Печать правосудия

Глава 16. Первое дело

Признаться, я был удивлен увидеть своим напарником в патруле Соколову. В чистой и выглаженной форме, но теперь в штанах вместо юбки. Общий внешний вид от этого изменился не сильно. Молодые парни, как и прежде, врезались в урны и выходили на красный сигнал светофора, заглядываясь на сержанта. Вместо фуражки на голове у Соколовой сидела кепка с коротким козырьком, из которой сзади торчала тугая косичка. На этом её преображение не закончилось. К дубинке, чехлу для баллончика и наручникам прибавилась кобура. Берегитесь нарушители.

– Опаздываешь, – она посмотрела на часы.

– Стоп… а разве я не мешаю тебе развиваться как профессионалу?

– Не обольщайся, – он протянула наряд на патруль, где нужно было поставить подпись. – Я сказала Шумякину, что лучше напишу рапорт на увольнение, чем снова пойду в патруль с Агафоновым. Ты остался единственным свободным сотрудником.

– И всё же, что на счет моего низкого профессионального уровня и провокаций?

– Я разберусь, – она взяла подписанную бумагу и положила в карман. – За мной!

В этот раз маршрут отличался от привычной безопасной ковровой дорожке по центру. Не сильно, но хоть с намеком на предстоящую работу. По плану мы делали крюк к рынку, а затем возвращались в центр через набережную.

– Значит, ты попросила у Шумякина не ставить тебя с Агафоновым? – снова завел разговор я, когда стало слишком скучно топать по городу.

– Да.

– В сложившейся ситуации ты могла не просить, а требовать.

– К чему это ты?

– Не пойми ничего такого, – я предусмотрительно поднял руки. – Но учитывая твою слабость к рапортам… Богдан заслужил. Разве за такое поведение ему не светит, если не увольнение, то хотя бы строгий выговор?

– Я ничего не писала и писать не собираюсь.

– Вот как?

– Кажется, ты так ничего и не понял, Майоров, – она развернулась и посмотрела мне в глаза. – Думаешь, мне есть дело до этих детских разборок с Агафоновым?! Поверь, ничего страшного с моей самооценкой не произойдет после одного шлепка по заднице.

Я опустил глаза и проверил – в порядке ли её задница. Всё было очень даже хорошо.

– Алё! – она щелкнула пальцами у меня перед лицом. – Меня беспокоит, что сотрудники всё меньше обращают внимание на формальные вещи, вроде закона, устава и прав. Ты можешь считать меня занудой или ботаншей, но сейчас это именно то, что нужно ОБНИС. Если мы продолжим делать вид, что устав и присяга – пустые слова, то очень скоро ОБНИС превратится из самой влиятельной силовой структуры в организованную преступную группировку. Я написала рапорт на Агафонова, потому что он ведет нечистые дела с букмекерскими конторами возле вокзала. Я дважды просила его прекратить, но, к сожалению, на столь малые, – Соколова изобразила в воздухе кавычки, – преступления никто уже не обращает внимание. Все крутые дяди только и заняты тем, что твердят, какую важную работу мы делаем. Мы ловим суперпреступников, решаем супервопросы и предотвращаем супертеракты. На остальную мелочь можно закрыть глаза. И не только закрыть глаза, а иногда и самому поучаствовать, ведь нам так тяжело по долгу службы!

Диана замолчала и несколько раз глубоко выдохнула.

– Шумякин объяснил мне это тем, что силы апперов на улицах значительно превосходят силы обников.

– И это верно. ОБНИС приходится договариваться с кланами и бандами, но это не оправдывает тот бардак, который творится в отделениях. Есть вопросы и поблажки необходимые для обеспечения безопасности, а есть желание – полёглому срубить денег или овладеть властью.

– Звучит разумно, вопрос только в том: что ты можешь с этим сделать?

– Стать ещё одним маленьким грузом на весах правосудия, – Соколова мотнула головой, закидывая косичку за спину. – ОБНИС никогда не будет святым местом, но если в нем не станет таких людей как я, то все развалится куда быстрее. Я хочу поступить в надзорный отдел и стать той занозой в заднице, благодаря которой эта корявая телега ОБНИС все ещё будет двигаться вперед, а не буксовать на месте, пока полностью не закопается.

– Амбиции – штука хорошая.

– Да пошел ты.

Вот те на. Я и сам не понял, как не углядел в Соколовой идейного борца за справедливость. Изначально она показалась типичной выскочкой-отличницей. Впрочем, у меня было не так много времени, чтобы об этом размышлять.

Не стану скрывать, лично я склонялся к стороне Шумякина. Я и сам с улиц. Я знаю, что там творится, и как непросто иногда разговаривать с плохими парнями по букве закона. Никто не будет воспринимать обника всерьёз, если тот не покажет силу. Если пацаны с улиц будут уверены, что им грозит поездка в участок и обещанный правами протокол, то будут крыть обников трехэтажным матом и всячески их унижать.

Однако и в словах Соколовой был смысл. Нужен сдерживающий фактор, чтобы система не вышла из-под своего же контроля.

– И какие у тебя перспективы? – спросил я, когда мы остановились выпить кофе возле вокзала.

– Ты о чем?

Соколова к тому времени остыла.

– Как ты собираешься попасть в надзорный отдел?

– Через два года я закончу академию, получу звание лейтенанта и подам документы в центр. У меня хорошая характеристика, успеваемость и я рассчитываю удивить преподавателей дипломной работой.

Не подкопаешься. За словами Соколовой стояли конкретные поступки. Она знала что делает.

– А ты? – спросила она.

– Я?

– Тебя уже отмазали от колонии? Сколько ты должен отпахать, чтобы заслужить прощение родины? Удобно, наверное. Натворил дел на свободе, а потом переметнулся на другую сторону и теперь изображаешь служителя закона.

Возле ларька за автобусной остановкой я заметил подозрительного типа. Он уже третий раз подходил к магазинчику и делал вид, что приглядывается к товарам, хотя на самом деле его интересовали приезжие. В штанах цвета хаки, черных кедах с рюкзаком. Он подходил к магазину с разных сторон и размахивал руками, будто не знал куда их деть.

– Прости, – сказал Диана.

– Ага.

Я сдвинулся правее, чтоб лучше видеть парня.

– Нет, правда, – Соколова пошла за мной. – Ты дважды мне помог, а я… Мама говорит, что я иногда слишком серьезно воспринимаю работу и забываю жить. Возможно, она права.

– Ага, – я медленно пошел к магазину.

– Эй! – Соколова пошла следом. – Ты тоже, знаешь ли!.. Я не собираюсь с тобой откровенничать, потому ничего о тебе не знаю. Слишком уж странно выглядит твоя история. Если тебя прижали ОБНИСовцы и тебе грозила колония, то почему ты так себя ведешь? Разве тебе не следовало бы ходить по струнке и быть паинькой? Уходишь от разговора?!

– Т-с-с-с! – я шикнул на Диану и прижался к остановке.

– Иногда мне вообще кажется, что ты не тот, за кого себя выдаёшь! – она встала передо мной, загородив обзор. – Пропадаешь с занятий, потом появляешься. Шумякин вокруг тебя крутится, хотя с ним у тебя никаких родственных связей даже до третьего колена. Я проверяла!

Я скользнул рукой по спине Соколовой, поднялся выше, мягко обхватил её затылок, чуть впившись пальцами в волосы.

– Ты чего?! – она замерла, голос немного задрожал.

– Смотри! – я повернул её голову к магазинчику, чувствуя, как участилось её дыхание.

Подобное мне уже приходилось видеть. Парнишка со способностью, идеально подходящей для карманных краж. С четвертого подхода он нашел жертву – чуть полноватая женщина в кожаной куртке с меховым капюшоном и бежевой сумочкой на плече.

– Пацан в хаки, – я взял Соколову за плечи, развернул в сторону магазинчика. – Следи за руками!

Он по-прежнему ошивался неподалеку и делал вид, что всматривается в товары на прилавке. В ушах торчали наушники. Он раскачивался, хотя я сомневался, что он слушает музыку. Маскарад помогал скрыть его излишнюю подвижность.

Вдруг он подошел вплотную к очереди, спросил что-то через головы ждущих, толкнул парня, стоящего перед женщиной, а затем качнулся назад и выбросил руку.

Карманник высшего класса.

Отточив владение энергией на коротких дистанциях до идеала, он сформировал продолжение руки из энергии и потянулся к сумке. Когда видишь такое впервые, можно подумать, что рука аппера растягивается раза в полтора, а её окончание становится гибким, будто резина. Удар заостренной силой по дну сумки, подставленный в нужное место рюкзак и вуаля! Содержимое из сумочки вываливается в рюкзак. Мужик отчитывает пацана за чрезмерную настойчивость, тот извиняется, вешает рюкзак на плечо и отваливает. Чисто сработано.

– Стоять!..

Я вовремя прикрыл рот Соколовой, повернул её к себе, посмотрел в хлопающие от удивления глазки.

– Так ты его только спугнёшь.

– Муму-му-мумуму!

– Звони, если отстанешь, – сказал я и отпустил руку.

– Где отстану?

– Мне откуда знать? – ответил я и рванул за карманником.

Вокзальную площадь я пересек быстрым шагом и сократил расстояние между воришкой метров до пятидесяти. Потом у того, видимо, сыграла чуйка, он развернулся и уставился прямо на меня. Я сделал вид, будто ничего необычного не происходит, и пошел дальше, замедлив шаг. Он всё понял. Пискнули кеды, а из-за спины донеслось Дианино:

– Оставайся на месте!

Ага, конечно. Один из тех, кто послушается обника на вокзальной площади.

Побежали.

Вокзал остался позади, следом промелькнуло административное здание и заброшенный зал ожидания. С улицы он свернул к железнодорожным путям.

Прилично расходуя силу, я его нагонял. Ноги буквально отстреливали от асфальта и несли меня вперед. Но силы заканчивались. Мой уже привычный почти бесконечный запас сил, теперь не пополнялся. Извержения силы происходили в критических ситуациях, на всплесках эмоций или боли. Теперь же я гнался за воришкой и почти ничего не чувствовал. Откровенно скажем, мне было плевать на него. Вперед меня несли интерес и спортивная злость. В конце концов я уже больше месяца числился сотрудником ОБНИС. Пора было закрыть свое первое дело.

Он свернул перед пешеходным мостом и побежал вдоль путей. Его запас сил тоже заканчивался, тем более после трюка с растянутой рукой. Такая концентрация требует огромных ресурсов. Он всё еще не оказался в моих лапах только потому, что хорошо знал местность и неожиданно для меня петлял, прячась то за брошенными контейнерами, то за будками, то за кустами.

Спустя пару минут мы оказались в глубокой промке. Людей почти не встретишь. Он переметнулся на другую сторону путей перед поездом. Неплохой трюк, но слишком предсказуемый, чтобы я к нему не подготовился.

Машинист чуть не содрал с меня кожу оглушающим гудком и едва не проделал дырку в своей голове, крутя пальцем у виска.

– Работает ОБНИС!

Карманник протиснулся между плит, я – за ним. Дыхание к тому времени участилось, а ноги стали тяжелыми.

Может его с богом? В конце концов, кто знает в каких обстоятельствах он оказался?

– Туда! – крикнула Соколова, протискиваясь между плит.

– Ушел, кажется.

– Вон! – крикнула она и показала пальцем.

– А, точно – я упер руки в бока.

По моим прикидкам сержант Соколова должна была отстать ещё на вокзальной площади.

– Я побегу справа, а ты давай за ним!

– Конечно-конечно, – сказал я, глядя на раскачивающуюся косичку и стройные ноги.

Инициатива делает это с инициатором. Беги теперь!

Воришка оторвался метров на сто пятьдесят. Если я не догнал его, когда был свежим, то сейчас мои шансы заметно снизились. Нужно было действовать умнее. Я побежал вдоль забора, пока не приметил вытянутое здание. Судя по валяющимся неподалеку колесным парам и распиленным вагонам, это был заброшенный ремонтный цех.

Толкнувшись от бетонного блока, я взлетел на крышу вагона. Три шага по мнущемуся железу, и я на втором этаже. Осколки стекла, удар плечом о бетонный пол и стертый локоть придали мне сил. Всплеск в груди подогрел интерес.

Охота продолжается.

Через двести метров я вбежал по лестнице на третий этаж, выбил плечом деревянную дверь. Переход был захламлен. Мне пришлось пробиваться через столы, коробки с запчастями и стеллажи. Подталкиваемый силой, я разметал их по сторонам и приметил четвертую лестницу, ведущую на крышу.

Карманник привык обставлять преследователей в тесных закоулках на знакомой местности. Едва ли он подозревал, что кто-то будет смотреть на него с высоты. Я заметил его в сотне метров. Он перешел на быстрый шаг и оглядывался перед каждым поворотом. Добыча у него в рюкзаке, хвост скинут. Намечался отличный день, если бы не рухнувший на него с высоты четвертого этажа курсант ОБНИС Майоров Никита.

Глухой удар, под нашими телами прогнулась земля. Я сел и посмотрел, как карманник стонет и скручивается, будто придавленная гусеница.

– У тебя есть право хранить молчание. – сказал я. – Все, что ты скажешь может быть использовано против тебя…

Засранец не дал мне закончить киношную фразу. Он выгнулся, сформировал клинок на вытянутой руке, полоснул меня по груди. Сил у него осталось немного, да и контузия давала о себе знать, если бы он поднял руку повыше и напрягся – вместо царапины на груди и разорванной кофты все могло закончиться перерезанным горлом. Я ударил воришку справой. Тот отлетел на метр, перегруппировался, вскочил на ноги, ломанулся дальше.

Живучий, зараза.

Стоять. Я словил его за шлейку рюкзака. Тот потянул на себя. Мы замерли в перетягивании каната. Бросай рюкзак и беги, дебил! Нет? Ну как знаешь.

Мысленно я посчитал до трех, рванул на себя, приложился в бороду, схватил его за горло, прибил спиной к стене, дважды приложил головой о стену. Он поднял руку, но я тут же перехватил её и сжал.

Карманник дышал через раз. Он побелел, из носа потекла кровь, в глазах собрались слезы. Из-за полностью израсходованной силы его потряхивало.

В этот миг я ощутил свое превосходство. Нет, не в том плане, что я – крутой, а ты – грязь из-под ногтей. Силовое превосходство. Я сжимал его руку и чувствовал, что способен его заглушить. Кажется, и он в этот момент что-то. Страх потерять силу читался у него в глазах. Он задергался ещё сильнее, но его движения походили на предсмертные судороги. Он и сам больше не верил в свою способность сопротивляться.

Его рука похолодела, а затем вдруг стало горячей. Скопившаяся сила потекла в разряженное пространство моей руки. Я наливался силой, а карманник увядал и слабел.

Через пятнадцать секунд наполнение остановилось. Воришка к тому времени почти отключился. Если в нем и остались силы, то лишь едва заметные крохи. Теперь его нельзя было назвать даже рассеянным, не то что аппером со способностью. Он стал почти пехом. Пехом с остатками силы на уровне статистической погрешности.

Вот так это и работает.

Канал из его руки в мою напоминал трубу, и я должен был его перекрыть – самая сложная часть. Это и называется – наложить печать. Вспоминая наставления Скора, я отпустил часть энергии назад и задержал её на стыке. Теперь нужно было сфокусировать внимание и…

Раздались выстрелы. В полуметре от меня в забор прилетели две пули, нас осыпало бетонной крошкой. Потеряв фокус, я не удержал печать. Сила, точно из пробоины, почти мгновенно перетекла обратно в тело карманника.

– Отпусти его! – крикнула Соколова, подходя к нам с пистолетом в руках.

Упс. Я разжал руку. Карманник рухнул на землю, запутался ногами в проволоке. Его повело, он сполз в лужу отработанного машинного масла.

– Ты чуть его не убил!

Соколова вернула пистолет в кобуру, оттолкнула меня, нащупала у воришки пульс. Убедившись, что преступник будет жить, он вскочила и уставилась на меня:

– Совсем с ума сошел?! Ты чем думал, вообще?! Ты хотел его прикончить за украденный кошелёк?!

Мде. Пускай я преследовал совсем другие цели, но парнишка и в правду едва не умер. Только сила, которую я не смог удержать, его и спасла. Если бы у меня и получилось наложить печать, вряд ли её можно было бы назвать успешной. С таким же успехом пацану можно было прострелить голову. И ведь я этого почти не заметил. Охваченный властью над силой карманника, я чуть его не прикончил.

– Немного перестарался.

– Немного?!

Вор закашлялся. Сила вернулась в тело, помогла восстановиться. Его ноги по-прежнему лежали спутанными в проволоке, а рукав от кисти до плеча пропитался маслом. Он моргал, пытался вспомнить, что с ним произошло.

– А это что?!

Диана присела на колени, закатала рукав карманника. На правой руке у того остался обожженный отпечаток моей руки. След, состоящий из волдырей и запекшейся кожи, в котором явно различались пальцы и ладонь. Сама рука похудела в полтора раза, сквозь бледную полупрозрачную кожу виднелись синие и фиолетовые вены.

– Что это?! – Соколова уставилась на меня.

– Без понятия, – солгал я, поглаживая свою ладонь, целую и гладкую.

… … …

Джинг вошел в зал стрип-клуба и потер голову. Капельки, оставшиеся после дождя, осыпались на пол. Его интересовала в дверь с надписью: «Вход только для персонала». В руке он нес гремящую железом сумку «Фермерские продукты».

Он пошел через толпу мужиков с купюрами в руках. Чаще случайно, а иногда и ради забавы он толках мелких людишек. Достающие в лучшем случае ему до плеча, они извинялись, послушно кивали, освобождали проход.

Шоу с огнями, кольцами, пеной и мокрыми майками он видел по десять раз каждое. Сейчас он лишь отмечал взгляды охранников. Каждый был занят своим делом. Все как на подбор ростом сто девяносто плюс китайцы с отличной физ подготовкой и навыками боевки. При виде Джинга они опускали глаза в пол, кланялись, бормотали неразборчивое «Рад видеть вас, господин Джинг».

Он вошел в подсобку, протиснулся в тесном коридоре, приложил чип-карту к замку. Загорелся зеленый огонек, Джинг подумал:

«Однажды чип не сработает, загорится красный огонёк, это будет означать, что жить мне осталось несколько минут».

Он пригнул голову и вошел в штаб-квартиру Сынов Си. В дальнем углу на черном кожаном диване в форме буквы «П» сидел Ксан Си. В трех метрах от него возле закрытого фонтана, падающего с потолка, на коленях стоял человек.

«Очередное пятничное застолье» – подумал Джинг.

Охранник проверил его металлоискателем, тут же извинился за предоставленные неудобства и показал рукой к боссу.

Огромное тело Джинга отражалось в зеркальном потолке и в глянцевой черной плитке. Будто не один человек шел по залу, а двигалась целая толпа. Тем не менее внимания Джинг не удостоился. Куда более интересные события разворачивались возле босса.

Ксан сидел на краю дивана, сильно подавшись вперед. Ещё немного и он сползет на корточки, чтобы быть на одном уровне с человеком, который стоит на коленях.

Как обычно Джинг остановился в двух метрах от дивана, дождался разрешающего кивка от Ксана. Всё понятно: можно остаться здесь и ждать, когда позволят говорить.

– Так на чем мы остановились?

– Мистер Ксан, – всхлипнул мужик. – Дайте мне ещё неделю.

– Ещё неделю?

– Я верну всё плюс проценты. Моя жена сломала ногу, и я вынужден был смотреть за детьми.

Босс был одет в стилизованный под кимоно черный пиджак и потёртые джинсы. Джинг часто задавался вопросом: сколько Ксану лет? Должно быть около сорока, но выглядел на двадцать пять. Сомнения вызывали лишь его то ли пепельные, то ли седые волосы. Какой-то молодой старик в кимоно и джинсах. Так на него влияла способность.

Джинг опустил глаза, посмотрел на шар в руках Ксана. Удивительно. Как шар не развалился за столько лет? Серебряная полая оболочка с черными окалинами по краям. Если бы не пламя, его можно было бы спутать с елочной игрушкой.

– Долг не очень большой, – сказал мужчина. – Я могу продать квартиру. Хотите? Я пристрою детей на время к сестре, а квартиру продам, деньги будут у вас уже после завтра. Хорошо? Господин Ксан, хорошо?!

Босс перекинул шар в правую руку. Пламя затрещало, всколыхнулось, вырвалось сквозь прорези. Огонь скользнул по ладони, просочился между пальцами, вернулся обратно в шар.

Мужик просил, приводил логичные аргументы, но его исход был предрешен. Ни одна пятница ещё не закончилась по-другому.

Ксан подошёл к мужчине:

– Протяни руки.

– Умоляю!

– Пожалуйста, протяни руки.

– Господин Си, я прошу вас!

– Не бойся, – тихо сказал Ксан.

«Они знают, что произойдет дальше, но всегда делают то, что он просит. Сила Сынов Си настолько велика, что лишь своим присутствием ломает волю к сопротивлению» – подумал Джинг.

Мужчина протянул руки, Ксан положил в них шар. В руках врага артефакт вспыхнул, пламя вырвалось наружу, охватило руки, тело, голову и сожрало беднягу в считанные секунды. Предсмертный крик оборвался всполохами и треском.

Припав позвоночником к фонтану, на земле сидел обугленный скелет. Под потолком включились вытяжки. В помещение вбежали пять работников в белых комбинезонах, принялись убирать останки. Ксан взял из рук сожжённого шаг и сел на диван.

– Что у тебя?

Джинг положил сумку перед Ксаном, вывернул содержимое. Три ствола с эмблемой Сынов Си на рукояти.

– Юшен пожелал выйти из клана, – сказал Джинг. – Ему не понравилось, что никто не отомстил за смерть его брата.

– Захотел с нами расстаться? – Ксан поднял брови.

Джинг кивнул.

– И как? У него получилось?

В памяти Джинга всплыло изуродованное после молотильни тело. Джинг мог пристрелить его, но так стая лучше запомнит урок – никогда не перечить вождю. Пришлось использовать молотилку. Двадцатью ударами со скоростью иголки в швейной машинке он вбил Юшена в стену. Когда Джинг закончил, в образовавшемся проломе с трудом можно было хоть что-то разобрать. Смешанные конечности, одежда, кирпичи.

– Ещё два ствола – это стволы его приближенных, – продолжил Джинг. – Этих я убивать не стал. Они пошли за Юшеном, потому что были ему верны. Я забрал их стволы и разжаловал до посыльных.

– Ну-у-у…, - Ксан покачал головой.

Будь воля Ксана, он бы всех испепелил.

– Как знаешь.

– Господин Ксан, – Джин опустил голову.

Проверенная временем привычка. Часто на эмоциях Ксан вытворял вещи, о которых потом жалел. Нередко неудачниками становились гонцы плохих новостей. Джинг знал, что лучше предупредить Ксана об этом языком тела, а уже потом произнести вслух.

– Что?

– Юшен понёс наказание, но это не избавит клан от разговоров.

Ксан отвернулся к стене. Он и сам всё понимал, однако ситуацию нужно было проговорить. Когда ведешь дела с Ксаном, даже самые малые недосказанности могут обернуться большими проблемами.

– Наши люди жаждут мести, – продолжил Джинг и смахнул капельку пота со лба. – Никто не хотел бы оказаться на месте Киома. Обник прикончил его и покалечил помощников. Люди не понимают, почему Сыны Си до сих пор не покарали виновного. Лично я понимаю, что терки с правительством – дело опасное, но они хотят что-то услышать.

– Они хотят чего-то от меня? – Ксан откинулся на спинку дивана и поиграл с шаром.

– Верно, господин Ксан.

– Они хотят ответа? Мести? Ну тогда скажи им, что скоро они получат этого обника. Вопросы о том, чтобы его вычеркнули из системы и принесли нам на блюдечке, ведутся на самом верху, – Ксан показал пальцем в потолок. – На САМОМ верху.

– Я вас понял, господин.

– Уходи!

– Всего доброго.

Джинг покинул комнату, а Ксан развалился на диване, прижал шар к лицу. Пламя вырвалось сквозь щели, облизало кожу.

Дракон поел. Дракон хочет играть.