Печать Змея

Глава 7

"Все дороги ведут в таверну…"

Дорожная мудрость.

Утром Айвен проснулся довольно рано. Точнее, его разбудил Хныга, неуклюже прыгающий по комнате и опрокидывающий все, до чего мог дотянуться. То есть практически все, потому что при этом жрец Спящего Змея размахивал длинным поясным ремнем юноши.

— Эй ты, сын жабы и ушастого долгоносика, ты чего вытворяешь?

— Хныга делает боевой танец. Танцует со свой к'хасс против три-пять плохой человек.

— А я вижу, что ты прыгаешь с моим ремнем. И если сейчас же не перестанешь, то им же и получишь по своему зеленому заду. Понятно?

— Хныга умный гоблин, — важно кивнул тот и отложил ремень, — все понимай. Только одна не понимай.

— Что еще?

— Хныга много нюхал кругом. Много странный магия унюхал. Откуда столько? Человек с ловкий пальцы теперь тоже жрец?

— Ах да, ты же знаешь. Я — хозяин вот этой антикварной лавки. Занимаюсь скупкой и продажей редких и зачастую магических предметов. Вот и прихватил с собой несколько сюрпризов.

— Хныга любит супризы! — заявил жрец.

— Уж поверь, эти тебе точно не понравятся. Это для твоего Врага.

— Не мой враг. Враг для Спящий Змей. Враг для все живые гоблины и люди.

— Ты хоть знаешь, где храм этого Врага, живой гоблин?

— Хныга не знает. Но Хныга знает другой храм, где сидит много жрец, который Врагу молится.

— Дурно пахнет это все…

— Твоя не правый человек, Хныга не пахнет. Хныга мылся, а то его в дом-еда совсем не пускай. Грязный гоблин — голодный гоблин. Голодный быть сильно плохо.

— И ты принял ванну?

— Хныга никого не принимай. Хныга колдунство делай и дождь вызывай. Совсем чистый стал.

— Ладно, самый чистый гоблин в мире, пора завтракать и в дорогу. Я одолжил специально для тебя вьючную корзину. Ту самую, в которой тебя Мэт таскал по Мурлоку.

И они направились к Каббру, спокойно обгладывающему кусок какой-то доски.

Разумеется, спрашивать вдову об убийстве Мэт не собирался, здесь как раз все было предельно ясно: молодая красивая жена, охладевший муж, ревнивый любовник и гарм, натасканный на убийство. Правда, было непонятно, сам этот Михал свисток стащил, или супруга покойного ему помогла. Но это уже и без него разберутся.

А вот что действительно заинтересовало мага, так это невероятная чувственность и почти животная притягательность девушки. Разумеется, ничто человеческое геомантам не чуждо. Мэт был хорош собой и пользовался успехом среди девушек: загадочный, привлекательный и всегда выглядящий так, словно только что из стригарни чародей. Но одно дело быструю любовь с веселыми девицами крутить, и совсем другое — попасться в лапы к суккубу. В том, что невероятная притягательность Ларны для представителей мужского пола была сверхъестественной, он и не сомневался. Очень уж бурно реагировали на ее близость мантические потоки, отвечающие за мужское естество.

Мэт усадил девушку напротив себя. Разумеется, на угол стола и лицом на запад. Попросил ее скрестить ноги и положить перед собою зеркальце, а сам вихрем пронесся по комнате, распахивая окна, двигая особым образом глубокую посуду, что стояла на полках, и трижды сплевывая в каждый угол.

Закончив приготовления, геомант сел на свое место, стараясь отодвинуть стул как можно дальше от красавицы. Проделанные манипуляции помогли и телесный жар поутих, а вот распаленное воображение унять было посложнее. Облегающее платье и роскошные формы Ларны давали достаточно пищи для распаленного разума, да и сама девушка подливала масла в огонь, то изгибаясь всем станом, словно разминая затекшую спину, то склоняясь низко над столом и демонстрируя заманчивые глубины выреза платья.

— Расскажи мне о своих родителях, — охрипшим голосом попросил ее Мэт, а сам прикрыл глаза и принялся изучать манатические потоки, оплетавшие девушку цветным коконом.

Что она рассказывала, маг уже и не слышал, лишь изредка вставлял неопределенные междометья и кивал — или отрицательно мотал головой — в зависимости от интонаций голоса Ларны: сказывался опыт студенчества. Сам же он увлеченно рассматривал через прикрытые веки хитросплетения разноцветных линий и пятен вокруг нее. Разумеется, самыми яркими и насыщенными были потоки, отвечающие за привлекательность и вожделение. Но почему так было? В этом геомант и хотел разобраться.

— Вы меня слушаете, господин маг? — спросила вдруг она.

Мэт часто заморгал, пытаясь сосредоточиться на ее словах.

— Что-что? Извини, засмотре… задумался.

Разумеется, привыкшая к повышенному интересу со стороны мужчин девушка его слова истолковала по-своему. Облизав губы, она склонила голову набок и томно вздохнула.

Геомант прикрыл глаза и успел увидеть, как налились и засверкали соответствующие потоки, и почувствовал, что его тело отзывается на призыв. И это не было похоже на воздействие суккуба! На основах демонологии юным магам-студиозам рассказывали и показывали, как работают чары демонов похоти, и как им сопротивляться. Здесь же налицо была не демоническая магия, порабощающая разум, а нечто более естественное, словно природную привлекательность девушки усилили в десятки, а то и сотни раз. И чародей интуитивно чувствовал, что ключ к этой загадке ему знаком, но что именно это было?

Пока он раздумывал, красавица снова продолжила свой рассказ. Найдя в лице геоманта благодарного и молчаливого слушателя, она изливала на него свои девичьи беды и радости, начиная с ранней юности. Краем уха уловил Мэт печальную историю про красавчика из соседнего села, который на нее и не смотрел даже, а крутил любовь с это Нюркой треклятущей. Потом вскользь прослушал про весеннюю ярмарку, на которой гадалка предсказала ей чуть ли не до гроба любовь неземную, да только не взаимную. Про мужа нелюбимого и сварливого, которого она за себя под хмелек на сеновале сосватала, лишь бы в девках не засидеться. И про то, как топиться она собиралась в реке, и как подсоветовала ей кума сходить в гости к деду из Ривицы, да в ноги ему упасть, любви попросить. Про злых волков и про доброго купца, что обогрел, накормил и в шелка одел бедняжку-захмурышку… Стоп! Ривица? Захмурышка?

— Погоди-погоди. Зачем ты, говоришь, в Ривицу ездила?

— В ноги упасть слезно и любви просить. Дурнушкой я была, да такой, что мужики оборачивались только чтоб сплюнуть вслед. Подруги замуж по любви выходят, за красавчиков да богатеев, а я? Эх…

Мэт смотрел на нее, отрыв рот. Неужели и впрямь не врет? Прикрыл глаза и понял — не врет. Се так и было. И страдания, и зависть, и несчастная любовь, и ненавистный муж пропойца.

— Вот кума и посоветовала. Иди, мол, в Ривицу. Объявился там чудотворец, что людям жизни меняет, беды отворачивает. Вот я и пошла.

— И пришла, — хмыкнул маг. Он не знал, как выглядела Ларна до волшебного превращения, но сейчас она была чудо как хороша. Чуть полновата, на вкус Мэта, но как раз в нужных местах.

— Не хотела я, чтобы было как гадалка сказала — беззаветная любовь до гроба. Вот и решилась. Нашла, упросила, — тут красавица густо покраснела и опустила взгляд, — А потом все было как дед сказал. Стоило только зеркало разбить и пожелать, чтобы мужики по мне сохли, как вот…

Он встала и медленно повернулась, чтобы геомант мог хорошо рассмотреть несомненные достоинства ее фигуры.

— Мужики как с цепи сорвались, даже и пальцем манить не надо. Поначалу в диковинку мне это было и в радость, а потом, — девушка вздохнула, — Эх… Легка и быстра сеновальная любовь — как вспыхнула, так и погасла. Вроде и выбирать можно любого, да только сердце ни к кому не лежит…

— В точности, как гадалка и сказала, — кивнул Мэт, — Все понятно. На тебе чары лежат, а то и вовсе проклятье. Даром ничего не дается, запомни это. Как тебе помочь, я не знаю. Но постараюсь это выяснить. Только сперва расскажи мне про этого деда-чудотворца, и как его найти.

Выслушав сбивчивое описание, геомант откинулся на спинку стула. Надо же — даже вспотел. Или это на него так действовало присутствие девушки?

— Господин чародей, — робко произнесла она. — Вы ведь останетесь со мной до утра, да? У меня до сих пор зуб на зуб не попадает, как вспомню его крик.

Геомант хмыкнул. Уж он-то знал, к чему клонит красавица. Заклятье — или что там с нею случилось? — работало в обе стороны, и не только она привлекала мужчин, но и наоборот. Так почему бы и не утешить вдову, раз она не против? Не сказав ни слова, он встал со стула, подошел к Ларне и положил ей руку на плечо, слегка приобняв. Невинный жест защиты.

Но девушка истолковала этот жест верно, прильнув к чародею всем телом…

Что для обычного человека подвиг, то для геоманта — несколько несложных манипуляций с соответствующими мантическими потоками, было бы чем их выправить и усилить. У Мэта — было, так что даже ненасытная Ларна вскоре запросила пощады. А едва любовный жар поутих, девушка чмокнула засыпающего геоманта в щеку и выскользнула из-под одеяла. Вскоре откуда-то снизу зазвенела посуда, и весело затрещал огонь в печи. За окном мычали коровы и весело перекрикивались пастухи, словно и не было вовсе этой жуткой ночи и оборотня.

Отчаянно боровшийся со сном и усталостью Мэт в конце-концов решил благоразумно сдаться на милость победителей, успев напоследок подивиться выносливости селян. А потом он провалился в забытье. Снилось ему разное, но все больше — его гостеприимная хозяйка. Даже во сне маг понимал, что такая тяга к красавице неестественна, но ничего не мог поделать. Волшебное зеркало старика из Ривицы оказалось сильнее его, выпускника Имирского Магистериума, геометра с перламутровым отличием! А всего-то и нужно было дурнушке пожелать мужского внимания…

Эта мысль словно обожгла его. Ривица! Исполнившееся желание… Волшебный предмет… Вот почему он не смог обнаружить следов магического вмешательства — его просто не было! Маг вынырнул из объятий сна и кубарем скатился с кровати.

Проспал он не так уж и много — судя по солнцу, не было еще даже полудня. Наскоро одевшись, геомант бегом помчал к сараю, в котором бдительный голем сторожил преступника в ожидании прибытия стражи.

— Эй, Ирр, запрягай лошадей, я знаю, кто нам нужен! — на ходу выкрикнул маг, пытаясь попасть рукою в рукав рубахи, — это старик!

— Ирр помнит в этом селении восемнадцать человеческих особей мужского пола. Преклонного возраста, позволяющего описать их словом "старик".

— Да не здесь же, а в Ривице. Есть там один старик… продает исполнение желаний, кому ни попадя.

— Что делать с арестованным, — пророкотал голем.

— Пусть стражу дожидается. Сейчас усыплю его.

Маг прикрыл глаза: геомантия была бессильна — у перепуганного Михала сна не было ни в едином глазу, да и обстановка не особо располагала к манипуляции мантическими потоками. Со вздохом Мэт полез в поясную сумку и вытащил из нее сверкающий камень — упакованное одноразовое компакт-заклинание усыпления. Или, если говорить попроще, руну Сна. Конечно, он бы предпочел приберечь ее на крайний случай, но, к сожалению, гипнозом геомант не владел, а подготовка усыпляющего заклинания отняло бы слишком много времени и сил.

Усыпив Михала и еще раз проверив связывающие его веревки, Мэт вышел и направился к конюшне. Следом за ним размеренно громыхал Ирр, со скрипом переставляя свои каменные ноги. Вдруг геомант замер на месте, к чему-то прислушиваясь. Голем поравнялся с магом и тоже остановился.

— Показалось, — пробормотал себе под нос Мэт, окинув Ирра пристальным взглядом с низу до верху, — Идем.

Если бы голем умел различать человеческие эмоции, то бы уловил в изучающем взгляде мага подозрительность, но в эмоциях людей он совершенно не разбирался.

Пустив Каббра галопом, Айвен принялся расспрашивать Хныгу, пытаясь выведать у него хоть какие подробности. Однако тот лишь отделывался многозначительными "это знает только мудрый Змей", легкомысленными "Там посмотреть будем", а то и вовсе просто ковырял в носу.

— Ладно, значит, будем искать жрецов этого твоего врага, — вздохнул юноша, — как они хоть выглядят?

— Там посмотреть будем, — уже в десятый раз отозвался коротышка и улыбнулся.

— Чего скалишься?

— Сейчас сильно много весело будет.

— Вспомнил очередную историю про своего дедушку?

— Нет. Сейчас злые человеки нас бить убивать будут.

Не успел он закончить, как вдруг конь встрепенулся и сбавил ход, а потом и вовсе встал, как вкопанный. И тут же обычная придорожная трава пошла рябью, и прямо из воздуха начали появляться хмурые типы в овечьих тулупах и вооруженные дубинами различных форм размеров. Впрочем, один из грабителей был вооружен довольно неплохим мечом — именно он и командовал остальными, держась позади.

— Давненько я по родному тракту не ездил, — ухмыльнулся Айвен, — как говорят в народе, сыто место пусто не бывает. И из тех же кустов тоже не раз на обозы выскакивал. И полог использовать, опять же, наш колдун придумал. Эх, ностальгия…

Тем временем их с Хныгой окружили, и атаман — никем иным разбойник с мечом и быть не мог — выдвинулся вперед:

— Кошели, оружие и побрякушки свои кидай на землю. Живо! — скомандовал он.

Не обращая никакого внимания на его слова, юноша закрутил головой по сторонам, словно кого-то высматривая. Хныга тоже молчал, сжавшись в своей корзине.

— Эй! Инош, ты здесь? — подал голос Печатник, — Я знаю что ты рядом. Больно уж схема похожая у твоих ребят. Неужели не нашел ничего лучше, чем снова прибиться к шайке дорожных встречателей?

— Ты что — глухой? Или, может, юродивый? — прорычал атаман, — Я сказал: выкидывай оружие и все ценное на землю! А не то будет много крови и боли.

— Красиво сказал, — восхищенно поцокал языком Айвен, — Сам придумал? Извини, но у меня нет с собой ничего ценного. Правда, я могу выкинуть из корзинки гоблина. И к'хасс. Думаю, он тебе понравится.

— Это что еще за штука?

— Не знаешь? Эй, Хныга, покажи-ка им свой к'хасс, — юноша схватил гоблина за шкирку и попытался вытащить его, но тот отчаянно вцепился в корзинку.

— Твоя не трогай Хныгу, человек! — заверещал тот.

— Как это? А ну вылезай, маленький паршивец.

— Отпускай меня быстро, глупый человек.

Глядя на эту забавную сцену, грабители расслабились и заулыбались.

— Ты что, не понимаешь? Нас сейчас прикончат, если ты не возьмешь в руки себя и свою плетку.

— Хныга не может. К'хасс совсем спит. Он Печать Змея делай и теперь долго спать.

Ошарашенный юноша выпустил гоблина. Надежды, возлагаемые им на смертоносный змеебич стража Храма Моако, растаяли, как дым. Сам-то он сейчас мало на что был способен: на теле нет ни одной боевой Печати, а достать из сумки какой-нибудь предмет ему не позволят.

— Инош! — снова выкрикнул он, — Отзови своих псов, а не то я за себя не ручаюсь!

— Ну, извини — не хотел по хорошему, будет по плохому, — окончательно потерявший терпение атаман выхватил меч из ножен, — Взять его!

— А может, обойдемся без крови и боли? — выкрикнул Печатник, уклоняясь от удара.

Хныга отчаянно заверещал, и тут в дело вступил Каббр. Взбрыкнул, стряхивая с себя двоих грабителей, ухватившихся было за сумки, а атамана, бросившегося с мечом спереди, ударил копытом в грудь, отбрасывая его шагов на пять назад. Перехватил направленную в голову всаднику дубинку зубами и перекусил ее пополам. Это несколько отрезвило нападающих, которые отскочили подальше от этого жуткого зверя.

И тут вдруг Айвен отчетливо услышал бормотание, причем голос раздавался словно из пустого места. Он узнал не только голос, но и заклинание.

— Ах ты, зубодер проклятый, — прошипел он, — Сейчас я тебе покажу, как моего коня портить.

Юноша потянулся к сумке и сунул руку в боковой карман. Закрыл глаза, привычно скользя вдоль своего мана-контура и замыкая некоторые потоки особым образом. Этот нехитрый прием, которому обучают магов в любых учебных заведениях, позволял видеть рассеянную ману вокруг чародеев. И, главное, этот способ был доступен даже "пузырю", пусть и требовал некоторых усилий.

След колдуна он заметил примерно там, где и рассчитывал. И теперь Печатник активировал кривую конусовидную спираль, которую вытащил из сумки, наведя ее заостренный конец в то место, где предположительно прятался под пологом невидимости чародей.

Сработало! Вместо слов заклинания, оттуда раздался кашель и проклятья. Причем не магические, а смаые обычные бранные.

Воздух снова поплыл, словно поверхность мыльного пузыря, и с тихим хлопком полог невидимости пропал, явив взору присутствующих колдуна. Год назад вот точно так же Айвен прятался под иллюзией, наведенной вот эти колдуном, в ожидании обоза. Инош-зубодер изобразил обрадованную улыбку, обнажив свои великолепные белоснежные зубы:

— Айвен! Сколько лет, сколько зим. А я тебя сразу и не признал. Ишь ты, разоделся в шелка и шитье золотое, словно господин какой важный…

Юноша с удивлением посмотрел на свою одежду. Рубаха как рубаха. В такую жару лучше фрагийского шелка ничего нет. А что до золотого узора — так не спарывать же его, в самом деле?

— А вот ты, как я посмотрю, все в том же тулупе, — оскалился в ответ Печатник, — Как твоя крыса — не подохла еще?

— Жив, жив Рыжий. Слыхал я, ты в люди выбился? Лавка своя антикварная, знакомства всякие интересные…

— Зато у тебя все по старому. Старый тулуп, старая крыса, и разбойничаешь ты по старинке на прежнем месте. Слушай, Инош, отзови ты своих ребят, а не то натворят еще чего-нибудь по глупости.

— Эй, зубатый, — влез в их разговор атаман, — А ну хорош лясы точить. Ты сказал, что с этого птенчика можно знатных побрякушек стрясти. Ну так давай и потрясем его…

— Не признал, говоришь, — недобро прищурился Айвен.

— Извини, — развел руками колдун.

— Слышишь, ты, фуфырыш недовостряченный. Хавалу закрой, пока я на тебя своего коня не стравил. А то уж больно много барагозишь, — на хипе обратился к атаману юноша.

— Эй, Инош… Так он что, из наших? — на всякий случай отодвинулся подальше от Каббра главарь. Остальные грабители последовали его примеру.

— Из наших, из наших. Год назад мы с ним в одной банде вот так же обозы брали, — отмахнулся от него колдун, — Идите на место, я полог сейчас восстановлю.

Один за другим разбойники спустились с дороги в овраг, где и прятались до этого. Овражек был не глубокий, в таком и козу не утаить, но в этом-то и заключался их коварный план: ни один обозник не будет опасаться нападения из открытого поля, где не видно ни единой живой души.

— Ушли. Эх, знал бы ты, как тяжело в наше время сыскать таких ребят, чтобы приказов слушались побольше, а думали поменьше. Скучаю я по нашему славному Хорту.

— Бросал бы ты это дело, — рассказывать, о том, что стало с ихним бывшим атаманом Хортом, юноша не стал.

— Так ведь скучно же, — рассмеялся колдун, — Не из-за денег же я на дорогу вышел, в самом деле. Не в армию же подаваться, с моей больной спиною.

— Ой смотри, нарвешься на дипломированного мага — будет тебе веселье.

— А ты меня чародеями не пугай, я и сам кое-чего могу. Лучше расскажи, как ты меня выследил, и как заклятье мое развеял. Ты же "пузырь"?

— Я — антиквар. На тебя я "чарокрута" наслал, которые любые чары сбивает. А что, понравилось? С помощью вот этого… — Айвен разжал кулак, демонстрируя магическую спираль. Глаза Иноша алчно вспыхнули, но и только.

— Ладно, бывай. И не поминай нас лихом, — колдун отошел в сторону, освобождая дорогу. Печатник только того и ждал. Взмахнув рукой на прощанье, он пришпорил своего скакуна, и тот стрелою сорвался с места.

Поначалу ехали молча, а Хныга и вовсе не подавал признаков жизни, съежившись на дне своей корзины. Наконец, гоблин высунул голову и спосил:

— Это был твоя друг-колдун?

— Не совсем того. Работали когда-то вместе.

— Твоя плохо друзей выбирай. Человек-колдун — плохой друг. Хныга — хороший.

— А еще Хныга очень скромный.

Гоблин согласно кивнул и добавил:

— И красивый…

Остаток дня они провели в седле. Точнее, в седле его провел Айвен, а Хныга спал в своей корзине, каким-то невероятным образом приноровившись к тряске. На обед юноша решил не останавливаться, а потому у придорожного постоялого двора он спешивался под громогласное бурчание своего пустого желудка.

— Меня и коней накормить до отвала, а вот этого ушастого — не будить, — отдал Печатник распоряжение мальчишке, который сразу же бросился к коню.

— Овес, пшеница, свекла? — спросил тот, принимая поводья.

— Свежее пиво, жареный свиной бочок и соленых огурчиков.

— А коню что?

— И коню то же самое. И давай, поживее.

Айвен огляделся. За день верхом на харуке он проскакал вдвое больше, чем смог бы на обычном коне. Об этом постоялом дворе он только слышал, но никогда не бывал здесь ранее. Если верить надписи на вывеске, то место это называлось "Двойной дракон", что, по мнению хозяина, указывало на крепость местного вина, от которого в глазах не только двоилось, но и драконы мерещились. Впрочем, до драконьего двоения юноша и не собирался напиваться — с дороги он больше мечтал о мягкой постели да сытном ужине.

— Эй, хозяин, — окликнул Печатник толстяка, деловито пересчитывавшего выручку, — где тут у тебя угол потише, да повкуснее?

— Выбирай любой, кроме западного.

— А это еще почему?

— Не нравится мне тот тип, что там ягненка харчит, — указал хозяин на темную фигуру в дальнем углу.

Айвен присмотрелся. Там широкоплечий и налысо бритый детина уплетал свой ужин за обе щеки. Закатанные рукава обнажали мускулистые руки, испещренные старыми шрамами, а на его правом предплечье виднелось клеймо.

— Ха! А вот мне он напротив, очень нравится, — заявил юноша, — Тащи заказ туда.

C этими словами юноша направился прямиком к лысому и, пододвинув стул, уселся прямо напротив него.

— Эй, уважаемый, вы не будете против, если я составлю вам компанию? — поинтересовался он, одновременно складывая большой и средний пальцы правой руки в особый знак. На воровском "жестике" этот знак был символом дружеских переговоров.

— Ну, садись, коли пришел, — пробурчал детина с набитым ртом, — Только на досужую болтовню у меня ни времени, ни настроения нет.

— Да я могу и молча пожевать в приятной компании, — согласился бывший вор и покосился на клеймо, — За что такую красоту-то получил?

— А не твоего ума дело. Давно это было, и свой долг жизни я искупил, понятно? — незнакомец залпом осушил кружку и поставил ее на стол так, что тарелки подпрыгнули.

— Конечно-конечно, — пробормотал в удаляющуюся спину Айвен, — Вот только ума не приложу, как такой как ты, мог искупить кровавый долг, если тебя сам королевский палач клеймом смертника пометил. И, видать, за дело.

— Твоя зачем Хныгу там оставляй, а сам тут пей-жри-веселись? — раздался вдруг сзади голос гоблина.

— Хныга, дружище! Ты так сладко спал — не хотел будить, — повернулся Печатник.

— А может, человек не будил Хныгу, потому что хотел один совсем говорить со жрецом Врага? Говори весь правда — твоя хотел предать Великий Змей?

Юноша проследил направление взгляда гоблина. Взгляда, который с ненавистью буквально прожигал спину удаляющегося обладателя клейма смертника.