— Лиза, Лизонька… Вставай!
Лиза открывает глаза, поднимает голову с подушки.
В комнате тихо, темно. На стене негромко тикают часы. Лунный свет робко пробрался с краю окна и нарисовал на полу квадрат.
Кто ее звал? Никого нет.
И вдруг она вспомнила. Это вчера сказали:
— Вставайте, поднимайтесь!
Это они, эти слова звучат в ее сердце, это они зовут!
Вчера брат в первый раз привел ее на собрание тайного революционного кружка.
Там было всего девять человек. И среди них — две девушки.
Говорили о целях и задачах молодежи, о книге Чернышевского «Что делать?», читали прокламацию, написанную Дмитрием Ивановичем Писаревым.
«На стороне правительства стоят только негодяи… На стороне народа стоит все, что молодо и свежо, все, что способно мыслить и действовать»…
Правительству стала известна эта прокламация, и Дмитрий Иванович был посажен в Петропавловскую крепость. А совсем недавно все передовые люди оплакивали раннюю смерть Писарева.
— Гибнут прекрасные люди, — говорил высокий бледный юноша с курчавой светлой бородкой. — Умер Добролюбов, навсегда ушел от нас Писарев. В рудниках замучили поэта Михайлова. А где Николай Гаврилович, где Шелгунов и Серно-Соловьевич? Они в ссылке, на каторге. Можем ли мы спокойно жить, спокойно учиться? Нет! Бороться! Идти в народ и вместе с народом низвергнуть царский трон! Вот наша первая и главная задача! А учиться мы успеем потом, при народной власти, вместе с народом. Вставайте же, поднимайтесь и поднимайте других!
— Это правильно! — сказала худенькая девушка. Лицо ее казалось совсем детским, если б не серьезный, строгий взгляд серых глаз. — Мы не будем больше жить так, как наши отцы и деды. Не будем и не должны. Чему нас учит Николай Гаврилович? Уважать труд и трудящегося человека. Вспомните слова из песенки, что напевает Вера Павловна: «Будем трудиться, — труд обогатит нас…»
В самом деле, все на свете создано трудом. И вот этот стол, за которым мы сидим, и это платье, которое я ношу. А мы считаем постыдным трудиться, мы привыкли бездельничать из поколения в поколение. На нас работает народ, и труд мы считаем уделом рабов.
Так давайте же хоть теперь исправлять ошибки истории. Труд — не позор, он приносит радость и счастье. Нам нужно всем трудиться, просвещать народ и поднимать его на борьбу! И в этом женщины будут рядом с мужчинами!
Лиза вскакивает с кровати. Она не может больше спать. Конечно, женщины должны быть во всем рядом с мужчинами. И в революционной борьбе!
Лиза зажигает свет и берет со стола томик стихов Плещеева, который вчера принес ей Саша.
Вперед без страха и сомненья
На подвиг доблестный, друзья!
Зарю святую искупленья
Уж в небесах завидел я.
Смелей! Дадим друг другу руки
И вместе двинемся вперед,
И пусть под знаменем науки
Союз наш крепнет и растет.
Жрецов греха и лжи мы будем
Глаголом истины карать;
И спящих мы от сна разбудим
И поведем на битву рать.
Лиза видит опять крестьян своей деревни. Топоры и вилы в руках. И здесь же эти голодные женщины с Никольского рынка. А во главе рати она, Лиза. И рядом Сергей, ее Сергей.
Лиза теперь всегда думала о нем. Что бы ни делала — она мысленно советовалась с ним, разговаривала. То она мечтала, как после свадьбы Сергей выйдет в отставку и они уедут в деревню и там откроют школу, больницу. И непременно создадут тайный революционный кружок среди крестьян. То она думала о том, что они уедут за границу, посмотреть, как там люди живут.
Не сотворим себе кумира
Ни на земле, ни в небесах;
За все дары и блага мира
Мы не падем пред ним во прах, —
читала Лиза дальше.
Пусть нам звездою путеводной
Святая истина горит;
И верьте, голос благородный
Недаром в мире прозвучит!
Внемлите ж, братья, слову брата,
Пока мы полны юных сил:
Вперед, вперед и без возврата,
Что б рок вдали нам ни сулил.
Она закрыла книгу и положила ее под подушку. Потом погасила лампу.
Комнатой опять завладел лунный свет. Только теперь квадрат окна передвинулся влево.
Лиза улеглась поудобней, как всегда, положила под щеку ладошку. И сейчас же ей представилась река, и они плывут с Сергеем на лодке. Солнце светит вовсю, и волны такие изумрудно-голубые. Сергей поднимает весла, и хрустальные капельки падают в воду. А с берега им машет рукой та девочка с Никольского рынка. Только теперь она была радостной и веселой. И все показывала колечко с голубым камешком, надетое у нее на большой палец.
Потом Лиза увидела, как они едут с Сергеем в карете. Она в белом подвенечном платье. Сергей наклоняется к ней и говорит: «Я люблю тебя, Лиза! Ты самая прекрасная девушка на свете!»
В маленьком немецком городке Гейдельберге жизнь течет размеренно и тихо. Центром всего является старинный университет. Каждое утро студенты в беретах с разноцветными лентами через плечо переступали порог этого храма науки, похожего на средневековый замок. Гул голосов наполнял длинные узкие коридоры, аудитории с высокими стрельчатыми окнами и потолками в виде арок.
Во второй половине дня университет затихал. Кончался трудовой день на табачной и кожевенной фабриках. Закрывался базар. Улицы пустели. На окнах домов и лавок хозяева запирали ставни. В восемь часов городок уже спал.
И вдруг эта по-провинциальному сонная, тихая жизнь была взбудоражена неслыханным событием. В городе появилась какая-то русская и просит принять ее в университет.
— Как вы сказали? — переспрашивает ректор. — Вы хотели бы учиться у нас в университете? Но это невозможно. Мы не принимаем женщин.
— Может быть, вы разрешите только прослушать курс математики и физики?
Ректор еще больше удивлен.
— Фрейлейн хочет себя посвятить математике? Невероятный случай! Эта наука совсем не женская. И я никогда не слышал, чтоб ею увлекался прекрасный пол. Простите, фрейлейн, нескромный вопрос. Вы замужем?
— Да.
— И муж разрешает вам учиться… даже заниматься математикой?
— Вот его разрешение.
Ректор берет из рук Софьи бумагу. Читает, перечитывает.
— Что ж! Я сам решить этот вопрос не могу. Попробуйте переговорить… Что скажут господа профессора…
Софья идет к одному профессору, к другому. Она везде видит удивление, нерешительность и, по существу, отказ.
А по городу шли разговоры.
— Вот так новость! — судачили женщины. — Она хочет учиться математике. Никогда женщине не преодолеть этих премудростей. И сын мой так говорит.
— Да кто будет заботиться о муже, воспитывать детей, если мы пойдем учиться?
— А у нее и нет мужа. Попомните мое слово. Это все подложные бумаги. Она попросту сбежала от родителей.
В кабачке возле базара весело. Здесь собираются студенты выпить традиционную кружку пива, закусить сосисками.
— Ганс, ты слышал? — говорит один. — Она хочет учиться на математическом факультете.
— Ха-ха-ха! Женщина — на математическом факультете! Что она там будет делать? Высчитывать, сколько пива потребуется мужу на год?
Взрыв смеха. Немецкие студенты относятся к женской эмансипации совсем не так сочувственно, как русские. Сыновья богатых помещиков и торговцев, они, по примеру своих отцов, считают, что место женщины в кухне и в детской.
— Держу пари, это просто пройдоха. Хочет найти здесь богатого жениха.
— Но у нее есть муж. Он дал ей разрешение учиться.
Один из студентов протягивает газету.
— Смотрите, про нее напечатано в газете. Вопрос будет рассматриваться на особой комиссии.
— Ох, и проучил бы я ее! Чтоб знала, чем должна заниматься женщина, и не лезла бы в наши мужские дела.
Комиссия отказала Софье Ковалевской в приеме в университет. Но разрешила прослушать курс по математике и физике.
И вот среди пестрой толпы немецких буршей появилась девушка в скромном синем платье. Ни на кого не глядя, она идет в аудиторию, где должна быть лекция по математике.
Одни студенты молча провожают ее взглядами, другие отпускают шуточки, хихикают.
К ней подходит Ганс.
— О дорогая фрейлейн! Мы приветствуем ваше появление!
Он расшаркивается перед Софьей. Снимает берет, низко кланяется, касаясь беретом пола. Другую руку он прижимает к сердцу.
— Такое лицо и такая фигура…
Он почти загораживает путь Софье. Все смеются.
Софья подняла глаза. Прямо в упор посмотрела на шалопая.
— Дайте пройти.
— О, с удовольствием. Я даже могу проводить… — Он делает руку кренделем. — Но при одном условии. Объясните, как такая хорошенькая женщина может любить такую скучную науку. Не лучше ли полюбить меня?
Снова взрыв смеха.
— Уберите руку.
Софья резко толкнула студента.
Глаза блеснули гневом.
Сквозь строй насмешливых взглядов она проходит в аудиторию и идет наверх, на самую последнюю скамью. Здесь она садится одна, открывает тетрадку.