ОТ АТЛАНТИКИ ДО СУЭЦА

Современный арабский мир един и разнороден одновременно. Сами арабы очень любят говорить о его единстве от Атлантического’ океана до Персидского (или, как предпочитают называть его в арабских странах, Арабского) залива. Действительно, народы, населяющие южное побережье Средиземного моря, долину Нила, Переднюю Азию и Аравийский полуостров, издавна связаны общностью исторических, языковых и культурных традиций, сознанием своей принадлежности к великому сообществу арабов. Но любой очевидец, побывавший хотя бы в двух — трех арабских странах, сразу заметит не только их сходство, но и непохожесть, самобытность. Многокрасочность и многообразие арабского мира проявляются буквально во всем — в этнической специфике, политической жизни, социальных условиях, быте, нравах и обычаях населения.

Интерес к арабским странам тем больше, что, выдвинутые ходом истории на передний край антиимпериалистической борьбы, они играют за последние двадцать лет все более заметную роль на международной арене. С огромным вниманием встречает читатель каждую новую книгу об арабских странах, особенно такую, в которой изложены самые живые и непосредственные свидетельства путешественников, не претендующих на исчерпывающий анализ всех проблем и озабоченных лишь тем, как бы передать свои впечатления во всей их яркости и полноте. Именно такой книгой является произведение Конрада Шмидта и Альфреда Пашковяка.

Это — веселый и увлекательный рассказ о путешествии почти через всю Арабскую Африку (кроме Судана): Марокко, Алжир, Тунис, Ливию и ОАР. Трое друзей, граждан Германской Демократической Республики, добрались на пароходе из Ростока на Балтике до Касабланки в Атлантическом океане, а оттуда проделали на автомашине долгий путь до Каира, минуя горы Атласа и пустыни Сахары, многочисленные порты и древние столицы, европеизированные приморские города и берберские кочевья, нефтяные прииски и экзотические базары… Книга интересно написана и легко читается. Непритязательное и непосредственное изложение, иногда сдобренное чуть грубоватым юмором, характеризуется предельной искренностью интонации и колоритностью изображения.

Но эта как бы проходящая красной нитью сквозь все повествование бытовая заземленность отнюдь не мешает читательскому восприятию. Напротив, она помогает. При таком шутливо-простецком тоне и сугубо житейском ракурсе авторских впечатлений все приобретает особую выразительность. И если вначале кажется излишним, скажем, детальное описание накипи больших портовых городов капиталистического Запада — Гамбурга, Антверпена, — то потом выясняется его полная уместность: Восток, являющийся главной темой книги, исключительно рельефно и впечатляюще выступает на фоне Запада. Пусть Восток беднее и архаичнее Запада — авторы и не скрывают этого, — но насколько его жизнь в наши дни романтичнее, интереснее, ярче и просто человечнее по сравнению с автоматизированной будничностью и душевной окостенелостью капиталистического «рая», кичащегося своей высокой развитостью и «всеобщим благоденствием»!

Авторы буквально влюблены в образы, краски, контрасты и любопытные обычаи Арабской Африки. В умении передать свою увлеченность арабскими странами и народами, донести до читателя своеобразный колорит современной жизни арабов и берберов — одно из достоинств книги. Авторы не стремятся во что бы то ни стало продемонстрировать свои познания об арабских странах, хотя знают они не мало. Их орудие — внимание, наблюдательность, пытливый, но доброжелательный взгляд. Это позволяет им подметить и выделить то, что осталось вне поля зрения их предшественников. И это очень ценно, так как маршрут путешествия Атлантика — Суэц пролегал как по редко посещаемым, но чрезвычайно интересным местам перечисленных выше пяти стран, так и через уже известные и десятки раз описанные города, памятники и прочие традиционные достопримечательности, на которые авторы сумели взглянуть по-новому.

Особое внимание они уделяют Марокко — «стране прекрасных глаз». Современные Рабат и Касабланка, средневековые Фес, Мекнес, Марракеш, знаменитый международный порт Танжер, населенные берберами высокогорные районы Атласа и многие другие города и местности, в значительной мере дополняющие, а иногда и меняющие наши традиционные представления о Марокко, несомненно, хорошо запомнятся читателю. При этом авторы, не замыкаясь в туристском и этнографическом бытописательстве, уделяют должное внимание общественно-политической жизни страны. В частности, очень интересна небольшая глава об их визите к руководителю коммунистов Марокко товарищу Али Ята. Краткая беседа с ним содержит сжатый и точный анализ положения в стране, как бы освещающий теоретически чисто эмоциональные впечатления авторов.

Товарищ Али Ята хорошо известен не только в Марокко, но и за его пределами. Филолог-арабист, окончивший Алжирский университет, он является автором многочисленных книг и статей по национальным проблемам Марокко и арабского мира в целом, талантливым публицистом и убежденным борцом за национальное и социальное освобождение народа Марокко и всех других арабских народов. В двадцать пять лет он уже был секретарем ЦК, а в двадцать семь — генеральным секретарем ЦК Марокканской коммунистической партии. Вся его жизнь за последние двадцать с лишним лет — пример подвижничества, мужества и несгибаемой стойкости революционера. Высланный в июне 1948 года из Марокко, он неоднократно возвращался на родину, где снова подвергался репрессиям французских колониальных властей. Подполье, тюрьма, ссылка, эмиграция такова была его участь до окончательного возвращения в Танжер в 1958 году. Но уже с осени 1959 года начался новый тяжелый период для коммунистов Марокко — борьба за отмену судебного постановления о роспуске партии, систематические аресты, гласный надзор королевской полиции, ограничения в правах. Выступая с 1960 года в качестве главного редактора и издателя газеты «Аль-Мукчфих» («Борец»), а позднее — «Аль-Кифах аль-ватани» («Национальная борьба»), Али Ята зарекомендовал себя как крупный теоретик революционно-освободительного движения. Его арест и заключение в тюрьму в 1969 году вызвали возмущение передовой общественности всего мира.

Политическим и социальным проблемам Шмидт и Нашковяк уделяют внимание и в последующих главах книги. «Между Марксом и аллахом» — так озаглавили они раздел о пребывании в Алжире, сумев сквозь призму разнообразных дорожных впечатлений и случайных встреч с алжирцами разглядеть типичное противоречие социально-политической жизни современного Алжира: стремление совместить социалистические принципы и коренные общественно-экономические преобразования со старым багажом традиционного мировоззрения и жизненного уклада, определяемого испокон веков религией ислама. Авторы сумели хорошо передать послереволюционный ритм жизни независимого Алжира: борьбу мнений «нетерпеливых», выступающих за волюнтаристские решения, и «умеренных», которые отстаивают необходимость трезвого расчета. В рассказе Шмидта и Пашковяка отчетливо улавливается различие между экзотической неторопливостью марокканцев и деловым радикализмом алжирцев, на психологию которых наложили печать восемь лет освободительной войны, подорвавшей веру даже наиболее консервативной части населения в устойчивость традиционного порядка вещей. Поэтому не вызывают удивления ни возмущение синеглазой Айши сохраняющейся во многих семьях домостроевщиной, ни «социалистическая непримиримость» недовольного Мухтара, ни легенды, которые ходят среди жителей Сахары о советских бурильщиках — гидрогеологах, которым, в частности, обязан своим существованием осмотренный авторами кооператив в Бен-Гиусе.

Стремление дать оценку политической ситуации, уловить главное, чем живут люди в каждой из виденных ими стран, характерно для подхода авторов к любой проблеме. Оно сопровождает и этнографически яркое описание мусульманского поста — рамадана — в Тунисе, и беглые заметки о малоизвестных местностях песчаной Ливии, в том числе о недавно родившейся сенуситской столице Эль-Бейда. Нечасто журналистам из социалистических стран, да и вообще из Европы, удавалось побывать в скрытом от иностранцев «ливийском Версале» —.третьем центре королевства и оплоте теократической власти Идриса ас-Сенуси. Авторы также, несомненно, одни из первых среди граждан стран социализма побывали в Бир-Зельтене, на нефтепромыслах, представляющих собой заповедник американских монополии. Здесь все типично: и свирепость местной полиции, и дипломы США у инженеров-ливийцев, и широкая полоса «ничейной земли», отделяющая комфортабельные бунгало американцев от лачуг ливийских служащих.

Завершающий книгу раздел «Новые пирамиды» касается не столько раритетов древнего Египта и прочих исторических достопримечательностей, сколько политических и трудовых будней самой значительной из арабских республик. Описание поездки в Асуан дает яркое представление о том, чем живет АРЕ сегодня, вводит в атмосферу ее жизни, бурно меняющейся буквально на глазах.

Вообще, политика то и дело врывается в чисто туристские будни авторов, определяя во многом их впечатления от встреч с «западногерманскими братьями и сестрами», французским «боссом» устричной фермы. Характерна в этом отношении и встреча с учителем-кооперантом Пьером, германистом из Сорбонны и членом Французской коммунистической партии. Фигура кооперанта, то есть французского специалиста, направленного в ту или иную страну Африки или Азии в соответствии с соглашениями о сотрудничестве, очень типична сейчас почти для любого уголка арабского мира. Не случайно среди кооперантов много коммунистов, стремящихся содействовать экономическому и культурному подъему молодых развивающихся государств.

Авторы не гонятся за легендами, занимательными историями, анекдотами и прочими, казалось бы, неотъемлемыми атрибутами литературы для туристов. Их больше интересует сегодняшний день, в котором причудливо сплетаются яркое и мрачное, смешное и грустное: неимущий кочевник в Сахаре, которому приглянулись «практичные» резиновые ведра встретившихся ему автомобилистов; обладатель современного транзистора в допотопной пещере Матматы, слушающий радио Каира, но не знающий литературного арабского языка; несчастная учительница с острова Джерба, запертая своим отцом для предсвадебного откорма.

Умение авторов в каждой увиденной ими стране уловить наиболее характерное и интересное особенно проявляется при взгляде на Каир — самый многолюдный, современный и индустриальный из арабских городов. Шмидт и Пашковяк не случайно так подробно показывают шумное народное гуляние в Гезире. Оно, пожалуй, было бы невозможно в другой арабской столице, ибо нигде в арабском мире нет столь многочисленной и раскованной молодежи, страстно желающей воспользоваться продвижением родины по пути социального прогресса. Авторы верно подметили, что в Арабской Республике Египет обучение молодежи, занятия спортом и развлечения носят более массовый и общедоступный характер и для девушек и для юношей, чем во многих других арабских странах.

Авторы не ставили перед собой задачу рассказать читателю буквально обо всем. Это — не справочник и не энциклопедия, а непосредственное, живое свидетельство очевидцев, не претендующих на абсолютную непогрешимость каждой написанной ими строчки. Поэтому иногда авторы допускают неточности или недомолвки.

В частности, нельзя согласиться с авторами, что до 1945 года султан Мухаммед бен Юсеф «не одобрял никаких акций националистов» и вообще не мыслил самостоятельно. Известно, например, что уже в 1936 году он пытался придать своей призрачной власти вполне реальный характер и выступал, — насколько позволяли, разумеется, условия протектората, против вербовки марокканцев в армию генерала Франко, поднявшего мятеж против Испанской республики. В письме генеральному резиденту Франции в Марокко от 5 сентября 1936 года двадцатисемилетний султан писал: «Помимо того, что нас волнуют страдания наших подданных, мы глубоко сожалеем о том, что некоторых из них могут призвать для участия в безжалостной войне не с целью защиты от иностранной интервенции правительства, с которым мы поддерживаем отношения, а, наоборот, чтобы поддержать замыслы тех из его собственных сынов, которые стремятся свергнуть его»[70].

8 ноября 1942 года, в день высадки в Марокко англо-американских войск, стремившихся создать в Северной Африке плацдарм для нанесения удара по державам «оси», Мухаммед бен Юсеф наотрез отказался — впервые в истории французского протектората над Марокко — подчиниться приказу генерального резидента Франции и вопреки требованиям последнего остался в королевской столице Рабате. В 1943 году султан снова игнорировал французского проконсула; он встретился в Анфе — районе Касабланки — с президентом США Рузвельтом и, по некоторым сведениям, получил от него заверение в том, что «эра колониальной эксплуатации заканчивается»[71]. Известно также, что Мухаммед бен Юсеф симпатизировал национально-освободительному движению, был связан со многими его лидерами и сочувствовал манифесту партии «Истикляль» от 11 января 1944 года, вызвавшему ярость колонизаторов.

Неправильно поэтому преуменьшать роль Мухаммеда бен Юсефа в истории Марокко и значение его попыток, пусть и не всегда удачных, освободиться от иностранной опеки еще до 1945 года. Неверно также считать возвращение Мухаммеда бен Юсефа в Марокко в 1955 году после более чем двухлетнего изгнания сознательным актом «французского крупного капитала». Стараниями крупного капитала в августе 1953 года султан был свергнут с престола и незаконно отправлен в ссылку. Его триумфальное возвращение на родину в ноябре 1955 года означало не компромисс с империалистами, а победу над ними, торжество суверенных прав и национальных чаяний марокканцев, ибо с августа 1953 года по ноябрь 1955 года все политические партии Марокко, включая коммунистов, требовали возвращения в страну и восстановления на престоле законного султана. В этот период Мухаммед Бен Юсеф стал знаменем марокканского патриотизма и оставался им до конца своей жизни.

Не совсем точно представление Шмидта и Пашковяка о майских событиях 1945 года в Алжире. Их рассказ о героическом Ауресе 1954–1962 годов, воспоминания ветерана революции Ахмеда Ябки и осмотр вместе с ним мест былых сражений исключительно интересны. Однако вплетающиеся в повествование сведения о том, как май 1945 года подготовил ноябрь 1954 года нуждаются в поправках. Сразу же после расправы с манифестантами в Сетифе вся близлежащая область — Баборская Кабилия — была охвачена восстанием, в котором приняли участие до пятидесяти тысяч алжирцев. Патриоты не только подвергались репрессиям, но и сами отвечали ударом на удар: убивали французских колонистов, чиновников, полицейских, прерывали линии коммуникаций… Поэтому-то колониальные власти и вынуждены были бросить против повстанцев весьма значительные вооруженные силы.

В качестве образца старинной мавританской архитектуры в Тунисе в книге упомянуто селение Сиди-Бу-Саид, но авторы не сказали о том, что история этого селения тесно связана с историей средневекового тунисского корсарства. Как известно, североафриканские, или, как их называли в феодальной Европе, «варварийские», пираты были в свое время грозой морей. Корсары Туниса чтили как святого дервиша Абу Саида Халафа бен Яхья ат-Темими аль-Баджи, умершего в 1231 году. Они называли его «раис аль-бахр» («хозяин морей»), считали своим покровителем и оказывали всяческие почести его могиле. Над этой могилой была воздвигнута мечеть, названная по имени дервиша «Сиди-Бу-Саид», т. е. «господин мой Абу Саид»[72]. То же название носит и окружающее мечеть селение.

В Ливии авторы побывали еще тогда, когда она была теократической монархией, полутаинственным и полузахолустным королевством мусульманских фанатиков и в то же время вотчиной международных нефтяных монополий. О порядках в этом королевстве, его тяжелом моральном климате лучше всего говорят столкновения авторов с ливийской полицией. Почти все рассказанное ими об этой стране очень хорошо передает обстановку предреволюционных лет и объясняет причины крушения в Ливии реакционной клерикальной деспотии, казавшейся на первый взгляд одной из самых устойчивых в арабском мире.

Власть короля Идриса рухнула в его отсутствие. Семидесятидевятилетний монарх отдыхал в Турции, когда в ночь на 1 сентября 1969 года восставшие части ливийской армии вошли в главную из трех ливийских столиц — город Триполи — и, не встретив сопротивления, заняли генеральный штаб, управление полиции, радиостанцию и аэродром. Восстание было организовано движением «свободных офицеров», зародившимся среди патриотически настроенной армейской молодежи в оазисе Себха на юге страны в 1960 году. Девять лет антимонархически настроенные «свободные офицеры» готовили свержение королевской власти и разрабатывали идеологическую основу своей политической организации, действовавшей в подполье. Основными принципами этой организации, по словам ее руководителей, были антимонархизм, антиимпериализм, борьба за свободу, арабское единство и социализм.

Низложение монархии в Ливии произошло без единого выстрела. Семитысячная личная гвардия короля Идриса, состоявшая из привилегированных бронетанковых и моторизованных отрядов, была молниеносно парализована. Эти наилучшим образом вооруженные «элитные» части, созданные при помощи военных советников из Великобритании, играли роль мощного военно-полицейского противовеса армии, не пользовавшейся особым доверием подозрительного Идриса.

Престарелый монарх, еще со времен первой мировой войны связанный с Лондоном, не без основания опасался, что его постигнет судьба королей Египта и Ирака, в свое время свергнутых армейскими революционерами, несмотря на солидную английскую поддержку. По расчетам Идриса, выпестованная его английскими союзниками гвардия должна была пресечь любую попытку военных изменить существовавший в стране государственный строй. Однако «свободные офицеры» заранее приняли меры по нейтрализации королевской гвардии. Окруженная армейскими подразделениями в своих лагерях на востоке страны, гвардия сдалась. Империалисты США и Англии не осмелились помешать провозглашению Ливийской Арабской Республики. Несмотря на наличие секретного соглашения между Англией и Идрисом от 27 июня 1964 года, согласно которому английские войска должны были «в случае необходимости» прийти королю на помощь, правительство Великобритании отказалось защищать своего давнего и испытанного ставленника, так как опасалось взрыва возмущения в арабских странах, а главное — боялось в случае неудачи потерять Ливию как крупнейшего поставщика нефти. Кроме того, на позиции правительств Англии и США сказалась боязнь английских и особенно американских монополий утратить чрезвычайно прибыльные нефтяные концессии в Ливии.

Меньше трех лет прошло со времени пребывания в Ливии авторов этой книги. Но как много там изменилось после сентябрьской революции 1969 года! У власти в Ливийской Арабской Республике встали люди, которые так же отвергали реакционную политику королевского правительства, как и многие собеседники Шмидта и Пашковяка. Из сообщений прессы стало известно, что первый премьер-министр республики, Махмуд Сулейман аль-Магриби, был приговорен в свое время королевским судом к четырем годам тюремного заключения за организацию забастовок портовиков, боровшихся против вывоза ливийской нефти в Англию и США, а первый министр иностранных дел Салах Бувазир вынужден был при Идрисе эмигрировать в ОАР из-за преследований властей за его оппозицию военному сотрудничеству Ливии с англо-американским империализмом.

А разве не перекликаются с надеждами служащего Халида, беседовавшего с авторами в 1967 году, слова премьер-министра Ливии, произнесенные в 1969 году: «Интересы ливийского народа будут основной целью пашей политики во всех областях. Правительство Ливии уже приняло решение увеличить вдвое минимальный уровень заработной платы; эта мера касается наиболее бедных слоев народа. Американские и английские базы должны быть ликвидированы на ливийской территории, так как этого хотят все»[73]. Правительство республиканской Ливии уже заявило о том, что все военные и нефтяные соглашения будут пересмотрены с учетом интересов ливийского народа.

Несмотря на быструю смену событий в странах, о которых идет речь в книге, все рассказанное Шмидтом и Пашковяком сохраняет свое значение в наши дни как истинное свидетельство о жизни арабов Африки в современную эпоху.

В тексте чувствуется уверенная рука очеркистов, стремящихся не только рассказать о своих впечатлениях, но и оставить читателю пищу для размышлений, дать ему почувствовать то, о чем в книге по тем или иным причинам прямо не говорится.

Несколько страничек о закрытых чадрой марокканках заняты почти исключительно визуальными авторскими наблюдениями. Но, прочитав их, мы сразу чувствуем живую связь социального быта и психологии народа со стародавними обычаями и вместе с тем ощущаем выветривание этих обычаев, утрату ими своей прежней сути, постепенное превращение их в простой символ национальной или религиозной принадлежности. Особенно наглядно это проявилось во время пребывания наших путешественников на консервной фабрике в Сафи. В этой связи очень точно авторское противопоставление «традиционного» поведения женщин Марокко и более современного — в Тунисе и АРЕ.

Нельзя, правда, сказать того же об оценке авторами положения женщин в Алжире. Ношение покрывала для большинства марокканок более естественно, чем для алжирок. В Марокко — это обычай, освященный великой традицией, и ничего больше, а в Алжире, кроме того, еще и проявление патриотизма. Ни один из народов Северной Африки не находился так долго под владычеством Франции, под гнетом политики ассимиляции и под угрозой полного офранцуживания, как алжирский народ. Чтобы сохранить свое национальное лицо и успешнее сопротивляться проводившейся колониалистами «деперсонализации», мусульмане Алжира вынуждены были ревностно придерживаться старинных обычаев, иногда цепляясь и за наиболее косные из них. В Алжире раньше было гораздо меньше закрытых женщин. Годы революционной войны с ее ожесточенностью, возросшей преградой между мусульманами и жившими тогда в Алжире многочисленными европейцами способствовали росту национального самосознания и чувства национального достоинства алжирцев, а также — неизбежно сопутствовавших этому настроений любования своей национальной самобытностью. Поэтому, когда в 1958 году французские ультраколониалисты объявили всех алжирцев (даже кочевников Сахары) «французами в полной мере» и демагогически заявили о «полной эмансипации алжирской женщины», вполне естественной была реакция многих алжирок: они стали закрывать лицо, хотя! раньше ходили открытыми. Тем самым они демонстрировали свою враждебность колониальному режиму, нежелание принимать от него какие-либо подачки. Отголоски ожесточенности тех лет до сих пор чувствуются в стране, ибо жизнь сегодняшнего Алжира, как в этом убедился читатель книги Шмидта и Пашковяка, во многом определяется духовной атмосферой бурного периода революции.

Авторов неудержимо влечет все то, что редко удается видеть европейцу: церемония берберской помолвки, кусочек быта сахарских бедуинов (клан Махмуда), будни жителей алжирского оазиса, мрачная романтика старого Феса с причудливой сетью переулков и перекрестков, подобной арабской вязи, недоступная «марокканская «Мекка» — священный город Мулай-Идрис, бурное празднование окончания мусульманского поста в Тунисе… И все это в их повествовании искусно переплетено с приметами вторжения современных веяний в жизнь арабов: бельем на фасадах современных зданий (типичный «неаполитанско-североафриканский» пейзаж, знакомый всякому, кто бывал в Алжире), игрой в волейбол во дворе самого старого в мире мусульманского университета Аль-Азхар в Каире и т. д.

Нет ни возможности, ни необходимости перечислять подробно все, о чем рассказано в этой книге, которая, безусловно, представляет большой интерес для советского читателя. Произведение Шмидта и Пашковяка обладает всеми достоинствами путевого очерка, хорошо продуманного и отлично выполненного, а также — ценного материала по этнографии и общественной жизни стран Арабской Африки.

Р. Ланда

Загрузка...