Печать Змея

Глава 11. Жрецы и пророки.

Не всякий бог стоит щедрых даров.

Но и не всякий дар стоит иного бога!

Пхумос Калеотес, жрец Собакоголового.

Отыскать площадь, на которой пророчествовала загадочная статуя, оказалось проще простого: основной поток людей двигался в одном направлении, и многочисленные шепотки и разговоры были именно об этом удивительном феномене.

И здесь действительно было людно. Посмотреть и послушать каменного пророка пришли люди всех возрастов, профессий и материального благосостояния: от босоногих уличных сорванцов до знатных дам и кавалеров. Несмотря на это, до драк и столкновений дело не доходило, и два десятка стражников, занимавшиеся обеспечением порядка, или скучали или гоняли карманников, которые насмехались над ними, то растворяясь в толпе, то снова появляясь на виду.

Рассветная площадь была круглой, и по всей окружности ее украшали многочисленные статуи, изображавшие великих героев прошлого. Разумеется, героически павших в бою и нуждающихся в увековечивании их памяти в веках — при жизни такой чести мог удостоиться либо король, либо безумец, бросивший вызов магу-трансформатору, да и то лишь до той поры, пока заклинание Окаменения не поразит его внутренние органы.

Лицами все статуи были обращены на восток, оправдывая название площади. Каждое утро подставляли они свои каменные и бронзовые лица солнцу, а все остальное время — мерзким птицам.

Все, кроме одной. Вокруг этой статуи не было ни единой души в радиусе десятка шагов, и смотрела она строго на запад. Это был памятник Иглану Копьеносцу — его Мэт узнал по двум коротким копьям в руках. И он разговаривал. Не обращаясь ни к кому конкретно и глядя прямо перед собой, статуя говорила. В отличие от того же Ирра, губы которого кое-как двигались на шарнирах, имитируя произнесение слов, лицо "пророка" было совершенно неподвижным, каменным, а голос исходил откуда-то изнутри, словно звуки издавала сама статуя всей поверхностью.

И люди его слушали. Кто-то с недоверием, кто-то с надеждой, а на лицах иных так и вовсе был благоговейный страх.

— И ПРИДЕТ ВРЕМЯ. КАЖДОГО СПРОСЯТ КТО ТЫ, — тяжелые и четко проговариваемые слова, казалось, преодолевали любые барьеры, — И ЛУШИМ ОТВЕТОМ СТАНЕТ МОЛЧАНИЕ. ПОТОМУ ЧТО ДЕЛО СКАЖЕТ БОЛЬШЕ ЧЕМ ЛЮБОЕ СЛОВО.

И дальше в таком духе. Люди все прибывали, но многие и уходили. То ли вспомнив о своих повседневных делах, то ли уже не в первый раз слышали эту проповедь. И с каждым новым "откровением" статуи ухмылка геоманта становилась все шире.

— То есть вот эти прописные истины он выдает за пророчества? И люди верят? — в голосе его звучало презрение.

— Ирр так не думает.

— Разумеется.

— Ирр не думает, что статуя считает себя пророком. Он просто говорит. Люди сам назвали его.

— Хм. Определенное зерно истины в этом есть. Нам нужно узнать, кто ее оживил.

— Люди не позволят. Они хотят слушать пророка.

— Верно. Настоящего пророка. А ты нам на что, а? — геомант хитро подмигнул и, закрыв глаза, присел…

* * *

Время шло, пыльная лента дороги стелилась под колеса телеги, а Айвену лучше так и не становилось. Боль не уходила, и совершенно измотавшийся юноша порою терял сознание. Хеонец с гоблином не отходили от него ни на шаг, но ничего не могли поделать.

Когда после очередного приступа юноша снова потерял сознание, он провалился не в привычную тьму, а словно уснул, и оказался на обрыве. Он тут же оглох от грохота водопада и промок до нитки из-за водяной пыли, висевшей вокруг густым облаком. Место определенно было ему знакомо — и этот выступ, и водопад, бурлящий под ногами.

— Я решил, что здесь тебе будет лучше думаться, — вкрадчивый голос Змея вплелся в грохот водопада, и Печатник не сразу понял, что вопрос адресован ему.

— И о чем я должен думать? Между прочим, там внизу, корчится от боли мое тело.

— От яда. Который, кстати, ты сам можешь вывести из тела.

— Ага. Мог бы, будь у меня на тело нанесена Печать Митридата, но из-за этого твоего Знака на лбу, который я толком даже использовать не могу…

— Не можешь? А ты хотя бы пытался?!

— Нет, но…

— Убирайся прочь, — в голосе Змея было слышно легкое презрение и разочарование.

И тут же словно вихрь подхватил Айвена и закружил, унося вниз, прямо в бурлящие пучины под водопадом. Не успев даже испугаться и закричать, он проснулся.

Слова Моако звучали в его голове. Не нужно было быть семи пальцев во лбу, чтобы догадаться об их значении. Жуткая боль, терзающая суставы Печатника и выламывающая ему спину, не позволяла сосредоточиться. Мысли путались и он едва удерживался, чтобы снова не сорваться в беспамятство. Нечего было и думать, чтобы управлять мана-потоками в таком состоянии.

— Хэй, хозяина, — подполз к нему Хныга, — Твоя уже совсем помирай?

— Не дождешься, — с трудом прохрипел Печатник.

— Хныга умеет ждать, — заявил жрец, а в глазах его светилась усмешка.

— Эй, зеленый… мне… не до смеха…

— Человек, на своя морда смотри. Твоя совсем плохой стал, — Хныга легонько, почти с материнской лаской коснулся лица юноши.

— Больно… можешь… помочь?.. Только не камнем…

— Эй, человек-колдун! — гоблин повернулся к целителю.

— Он пришел в себя?

Хеонец пересел поближе и взял Печатника за руку. Его целительное прикосновение принесло легкое облегчение. Вторую руку он положил Айвену на лоб. Головная боль тоже начала отступать, но слишком медленно.

— Проклятье! У меня не хватает сил, чтобы ему помочь. Все же, я не маг, а скромный целитель, и мои запасы маны более чем скромные. Извини, ушастый, но я бессилен облегчить страдания твоему господину. Я могу разве что молиться за него…

Сведя вместе ладони и сцепив пальцы в какой-то замысловатый знак, тот и впрямь забормотал что-то, напоминающее молитву.

Отчаянно цепляющийся за сознание Айвен словно сквозь туман услыхал его слова. Они вызвали в нем какие-то смутные воспоминания, и этого оказалось достаточно, чтобы юноша рефлекторно открылся. Его мана-контур словно сцепился с контуром черноволосого. Будучи от природы "пузырем", Печатник мог передавать свою ману чародеям, служа для них своеобразным источником силы, что сейчас и произошло.

С удивлением целитель вдруг ощутил, как в него вливается мощный поток маны, захлестывая силой и ощущением власти.

Недолго думая, он снова положил ладони: одну на лоб раненому юноше, а вторую в области сердца. Теперь слова молитвы сменились певучим напевом на древнем языке гхарги, на котором читались заклинания.

— Я не могу избавить тебя от яда, но могу облегчить страдания и придать немного сил. Будем надеяться, что твое тело сможет само справиться с этой дрянью, — пояснил он, — ты молод, и выглядишь достаточно крепким, так что шанс есть.

Но Айвен его уже и не слушал. Боль отступила, и он решил с максимальной пользой использовать полученную передышку. Прервав поток маны, идущий к хеонцу, юноша занялся Печатью Змея.

Благодаря занятиям в Канцелярии, он кое-что знал об устройстве подобных рисунков, хотя этот не походил ни на что, виденное им ранее. Слишком сложный, они не включал в себя никаких геометрических фигур или рисунков, по которым можно было ориентироваться. Тем не менее, Печатник смог выделить несколько основных рисунков. Разумеется, можно было напитать силой весь контур Печати, но эффективнее было бы делать это целенаправленно, приложив усилия именно там, где нужно.

Для того, чтобы понимать змей, ему не нужно было прилагать никаких усилий, а потому он сразу исключил тонкую вязь символов, которая словно вплеталась в один из его потоков маны. Так наносились Печати, которые должны быть активны постоянно, непрерывно подпитываясь. Немного подумав, он также отбросил внешний контур, состоявший из множества рисунков, идущих по окружности. Слишком их было много и слишком разнообразных: никакого смысла в них уловить ему не удалось, а потому было лучше не рисковать.

А вот три переплетенных друг с другом знака сразу привлекли внимание Айвена. Один из них был похож на атакующую кобру, а второй — на скорпионий хвост. Третий он так и не смог разгадать, но времени оставалось слишком мало, и боль вот-вот должна была вернуться.

Это было похоже на попытку отделить новое русло от полноводной реки. Выбрав ближайший поток маны, он осторожно зацепил его, словно крючком, и потянул, вытягивая новый поток в направлении Печати. И тут же сила устремилась в это новее русло. Мана текла по новому потоку, питая выбранный юношей фрагмент татуировки.

Облегчение наступило почти сразу. Жидкий огонь, кипящий в его венах, начал утихать. Боль отступила достаточно, чтобы он смог схватить целителя за руку и прошептать:

— Спасибо. Мне стало немного лучше. Думаю, что я даже смогу какое-то время поспать.

— Это было бы разумно, — кивнул тот, — сон уже сам по себе — отличное лекарство. Если хотите, то я могу вас усыпить.

— Н-не надо, — замотал головой Айвен, у которого были несколько иные планы.

Хеонец отошел, а вот Хныга напротив, сел еще ближе и не сводил глаз с бледного лица Печатника. Похоже, он заметил или почувствовал улучшение в его состоянии.

Притворившийся спящим юноша продолжал осторожно подпитывать Печать тончайшими потоками маны — чтобы этого не заметил маг, который наверняка мог видеть его мана-контур и заподозрил бы неладное. Магическая сила уходила, словно в бездонную дыру, но это не особо беспокоило Айвена, ведь он мог похвастаться резервами, которые сделали бы честь и какому-нибудь магистру средней руки. Впрочем, многие "пузыри" потенциально смогли бы стать очень сильными магами, если бы не их врожденная неспособность распоряжаться собственными запасами маны — зачастую весьма впечатляющими. Печати были одним из секретов Тайной Канцелярии, а всем прочим "пузырям" приходилось в лучшем случае довольствоваться участью источника маны при каком-нибудь чародее, как когда-то и самому Айвену.

— Ты так и сидишь в придорожных кустах, проклятый зубарь, а я кое-чего добился, — прошипел он, стиснув зубы.

Юноша припомнил недавнюю встречу с Иношем — тем самым колдуном, который когда-то использовал резервы Айвена, при необходимости выкачивая из него ману. Собственных запасов зубных дел чародею едва ли хватало на пару заклинаний средней силы, так что эта необходимость возникала постоянно.

Он и сам не заметил, когда уснул. На этот раз самым обычным сном, без необычных мест и божественных откровений. Под тихий скрип телеги и негромкую болтовню своих неожиданных попутчиков, он просто спал, а Печать делала свое дело, изгоняя яд к'хасса из его тела. И уже через несколько часов юноша проснулся не от боли, не от гнетущего жара или ломоты в суставах, а от необычайной легкости во всем теле и от уже ставшего непривычным чувства, которое испытывает полностью отдохнувший человек.

Однако, открывать глаза он не спешил, а сперва прислушался к тому, что творится вокруг. Голоса. Гоблин, судя по всему, перебрался назад в свою корзину и теперь пытался разговаривать с Каббром, жалуясь на свою несчастную гоблинскую судьбу. Остальные тихо переговаривались, и разобрать их слов он не мог, как ни старался.

— Эй… — тихо прохрипел Айвен, — Лично я бы не отказался съесть пару-тройку жареных куропаток. И барашка с белыми грибами. На худой конец сгодится и гоблин, жареный на вертеле.

Его услышали, и тут же возница натянул вожжи, останавливая лошадей, а целитель, который уже успел взобраться в седло, подъехал поближе.

— Выглядишь заметно лучше, — заметил он, — Прищурившись, он пристально уставился прямо в глаза юноше, — и чувствуешь себя тоже, как я погляжу.

— Верно. Видать, и впрямь мухоморы помогли, — криво усмехнулся Печатник.

— Может и мухоморы, — пожал плечами хеонец, — Но я бы на твоем месте не спешил считать себя здоровым. Отлежись, отдохни, поднакопи сил.

— Кстати, насчет отдыха. Не в вашей же телеге мне бока отлеживать? Да и вообще, пора бы уже и познакомиться, раз уж нас судьба свела таким образом. Меня зовут Айвен, и я антиквар — у меня своя лавка в Кияже. А это, как вы уже поняли, мой слуга Хныга. Бывший ученик великого шамана, между прочим!

— Прямо таки и ученик? — усмехнулся старший.

— А то! Видели бы вы, как он всего на пару дней своего ученичества навострился полы драить да воду таскать, пока его старик не выгнал взашей, навешав в след пару своих гоблинских проклятий.

Шутку их неожиданные попутчики оценили, а отсмеявшись, тоже представились. Точнее, себя и своих друзей представил усатый:

— Меня зовут Лабазом, вон того, чернявого — Сигмур, это наш целитель, как ты уже понял. А вот этот неразговорчивый откликается просто на прозвище Лысый. Он не немой, просто рот все больше предпочитает открывать для еды.

— Может, и моего слугу научит так же? — отозвался Айвен.

— Ну, а за возницу у нас Рауг, мой брат… названный, — закончил усатый.

— Далеко едете? Мы с Хныгой едем в княжество Ом, там мой родич живет у самой границы, строевым лесом занимается. Сына вот, женить надумал, в гости зовет. Ну я и подумал — почему бы и не навестить родственников? Гостинцев-подарков собрал — и в путь!

— Строевым лесом, говоришь? — задумчиво переспросил Лабаз, закусив губу.

— Ну да, — кивнул юноша, внутренне ликуя — заглотнула рыбка наживку! — Правда, дела у него сейчас неважно идут, никому хороший лес не нужен… Тысяча каббров! — Айвен хлопнул себя по лбу, — Я же вас так и не отблагодарил за помощь!

Он со стоном перекатился — все тело онемело — и дотянулся до своих сумок, висящих на боку у Каббра. Раскрыв одну из них, он пошарил в ней и вытащил самую обычную щепку.

— Что это? — усатый взял странный предмет и принялся вертеть его в руках.

— Это артефакт. Довольно необычный, я никогда в жизни не встречал ничего подобного. И теперь он ваш. Это более чем достойная плата за спасение моей жизни.

— Щепка?

— Золото! Она превращает небольшие деревянные предметы в чистое золото.

— Никогда не слышал о такой магии, — вставил свое слово хеонец.

— Потому что это не магия. Я и сам такое впервые увидел. Человек, который продал мне эту щепку, сказал, что она… исполняет желания!

— Похоже, приятель, что яд еще туманит твой разум.

— А ты сам попробуй. Возьми что-нибудь деревянное, чуть поменьше размером, и коснись этого предмета щепкой. И просто пожелай, чтобы он стал золотым.

— Эй, Рауг, дай-ка мне мою ложку, — повернулся к вознице Лабаз, и при этих словах Айвен улыбнулся.

Затянутая в кожаную перчатку рука исчезла в складках одеяния и вытащила оттуда ложку. Обычную деревянную ложку.

— Великовата, — заметил юноша.

— Верно, — согласился усатый и легким движением отломил у ложки черенок. Сжал его в левой руке и пару раз коснулся обломка щепкой.

Айвен устало откинулся на солому и закрыл глаза. Ему не нужно было смотреть. Удивленные возгласы подтвердили факт превращения дерева в золото. Да он и не сомневался. Немало деревянных пуговиц, шпилек и обычных веточек юноша собственноручно превратил в золото и припрятал в своей лавке. Канцеляр Хэм позволил ему забрать щепку — на время, и Печатник решил использовать этот щедрый дар с максимальной для себя пользой.

— Боюсь, что это слишком ценный подарок. Впрочем, пара золотых ложек будет более чем достаточно.

Снова раздался хруст, и некоторое время спустя в ладонь Айвену легла его щепка.

— Но если ты действительно хочешь нам помочь, да еще и прокатиться почти до самой границы Ома, то… — Лабаз выжидающе умолк.

С тихим стоном Печатник снова принял сидячее положение и открыл глаза. Убедившись, что юноша его внимательно слушает, старший продолжил:

— Мы тут как раз неподалеку от границы строительство затеяли… Лесов-то вокруг много, да вот только рабочих рук не хватает им заниматься.

— Ну, так вы можете сразу готовые бревна, доски да что там для строительства нужно — сразу готовыми взять. У дядюшки моего. Лишь бы дорога была, чтобы подвезти все это к месту стройки.

— Вот я к тому и веду, — заулыбался Лабаз, — Ты бы договорился с этим своим родичем, а?

— Почему бы и не помочь хорошим людям?

— За ценой не постоим, не сомневайся, очень уж время поджимает. А дерево можно и по реке сплавить. Мы как раз у порогов строимся, за которыми Поющие водопады, прямо в лесу…

— Только учти, я в этих делах — что гарм в помидорах, ну ни капли не разбираюсь, — сразу предупредил старшего Айвен, — А вот свести вас могу.

Разумеется, никого знакомить с вымышленным "дядюшкой" он и не собирался — свою миссию тот выполнил, заставив Лабаза выдать местонахождение храма Врага. Разумеется, если эти четверо действительно являются его жрецами, как уверяет Хныга. Но зачем нужен храм, если вот они — служители Врага? Бери, да допрашивай.

Как именно он собирался, лежа обессиленный на телеге, справиться с четырьмя здоровыми жрецами, Печатник еще не придумал. Впрочем, время у него еще было…

* * *

Толпа, окружившая необычного пророка на Рассветной площади, вдруг начала расступаться, пропуская кого-то вперед. Глухие удары, сотрясавшие землю, сопровождали каждый шаг… каменной статуи. Появление второго ожившего изваяния люди приветствовали гробовой тишиной. Казалось, умолкли даже птицы, и лишь глухое "бум" раздавалось, когда тяжелая нога опускалась на землю.

Впрочем, каменный Иглай проигнорировал пришествие своего собрата, и все так же продолжал изрекать, глядя прямо перед собой:

— …ЧЕРНАЯ ТОЧКА ВЫСОКО В НЕБЕ НЕ ВСЕГДА ЕСТЬ ПТИЦА…

Вторая статуя замерла, остановившись всего в паре шагов от прорицателя, и теперь стало ясно, что она на добрых три головы ниже пророка и ничуть не напоминает памятник.

— Хватит! — пророкотал незнакомец, — Какое право ты имеешь называться пророком. Ты создание людей и память об одном из них.

— РАВНО КАК И ТЫ, СЛУГА ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ, — невозмутимо отозвался Иглай.

— Да. Но я создан служить. А ты создан стоять недвижимо и молча. Ты просто вещь. Даже не слуга.

— ТАК И БЫЛО. Я БЫЛ НЕПОДВИЖЕН И НЕМ, И НЕ БЫЛО У МЕНЯ ДАРА. ПОКА НЕ НАСТАЛ ЧАС, КОГДА ДАЖЕ КАМЕНЬ НЕ МОЖЕТ МОЛЧАТЬ…

Толпа ахнула, отпрянув назад. Никто из людей благоразумно не вмешивался в беседу двух каменных созданий, но и покинуть площадь никто не посмел. Напротив — слушателей становилось все больше и больше. Слухи о появлении второго "пророка" разнеслись по городу быстрее, чем чума в крысиный год, и теперь люди подтягивались со всех сторон, желая воочию увидеть столь знаменательное событие.

— И ты решил объявить себя пророкам. Указываешь путь людям. По какому праву.

Ирр, а это был именно он, сделал короткий шаг, сократив расстояние между собой и каменным прорицателем. Теперь ему было достаточно протянуть руку, чтобы коснуться копья в руке статуи Иглая.

— НЕ Я, — так же спокойно парировал предсказатель, — ЛЮДИ МЕНЯ ТАК НАЗВАЛИ. Я ЛИШЬ ГОВОРЮ. ОНИ САМИ ВИДЯТ СМЫСЛ В ЭТИХ СЛОВАХ И МЕНЯ СДЕЛАЛИ СВОИМ ПРОРОКОМ.

— Ты же просто говоришь.

— ИЗРЕКАЮ МУДРОСТЬ, ВЛОЖЕННУЮ В МЕНЯ.

— Кем. Кто способен превратить каменного истукана в мудреца.

— ТЫ ТОЖЕ НЕ ГЛУП, СЛУГА ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ. ЭТО БЫЛ ЧЕЛОВЕК. ОЧЕНЬ МУДРЫЙ И ВЕЛИКИЙ ЧЕЛОВЕК.

— То же самое я могу сказать о своем создателе. Великий големастер Чанзар спроектировал мое тело и оживил камень. Он дал мне голос и разум. Меня тоже можно считать прорицателем.

— ЭТО РЕШАТЬ ЛЮДЯМ. ЕСЛИ ТЕБЯ НАЗОВУТ ПРОРОКОМ, ЗНАЧИТ, ТАК И ЕСТЬ.

— Пусть решают люди, — пророкотал голем.

— ЛЮДИ! — голос статуи разнесся, казалось, над всем городом, — ВАМ СУДИТЬ! ЭТОТ ГОЛЕМ УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ОН НЕ МЕНЕЕ ПРОРОК, ЧЕМ Я, НАЗВАННЫЙ ВАМИ СВОИМ ПОВОДЫРЕМ.

— Я из камня. Я разговариваю. Жизнь и разум мне подарил человек, — подтвердил Ирр, — Я знаю много мудрых изречений и тоже могу прорицать.

— Боюсь, дружище, что пересказывать слова мудрецов — этого недостаточно, чтобы прослыть пророком, — подал голос стражник, стоявший в первых рядах и внимательно ко всему прислушивающийся.

— Ему удалось, — указал на ожившую статую голем.

— ЧТО ЕСТЬ ПРОРОК? — задал вдруг вопрос каменный Иглай.

— Э-э-э… — служивый уже и не рад был, что ввязался во все это, но сейчас все смотрели именно на него, ожидая ответа, — Ну, это тот, кто… кто прорицает! Рассказывает про будущее.

— Верно! — поддержал его господин с ярко-рыжими усами, локтями проталкиваясь поближе, — Вот только он еще и сбываться должно. А иначе, какое же это предсказание?

— Правду говорит!

— Пусть будущее предскажут!

— Знать хотим, что нас ждет!

Нестройные выкрики из толпы раздавались все громче и все чаще, и, наконец, превратились в нестройный гул голосов, требующих прямо здесь предсказать судьбу всех и каждого по отдельности, и чем быстрее, тем лучше, потому как дело идет уже к ужину.

— Ну, господа пророки, давайте, пока они вас по камушку не рассыпали, — обратился усатый господин к двум застывшим фигурам, — Напрорицайте нам что-нибудь.

Голем со скрипом повернул голову в сторону ожившей статуи. Каменный Иглай тоже уставился на него. Молчание затянулось: собравшиеся на площади люди тоже не издавали ни звука, чтобы не пропустить предсказание.

— Ну что? Божественного откровения ждете? — не выдержал кто-то в толпе.

— А может того — камнями их, а? Гнать лжепророков прочь!

— ТИХО! — пророкотала статуя. — КОГДА ПРИДЕТ ЧЕРНАЯ ТУЧА И СКРОЕТ СОЛНЦЕ, ЗНАЙТЕ — СВЕТИЛО НЕ ПРОПАЛО, ОНО ЛИШЬ СПРЯТАЛОСЬ. ТУЧИ РАНО ИЛИ ПОЗДНО УЙДУТ, А СОЛНЦЕ БУДЕТ ВСЕГДА.

И люди, все как один, подняли головы вверх. В безоблачное небо. Ясная погода держалась уже вторую неделю, и мало кто отказался бы от прохладного дождика. Такое знамение было бы очень кстати.

— Эй, и долго нам ждать? — не выдержал, наконец, стражник. Шлем у него сполз, и нагревшийся на солнце металлический обод обжег бедолаге лоб.

— Где чудо? Эй, пророк, где твоя туча, — присоединился к нему усатый, щурясь от яркого солнца.

— ЖДИТЕ. НЕ БЫВАЕТ ТЬМЫ БЕЗ СВЕТА.

— Ага. А кармана — без дырки! — выкрикнул кто-то в толпе, и люди рассмеялись.

— Хорошее пророчество. Наверняка сбудется, — кивнул усатый, — не сегодня, так осенью уж точно. Самый край — по весне, — и толпа весело загалдела, подхватив его слова.

— Так, — стащив, наконец, шлем, стражник вытер пол со лба и ткнул пальцем в сторону голема, — а этот чего молчит? Ну-ка, давай свое пророчество.

— Ты нам про безоблачное небо нам расскажи. Точно сбудется! — раздался женский голос.

— Я не могу лгать, — отозвался голем. — Разрушение. Страх. Грохот. Ломающиеся доски и рассыпающиеся камни. Там! — каменная рука вытянулась, указывая на юг.

Толпа быстро расступалась, люди начали оглядываться, а некоторые так и вовсе бросились бежать в страхе. К югу от двух каменных созданий, на краю площади, стояла старая таверна под названием "Развалина Хэм" — именно на нее и указывал палец каменного пророка. Внутри никого не было: хозяин трактира затеял ремонт и на его время закрыл свое заведение.

На Ирра уже никто и не смотрел, чем тот и воспользовался. Он сделал шаг в сторону и разжал кулак левой руки. Из него выпала и мягко опустилась на землю красная ленточка. Шло время, но ничего не происходило. Среди людей начали тот тут, то там раздаваться шепотки, переходящие в грозный ропот.

— Ну! Где твое знамение?! — повернулся к голему усатый, — Эх вы, пророки… Что один, что второй… Тьфу! — он сплюнул себе под ноги.

И тут же старая таверна затряслась, задрожала. С крыши поползла черепица, и со стороны здания раздался громкий треск. Те из наблюдателей, кто ближе всех стоял к таверне, бросились бежать прочь, локтями и плечами расталкивая друг друга. Треск усилился, превращаясь в грохот, и крыша дома начала оседать. Буквально за десять ударов сердца от "Развалины Хэма" остались одни… развалины!

Все, как один, уставились на голема, который так и стоял с вытянутой в сторону груды обломков рукой.

— Свершилось!

— Истинное пророчество сбылось!

— Новый пророк явился!

Нестройные выкрики усиливались, но тут же смолкли, едва Ирр поднял вверх руку, призывая всех собравшихся к тишине.

— Нет! Я не пророк. Я лишь создание из камня. Живое, наделенное разумом и даром речи. Но это не делает меня пророком. Как и его, — с этими словами голем указал на статую Иглая, хранившую молчание.

— Но ты предсказал, и твои слова сбылись, — заметил стражник, — Боюсь, что теперь ты у нас новый прорицатель. И от тебя ждут нового пророчества.

— ПРОРОЧЕСТВА! — согласилась статуя.

— Пророчества! — дружно поддержала ее толпа.

— Вот вам мое пророчество: до завтра не будет никаких предсказаний, — сказав это, голем отвернулся от людей и замер, скрестив руки на груди.

Те, кто пытался до него докричаться, остались ни с чем. Ко всему безучастный, каменный "пророк" стоял неподвижно, не обращая никакого внимания на суетящихся вокруг людей и их слова. Несколько булыжников ударились в каменную спину, но это не возымело никакого эффекта, лишь только разжалованная из пророков статуя Иглая вышла вперед, прикрыв собою голема. Грозно нахмурившись, неожиданный защитник качнул копьем, и метатели камней мигом исчезли в толпе.

Прошло около получаса, и людей на площади почти не осталось — лишь с полдесятка непонятно на что надеющихся зевак, тот самый стражник да господин с рыжими усами. Еще около десятка людей окружали развалины таверны, над которыми убивался, судя по всему, хозяин разрушенного питейно-едального заведения. Два каменных истукана так и стояли неподвижно, ни на кого и ни на что не обращая внимания.

— Ну что, — подойдя к голему и живой статуе, подал голос усатый, — поздравляю, ты прекрасно справился со своим заданием, Ирр.

— Ирр хороший слуга. Ирр старался, — отозвался голем.

— Надеюсь, ты не решил остаться тут и стать новым прорицателем, — ухмыльнулся Мэт (а это был именно он), — По крайней мере, врать красиво и убедительно у тебя получается ничуть не хуже, чем вот у этого.

— Ирр голем. Ирр не лжет.

— ВЫ СООБЩНИКИ. ВЫ ОБМАНУЛИ ЛЮДЕЙ, — громыхнул каменный Иглай.

— Догадался таки, молодец, — похлопал его по копью геомант.

— НО… ДОМ СЛОМАЛСЯ НА САМОМ ДЕЛЕ, КАК ОН СКАЗАЛ, — статуя указала на голема, — Я УМЕЮ ВИДЕТЬ МАГИЮ. ТРАКТИР РАЗРУШИЛСЯ БЕЗ МАГИИ. КАК ТАКОЕ ВОЗМОЖНО?

— Вот как раз это мы и хотели от тебя услышать, мой каменный друг. Ты ведь тоже ожил безо всякого применения заклинаний, чародейских ритуалов или магических рун. А что касается таверны, то это просто ловкость рук. Ну и немного чистой геомантии. Эта развалина все равно бы рассыпалась на куски через месяц-другой, а я лишь немного ускорил процесс.

— ЗАЧЕМ?

— Нам было нужно поговорить с тобой. Наедине.

— ЧТО ВАМ НУЖНО ОТ МЕНЯ?

— Ну, ты ведь у нас пророк, — маг хищно ухмыльнулся, — Вот и догадайся…