Печать правосудия

Глава 21. Арена

Передо мной лежало заявление. Коломов и ещё какой-то майор, которого я видел впервые, расхаживали по кабинету. То они звонили, то им звонили. Кабинет начальника ОБНИС напоминал диспетчерскую службу.

Как же так вышло?

Главной целью Сынов Си оставался я, и с тех пор ничего не изменилось. Кому понадобился Шумякин? Это было как-то связано со мной или простое совпадение – Шумякина грохнули личные враги? Я посмотрел на Коломина. Мог ли начальник отдела сделать это после предъявленного компромата? Сомневаюсь. Коломов был слишком нерешительным. Он и сейчас блеял в трубку, постоянно извинялся. Ему такое не по зубам. Тогда кто? Сыны Си?

Шумякин обещал мне что-то рассказать. Теперь обещанию не сбыться. Его нашли мёртвым в переулке рядом с домом. Три пули в тело, контрольный в голову.

Сообщение о смерти Шумякина пришло Орлову согласно ранее оговоренной инструкции. У Орлова на этот случай были определенные обязательства. Я не спрашивал – какие именно, – но он дал понять, что меня они не касаются. Орлов предложил помощь и заверил, что при должной осторожности меня не скоро найдут у него в квартире. Я отказался.

Всё разворачивалось слишком быстро, становилось всё более запутанным. Запереться в комнате – не выход. Желание узнать правду вытолкнуло меня наружу. Не придумав ничего лучше, я приехал в ОБНИС. Отделение стояло на ушах. Все суетились, ходили с выпученными глазами, расспрашивали друг друга о случившемся.

Охрану обо мне предупредили. Едва я вошёл в отделение, как они проводили меня в кабинет Коломова. История «перспективного» печатника заканчивалась быстрее, чем можно было себе представить.

– Прости, Никита, – сказал Коломин. – Похоже, мы совершили ошибку. Подполковник Шумякин возложил на тебя слишком большие надежды. Это в том числе и моя вина. Мы хотели легко и без лишних затрат решить проблемы отделения, но вышло иначе.

– Вы знаете, кто его убил? – спросил я.

– Расследование только началось, но зацепок немного, – Коломин скинул входящий звонок. – К большому сожалению я вынужден признать, что твой проект провалился. Ты так и не сумел наложить печать. Нам нечего предъявить в центр. Зато мы видим, во что это вылилось. Понимаешь?

Я не стал говорить, что способен наложить печать. И не стал просить его дать мне шанс. Теперь это не имело смысла.

– Его убили из-за меня?

– Я этого не говорил! – Коломин пожал плечами. – Я этого не знаю! С этим будет разбираться следствие. Я ведь говорил ему, что мы зашли слишком далеко. Уговаривал его вернуть всё назад, но он… В общем, всё закончилось так, как закончилось.

– Коломин уже получил соответствующие указания, – сказал незнакомый майор.

Полковник Коломин посмотрел на него, а затем повернулся ко мне:

– Прости, но мы вынуждены тебя отстранить. Это не моё решение. Выбора у нас нету. Предлагаю тебе написать заявления по собственному, а если нет, – Коломин сунул руки в карманы и отвернулся к окну. – У меня есть рапорт от Агафонова Богдана о твоем нападении в классе. Так что…

Коломину снова позвонили. Кто-то важный. На этот раз он не осмелился сбросить.

Передо мной лежало заявление на увольнение по собственному желанию сегодняшним числом. В шапке печатными буквами стояло: «от Майорова Никиты».

Майоров… С первых лет жизни я знал, что живу с приёмными родителями. Удивительно, но меня никогда не интересовала настоящая фамилия. Временами я задумывался о своих родителях, но чаще мои размышления заканчивались мыслями об их смерти.

Тот последний разговор с Шумякиным. Он знал обо мне с момента моего рождения, знал про наличие способностей.

Я черканул на бумажке закорючку, бросил ручку на стол. Майор и полковник по-прежнему висели на телефонах. Я вышел, оставив дверь открытой.

… … …

В раздевалке пахло потом. Мне предложили шорты и боксёрские ботинки, но я отказался. Спортивные штаны, майка, кроссовки. Весом чуть меньше семидесяти я буду выступать против ста восьми. Выйти на арену в шортах с голым торсом – означает выглядеть последним аутсайдером. В одежде разница будут менее заметна.

Даже сквозь стены я слышал гул толпы. Арена бодигардов с нетерпением ждала очередного шоу. Удивительно, но я и предположить не мог, как сильно раскрутили этот бой. Я принял его в самый последний момент, но Белобрысый браток был слишком уверен в своём плане.

– Первый раз на моей памяти такое, – сказал мужик с фиолетовыми мешками под глазами, раскладывая на лавке бинты и пластыри. – Даже не знаю за кого болеть. Со одной стороны, жалко Гремлина – ты сломал ему карьеру, а с другой стороны, – пацан ты ещё совсем. Покалечит же…

Про Арену бодигардов я слышал и раньше. Лет десять назад, когда она только появилась, арена выполняла совсем другие функции. Потому и название такое. Апперы из разных охранных агентств, телохранители и частные спецы спарринговались между собой, чтобы поднять навыки и держать себя в форме. Слухи о боях быстро выползли за стены арены. Появились желающие посмотреть на поединки профи, многие согласились заплатить за подобное зрелище.

Так из спаррингового центра профессионалов арена превратилась в подпольную бойцовскую лигу. Людям нравилось. Из коморки под бассейном организаторы перешли в зал побольше, а спустя несколько лет отстроили собственную спортивную арену на три тысячи зрителей. Профи из охраны не могли выступать там каждые выходные, а зрители требовали. Поэтому в арену стали приходить люди с улицы, бывшие спортсмены, апперы из банд и все те, кто хотел попробовать себя в боях, а ещё урвать кусочек славы и денег.

– Давай руку! – сказал ассистент и наклеил первый пластырь. – Значит брехня всё это?

– Что?

– Ходят слухи, что ты ему руку так сжал, что все кости в порошок раздробил.

– Брехня.

– Так я и думал.

Слухи, сплетни и надуманный хайп – главная особенность арены. Организаторы знали, что для привлечения интереса к бою желательно иметь не только хороших бойцов, но и историю. Готов спорить, что нашу историю с Гремлином исковеркали до неузнаваемости, лишь бы завести толпу и продать побольше билетов. Чего уж говорить, на афише нашего боя пацан с моим прифотошопленным лицом обладал правой рукой качка-мутанта-бодибилдера. Они нарисовали мне кулак размером с голову, а поединок обозвали: «Битва за право быть собой», чтобы это не значило.

По правде сказать, я оказался здесь почти случайно. Покинув ОБНИС, я брел по скверу, плохо соображая, что делать дальше. Мне пришло сообщение от Гремлина. Оно пестрило угрозами и ультиматумами. Внутренние приливы силы к тому времени участились настолько, что я не успевали их гасить, и тогда подумал: «Почему бы не выплеснуть их во вне, тем более для этого нашелся подходящий вариант».

Ассистент по имени Николай был кем-то вроде бесплатного адвоката для преступников, только в мире боев на арене. Топовые бойцы приходили со своими тренерами, помощниками, массажистами, а новички вроде меня пользовались услугами бюджетных ассистентов. Тем не менее, с бинтами и пластырями он справился, а ещё дал мне совет:

– В первых раундах, пока у него сил много, держись подальше, – он выставил перед собой ладони и развел их на ширину плеч. – Он будет лупить импульсами. Попадешь под один – считай калека. Ну а если пару раундов продержишься, то можешь работать ближе, – он свёл ладони. – Со временем импульсы перестанут быть такими опасными.

– Понял, – я постучал кулаком в ладонь. – Погнали!

– Эх! – он улыбнулся и поспешил за мной. – Молодежь…

Коридор закончился раздвижными дверями. Там скопились мужики в черных футболках, парень с наушником затормозил меня вытянутой ладонью и прислушался к командам в ухе. Под возгласы ведущего толпа разогревалась. С каждой минутой расслышать голоса людей, а вскоре и свой собственный становилось всё сложнее.

– Пошёл! – крикнул парень.

Мужики открыли двери, выстроили проход из своих тел, мы вошли в зал. Свет прожекторов, дым, музыка, крики зрителей. Ничего себе встреча. С потолка посыпались конфетти, из сопел вблизи арены вырвались две струи пламени. Басы долбили так, что закладывало уши, а толпа, словно соревновалась с ними, сотрясая стены гулом. Ведущий орал до хрипоты в горле, но я всё равно его не слышал. Кажется, он обозвал меня Майоровым «Железным Кулаком» Никитой. Пусть будет так. Беруши спортсменам не полагаются?

В центре зала возвышалась восьмиугольная сцена. Её не огораживали ни канаты, ни клетка. Такая конструкция, к слову, была главным отличием арены пехов от арены апперов. Пехи использовали материальные конструкции, а апперы – силовые. Это не только придавало зрелищности и новизны шоу, но и играло вполне прагматичную роль. Бойцам на арене разрешается использовать любые способности и силы. Канаты и даже железо – не самая надежная конструкция, чтобы защитить зрителей от промахов или рикошетов, а вот силовое поле проблему решает отлично.

Поднявшись по ступенькам, я остановился в синем углу. Повертел головой. Зал был заполнен процентов на девяносто. Чем ближе к арене, тем сильнее толпились зрители. По правде сказать, я был немного не в своей тарелке. Последний раз я дрался на публике лет пять назад; выходил с Кислым раз на раз за гаражами, а смотрели на нас целых три класса, не считая девчонок. На арене людей было чуточку больше, чем три класса. Хотя тогда обосраться было даже страшнее, чем сейчас. Тогда впереди у меня была целая жизнь, испортить репутацию – непростительная ошибка. Сейчас плевать. Никто не может дать мне гарантий дожить до завтра. И Гремлин тут не причем. Его-то я, как раз, собирался хорошенько отмудохать.

Уши привыкли к шуму, я стал понимать слова ведущего.

– … его оппонент в красном углу ветеран Арены бодигардов, участник спец операций в горячих точках, инструктор по силовой борьбе, двукратный победитель турниров «Стальной путь», постоянный участник сборов предранговых профи, обладатель двух рекордов в «Марафоне грязи», мастер холодного и огнестрельного оружий, признанный на международном уровне руководитель охранных предприятий и обладатель одной из самых опасных и смертоносных способностей в мире под названием импульс!

Комсомолец, просто красавчик, ездит на Мерседесе, выгуливает собаку одной рукой, ест вилкой, смотрит глазами, пукает попой.

Охренеть у него титулов! Ещё чуток и завалит меня одним лишь грузом своих медалей.

Эй, почему не рассказали, что я перед боем два бургера за раз съел?

Он появился в красном выходе. В камуфляжных штанах и черной майке-алкоголичке. Рев толпы, крики ведущего, дым, огонь. За Гремлином, в отличие от меня, шли двое: Белобрысый и мужик с водой и полотенцем. Гремлин тоже не приветствовал публику, ничего не кричал и просто взошел на арену, хотя тут было принято исполнять трюки с применением силы.

Этот бой отличался от привычных боев на арене. Мы сражались не за славу и не за деньги. Тем не менее, зал гремел похлеще чем на титульных боях. Публика поверила в нашу историю. Впрочем, это было не так сложно, потому что большая часть являлась правдой. Гремлин сражался за свою честь и репутацию, а я… Белобрысый наверняка думал, что – за здоровье друзей и близких. Так ли это? Отчасти да. Конечно, я не хотел, чтобы моим близким навредили. Но в то же время я сражался, потому что… ну вроде как выпал свободный вечер перед тем, как меня грохнут. Почему бы и не подраться?

Гремлин был лишь немногим выше меня. Основная разница в массе, на которую, на арене никто уже давно не обращал внимания. Тут сражались апперы. Внутренние силы и способности бойцов с лихвой перекрывали разницу в физических параметрах. В данном поединке я выглядел аутсайдером – семь к одному на мою победу – не из-за веса или роста. Гремлин обладал импульсом, а я…

– Не часто на нашей арене можно увидеть бойца с рассеянной силой, – ведущий навалился на микрофон, заставив толпу чуть притихнуть – Такое в истории Арены бодигардов бывало всего дважды, и дважды рассеянные проигрывали нокаутом. Статистика говорит не в пользу нашего дебютанта, тем не менее у него в кулаке припасен козырь, посмотрим, как он им распорядится!

Свет в зале погас. Прожекторы осветили ринг с тройной мощью. Тысячи людей в зале погрузились в темноту, но не исчезли. Они кричали, хлопали, топали, требуя начала поединка.

– А теперь давайте на минуту оставим наших бойцов и поприветствуем диффенсеров сегодняшнего вечера!

Ведущий называл имена, проекторы один за другим высвечивали диффов. Их было восемь человек – по одному на каждый угол арены. Они сидели на специальных возвышениях, чтобы находиться на одном уровне с бойцами.

– Да начнется шоу!

Диффы подняли руки. Обращение с силой – дело сугубо личное. Они пытались изобразить подобие симметрии, но каждый выпускал силу вовне своим уникальным способом. С небольшим рассинхроном каждый из диффов создал рядом с собой силовой сгусток голубого цвета. Энергия была потрачена, дальше – преобразование. Распределяя потоки и согласовывая действия с соседними диффами, они растянули свои сгустки по периметру октагона. Вскоре арену закрыл бесформенный купол, силовые поля диффов соединились. Оставалось лишь придать общему силовому полю презентабельный вид. Они выпрямили стены, потолок, создали силовые уплотнения на каждом углу, которые напоминали столбы. Над восьмиугольником сцены образовалась правильная клетка с закрытой крышкой.

Стало намного тише. Будто я сел в машину, оставив толпу за окном. Шаги внутри октагона теперь отдавались эхом. Остались только мы вдвоем. Я и Гремлин.

Он разминал кисти, смотрел на меня. Я не видел в его глазах ярости, лишь немного злости с каплей презрения. Он долго шел к этому моменту. Приближался его триумф и очищение.

– Первый раунд!

Гул толпы навалился на стенки октагона. Я почувствовал взрыв, спустил тормоза. Можно не сдерживаться. Погнали!

Мы сходимся в центре. Я подсаживаюсь под прямым в голову, пробиваю по корпусу. Он перенаправляет энергию, но я разбиваю её. Мой удар несет куда больше силы, чем он предполагает. Гул прорубаемой защиты, он сгибается, открывается для удара в голову. Я выстреливаю в челюсть. Моя рука доставляет ядерный заряд, а Гремлин прогибается и бьет импульсом.

Ноги отрываются от земли, переизбыток силы гасит импульс внутри, но не снаружи. Я пролетаю пять метров и бьюсь о стенку октагона. Силовая защита мягче железных опор. Толкаюсь руками от пола и вновь стою на ногах. Гремлин выплывает из угла с затуманенными глазами. Задействует регенерацию, обволакивая почерневшую кожу на бороде и щеке.

Ведущий захлебывается в собственных криках. По силовому полю октагона прокатывается рокот толпы.

Вскидываю руки, сокращаю дистанцию. Уворачиваюсь от двоечки в голову, но пропускаю ногой в живот. Трясутся колени, переданная сила Гремлина, будто червь, вгрызается внутрь, а я гашу её выбросом. Ловлю Гремлина на подшаге, пробиваю лоукиком под колено, насаживаю проседающее тело на апперкот.

– ОХОХО! – заполняет голос ведущего аквариум арены. – Вот это да!

Борода Гремлина разъезжается в стороны, на грудь хлещет кровь. Он запрокидывает корпус назад, будто собирается станцевать лимбо. Затем сила обволакивает его со спины и, будто невидимая рука помогает восстановить равновесие.

Идёт в атаку, я встречаю ударом ногой в грудь. Гремлин срезает меня по опорной, я падаю на руки, тут же толкаюсь от пола и возвращаюсь в стойку. Он хватает меня за горло, я – его. Я сжимаю в разы сильнее, у Гремлина гаснут глаза, он находит в себе силы использовать импульс. Меня отбрасывает в угол, я группируюсь в воздухе, приземляюсь на ноги.

Набегаю, пока не откатился импульс. Подставляюсь блоком под удар с правой и дважды пробиваю по корпусу. Первый удар срезает защиту, второй ломает ребра. Делаю ложный замах левой, пробиваю прямой с правой. Гремлин падает на задницу, переговаривается через голову, встает на ноги. Нос сплющен в лепешку, кровь должна литься на арену точно из шланга, но удерживается регенерацией. Распухшее и рассеченное лицо почти не узнать.

Звучит гонг. Диффы намеренно создают в оболочке октагона дыры. Сквозь них меня едва не сносит ревом толпы. Ведущий хрипит и забрызгивает микрофон слюнями. Я отхожу в угол, где диффы сделали проходы для тренеров и команды.

Николай ставит для меня стул и протягивает воду:

– Неплохая работа.

Я его не слушаю, я смотрю на Гремлина в противоположном углу. Он лишь на секунду встречается со мной взглядом, а затем отворачивается. Белобрысый хлещет Гремлина по щекам и показывает что-то на пальцах. Гремлин отмахивается и кричит, Белобрысый падает на пол и скатывается с арены.

Николай машет полотенцем. Я пью воду. Что там по силе? Проверяю ощущения внутри. Много. Немерено. Бездонная бочка, мать её.

Ведущий объявляет второй раунд.

Пошатываясь, Гремлин выходит в центр октагона. Его плечи опустились ниже, корпус потяжелел, за гематомами и рассечениями на лице не разглядеть эмоции, но я читаю их по глазам. В них горит огонь, пылает ярость, искрит бешенство. Я отвечаю ему улыбкой.

С первой же секунды он использует импульс. Я оказываюсь в трех метрах правее и чувствую лишь край проходящей мимо волны. Он зол, но это плохая злость. Злость отчаяния. Я приближаюсь к нему неспешным шагом, до отката следующего импульса уйма времени.

Гремлин больше не бьет в ответ, он защищается. Я пробиваю его через блоки и каждые тридцать секунд роняю на пол. Его ноги трясутся, отбитые руки таскаются вслед за корпусом, ноют сломанные ребра, гудит изувеченная голова. Из шести импульсов от достает меня только одним. Опустошенный и обессиленный тот напоминает обычный толчок. Его капа падает на пол, я пробиваю серию в голову. Он опирается на стенку октагона, с кашлем выплевывает на арену зубы.

До окончания второго раунда остаётся двадцать секунд. Всё это время я стою перед ним и смотрю в глаза.

Этого ты хотел?

Звучит сирена. Дифферы дырявят стенки октагона, но я не слышу рёв толпы. В зале царит молчание. Где-то вдали прокатывается волна перешептываний, но зрители больше не кричат.

Я возвращаюсь в свой угол и протягиваю руку. Бутылка воды ложится в ладонь, а затем я слышу незнакомый голос:

– Привет, Никита.

Оборачиваюсь. Николай стоит в стороне в окружении трех китайцев, а четвертый, улыбаясь, отдает мне воду.

– Сыны Си пришли посмотреть на твой последний бой, – говорит он и кивает к трибунам.

Я смотрю по сторонам. Они стоят повсюду – по паре человека напротив каждого ребра октагона. Некоторые прячут руки за спиной, другие не стесняются держать оружие. Я веду взглядом дальше и нахожу в вип-ложе ещё одного. Китаец смотрит с высоты третьего этажа, он главный.

Шумякин всё рассчитал. Как раз к вечеру Сыны Си получили разрешение – забрать мою жизнь. Но моё время ещё не закончилось. Остался один незавершенный бой.

– Спасибо, – я возвращаю китайцу бутылку. – Полотенцем помаши!

– Аха-ха! Хрен тебе!

Хватаю его за плечо, сжимаю. Хрустят суставы, кости. Он вползает на арену ведомый моей рукой. Скулит и стонет.

– Маши! – приказываю я.

Находясь в полуобморочном состоянии от болевого шока, Китаец стоит на коленях и обдувает меня полотенцем. Я смотрю на главного в вип-ложе. Тот смотрит на меня.

Начинается третий раунд. Гремлин выходит на середину, выпускает импульс. Я блокирую его руками. Он выпускает второй и тут же – ещё один. Импульсы лишь пошатывают меня, заставляют отойти на пару шагов назад. Гремлин прогибается, его глаза чернеют, из легких рвётся хриплый крик. Он выпускает ещё четыре бесполезных импульса.

Гремлин отступает к стене, сползает на пол. Он использовал бустерные запасы сил и без помощи лекарей уже не встанет. Он обездвижен, сломлен, потерян.

Мои шаги отбиваются в октагоне эхом. Он содрогается, я опускаюсь рядом, беру его за руку. Ощущаю хранилище сил, но сейчас оно опустело. В его глазах скапливаются слезы.

Разряжаю руку и вытягиваю на себя остатки сил. Останавливаюсь, запечатываю канал. Гремлин выпучивает глаза, белки на миг закрашиваются фиолетовым, но также быстро обесцвечиваются и становятся прежними. Я хочу убрать руку и посмотреть на образ печати на запястье Гремлина, но не делаю этого. Публике не нужно знать, что здесь произошло.

Гремлин протягивает руку, он хочет задействовать резервы, но не может поверить, что их больше нету. Нету навсегда.

Изъятая и запечатанная во мне сила протекает по руке и смешивается с силой в груди. Соединение проходит жестко, будто я вылил стакан воды в сковородку раскаленного масла. В груди жжет, трещит. Ещё немного и тресну напополам. Сила переполняет голову, становится тяжело дышать, думать. Я закрываю глаза, вспоминаю наставления Скора.

Для разнозаряженной силы нужно найти правильные амплитуды. Грудь сдавливает, я едва не падаю на колени. Уравновесить, обуздать, аннигилировать, подчинить… Чувствую вкус кровь во рту. Хватит!

И вдруг всё успокаивается. Уходи боль, паника, я снова открываю глаза. Всё как и прежде, за одним исключением. Сила приумножилась. Она колыхалась внутри, словно океан в ветреную погоду. Я мог её удерживать, но не знал – как долго. Тело само подсказало. Это походило на озарение, мышечную или генную память. Я знал и одновременно не знал, что нужно делать.

Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, выпадаю на левой ноге и вскидываю правую руку. В сжатом кулаке собирается так много силы, что она вырывается наружу непрерывным лучом. В помещении гаснут все лампы и прожекторы, оставляя людей в свете экранов смартфонов. Луч пронизывает силовую защиту октагона, словно иголка полиэтиленовый пакет. Я направляю его в китайца в вип-ложе. Помощник валит босса на землю, луч проходит над головой и проделывает дыру в бетонной конструкции над лоджией. Блоки рассыпаются в пыль, обваливаются.

Впервые за весь вечер ведущий закрывает свой рот, не вставляет больше ни слова. По толпе разносятся волнительные возгласы. Люди пытаются понять: это всё ещё часть шоу, или что-то идет не по плану.

Исчезают стенки октагона, сыны Си взбираются на арену и держат оружие наготове. Пыль над вип-ложей рассеивается, наверху снова показывается главный. В руке он держит огненный шар.

Китайцы взводят оружие, целятся, что-то кричат друг другу.

Интересно, сколько пуль выдержит моё тело, прежде чем испустит дух? Напоследок я думаю о Диане. Поднимаю голову и наблюдаю за кусочками конфетти, опускающимися на арену…

Конец первой книги