Первые

ГЛАВА VII

Вечером, гуляя в саду возле дворца, царь Александр II увидел — что-то белеет на земле. Он подошел ближе. Это была газета. Царь наклонился, поднял. В глаза бросились черные строчки: «Чернышевский был вами выставлен к столбу на четверть часа, а вы, а Россия на сколько лет останетесь привязанными к нему?»

Царь побледнел. На лбу выступили капельки пота. В изнеможении он присел на скамью. Кто подложил? Даже здесь, под окнами Зимнего дворца, эти гнусные листки!

А в глаза настойчиво лезли слова:

«Проклятье вам, проклятье и, если возможно, месть!..»

Царь сжал кулаки.

— Мерзавцы! Я вам покажу!..

Вскочил со скамьи. Пошел, почти побежал к дворцу.

Как из-под земли вырос адъютант.

— Ваше величество…

— Где охрана? — закричал царь. — Как вы смотрите за дворцом, я вас спрашиваю!

Тяжело ступая, Александр прошел в кабинет. Швырнул газету на стол. Зазвонил в колокольчик.

Бесшумно вошел камердинер в белых чулках и красном фраке. Царь хмуро посмотрел на него.

— Отменить прием гостей.

— Но… ваше величество… — осмелился сказать камердинер. — Приглашенные уже съезжаются.

— Не принимать.

Он не хотел их видеть. Никого. Может быть, даже кто-то из них подбрасывает эти паскудные газеты. Теперь никому нельзя верить.

Царь вспомнил, как недавно во время охоты он спросил поэта Алексея Толстого, который был его другом юности:

— Что нового в литературе?

— Русская литература надела траур по поводу несправедливого осуждения Чернышевского, — ответил Толстой.

— Каково?!

Он вспомнил еще один случай, с заседанием Государственного совета. Заседание было совершенно тайным. На нем присутствовали только самые доверенные лица. Были приняты все меры предосторожности. И вдруг в «Колоколе» появился полный отчет о заседании. Кто его переслал? Непостижимо! До сих пор дело не раскрыто.

Царь заходил по кабинету. За окном в полусумраке качались деревья. И вдруг ему показалось — метнулась тень. Он отпрянул. Дернул за штору. Снова схватил колокольчик.

— Долгорукова ко мне!

Когда князь Долгоруков, запыхавшись, вошел в кабинет, Александр сидел в кресле и барабанил пальцами по столу.

«Не к добру», — подумал начальник Третьего отделения.

— Прибыл по приказанию вашего величества, — сказал Долгоруков, приближаясь к царю.

— До каких пор будет в столице такое безобразие. Вот! Полюбуйтесь! Сегодня нашел под окнами дворца.

Александр кинул Долгорукову газету. Мягко прошелестев, она упала на ковер. Долгоруков наклонился, поднял. Так и есть, «Колокол» Герцена. Это хуже нашествия врагов! Он уже не знает, что предпринять, чтобы в Россию не попадали эти дерзкие листки.

— Что вы смотрите? — ледяным тоном спросил царь. — Лю-бу-е-тесь! Может быть, вам нравится стиль этого проходимца? Или, может быть, вы тоже заодно с ним?

— Ваше величество, мы делаем все возможное…

— Браво! Они делают все возможное! — Лицо царя медленно багровело. — Тогда откуда же, милостивый государь, берутся эти листки? Или шутки ради я сам печатаю их в своем дворце? Безобразия начались еще тогда, девятнадцатого мая. Какие-то девчонки бросали ему цветы.

— Она выслана, ваше величество, и другие…

— Так вот. Если вы не наведете порядка, поедете вслед за ними. Вы поняли? Вы меня поняли?!

Сжимая в руках пресс-папье, Александр встал. Долгоруков никогда не видел еще царя в таком бешенстве. Глаза его налились кровью. Левый угол рта подергивался. Уже не сдерживая гнева, он кричал:

— Как вы работаете? Где ваши тайные агенты? Денег вам мало — ассигнуем. Людей мало — найдите. Каждого подозревать! За каждым следить! Каждого сомнительного арестовывать! И ссылать!

Пресс-папье с грохотом опустилось на стол. Подпрыгнула и звякнула крышка на чернильнице.

За дверью, по углам испуганно жались приближенные.

— Что случилось? Почему отменен прием? Кого, за что арестовывать?

Владимир Ковалевский спал прямо у стола, положив голову на гранки. Как он устает за последнее время! Наконец-то исполнилась его мечта — он открыл свое маленькое издательство. С трудом, но он все же собрал деньги, нужные для начала. Пришлось одолжить у того, у другого. Но зато — какая радость! Он сможет издавать книги, которые давно и очень необходимы для просвещения народа. Это будут книги по разным отраслям знаний: по физике, по геологии, по истории, по медицине. Нужно, чтобы все знали о французской революции и о том, какие на свете есть животные, и что было в доисторическую эпоху, и как устроен человек…

За последнее время значительно шагнули вперед естественные науки. Появились гениальные исследования Чарлза Дарвина.

Конечно, такие книги издавать будет нелегко. Прежде всего — цензура. Она будет ставить преграды. Надо суметь их обойти. Здесь порой нужна находчивость и твердость. Здесь нужно мужество.

Такие книги не принесут много прибыли. Но Ковалевский об этом и не думает. Он хочет издавать книги по дешевой цене, студентам делать скидку, в библиотеки и воскресные школы рассылать бесплатно. Из долгов как-нибудь выпутается. А сам он привык жить совсем скромно. Он давно уже знает, как бывает нелегко заработать на хлеб.

Когда-то, когда ему было шестнадцать лет и он учился, отец по бедности не смог присылать ему денег на житье. Пришлось зарабатывать самому. Он ходил в издательства, брал переводы. Он отлично знал языки — английский, немецкий, французский, польский, позднее изучил итальянский и испанский. Он переводил быстро и точно. Издатели охотно давали ему работу. Теперь он сам и издатель, и редактор, и переводчик. Как много хочется сделать!

Кто-то тихонько тронул Ковалевского за плечо. Владимир вскочил.

— Ты что же это — и дверь не закрываешь! — перед ним стоял Василий Слепцов. — Я кое-что принес, — сказал он тихо и достал сверток.

Ковалевский запер входную дверь. Опустил шторы. Выкрутил фитиль в лампе. Перед глазами вспыхнули строчки: «Чернышевский был вами выставлен к позорному столбу на четверть часа, а вы, а Россия на сколько лет останетесь привязанными к нему?»

Владимир бережно взял газету в руки.

— Как смело, как метко! Выжег раскаленное клеймо на лбу всесильного венценосца!

— Это клеймо никогда не будет смыто с царского рода. Мы должны размножить газету. Пусть побольше людей узнает об этом.

— Попробуем. Ночью. У меня в типографии. Это будет ответом на аресты наших друзей. На то, что выслана Маша. И знаешь, Вася, еще одно дело я задумал. Эта мысль зародилась у меня давно, еще там, в Лондоне. Хочу преподнести подарок русскому обществу. И Александру Ивановичу. За все, что он делает для нас… Только б удалось!

Через некоторое время на столе у цензора появилась рукопись. Цензор полистал ее, посмотрел заглавие.

Опять издание Ковалевского. За последнее время он засыпал цензуру своими книгами. Впрочем, очень милый молодой человек, приветливый, обходительный.

О, да книга совсем и не научная. Это что-то новое для издательства Ковалевского. Беллетристика. Роман под названием «Кто виноват?». Фамилии автора нет. Автор почему-то пожелал остаться неизвестным.

Цензор еще полистал, прочел начало, немного пропустил, опять почитал.

Кажется, ничего нет предосудительного. Так, роман для легкого чтения.

Описывается помещичья жизнь, девушка-воспитанница. Приезжает учитель. Дальше идет, как во всех романах. Любовь между девушкой и учителем. Свадьба. Счастливая семейная жизнь. Но вот появляется некий соблазнитель, напоминающий Онегина, и — весьма печальный конец.

Как будто вредных идей нет. Книга может понравиться даже в светских кругах.

Обмакнув перо в чернильницу, цензор размашисто написал: «Разрешаю».

Книга вышла из печати. Хотя на ней не было имени автора, но ее сразу узнали. Журнал «Книжный вестник» благодарил Ковалевского «… за красивое, опрятное и крайне дешевое издание этого известного сочинения от лица всей широкой публики».

В правительстве вдруг спохватились. Как! Непостижимо! Пропустили сочинение Герцена! Герцена, который навеки запрещен самим царем!

Грозные бумаги полетели из Главного управления по делам печати в Цензурный комитет. Кто разрешил? Запретить! Изъять! Конфисковать!

Но книга была уже раскуплена…