Пенрод и Сэм

Глава XI
ТОНИЗИРУЮЩЕЕ СРЕДСТВО

Мечты о мести несколько подняли настроение Пенрода, но все же он считал это утро пропащим. Ведь к концу уроков он чувствовал себя таким подавленным и разбитым, что не мог даже квакать. А ведь он твердо решил сравняться в этом искусстве с Сэмом Уильямсом, что было не так-то легко. Сэм квакал неподражаемо. Ни в одном из языков мира сего нет таких потрясающих звуков, как те, которые рождались из горла Сэма. Это было что-то вроде «кванк», но разве можно одним лишь голосом напеть богатство симфонии, в которой слились воедино дерзость, жалоба и воинственные интонации, чрезвычайно напоминающие боевые кличи африканцев? А ведь именно подобный шедевр рождался на свет каждый раз, когда Сэм начинал квакать!

Сворачивая в свою калитку, Пенрод все-таки попробовал квакнуть, и у него получилось. Удача воодушевила его, и он решил потренироваться еще. Он остановился.

– Кванк! Кванк! Кванк!

Теперь у него получилось целых три раза подряд. 11о тут из окна второго этажа выглянула миссис. Скофилд.

– Умоляю тебя, Пенрод! Не делай этого! Перестань!

– Почему? – удивился Пенрод.

Теперь у него совсем хорошо получилось, и он с удовольствием продолжил свои упражнения.

– Кванк! Кванк! Кванк! Кванк!..

– Прошу тебя, постарайся не делать так! – снова взмолилась миссис Скофилд. – Миленький! Тебе стоит только захотеть, и ты избавишься от этих кошмарных звуков!

Но как раз в это время Пенрод почувствовал, что почти достиг уровня Сэма Уильямса. Ему только что удалось издать горлом замечательный звук, и, чтобы подкрепить успех, он снова принялся квакать.

– Кванк! Кванк! Кванк! – упоенно квакал он. – Кванк! Кванк! Кванк!

Он всецело погрузился в это занятие. Мать с тревогой взирала на него. Она тяжело вздыхала и что-то твердила себе под нос. Затем она отошла от окна и, минуту спустя, вышла из двери.

– Пойди сюда, мой милый, – сказала она Пенроду, – у меня кое-что есть для тебя.

Пенрод отвлекся от своего занятия и с сияющим лицом пошел к матери. Вернувшись из путешествия, она подарила ему кошелек с монеткой внутри. И вот теперь он решил, что она хочет ему еще что-то подарить. «Не просто же так она сказала, что у нее «кое-что есть»?» – подумал он.

– А что ты мне хочешь дать, мама? – спросил он и, увидев, как она ласково на него смотрит, еще больше обрадовался. – Мама, это что, столярные инструменты, которые я просил? Ты уже купила их?

– Нет, – ответила она. – Пойдем со мной, сейчас сам увидишь, что это.

Он с большим удовольствием проследовал за ней в столовую, и глаза его горели от нетерпения. Он был полон самых радужных надежд, но они разом оставили его, как только она открыла шкаф и сказала:

– Это тебе будет очень полезно, Пенрод.

И тут он начал горько жалеть о своей доверчивости. Потому что по опыту прошлой ночи он уже знал: после таких слов от матери ничего хорошего ждать не следует. Его пессимистический прогноз тут же подтвердился. Миссис Скофилд извлекла из шкафа бутылку, наполненную чем-то, напоминающим болотную тину. Не сводя напряженного взгляда с бутылки, Пенрод попятился назад.

– Что это? – сухо спросил он.

Миссис Скофилд улыбнулась.

– Да так, ничего, – сказала она, – ничего особенного. Это просто, чтобы ты не нервничал.

– Я не нервничаю.

– Да, да, милый, ты так думаешь, – сказала она, наполняя столовую ложку бурой жидкостью из бутылки. – Знаешь, люди часто сами не понимают, что с ними творится. Они нервничают, а им кажется, что с ними все в порядке. Но ты, дорогой, беспокоишь нас с папой. Вот я и достала для тебя лекарство.

– Откуда ты его достала? – спросил он.

Миссис Скофилд оставила бутылку и стала надвигаться на него с ложкой.

– Вот, милый, – уговаривала она, – всего одну ложечку…

– Я хочу знать, откуда ты это взяла? – мрачно повторил Пенрод и отступил еще дальше.

– Откуда? – повторила она рассеянным голосом, ибо все внимание сосредоточила на том, чтобы не разлить лекарство. – Я сегодня утром ходила на рынок и там встретила старую миссис Уоттоу. Она сказала, что у ее сына Кларка тоже не в порядке нервы, и объяснила, какое лекарство надо заказать в аптеке. Она говорит, что ее Кларку это очень помогло. Он совсем выздоровел…

– Да не хочу я выздоравливать, – сказал Пенрод. И, поняв, что запутался, добавил: – У меня же нет ничего, от чего надо выздоравливать!

– Но ты же не хочешь, чтобы мы с папой расстраивались, правда, миленький?

– Что же я, по-вашему, из-за того, что вы расстраиваетесь, должен глотать всякие гнусные лекарства? – спросил жестокосердый мальчик. – Не буду я ничего принимать. В этой бутылке плавают какие-то водоросли с сорняками.

Миссис Скофилд оскорбилась.

– В этой бутылке нет ни водорослей, ни сорняков! Это лекарственные растения.

– Спорим, меня от них вырвет?

Она вздохнула.

– Пенрод, мы стараемся, чтобы тебе стало лучше.

– Мне и так достаточно хорошо. Я тебе точно говорю!

– Нет, миленький. Поэтому папа и беспокоится о тебе. Давай, Пенрод, глотай. Нечего поднимать шум из-за такой ерунды. Тем более, что это для твоего же блага!

– Она снова предприняла наступление с ложкой. Ложка уже почти достигла его зубов, но он отступил вплотную к обоям. Дальше отступать было нельзя. Тогда он с отвращением отвернулся от ложки.

– А какое оно на вкус? – спросил он.

– Совсем не противное, – ответила миссис Скофилд, неумолимо пододвигая ему ложку ко рту. – Миссис Уоттоу сказала, что ее Кларк очень любил это лекарство. Она сказала, что по вкусу оно не похоже на другие лекарства.

– А сколько я должен его принимать? – спросил Пенрод, видя, как неотвратимая ложка снова подбирается к его рту. – Только теперь? Один раз?

– Нет, миленький! Три раза в день.

– Не буду!

– Пенрод! – теперь ее голос прозвучал резко. – Ты что, хочешь, чтобы я целый день перед тобой плясала? А ну, глотай быстро!

Миссис Скофилд втиснула ложку ему в рот, и она стукнулась о зубы. Пенрод все еще пытался сопротивляться. Сопротивление это диктовалось самим инстинктом. По части остроты вкусовых ощущений любой мальчик может соперничать даже с собакой. Конечно, вкусы и пристрастия у мальчиков и у собак во многом не сходятся, однако и те и другие моментально чуют, если им подсовывают что-то, что им противно. Конечно, мальчики часто едят самые кошмарные, с точки зрения нормального человека, вещи. Но они делают это по личному выбору. Когда же вкус того или иного снадобья мальчику неприятен, он начинает сопротивляться, словно его пытаются накормить ядом. Вот почему, не зная, что его ждет, Пенрод из последних сил продолжал увиливать от ложки.

– Пенрод! – крикнула миссис Скофилд; теперь она окончательно потеряла терпение. – Если ты сейчас же не проглотишь это, я иду за папой. Быстро открой рот! Это не так уж противно. Открой рот! Ну, вот и все!

Челюсть, наконец, покорилась, и миссис Скофилд влила содержимое ложки в рот сыну.

– Ну, вот! – еще раз воскликнула она, и в голосе ее послышалось торжество. – Совсем не так уж плохо, а?

Пенрод не ответил. На лице его застыло какое-то странное выражение. Впрочем, вел он себя тоже достаточно странно. Он не кричал, не ругался, да и вообще не произносил ни звука. Зато он начал раздуваться, словно надувная игрушка. Глаза его покраснели, в них застыл ужас, и он, не отрываясь, смотрел на мать.

– Ну, не так уж это противно, – сказала миссис Скофилд, но, тем не менее, почувствовала некоторое беспокойство. – Перестань себя так вести, Пенрод!

Но Пенрод ничего не мог с собой поделать. Эта жидкость показалась бы на редкость противной даже взрослому, который прошел сквозь испытание вонючими сырами и прочими гастрономическими изысками. Куда уж было выдержать такое бедному Пенроду! Этот коварный раствор был почти полностью лишен запаха, из-за чего Пенрод оказался совершенно не подготовлен к такому кошмару, который должен был пережить. Он все надувался и надувался, и это олицетворяло растущее его потрясение. Тонкая шея его напряглась, щеки раздулись, как два шара. Плечи поднялись почти до ушей, к тому же Пенрод задрал вверх правую ногу и так и застыл в этой странной позе.

– Прекрати сейчас же, Пенрод! – приказала миссис Скофилд. – Сейчас же прекрати!

– Он, наконец, обрел голос.

– Уф! Оф! – произнес он и рухнул на пол.

Поначалу он просто корчился от отвращения, но потом в его конвульсиях появились угрожающие симптомы. Он разевал и закрывал рот, размахивал руками и сучил ногами по полу.

– Ой-ой-ой! – вопил он.

Миссис Скофилд к такому давно привыкла и, успокоившись, снова ласково улыбнулась.

– Все хорошо, мой маленький, – очень ласково сказала она.

Потом она опять подняла бутылку с лекарством, наполнила ложку и обнародовала информацию, которую из тактических соображений до поры до времени придерживала.

– Теперь еще одну, – ласково сообщала она.

– Уф! – выдохнул Пенрод. – Еще одна… Что-о-о?!..

– Две ложечки перед каждой едой, – как ни в чем не бывало сказала она.

Пенрод тут же предпринял попытку покинуть комнату. Его действия отличались такой твердостью и напором, что миссис Скофилд пришлось искать поддержку у главы семьи. Она крикнула мистеру Скофилду. Войдя в комнату, он застал жену за очень странным занятием. Со стороны можно было подумать, что ее цель – перетереть Пенрода о подоконник, подобно тому, как перетирают веревку. Пенрод оседлал подоконник, и, уже коснувшись одной ногой желанной земли, пытался вытянуть наружу вторую ногу. Но за нее крепко уцепилась миссис Скофилд и, в свою очередь, стремилась втянуть освободившуюся половину своего отпрыска обратно в комнату. Пенрод продолжал оказывать мужественное сопротивление даже тогда, когда мистер Скофилд пришел па помощь жене, и они вместе стали тянуть его обратно. Несчастный продолжал бороться даже тогда, когда уже был водворен в комнату, а окно наглухо затворили. Он протестовал даже тогда, когда ложку со второй порцией лекарства все-таки запихнули ему в рот. Когда все уже было поищи, мистер Скофилд понял, что, несмотря на той возраст, держится молодцом, и мог бы вполне претендовать на призы не только в ораторском искусстве, но и в соревнованиях атлетов.

Итак, дело было сделано, и двойная доза жидкости теперь находилась внутри Пенрода Скофилда. Это не прошло для него бесследно и, сев за стол, он почувствовал легкое головокружение. В глазах у него начало двоиться. Ничего удивительного. Дело в том, что в коричневом снадобье содержалось изрядное количество спирта и две ножки равнялись по крепости доброй порции коктейля. Пенрод никогда не пробовал спиртного, и опьянение не только было ему неприятно, но и очень его испугало. Пенрод тут же пожаловался, что плохо себя чувствует и не преминул мстительно добавить, «это, наверное, от лекарства».

Мать не ответила ему. Она лишь кивнула головой.

– Вот видишь, какой он раздражительный, – прошептала она мужу.

Полчаса перед ужином тоже были посвящены битве за здоровье Пенрода, и она, по своему размаху, лишь совсем чуть-чуть уступала той, что разразилась перед обедом. Для усмирения недовольного снова пришлось вызвать главу семейства. Благодаря своей мускульной и ораторской энергии он снова нанес поражение мятежнику. Но на следующее утро, перед завтраком, мятеж разгорелся вновь, и мистеру Скофилду опять пришлось его усмирять тем же способом. Это было субботнее утро. А перед ленчем родители нашли в Пенроде разительную перемену. Но они не придали ей никакого значения. Они давно уже привыкли к тому, что у Пенрода часто меняется настроение.

А им бы стоило обратить внимание. Когда миссис Скофилд не без внутренней дрожи позвала Пенрода перед ленчем «принимать лекарство», он неожиданно быстро явился и покорно, как ягненок, принял его.

– Ну, какой же ты у меня умник, Пенрод! – воскликнула миссис Скофилд. – Теперь ты убедился, что это совсем не плохое лекарство?

– Да, мама, – тут же согласился он, – к нему просто нужно немного привыкнуть.

– Теперь хоть тебе стыдно? – спросила она счастливым голосом. – Как можно было поднимать такой шум?

– Да, мама.

– Ты себя лучше чувствуешь? Видишь, оно уже принесло тебе пользу.

– Да, мама.

Несколько недель спустя, во время каникул, Пенрод и Сэм снова решили поиграть в то, что они называли «аптекой». Соорудив прилавки, они продавали химикаты, лекарства и косметику воображаемым покупателям. Они составляли рецепты и производили некоторые другие действия в «фармацевтическом духе».

Игра была в разгаре, когда Пенрод вдруг воскликнул:

– Знаю! У меня есть одно сильное средство. Вот его-то как раз нам и не хватало.

Он убежал в дом, но вскоре вернулся и поставил на «прилавок» большую бутыль. Она была наполнена мутной бурой жидкостью, а на дне плавало что-то вроде тины.

– Видал? – крикнул Пенрод. – Как тебе нравится это старое лекарство?

– Отличная штука! – одобрил Сэм. – Где ты его достал? Чье оно, Пенрод?

– Было мое. Только они несколько дней назад перестали мне его давать. А вообще мне пришлось принять его две с половиной бутылки.

– А зачем они давали его тебе?

– Я был нервный или как-то там еще, – объяснил Пенрод.

– А теперь ты поправился?

– Наверное, да. А, может, ей просто некогда давать мне это, или еще что-нибудь… Во всяком случае, больше она мне его не дает и говорит, что теперь мне стало гораздо лучше. Она и думать забыла про это.

Сэм с большим интересом разглядывал бутылку.

– Пенрод, а что это там такое внутри? Похоже на траву.

– Это и есть трава, – сказал Пенрод.

– Как она туда попала?

– Я ее туда засунул, – честно признался Пенрод. – Сначала у них там была какая-то ужасная дрянь. Я чуть не отравился. Они заставили меня принять три раза, и я думал, что мне пришел конец. Потом я отнес бутылку во двор, вымыл ее как следует, наложил туда нормальной травы и долил водой из колонки. Когда они купили новую бутылку, я и с ней сделал то же самое.

– Это не похоже на воду, – возразил Сэм.

– Ну, это уж совсем просто, – ответил Пенрод с небрежностью юного гения, – после этого мне оставалось только иногда взбалтывать, чтобы они не заметили…

– Но что же ты туда положил?

Прежде, чем ответить, Пенрод бросил взгляд на дом. Он задержался на окне второго этажа. В нем показалась миссис Скофилд. Заметив сына, она весело кивнула ему. Теперь материнское сердце радовалось: сын, наконец, выглядел довольным и счастливым. Она чувствовала, как была права, когда начала лечить мальчика.

– Так что же ты туда положил? – не отставал Сэм.

Миссис Скофилд очень повезло: она прекрасно видела сына, но, к счастью для себя, не слышала его слов.

– Да ничего особенного, – ответил Пенрод, – просто чуть-чуть глины.