеос спокойно и печально посмотрел на нее:

— Вы верите в грех?

— Да. Ну и что? Я с таким же успехом верю в сломанные руки и ноги, а также в то, что в ваши глаза спокойно можно попасть кулаком, а можно промахнуться.

— Вы верите в то, что видите?

— Конечно… — Шарлин запнулась и растерянно посмотрела вокруг себя на окружавший ее подземный мир. — Н-нет, — прошептала она.

И никто бы не поверил. Стонущие от собственной тяжести скалы, красно — золотистые на изломах, вызванных землетрясением, гигантскими ступенями поднимались вверх. Горные массивы были прозрачными и смотрелись словно пластмассовое наглядное пособие в школьном кабинете геологии. Высоко вверху было видно дно и очертания побережья Тихого океана.

Далеко внизу, около расплавленного ядра, Шарлин видела пульсирующие сердце планеты. Как когда — то Мэддок, она увидела уродливого гнома с шишковатым лбом, бугристыми мускулами на длинных, словно реки, руках и широченными, словно страны, плечами. В одной руке у него был молот, которым он, сотрясая землю, бил по куску металла величиной с целую Калифорнию. Мощь и сотрясение были невообразимыми. Шарлин быстро отвела взгляд, словно карлик мог ощутить его и возмутиться.

— Вы верите в то, что видите? — снова спросил Стенелеос.

Его голос был по — прежнему тихим, но более спокойным. Это был высокий, резонирующий, слегка потусторонний голос, но после сверхъестественного зрелища гнома у гигантской печи он казался совершенно обычным и земным.

Шарлин подняла на него взгляд и в полном отчаянии стиснула зубы.

— Нет, — она с трудом восстановила самообладание. — Нет, не верю. Да и как я могу верить? Это какой — то бред, может быть, наркотик или просто сумасшествие. Все это не может быть наяву.

Рука Стенелеоса, державшая ее, была теплой, но окружавший ее камень создавал освежающую прохладу.

— Сомнение — это грех.

Шарлин резко повернулась и вырвалась бы от Стенелеоса, если бы тот не сжал крепче ее руку.

— Что вы имеете в виду? — спросила она, стараясь освободить руку, несмотря на то что это причиняло ей сильную боль.

Потом она перестала вырываться и посмотрела на мага более внимательно. В этом фантастическом, ирреальном подземном царстве он — то уж точно был настоящим и твердым на ощупь. Его мех, лицо, очертания фигуры — все было, с одной стороны, чужеродное, но, с другой стороны, какое — то странно знакомое, человеческое. Он не был карикатурой, причудливым сочетанием человека и кошки. Говорил он спокойно и тихо, держался с достоинством и обладал огромной мощью.

Она на некоторое время замолчала, чтобы послушать его и немного подумать. Наконец она сказала:

— Сомнение грешно. Насколько я понимаю, все выбранные вами люди — грешники?

Стенелеос медленно и торжественно кивнул головой.

— Мой грех, по — видимому, гнев, а не сомнение.

— Отчасти да. Ваш гнев для вас самих. С вами рядом ходит убийство. Но все же ваш главный грех — именно сомнение.

— А Мэддок? Он ведь тоже сердитый человек, не так ли?

— С ним то же, что и с вами: гнев только обостряет его истинный грех. Его грех — леность. Все, что было дано ему, он растерял. Все его таланты и умения пропали даром.

Шарлин прищурилась:

— С какого же времени это стало грехом?

Стенелеос отвел взгляд в сторону. Он не ответил, но Шарлин все поняла. Все законы имели начало вместе с возникновением космоса, и, безусловно, грех расточительства был одним из самых серьезных.

— А Валентин? Я не знала его, но Мэддок все время о нем думает. В чем он грешен?

— Он боялся.

Шарлин снова взорвалась от возмущения, нисколько не заботясь о том, что ее душа в настоящий момент оценивается и взвешивается на весах судьбы.

— В чем же здесь грех — то, черт возьми? Вы не можете ставить в вину человеку то, что он испытывает страх. Вы браните жертву за то, что она — жертва. Это неправильно!

И снова Стенелеос отвел взгляд, не желая, а может быть, просто не в силах встретиться взглядом со своей неистовой обвинительницей. Через несколько мгновений Шарлин поняла, почему. Она слегка отстранилась от Стенелеоса, насколько это позволяла его рука, теперь уже совсем слабо державшая ее, и негромко спросила:

— А ваш грех? В чем заключается он? Какое преступление вам вменяется в вину?

На этот раз он посмотрел ей прямо в глаза, будто находя в них какое — то утешение. Теперь она исповедовала его, а для него исповедь была самым трудным испытанием.

— Гордыня.