Перевалы, нефтепроводы, пирамиды

ВОТ МЫ И В ОАР!

Итак, с этим покончено! За полчаса до полуночи наш стук прервал сон ливийских таможенников в Мусаиде. Ворча, они поспешили отделаться от нас. Их вообще не интересовал срок нашей визы, они торопились вернуться на нары. Ожидали бы нас затруднения, если бы мы прибыли на день позже? По-видимому, надо стараться переезжать через границы только ночью.

Когда подняли шлагбаум, мы громко просигналили. Прощай, Ливия! Из-за тебя мы провели много бессонных ночей в Тунисе. Твое имя стало для нас кошмаром… Все осталось позади… Забыть!

Через широкую нейтральную зону мы поехали на далекий огонек. Современная таможня. Но она казалась покинутой. В застекленном павильоне лишь двое сонных солдат сидели на корточках возле железной печки и грели руки. Они взяли паспорта и занесли наши имена в толстую книгу. Графа «гражданство» озадачила их:

— Ульбрихт?

— Да, Германская Демократическая Республика!

Сонливость как рукой сняло. Солдаты вскочили, обняли нас, затем соединили указательные пальцы:

— Ульбрихт, Насер, гуд френдз!

Пришлось выпить по чашке чаю и — свернуть сигарету из их табака. Лишь после этого мы смогли продолжать путь к таможне в Саллуме.

Дорога серпантином вилась по скале и круто спускалась к берегу моря. Над бухтой сияла полная, цвета киновари, луна. Мы были в прекрасном настроении.

— Ты видишь луну там, над Саллумом?

— Да, дружище, вижу!

В полицейском участке царило оживление. Перед нами прибыло- два автобуса с египтянами, желавшими работать в Ливии. Нам потребовалось полчаса для заполнения объемистых анкет. Это своего рода рекорд!

Тем временем полицейские, сверяясь с паспортами, проверили, нет ли наших имен в занимающей всю стену картотеке. Мы невольно улыбнулись: нас как будто не разыскивает международная полиция. Но бдительность прежде всего!

Убедившись, что поиски не дали результатов, инспектор сразу же стал дружелюбнее.

— Добро пожаловать в ОАР! Не могу ли чем-нибудь помочь вам?

Затем последовали таможенный осмотр, проверка документов, обмен денег, уплата пошлин…

— Это все?

— У вас машина? Тогда вам надо еще посетить пост на другой стороне улицы!

В крошечной деревянной будке, оклеенной фотографиями Насера, перед толстой книгой сидел смуглый сержант. Сама приветливость!

— Пожалуйста, документы на машину!

Все технические данные «Баркаса» были занесены в книгу. Затем сержант дал нам две таблички с номерами:

— Сейчас же смените!

Дитер попытался это сделать, но отверстия не подходили.

Ухмыляясь, сержант извлек из-под стола кусок проволоки и клещи:

— Привяжите!

А почему бы нам пару недель и не поездить с дребезжащим арабским номером?

ВСТРЕЧА С СОПЕРНИКАМИ

В Египте мы собирались быть лишь проездом в Судан, но после мучительных раздумий были вынуждены отказаться от посещения этой страны. Опасения, которые мы испытывали еще дома, здесь подтвердились: из-за повышения уровня воды у Асуанской плотины прервалось железнодорожное, водное и автомобильное сообщение между Верхним Египтом и Хартумом. А на рискованную поездку в «Баркасе» через опасную нубийскую пустыню соответствующие власти вряд ли дали бы разрешение.

Мы решили кратчайшим путем перебраться в Переднюю Азию. Для этого надо было снова прибегнуть к помощи судоходства, ибо по суше путь из Египта через Синайский полуостров в Иорданию и Сирию закрыт Израилем. Перед нами было две возможности: плыть либо из Александрии в Бейрут, либо из Суэца через Красное море в Акабу. Все зависело от расписания судов.

В Александрии мы прежде всего отправились к представителю Немецкого пароходства. Близился конец рабочего дня, у нас не оставалось времени, чтобы привести себя в порядок, и мы явились в торговое представительство ГДР в свитерах и грязных брюках.

Секретарша удивленно уставилась на нас:

— Ах, вы тоже с «Берлинер Бэр»[62]?

— А разве «Бэр» в Александрии?

Незадолго до выхода «Хиддензее» из Ростока мы узнали, что морская яхта «Берлинер Бэр» отправляется в шестимесячное путешествие по Средиземному морю. «Наши соперники на воде, — сказали мы. — Возможно, где-нибудь и встретимся!» И вот… Мир, действительно., тесен! Мы быстро обсудили с представителем пароходства все вопросы переправы в Переднюю Азию. Послали телеграмму в Росток с просьбой сообщить время прибытия в Каир ближайшего судна. По расписанию пароходства ГДР, «Рудольф Брейтшейд» в первых числах марта выходил из Порт-Саида в Акабу. Это было бы очень удобно! Будем надеяться!

И мы поспешили в гавань, к яхте!

По мнению Альфреда, на Корнише — живописной улице Александрии — было неповторимое освещение. Пришлось остановиться, вытащить штатив, распаковать тяжелый «Линхоф», отыскать «единственное» подходящее место на площади: на балконе жилого дома.

Дитер и я ждали у машины среди сутолоки уличного движения, осаждаемые, как обычно, толпой ребятишек. Вдруг позади мы услышали настоящий берлинский диалект:

— Друзья… Каким ветром вас сюда занесло?

Громкие приветствия. Двое ребят с яхты собирались на берег и заметили «Баркас», знакомый им по газетным фотографиям. С ними произошло то же, что и с нами: они читали о нашей «восточной экспедиции» и подумали: «Может быть, где-нибудь и повстречаем наших соперников на колесах…»

Об осмотре города нечего было и думать. Все вместе мы пошли на яхту. Половина команды, состоявшей из шести человек, поехала на экскурсию в Каир. Через два дня они вернутся, и к пирамидам поедут остальные.

Как, вы еще не обедали?

«Медведи» тут же открыли последнюю банку гальберштедтсхих сосисок. Мы добавили пакетик кофе — подарок засницких капитанов рыболовного флота, перегонявших рыболовные траулеры ГДР в Тунис, — а на дне багажника «нашли» еще бутылку коньяку. Мы берегли ее все время «для особого случая». А разве встреча в Александрии двух экспедиций из ГДР не особый случай?

О чем только не хотелось рассказать в эту долгую ночь, которую мы провели в тесной, но очень уютной каюте «Берлинер Бэр»! О трудностях, которые пришлось испытать при строительстве яхты, о истраченных на это часах досуга… О выходе из Штральзунда после долгих опасений за успех путешествия… О плавании по опасному Бискайскому заливу… О посещении Испании… О сильном шторме около Крита, когда пришлось лечь в дрейф…

Да и мы немало пережили после прощания с Ростоком.

Если бы мы в эту ночь поставили на стол магнитофон, книги об обеих экспедициях были бы вчерне наполовину готовы!

Около полуночи я вышел на палубу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Прислонившись к вантам, я окинул взором пеструю ленту огней на Корнише и открытое море. Вспомнил былые походы под парусами, и мне захотелось пересесть на яхту, спокойно скользить по волнам, не слышать гула мотора, не опасаться выбоин на дороге, не глотать пыль…

Улли, молодой инженер с завода электроаппаратуры в Трептове и страстный яхтсмен, заметил мое отсутствие и вышел следом за мной. Он облокотился на поручни и с тоской посмотрел… на нашу машину, освещенную фонарем на террасе казино. Едва слышно он вздохнул:

— Поменяемся? Видеть не только воду и небо да раз в несколько недель портовый город, а проехать на машине через пустыню, высокие горы, посетить бедуинов, познакомиться с чужими обычаями, — с интересными людьми… Вот было бы славно!

Я рассмеялся. Старая песня: хорошо там, где нас пет.

УИКЭНД В КАИРЕ

Каир, Аль-Кахира («победоносный»), город на Ниле с миллионным населением, где жизнь бьет ключом, голова Африки, колыбель тысячелетней культуры… О чем сказать прежде всего? О сокровищах музеев? О красоте мечетей? О виде с телевизионной башни? О пестрой толпе в Муски[63]? О городе мертвых и пирамидах?

Мы уже пять месяцев ездили по арабским странам, и принять решение нам было нетрудно: наибольшее впечатление на нас произвели жители Каира, прежде всего девушки и юноши. В Каире не увидишь женщин с закрытыми лицами, в кафе сидят не одни мужчины! Каир — современный город не только по числу жителей, высотных домов, университетов или заводов…

Однажды после обеда мы прогуливались по улице Талаата-Харба — главной торговой улице Каира, — которая раньше называлась улицей Солиман-паши. Вдруг, как по команде, мы остановились. Перед открытым киоском — в таких обычно продают сласти, открытки и сувениры- красивая девушка разговаривала по телефону. По ее мимике и жестам было ясно, что она договаривается о свидании.

В Париже, Риме или Берлине мы не обратили бы на эту сценку никакого внимания. Но в арабском городе она показалась нам, по меньшей мере, необычной. На протяжении ста метров мы наблюдали еще несколько таких сценок и заинтересовались. Был четверг, стало быть, мусульманская суббота, поэтому мы спросили Набиля, нашего спутника-египтянина:

— Как в Каире проводят воскресенье, пардон, пятницу?

Набиль улыбнулся. Его позабавило, что на этот вопрос нас натолкнули разговаривавшие по телефону девушки.

— Посетите завтра Гезиру. Посмотрите сами!

На следующий день, в пятницу, около полудня, мы хотели из Докки — западного пригорода — пройти пешком в центр города, минуя Гезиру. Этот большой остров на Ниле с парками, спортивными площадками, клубами и ресторанами ныне венчает стройная телебашня, производящая впечатление гигантского минарета. Однако наше намерение оказалось неосуществимым. На мосту Ат-Тахрир навстречу шла такая густая толпа, что, покорившись, мы повернули и «поплыли но воле волн».

Казалось, что у доброй половины жителей Каира сегодня была одна цель: Гезира. Бабушки в традиционных черных шалях вели за руку празднично одетых внучат, разряженные по последней моде женщины несли на руках детей, взмокшие от натуги мужчины тащили на плечах сыновей, лакомившихся мороженым, шли продавцы воздушных шаров, студенты с портфелями, группы хихикающих девочек-подростков, энергичные парни…

Перейдя через мост, толпа делилась на два потока. Один устремлялся в пассажи и на открытые площадки выставки, где экспонаты рассказывали о развитии Египта со времени революции 1952 года. Другой поворачивал налево, в «Аль-Хуррия гарден» — «Парк свободы» на южной оконечности острова. Здесь стар и млад располагались на газоне под пальмами и акациями. Дети играли в мяч, возились, невзирая на праздничную одеж-ту, лазали по деревьям. Мужчины читали газеты, играли в домино, женщины вязали или кипятили воду на принесенных с собой спиртовках. Я невольно оглянулся на плакат: «Здесь разрешено варить кофе!»

В парке «Андалузия», что в нескольких стах метрах севернее, народу было меньше, быть может, потому, что вход стоил два пиастра. Зато здесь было наряднее: аркады, цветочные грядки, ряды скамей из пестрых изразцов, фонтаны, скульптуры… Защищенные живой изгородью ниши и укромные беседки прежде всего привлекали влюбленных.

Мы попытались отыскать глазами одну из девушек, накануне вечером говоривших по телефону. Напрасно! В 2 1/2-миллионном Каире влюбленных больше, чем в парке «Андалузия» тихих уголков.

Любители шумных развлечений устремлялись на ярмарку за территорией выставки, катались на каруселях или испытывали свою силу на силомере…

По пути домой мы вновь прошли мимо парка «Аль-Хуррия». Его покидали последние семьи. Сумки опустели, устали дети.

Только отдельные парочки шли под руку в противоположном направлении.

Студенты рассказывали нам, что по вечерам здесь устанавливают посты, чтобы вовремя предупреждать влюбленных о неожиданном появлении глав семей. Мы побороли в себе желание проверить эту сигнальную систему в действии.

У НОГ СФИНКСА

Ветер дул с запада и гнал через гигантский скульптурный ансамбль Гизы[64] тучи песка из Сахары. За сернистой пеленой в блеклом небе серыми силуэтами возвышались пирамиды. Лишь сфинкс в углублении лежал под яркими лучами солнца и светился, как жидкий мед.

Накануне ночью мы видели Гизу — «величайший спектакль всех времен», как говорится в рекламе, «супершоу» со световыми, цветовыми и звуковыми эффектами, где в качестве «звезд» фигурируют пирамиды, сфинкс и окружающие развалины. Освещение «действующих лиц» все время менялось, а в это время с разных сторон раздавались голоса дикторов, которые по очереди рассказывали о событиях тех времен, когда были построены эти сооружения.

Мы явились на «спектакль», настроенные скептически, но не смогли полностью избежать воздействия этого отлично оформленного исторического обозрения на исторической земле. Сто тысяч рабов погибли при постройке пирамиды Хеопса — фараона, едва успевшего стать взрослым, — но во время спектакля об этом невозможно думать.

Теперь мы вернулись в Гизу при свете дня. Мы стояли на еще пустой террасе павильона, пристально вглядывались в сфинкса и вспоминали все, что о нем знали: символическое соединение животной силы с разумом человека? Или: звериной силы и человеческой красоты? Хранитель могил? Божество? Сын фараона? Арабы называют его «Абу аль-Холь» — «отец ужаса».

— Взгляни, Дадди, прическа, как у Лиз Тейлор в том фильме…

К нам приближалась супружеская пара швейцарцев средних лет. Он: слишком длинные шорты, на груди два фотоаппарата, феска на голове. Она: соломенная шляпа, тяжелое восточное ожерелье на платье с крупными цветами, путеводитель под мышкой…

— А задняя часть, Дадди, совсем новая! Кажется, сфинкса реставрировали… цементом?!

Всё! Минуты раздумья миновали! Вдруг я вспомнил, что Альфред Керр однажды назвал сфинкса огромным каменным павианом, а Лео Слезак нашел в нем ошеломляющее сходство с тетушкой Кларой из Проссница («у той точно такой же нос»).

Супруги завели спор, который уже волновал умы знаменитых филологов:

— Неправильно употреблять артикль «ди», Розель, сфинкс мужского рода!

— Но ведь водитель автобуса тоже говорил «ди сфинкс», Дадди!

— Он знает не лучше нас. Наукой точно установлено, что египетские сфинксы мужского рода, а греческие — женского!

Дражайшая супруга еще раз взглянула на объект спора и упрямо возразила:

— Ах, для меня сфинкс навсегда останется «мисс»!

Мне так и хотелось уладить этот спор, предложив сфинксу — ей или ему: «Человек-зверь, потрудись встать! Тогда будет видно, какого ты пола!» Однако я воздержался от этой пошлой остроты и предпочел бежать. Туристы такого рода могут отбить охоту любоваться даже самыми выдающимися произведениями искусства.

Еще несколько шагов — и мы услышали, как отец, производивший впечатление весьма образованного человека, объяснял своей англосаксонской дочке в очках:

— Между лапами сфинкса на охапке красного мака лежала маленькая Клеопатра. А с юга тихими шагами приближался Цезарь…

Каждому свой Шоу! По мечтательному взору девушки можно было догадаться, что и она с удовольствием лежала бы на красных маках в ожидании Цезаря.

Чтобы опять остаться одним, мы пошли по направлению к пирамидам — и попали прямо в руки бдительной ораве гидов. «Поездка на Бисмарке, господин барон?» Стало быть, в разговоре с немцами верблюдов все еще называют «бисмарками»! Я нахожу, что драгоманы поступают тактично, не пользуясь теперь именами политиков более позднего времени. А то один из гизских верблюдов еще при жизни Уинстона Черчилля был назван в его честь.

— Такая поездка незабываема. Мы сфотографируем вас в виде’бедуинов. И объясним все!

Как избавиться от назойливых гидов? По опыту мы знали, что это почти невозможно. Наконец мы спаслись, заявив:

— Мы уже все видели, все знаем, а сегодня пришли, чтобы посмотреть на всемирно известных драгоманов во время работы.

— Посмотреть на нас во время работы? — Махмуд, своего рода шеф драгоманов, был настроен скептически. Но когда мы выдержали его изучающий взгляд, он гордо выпрямился и подмигнул своим коллегам:

— Ну тогда мы вам кое-что покажем!

Однако со следующей группой туристов ему не повезло. Из двух автобусов вышло около пятидесяти взволнованно переговаривавшихся итальянских монахинь. Махмуд был разочарован.

Пока мы устанавливали сходство между головами монахинь, обрамленными чепцами, и головой сфинкса, сзади нас раздался голос гида:

— Алло, девушки, сюда!

Мы быстро обернулись, но наши физиономии тут же вытянулись: самой молодой «девушке» за семьдесят лет! Одна из тех компаний, какие мы уже часто встречали: одетые под девочек американские вдовы, которые на страховки за покойных мужей со скоростью реактивного самолета осматривают мир.

Понаблюдав некоторое время за следующей группой, Махмуд сказал, проявив безошибочное знание психологии туристов:

— Видите, этот толстый датчанин не хочет ехать на верблюде, а его жена сияет, видит себя уже высоко в седле… И фотографию в семейном альбоме… Спорим, что с ее помощью мы всю семью усадим на верблюдов… Пошли, Фредерик!

Фредерик-Бисмарк охотно затрусил за своим хозяином, который всячески старался соблазнить датчанку, при этом все время подмигивая нам. Цветистые речи и демонстрация фотографий закончились тем, что муж неожиданно облачился в одежду бедуина, а Махмуд просто поднял датчанку и подсадил на верблюда. Конечно, остальным тоже захотелось прокатиться и получить снимки для семейного альбома. Делал их Махмуд. За особую плату, разумеется.

Происходившее сначала нас забавляло. Сидя на камнях, мы наблюдали за тем, что выделывали туристы и что они позволяли проделывать с собой. Прямо-таки бесплатное веселое представление в кабаре! Время от времени мы смотрели на медово-желтого сфинкса. Выражение его лица не менялось. Думаю, что если бы он, как некогда его греческие сестры, обладал способностью говорить, то, наблюдая ежедневно копошащихся у его ног туристов, смеялся бы не переставая.

ГАЗЕЛИ ГЕЗИРЫ

Молча, в торжественном настроении мы вошли во двор Аль-Азхара — старейшего мусульманского университета мира. Мы и здесь ожидали увидеть, как в медресе Феса и Кайруана, юношей в широких белых одеяниях, важно расхаживающих по двору и бормочущих суры[65]… Вместо этого мы услышали громкие крики страстных болельщиков. Во дворе Аль-Азхара, на нескольких площадках играли в волейбол! Спортивные игры у подножия тысячелетних минаретов — типичная для современного Каира картина!

— Чем занимается молодежь в свободное время? — с этим вопросом мы обратились к председателю совета попечителей. Вместо ответа он предложил нам детально разработанную программу посещений, рассчитанную на целую неделю. Она охватывала молодежные центры, институты, стадионы, клубы, университеты… И куда бы мы ни пошли, мы везде чувствовали, что в Каире спорту придается огромное значение.

Во всех районах города имеются так называемые молодежные центры. Один из них — в саду дворца Абдин, бывшей резиденции короля Фарука. Здесь спортивные площадки, плавательный бассейн, клубные помещения, зал со сценой, детский сад, мастерские и даже комнаты тля зарубежных друзей. Молодежь может заниматься тут искусством или другим любимым делом. Но наиболее популярны спортивные секции. Этот молодежный центр насчитывает восемь тысяч членов. Членские взносы за год составляют тридцать пиастров[66], а для семьи — сорок пять. Предприятия, школы и другие учреждения могут стать коллективными членами. Школа при генеральном консульстве ГДР, например, — член молодежного центра Гезиры, наиболее крупного в Каире. Он занимает территорию бывшего закрытого клуба колонизаторов — триста пятнадцать тысяч квадратных метров. Одних только футбольных полей здесь двенадцать.

Спортом в Каире занимаются не только в молодежных центрах. Здесь есть и настоящие спортивные объединения. Однажды в четверг, в мусульманскую субботу, нас пригласили на стадион клуба Аль-Ахли на матч между командами Аль-Ахли и Замалек. Во время перерыва мы осмотрели территорию вокруг стадиона: теннисные корты, площадки для прыжков, каток для катающихся на роликах, лужайка с гимнастическими снарядами. Несмотря на интересный футбольный матч, на всех площадках, на всех снарядах инструктора проводили занятия. Здесь не забывают о необходимости готовить спортивную смену.

Мы остановились около площадки с гимнастическими снарядами. Грациозная девушка, еще почти ребенок, терпеливо и с любовью пыталась научить группу ребятишек лет семи-девяти основам упражнений на брусьях. Девушка была так захвачена работой, что заметила наше присутствие, лишь когда мы с ней заговорили. Фавзия, дочь банковского служащего из Асьюта, в свободное время ведет здесь занятия. Скоро, говорит она, ей предстоят выпускные экзамены: она уже пять лет учится в Зохрия-паласе.

— В институте физкультуры?

Она кивнула.

— Тогда мы еще встретимся.

Этот институт — цель нашего следующего визита по программе.

Две смущенные дежурные приветствовали нас у входа в Зохрия-палас и проводили в танцзал, где декан факультета профессор госпожа Нефиса аль-Гамрави преподавала гимнастику. После нескольких минут наблюдений мы поняли по глазам учениц, что они боготворят эту обаятельную седоволосую женщину с гибкой фигурой восемнадцатилетней девушки. Она' —«мать женского спорта в ОАР».

В своем кабинете, заполненном сувенирами со всего мира, кубками и грамотами, профессор рассказала нам за традиционной чашкой чаю историю института. Он был основан в 1937 году в очень маленьком помещении, учились в нем только девять студенток. Лишь после революции 1952 года институт стал центром спортивного воспитания для всех арабских стран. Сейчас здесь на трех факультетах учатся тысяча пятьдесят девушек. Из них готовят преподавателей физкультуры в начальных и средних школах, инструкторов лечебной гимнастики, дипломированных тренеров.

Мы побывали в классах, в современных гимнастических залах, на спортплощадках, нам показали студенток. Тысяча девушек — и одна другой краше!

Мы вновь повстречали Фавзию. На гимнастической площадке ее класс готовился к спортивному параду вдень национального праздника.

Мы подумали о закрытых покрывалами сестрах этих девушек в Марокко и Алжире…

На прощание госпожа Гамрави вручила нам памятный жетон с гербом института: в обрамлении оливковых ветвей газель перепрыгивает через три пирамиды! Нельзя было подобрать лучшего животного для герба этого института, чем стройная, быстроногая «серна пустыни».

У САДД-АЛЬ-ААЛИ

Мы летим. «АН-24» сделал широкий круг, набрал высоту… Под нами проплыл Каир: рукава Нила, телебашня, гостиница на площади Ат-Тахрир, зоологический сад, пароход у южной оконечности острова Рода; наконец, крошечные теперь пирамиды. Сфинкса почти нельзя рассмотреть.

Мы летим? Изменили «Баркасу»?

Да, виной тому цейтнот, в который мы попали. Два дня назад мы получили телеграмму из Ростока: «ПАРОХОД РУДОЛЬФ БРЕЙТШЕЙД ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО ТРЕТЬЕГО МАРТА ПРИБУДЕТ ПОРТ-САИД ТЧК ИМЕЕТ УКАЗАНИЕ ПЕРЕПРАВИТЬ ВАС АКАБУ».

Мы ликовали и… огорчались. Третьего марта отправимся в Акабу, значит, пасху проведем в Иерусалиме! Нам осталось меньше десяти дней, а мы намеревались через Синайский полуостров поехать в сектор Газы, В дельту Нила, в провинцию Ат-Тахрир и, конечно же, на Садд-аль-Аали — высотную плотину. Между тем одна поездка в Асуан и обратно заняла бы десять дней. Тут мы вспомнили рекламу: «Fly Mysrair!»[67]. Три рейса ежедневно, Луксор — Асуан… Телефонный разговор с аэропортом успокоил нас. Самолет обременит нашу дорожную кассу ненамного больше, чем напряженная десятидневная поездка автомобилем. Каким бы интересным ни был маршрут на юг — к заливу контрабандистов Красного моря и обратно вдоль Нила, — на карту было поставлено само путешествие. Быстро' решили: три билета до Асуана и обратно!

— Совершенно новое ощущение пустыни! — сострил Дитер, взглянув в окно. Мы пролетаем над арабской пустыней с зубчатыми горными грядами, лишенными растительности. Дюны между ними похожи на завядшую цветную капусту. К востоку на горизонте сверкает под солнцем Красное море. Над Кеной мы пересекли узкую зеленую ленту долины Нила. «АН-24» пошел на посадку: промежуточная остановка в Луксоре. Не посетить ли нам знаменитую долину фараонов? К сожалению, нет времени.

Через сорок пять минут запищал громкоговоритель: «Слева — высотная плотина». Пассажиры прильнули к окнам слева. Пилоту пришлось выровнять самолет… Посреди бескрайней пустыни город кажется крошечным оазисом. Немного южней от старой песчаной мели — наполовину законченная высотная плотина с морем Насера, теряющимся вдали. Лишь с самолета представляешь себе, сколь необъятна пустыня.

На аэродроме нас встретил представитель советского консула: посольство в Каире сообщило о нашем прибытии. Нас сейчас же повезли на «Волге» в Сахарское — современный городок для советских и египетских специалистов — и предоставили здесь меблированную квартиру. Однако у нас нет времени, чтобы распаковать чемоданы и освежиться. Инженер Юрий Кирсанов уже ждет: он будет сопровождать нас к высотной плотине. Советские темпы!

В первые же часы пребывания в Асуане масштаб величайшей стройки мира подавил нас. Передвижения людей, машин, кранов, грузовиков производили впечатление сутолоки, а на самом деле все было продумано и организованно. Юрий Кирсанов без конца пичкал нас цифрами и техническими подробностями, которые мы были не в состоянии переварить так скоро. Когда мы смотрели, как на гребень плотины без перерыва один за другим въезжают самосвалы и каждый сгружает двадцать тонн камней, он пояснял:

— С начала работ здесь уже насыпано одиннадцать миллионов кубометров камня!

А когда мы по толстому трубопроводу забирались к месту намыва, он сообщал:

— По девятикилометровому трубопроводу сюда за час намывается четыреста кубометров песку. На десять частей воды приходится шесть частей песку. Уже намыто свыше восемнадцати миллионов кубометров…

ГЛАВНЫЙ ЭКСПЕРТ

После обеда мы еще были полны впечатлений от всего виденного, а нас уже принял в штабе строительства Александр Петрович Александров, руководитель проекта, или, как его здесь называют, «главный эксперт».

Александр Петрович построил не одну плотину. В Советском Союзе он участвовал в сооружении Волгоградской гидроэлектростанции и Волго-Донского канала. Он — дважды Герой Социалистического труда СССР.

В первые минуты я почти не мог понять, что он говорит, так сильно подействовало на меня обаяние его личности: коренастая, крепкая фигура, какая могла бы быть у каменщика; резко очерченная голова, седые, подстриженные под бобрик волосы, придававшие ему сходство с генералом Советской Армии; глаза исследователя и ученого. Каменщик-генерал-ученый в одном лице? Это, должно быть, идеальное сочетание для руководителя гигантского строительства.

Из его объяснений мы уяснили только, что в насыпи из камней и песка на небольшом расстоянии одна от другой бурят скважины, в которые под высоким давлением вводится, или «впрыскивается», специальный раствор, связывающий камни.

— Благодаря этому, — сказал Александр Петрович, — плотина становится единым блоком, как бы искусственной скалой. А это необходимо. Ведь в конечном итоге ей придется сдерживать сто пятьдесят миллионов кубических километров воды, в три раза больше, чем содержится во всем Ниле…

На мгновение у меня мелькнула мысль: «А что, если плотина однажды не выдержит такого давления?» — но Александр Петрович, кажется, прочитал ее и улыбнулся:

— Этого никогда не случится! Но чтобы вы имели представление о размерах плотины, скажу: если она рухнет, гигантская волна смоет в море весь Египет. Каир перестанет существовать!

Мы рассказали о наших встречах с рабочими, покинувшими асуанскую стройку. Александр Петрович рассмеялся:

— Однажды я по делам службы посетил верфь в Александрии. Меня тут же окружила целая толпа сварщиков, которые приветствовали меня, как старого друга. Все они учились здесь. Я был очень рад… Ну, конечно, многие из наших бригадиров бывают недовольны, когда от них уходит арабский рабочий, которого они старательно обучали. Однако нельзя рассматривать асуанское строительство изолированно. Кадры специалистов необходимы для будущего индустриального развития ОАР не меньше, чем электроэнергия и вода для оплодотворения пустыни. Египетское правительство понимает это и придает подготовке специалистов, пожалуй, такое же значение, как завершению плотины. И наши советские специалисты прибывают сюда с желанием работать так, чтобы быть образцом и убедить арабских коллег в силе советского рабочего класса. Они стараются передать свой опыт египетским друзьям, чтобы и они за короткие сроки добились таких же успехов. И вот результат: несколько лет назад в Асуане было более двух тысяч наших рабочих. Теперь, хотя потребность не уменьшилась, необходимо только восемьсот человек. Значительную часть сложных работ уже выполняют сами египтяне.

— Не приходит ли вам на ум какой-нибудь яркий пример сотрудничества арабских и советских специалистов?

Александр Петрович слегка пристыдил нас своим ответом:

— Вы же журналисты! Походите с открытыми глазами по стройке. Такие примеры вы найдете на каждом шагу.

КУЗНИЦА КАДРОВ

Александр Петрович был прав. На следующий день, когда мы уже немного привыкли к масштабам строительства, представляли себе его ход и технические проблемы, мы стали замечать и отдельные случаи, которые так типичны для трудовой атмосферы Асуана.

Вот, например, на буровой скважине на гребне плотины два арабских рабочих пытаются соединить штангу, но тщетно. Советский буровой мастер, видя это, подбегает и соединяет штангу, объясняя при этом каждое свое движение. Затем он ее разъединяет и дает арабским рабочим возможность проделать все самим. На сей раз это им сразу удается.

Мы спросили бурового мастера Танатова из Уфы, как же он объясняется с египтянами.

— Первое время лишь при помощи рук и ног. Однако за год я уже выучил столько арабских слов, а египтяне столько русских, что мы можем даже беседовать о личных делах…

— А вне работы вы встречаетесь?

— Кое-кто из живущих в Асуане товарищей приглашал меня на семейные праздники… Один-два раза в месяц мы всей бригадой ходим в кино или в клуб. Иногда играем в волейбол.

— А о чем разговаривают на вечерах в клубе?

— Не о политике! — улыбнулся буровой мастер, — Польшей частью египтяне хотят узнать что-нибудь о Советском Союзе, о нашей жизни, о заводах, о космонавтах…

По пути на строительную площадку нас обогнал, громко сигналя, большой самосвал. Водитель высунулся из окна и помахал рукой:

— Алло, товарищ Кирсанов!

Товарищ Кирсанов ответил на приветствие.

— Это Чертов Махмуд! В прошлом году, когда он впервые сел на самосвал, с ним случилось несчастье: при разгрузке его машина покатилась под откос. К счастью, в последний момент ему удалось выпрыгнуть. Вероятно, он по ошибке вместо первой скорости включил заднюю, но никак не мог этого понять и твердил, что рядом с ним сел сам дьявол и вырвал у него из рук руль. Махмуд призывал в свидетели аллаха, что больше никогда не сядет в дьявольскую машину. Но тогда у нас не хватало водителей, и мы уговорили его, по крайней мере, поездить помощником с русским шофером. Махмуд согласился:.ведь дьяволу не так-то легко подо браться к советскому человеку! Наш товарищ терпеливо вел разъяснительную работу. Прошло несколько месяцев, пока Махмуд наконец понял, что черта можно обдурить, если все время быть внимательным и включать нужную скорость. Теперь он опять водит самосвал как заправский шофер и не очень-то верит в черта.

Начальник строительства электростанции украинец Бобшинский предложил нам спуститься вниз, к фундаменту и тоннелям. На полпути его остановили два египетских сварщика и на тарабарском языке из смеси арабских, английских и русских слов спросили, почему такие-то трубы надо сваривать так, а не иначе. После обстоятельного разъяснения сварщики вновь принялись за работу, а Бобшинский, как бы извиняясь, сказал:

— Многие, пожалуй, даже большинство арабских рабочих, сталкиваясь, с чем-либо новым, сейчас же хотят вникнуть в суть дела… На нашем участке видны плоды такой любознательности: фундаменты первых трех генераторов построены с помощью советских специалистов, а фундамент для четвертого египтяне возводят уже сами.

Квалифицированные кадры подготавливаются на Асуане не только практически, в процессе строительства. На окраине города, примерно в пятнадцати километрах от плотины, правительство организовало большой учебный центр, современную профессионально-техническую школу. Двадцать восемь советских и сто арабских преподавателей обучают здесь семьсот человек. Одновременно в центре ведутся занятия по повышению квалификации инженеров и работают курсы для выпускников высших учебных заведений.

Хасан Шакер, директор учебного центра, и его советский коллега Олег Соловьев провели нас по обширной территории, новым учебным помещениям и мастерским. В одном классе как раз шел урок физики. Советский преподаватель чертил на доске схему распределительного устройства, а арабский одновременно давал пояснения.

— Советские специалисты пишут свои лекции по-русски, — объяснил Шакер, — их переводят на английский язык, а уже с английского — на арабский. Благодаря тесному сотрудничеству и совместному преподаванию наши преподаватели, большей частью еще только начинающие, изучают отличную методику.

Асуан — кузница кадров для ОАР

Учебная программа центра, конечно, согласована с планом строительства плотины. Сейчас главная задача — подготовка электриков для монтажа высоковольтной линии Асуан — Каир. Учащиеся отрабатывают на моделях приемы, которыми должны будут безукоризненно владеть через несколько месяцев, в суровых условиях пустыни.

Не забыты и другие специальности. Здесь есть классы, готовящие автомехаников, водителей драг, механиков, буровых мастеров… В большой мастерской, в отдельных боксах тридцать молодых египтян практикуются в сварке по методу Улесова. Алексей Улесов за разработку этого метода сварки на Волго-Донском канале и в Куйбышеве был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Можно ли сыскать лучшего педагога по подготовке сварщиков?

При обходе школы мы рассказали Шакеру о ветречах с бывшими асуанскими рабочими в Северном Егип-1 те и задали ему тот же вопрос, что и Александрову.

— Конечно, мы в первую очередь готовим пополнение для высотной плотины, — ответил Шакер, — но и рабочие, уезжающие от нас в другие города, приносят пользу египетской экономике. Они передают полученные здесь знания, сами становятся учителями.

Когда через несколько лет высотная плотина вступит в строй и день ее торжественного открытия уже войдет в историю, то при изучении ее значения на чашу весов будут положены не только размеры орошенной территории и количество киловатт-часов выработанной электроэнергии. Тогда станет ясно, что строительство высотной Асуанской плотины было лучшим университетом, кузницей кадров рабочего класса Египта.

НОЧНАЯ ПРОГУЛКА ПО НИЛУ

В Асуане не только создается знаменитая высотная плотина. Кроме того, Асуан — известный зимний курорт, излюбленное место отдыха утомленных бизнесменов, экзальтированных дам и других состоятельных людей.

Целых четыре дня мы ходили по строительным площадкам и мастерским, а сейчас вновь одели галстуки и во второй половине дня отправились на автобусе за двадцать километров в город. Мы посетили советского консула, поблагодарили его за содействие и в заключение побаловали себя ужином в солидном «Нью-Катаракт-Отеле»[68], правда, довольно скромным. Сидя за столиком, мы смотрели на набережную, на остров Элефантина и сходни у подножия скалы Катаракт, к которым то и дело подходили лодки с туристами.

— Покататься по Нилу при лунном свете — вот было бы здорово…

Две пары глаз уставились на меня. Казначей должен решить, выдержит ли наша дорожная касса такой расход.

— Асуан — самая южная точка нашего маршрута. Разве это не достаточно веская причина?

Когда мы покончили с едой, стемнело. У сходней осталась лишь одна лодка. Драгоман уже не ожидал клиентов, и мы быстро сторговались.

Он направил лодку против течения вокруг острова с иллюминированной гостиницей Аммона, мимо освещенного прожекторами мавзолея Ага-хана, главы секты исмаилитов, умершего в 1957 году[69]. Как сообщали западные газеты, этот разжиревший бог заставлял своих подданных каждый год выплачивать ему столько золота, сколько он весил.

Огни Асуана постепенно остались позади. Лодка скользила между грозными силуэтами черных гранитных скал. Бледная лунная дорожка делила поток надвое. Ни малейшего ветерка. Тишина почти зловещая. Слышен лишь ритмичный всплеск весел. Я опускаю руки в теплую нильскую воду и начинаю размышлять.

Асуан не только «южный полюс» нашей поездки, но и поворотный пункт. Пройдено полпути. Выполнили ли мы за истекшие месяцы намеченную программу? Не все, но очень многое! А что нам еще предстоит? Планы и вопросительные знаки…

Вновь появляются огни Асуана. Драгоман повернул лодку и почти беззвучно пристал к причалу под отелем «Катаракт». Он тепло попрощался с нами.

— Маа-с-саляма! Мир вам!

Пусть эти слова будут добрым предзнаменованием для второй части нашего путешествия по Востоку.