Добрый знакомый (перевод Л. Скородумовой)

Я познакомился с Тумурчодором в прошлом году в день надома. И стал часто заходить в его двухкомнатную квартиру, что в 19-м микрорайоне. Радушный хозяин и весельчак, он сразу располагал к себе открытой улыбкой, большими черными, как у верблюжонка, глазами, мягкими чертами лица. Едва обменявшись с ним несколькими словами, чувствуешь, что он становится тебе близким другом. А для женщин он просто неотразим. Искренность и эрудиция — вот самые привлекательные в человеке качества. Мне казалось, что мой новый приятель обладает этими достоинствами в высшей степени. И я с ним очень быстро сошелся.

Квартира, где жил Тумурчодор, была образцом благополучной, независимой холостяцкой жизни: шкаф, набитый книгами, заграничные картинки на стенах, диван, покрытый пестрым пледом, низенький столик, уставленный яствами.

У Тумурчодора всегда много гостей. Все больше одинокие мужчины. Распаляясь до хрипоты, спорят о политике, о женщинах. Расходятся всегда за полночь. Гости были очень разные. Один, с длинными волосами по последней моде и неизменной сигаретой во рту, презирал все монгольское: женщины поразительно безобразны, писатели на редкость глупы, а худонские пастухи — неотесанные невежи, только и знают перегонять с места на место скот. Сам он держался так, будто принадлежал к мировым светилам.

Другой приятель Тумурчодора, бухгалтер из комбината бытового обслуживания, — угрюмый, замкнутый человек. Не помню, слышал ли я от него хоть одно слово. Сидит как сыч, потягивает пиво и слушает, что говорят другие. Иногда заходил худой, словно коза в бескормицу, студент — вспыльчивый, вертлявый молодой человек. Эти трое с большим почтением относились к Тумурчодору. Разговор наш представлял собой что-то вроде последних известий: каждый выкладывал все, что видел и слышал за последнее время. Мне полагалось развлекать гостей историями из жизни известных писателей, рассказывать об их творческих планах.

Я только что закончил институт, и мне как начинающему журналисту было на этих посиделках интересно.

Тумурчодору едва исполнилось тридцать. В его доме полно книг, но, честно сказать, я ни разу не видел, чтобы он хоть одну книгу взял в руки. Свое мнение он высказывал редко, тем не менее слыл знатоком чуть не по всем вопросам.

Его взгляды на жизнь были, по моему мнению, разумными. Он считал, например, что не нужно торопиться с женитьбой. Будешь зарабатывать столько, чтобы прокормить семью, тогда и женись. Он ненавидел пьянство, считал, что самое главное — во всем соблюдать умеренность. Со всем этим трудно было не согласиться.

Заядлый спорщик Чадра, еще один приятель Тумурчодора, возражал ему:

— Жениться надо лет в двадцать, ну в двадцать пять. Забыли про детей? Посудите сами: родишь ребенка в двадцать, а пятьдесят стукнет — ему уже тридцать. С таким взрослым сыном отцу ничего не страшно.

Тумурчодор был человек добрый и заботливый. Бедных студентов безвозмездно ссужал мелочью на обед — для него это был пустяк.

Как-то я собрался в командировку и вечером заглянул к нему попрощаться. В комнате было полно студентов. Еще из коридора я услышал звонкий голос Тумурчодора:

— Юноша должен слушаться зова своего молодого, горячего сердца. Я от души желаю, чтоб вы все поехали в худон. Встретиться лицом к лицу с суровой жизнью, трудностями — разве это не счастье? И для любящих расставание не страшно. Истинная любовь в разлуке крепнет.

Я впервые слышал столь эмоциональную речь Тумурчодора. Он говорил страстно, прочувствованно. Взволнованные студенты наперебой что-то спрашивали у него. Я стоял в дверях, ожидая, когда они уйдут. Молодые люди проходили мимо меня, раскрасневшиеся от волнения, с горящими глазами. Убирая со столика яблочную кожуру, бумажки от конфет, Тумурчодор сказал:

— Это выпускники нашего института. Вот я им и сказал напутственное слово. Священный долг каждого педагога. А я еще у нас и оратором слыву.

Он достал бутылку моего любимого фруктового напитка, открыл пробку, в чашке запенилось.

— Так ты говоришь, в Увc собираешься? — переспросил он.

Я кивнул. Взгляд его потеплел, он как-то странно посмотрел на меня и сказал:

— Друг, у меня к тебе просьба. Выполни ее обязательно…


Дэжидму, женщину, с которой я должен был повидаться по просьбе Тумурчодора, трудно застать дома. В это время года она обычно разъезжает по фермам. Сейчас самая горячая пора окота, а значит, без ветеринара не обойтись. Я несколько раз заходил к ней, но безуспешно. Видя, как настойчиво я интересуюсь молодой женщиной, со мной заговорила соседская старуха, видимо, по-своему истолковавшая мою настойчивость.

— Дэжидма не скоро придет, сынок! Да и вообще ее трудно поймать. В сомоне она самый нужный человек. Ей всегда некогда… Иной раз появится свободная минута, так девчонки пристанут: сделай прическу. А то мы, старухи, зовем дэли раскроить. Когда в сомоне какое-то событие: собрание ли или какое-нибудь мероприятие для женщин, — все она, все на ее плечи ложится. Люди делятся с ней самым сокровенным — и горем и радостью. Всякого она приветит, всякому поможет. Есть же на свете такие добрые люди! Беда только — одна она… Ждет кого-то, что ли. Вот так-то, сынок. А ты кто будешь Дэжидме?

Я сказал, что незнаком с ней, один приятель из города попросил навестить ее.

Выходя из дома, я подумал: «Странно, откуда у Тумурчодора такое знакомство?» Когда тебе так хвалят кого-то, невольно проникаешься к нему добрым чувством. Слова старухи меня очень заинтересовали. Видно, и правда Дэжидма — незаурядный человек. Да и Тумурчодор обронил несколько теплых слов о ней, и я с нетерпением ждал того часа, когда познакомлюсь с Дэжидмой. Скоро мы встретились. Я увидел молодую женщину среднего роста, с миловидным, строгим лицом, умными глазами: все выдавало в ней хорошего работника. Она несколько сурово взглянула на меня, но, услыхав имя Тумурчодора, сразу смягчилась и просветлела:

— Вы его друг?

Я кивнул.

— Идемте ко мне. Как он там? Здоров? Как живет?

Ее комната, тесноватая, но чисто убранная, уютная, казалось, дышала любовью к человеку, которого она ждала. Я сразу заметил портрет Тумурчодора на книжной полке. Втайне гордясь причастностью к ее другу, я рассказал, как познакомился с Тумурчодором.

— Может, сходим вместе в магазин? А потом я приготовлю обед. Говорят, завезли хорошие мужские костюмы. Таких в городе, наверное, нет. Вы сейчас свободны? У меня есть время до двенадцати часов, пока не придет машина…

Мы вышли. Морозный воздух чуть заметно искрился снежной пылью, высоко поднялось зимнее солнце. После ночного снегопада ноги чуть не по колено утопали в снегу, но день стоял теплый. Тонкая фигурка, туго схваченная в талии шелковым поясом поверх синего чесучового дэли, ясное лицо были прекрасны. Легко шагая в сапожках на высоких каблуках, Дэжидма улыбалась той чудесной улыбкой, которая так украшает женщин. Я смотрел на нее, и мне вдруг показалось, что выражение ее лица, походка, все движения чем-то напоминают Тумурчодора. Может быть, настоящая любовь всегда роднит людей настолько, что даже внешне они становятся похожи? «Странно, что он до сих пор ничего мне не говорил о Дэжидме», — снова подумал я.

Народу в магазине не было, и Дэжидма не спеша выбрала костюм. Вернувшись домой, она открыла верхний чемодан — у стены высилась пирамида из поставленных друг на друга чемоданов, — я увидел в нем пестрые галстуки, красивые мужские рубашки, в городе таких не достанешь, пару лакированных туфель. Дэжидма завернула костюм в марлю и спрятала на дно чемодана. Потом принесла мне чашку бульона, села напротив и, подперев рукой подбородок, стала глядеть на меня так, будто это было сейчас самое важное для нее дело.

— Вам наверняка кажется странным, что мы с Тумурчодором знакомы, — внезапно заговорила она. — Мы встретились впервые на выпускном вечере, когда я кончала сельскохозяйственный институт. На вечер были приглашены многие уважаемые люди — ученые, артисты, писатели. Мне поручили принимать гостей — разносить подносы с угощением, следить, чтобы всем хватило места. Я оделась понаряднее и с удовольствием ухаживала за прославленными людьми. Тумурчодор был среди них самый молодой. Он мне сразу понравился — большие карие глаза, приятная улыбка и такой скромный. Подойду я к его столику, он давай шутить, а я смеюсь. Все другие были старше: артист, писатель с седой бородой и два ученых. Гости, обращаясь к выпускникам, говорили напутственные слова. Тумурчодор выступил как-то совсем по-особенному: зажигательно и душевно. Я тогда была наивная, застенчивая девочка — до последнего курса так и не подружилась ни с кем. А Тумурчодор совершенно меня очаровал. Да и я ему, как видно, приглянулась. Как-то незаметно мы стали друзьями. Он пригласил меня к себе. Его новая квартира была обставлена с большим вкусом. Скоро я получила диплом. И мы с Тумурчодором поженились. По правде говоря, тогда я даже представить себе боялась, что придется бросить жизнь, которая так хорошо начиналась, и уехать в село. Тумурчодор почувствовал мое настроение. Поговорил с приятелями, похлопотал, и я осталась в городе. Сначала мы жили прекрасно. С нетерпением я ждала мужа с работы. У нас была такая игра — спрячусь я где-нибудь, он приходит, ищет меня, я выбегу ему навстречу. И так нам весело!

Тумурчодор — моя первая любовь. Он был для меня всем. Как я была счастлива, когда мы оставались вдвоем в воскресенье! Я сидела рядом и не отрываясь глядела ему в глаза. И Тумурчодор меня любил. Приходя с работы, каждый раз меня чем-нибудь радовал — то пирожки принесет, то фрукты, то конфеты. Я не работала, весь день дома одна, так я рубашки его по нескольку раз гладила и стирала. Озаренные счастьем, первые месяцы пролетели незаметно.

Иногда к нам заходили его друзья. Засиживались допоздна, подолгу спорили, шумели. Из нынешних его приятелей тогда часто бывал Чадра. Он хоть на вид и невзрачный, но человек неплохой. Заглядывали к нам и студенты. Иногда я ходила в институт на вечер. Мой муж часто выступал на вечерах. Однажды он сказал:

— Среди нас есть люди с дипломом, но, думая о личном благополучии, они отсиживаются в городе, в то время как в деревне их ждет настоящая работа. Разве могут называть себя интеллигентами те, кто бежит от дела, так нужного стране? Они идут на любые ухищрения, лишь бы остаться в городе. С такими людьми мы должны решительно бороться! Где их человеческое достоинство? Они забыли, что получили образование благодаря заботе государства. Дорогие друзья! Я верю, что вы будете там, где вы больше всего нужны родине. Ведь самое главное — приносить пользу людям. Разве счастье заключается не в этом?

Эти слова больно задели меня. Я густо покраснела, как будто Тумурчодор обращался ко мне. Ведь все, что он говорил, было правильно.

Я и сама всегда так считала. С того вечера я потеряла покой. Растревожили меня слова Тумурчодора. Я оказалась обладательницей диплома за семью замками. Сколько можно сидеть дома сложа руки? Как я страдала, когда мои однокурсники спрашивали меня о работе! Я отвечала, что никак не могу устроиться, а они подшучивали надо мной: «Ходят слухи, ты в деревне первый человек!»

Наконец втайне от мужа я принялась искать работу. Пошла в городскую ветлечебницу, но там, конечно, мест не было. Поинтересовалась в министерстве — все бесполезно. Разве может ветеринар найти себе дело в городе? Я отчаялась, у меня опустились руки.

Тумурчодор преподавал физику. И в селе нашлось бы ему дело. Разве работа в сельской школе менее важна и интересна? Неужели он не согласится? И разве не говорил он, что именно на селе сейчас нужны специалисты! Детей у нас пока нет… Я мысленно спорила с Тумурчодором. Вечером, когда он пришел домой, я все ему высказала. То краснея, то бледнея, Тумурчодор в волнении заходил по комнате. Потом остановился у окна и, засунув руки в карманы, стал глядеть на улицу.

— Прекрати! Ишь выискалась революционерка! Ах, специальность? Это мой долг — говорить такие слова другим. Я — педагог, воспитатель молодого поколения. Но наша с тобой личная жизнь не имеет к этому никакого отношения. Ну не будь дурочкой! В худон, видите ли, она собралась! А что будет с этой квартирой, с нашей жизнью? Ты думаешь, я работаю по специальности? В городе нет работы людям с моей профессией, вот и пришлось преподавать физику. Значит, ты считаешь, что мы должны из-за этого расстаться? Какая чушь! Пусть едут другие. Откуда у тебя это романтическое настроение? Ты прямо как ребенок…

После этого разговора в мою душу впервые закралось сомнение: что за человек Тумурчодор на самом деле? Неужели все его слова обман? Говорит одно, а делает другое. Значит, смысл моей жизни только в том, чтобы всю жизнь прислуживать мужу, стирать, варить обед? Разве для этого я училась пять лет?

Я не заплакала, хотя комок стоял в горле. И ничего больше ему не сказала.

Характер у меня оказался упрямый. На другой же день отправилась в министерство и получила направление в Увc. Только тогда успокоилась. Собрала свои вещи, на прощание сказала Тумурчодору:

— Мне будет трудно без тебя, но иначе поступить я не могу. Я верю, что когда-нибудь ты поймешь это и приедешь ко мне. Я буду ждать тебя. Любовь проверяется временем — это твои слова.

С тех пор я стала другим человеком. Я понимала, что счастье — только в служении людям, где бы ты ни был, чем бы ни занимался. И разве не это всегда говорил Тумурчодор? Самое трудное — преодолеть первый перевал. И я не сомневаюсь, что муж приедет ко мне. Вот я и жду. Ждать — это прекрасно. Я верю, рано или поздно хорошее в его душе возьмет верх. Я покупаю ему вещи. Приедет, а у него все есть.

Дэжидма встала и подошла к вешалке:

— Уже двенадцать… Мне пора в бригаду. Вы, кажется, завтра едете? Тумурчодор любит сушеные пенки. Вы ведь передадите ему, да? До свидания.

Через два дня я вернулся в город. Я спускался по трапу самолета, а перед глазами все стояло улыбающееся лицо Дэжидмы. Я не мог не восхищаться ее чистой, беззаветной любовью. Интересно все-таки, почему Тумурчодор не сказал мне, что Дэжидма его жена? Да и держится он холостяком, любит поговорить о девушках. Я понимал его. Дэжидма замечательная женщина. Я бы даже сказал: вот именно о такой я мечтаю. Как видно, они переписывались. Дэжидма дала мне для Тумурчодора коробку из-под конфет с сушеными пенками и маленький конвертик с письмом.

Вернувшись в город, я тотчас отправился к своему другу. По дороге зашел в магазин купить сигарет и неожиданно столкнулся с Чадрой. У него в руках была огромная сумка, набитая бутылками и продуктами.

— Как хорошо, что ты вернулся! — обрадовался он. — У Тумурчодора сегодня свадьба. Мы тут с ног сбились…

Слушаю я его и не верю своим ушам. И так мне стало тяжело — ведь в эту секунду я потерял друга!

— Идем, машина ждет, — тащил меня Чадра.

— Нет… нет… лучше потом. — От возмущения я не находил слов.

В тот вечер я все-таки пошел к Тумурчодору. Пир был в разгаре. Из комнаты доносились хмельные голоса гостей. В приоткрытую дверь был виден Тумурчодор. Он сидел красный, без пиджака. Рядом с ним — девушка, молодая, моложе Дэжидмы, и очень красивая. Такая обида за Дэжидму поднялась у меня в душе, хотел я плюнуть ему в лицо, а ей рассказать о нем всю правду. Но я сдержал себя, вышел на площадку, спустился вниз и зашагал по улице. Под мышкой у меня была коробка с сушеными пенками, в кармане — письмо. Что с этим делать? Не отдавать же лакомство пьяным гостям и человеку, потерявшему совесть.

Я не заметил, как очутился у своего дома. Вошел, но огня зажигать не стал. Сел на кровать, достал сигарету, помял ее и… не закурил. Долго сидел в темноте и думал. Всякие бывают люди, сталкивает их жизнь друг с другом. Вот и на моих глазах столкнулись человек прошлого и человек будущего.

Загрузка...