Первые шаги (сборник рассказов)

I

До перевала Тэнгэр-уул было совсем близко. Ветер со свистом сметал со скалистых вершин снег. Тяжелые тучи неслись по хмурому небу и, сливаясь с туманом, закрывали собой перевал. Вдруг на северном склоне горы показалась и тут же исчезла полосатая спина снежного барса. Старик Наянтай провел рукавом по заиндевевшим ресницам. Холодок пробежал по спине. Снежный барс! Как он тут оказался? На этом перевале, в такую пургу! Что делать? Остановиться? Пойти назад?… Нет, отступать поздно. Дороги назад нет.

Заплакал внук. Наянтай оставил верблюда, обошел сгрудившихся в кучу овец и приблизился к мальчику. Тот сидел на коне сгорбившись и тихонько всхлипывал.

— Слезай с коня, Банди. Не плачь. Мужчина не должен плакать. — Старик взял в свои жесткие руки маленькие детские ладошки и стал согревать их своим дыханием. — Это первый в твоей жизни перевал, а ты плачешь. Нехорошо… Ты лучше побегай, побегай!

Мальчик послушно слез с коня и быстро пошел, почти побежал, не выпуская из рук уздечки.

Вьюга усилилась. Ветер прижимал к каменистым склонам кусты караганы. Мела поземка. Она казалась волнистой рекой, подкрашенной еле пробивающимися лучами заходящего солнца. То и дело проносились высохшие комки перекати-поля. Старик увидел: мальчик, ведя за уздечку коня, следит, чтобы овцы не разбегались. И, успокоившись, пошел к верблюду.

«Ну и метель! В такую непогоду не то что семилетний ребенок, даже взрослый может прийти в отчаяние. Снег лезет за ворот, забивается за пазуху, но не тает, видно, тело мое совсем остыло, словно погасшая печь… Да еще пуговица оторвалась. Была бы жива старуха, она бы пришила. Одно название, что живой, — едва дышишь, промерз до костей… Сил совсем не осталось… Но надо идти, надо преодолеть перевал Тэнгэр-уул».

Есть хочется, думал в это время мальчик. Свирепствует пурга, ледяной ветер бьет в лицо, но все-все вокруг так интересно. Дальняя снежная дорога и высокий перевал впереди! Он никогда еще не видел такой злой метели. Зачем это деду понадобилось идти к перевалу — ведь и здесь есть где-нибудь укрытое от ветра место. Но дед говорит: «Нас двое мужчин, так неужели мы не одолеем вьюгу?» Деду семьдесят лет, а он не отступает, уверенно идет сквозь метель. И с ним идет Банди. Разве пристало ему плакать из-за какой-то вьюги, какого-то мороза?

Из головы старика не выходит барс. Только сейчас он вспомнил: здесь, в горах Тэнгэр-уул, испокон веков водились снежные барсы. Нападают ли они на людей и на скот? И старик незаметно перешел к воспоминаниям.

Раньше Наянтай никогда не расставался с седлом — то сенокос, то переезды на отгонные пастбища. И никогда его не покидала мечта зажить спокойно, ни от кого не завися.

И вот наконец эта мечта сбылась: поселился он в теплом доме. Можно сказать, рай наступил, только бы отдыхать. Но вот заболел. Никогда в жизни не знал он никаких простуд, а теперь кашель замучил. Лежит в тепле Наянтай и спрашивает себя: «Смогу ли еще когда-нибудь оседлать коня? Поскачу ли когда в степь?»

Хворь отступила — навалилось другое. Мучительно сидеть одному дома сложа руки. Ешь да спи — не находилось старику дел. Была у него когда-то сторожевая собака, черная, с белым пятном на морде. Состарилась она, одряхлела — так только и лежала во дворе, не могла даже мухи от себя отогнать. Наянтай сравнивал себя с ней. «В нахлебника превратился», — печально думал он.

Однажды в полдень ему почудилось, будто кто-то молодым, звонким голосом сказал: «Буду служить народу до конца своих дней!» Старик удивленно огляделся: в юрте никого не было. Да и во дворе пусто. Банди убежал куда-то. А больше некому. И Наянтай понял: это его собственные слова, сказанные в молодости, в тот день, когда его приняли в партию. Поднялся старик с кровати, взял шапку, стал искать ключи. Действительно, что с ним происходит? Тридцать лет тому назад поклялся служить людям, а сам теперь лежит и ждет смерти, словно дряхлая собака. Но куда пойдешь-то? И какой от него толк? Ведь ему уже семьдесят лет! Только что поднялся после болезни.

Захотелось старику поделиться с кем-нибудь этими мыслями. На худой конец даже с внуком. Но внук убежал куда-то. Вообще-то старику не нравилось, что мальчишка бездельничает. Сам Наянтай с малых лет работал — собирал топливо, пас ягнят — да и сына своего сызмальства приучил к труду. Надо и о внуке подумать. Из баловня и лентяя ничего путного не выйдет. «А что, если взять внука в степь? — подумал старик. — Это ему принесет большую пользу».

II

Осень выдалась в этом году на редкость теплая. Долго не выпадал снег, медленно увядали сочные желтые травы. Наянтай с внуком поставили свою юрту недалеко от зимней на верхнем пастбище и жили там, не зная забот, до самых заморозков. Хотя Банди и не был ни к чему приучен, деда он слушался, животных любил и вообще помогал как мог.

С первыми холодами старик Наянтай думал перебраться в зимнюю юрту, куда сын еще осенью привез все необходимое — топливо, продукты. Дверь юрты не заперта, можно войти, отдохнуть, приготовить пищу, стоит только отвязать ремень у входа. Таков обычай степей. Это в городе запирают квартиру на несколько замков, да еще держат злую собаку. А на Алтае дверь оставляют открытой — входи, путник, отдохни с дороги, согрейся. Думал старик Наянтай перебраться на зимовье. Но все вышло иначе. Услышал он ночью, овцы блеют, выглянул на улицу. Ночь была теплой, медленно падал снег. Ничто не предвещало беды. Но у Наянтая глаз наметанный. Понял, что с перекочевкой нельзя ни минуты медлить. Вернулся в юрту, принялся будить внука:

— Банди, вставай, вставай, внучек… Снег пошел. Того и гляди пурга заметет. Пора на зимовье. Вдруг ударит мороз, станет гололедица, овцы без корма погибнут. Я пойду за верблюдами. А ты седлай коней…

Но мальчишка разоспался, глаз не разлепит.

— Быстрее вставай! Разве мужчины спят так долго? Все проспишь! Вставай, мальчик!

Старик не ошибся. На рассвете задул сильный ветер, замела поземка. Все потонуло в непроницаемой снежной мути. Овцы шли, подгоняемые ветром, волей-неволей и старику с внуком пришлось брести вслед за ними, ведя в поводу навьюченного верблюда. Целый день блуждали они по степи в поисках зимней юрты. Нет, в такую пургу не найти зимовья. И тогда старику пришла мысль о перевале Тэнгэр-уул. Ведь он совсем рядом.

III

Вот и перевал! Глаза старика молодо заблестели, как будто он достиг главной цели жизни. Казалось, и овцы обрадовались не меньше старика, заскользили вниз по смерзшемуся снегу.

Чего не бывает в жизни. В молодости Наянтай и не пытался лезть на этот перевал, а вот теперь на старости лет преодолел его, да еще вместе с маленьким внуком. Разве не удивительно? Старик с облегчением вытер со лба пот, перевел дыхание. Все его страхи остались вместе с пургой по ту сторону хребта.

А скажи людям, что семидесятилетний старик с семилетним внуком проделали такой путь в пургу — так ведь и не поверят. Но разве важно, что не поверят? Важно, что они спускаются вниз. Крутой каменистый склон напоминает путь его жизни. Ведь человек, в сущности, и рожден для того, чтобы преодолевать крутизну гор.

Вышли на гладкую, бесснежную дорогу, ведшую к укрытому от ветра месту. Избитые, натруженные в сугробах копыта овец переступали теперь легко, козы успевали на ходу срывать сухие былинки. Одна из овец дала приплод. Да, так в жизни и бывает. К шуму ветра прибавилось нежное блеяние новорожденного ягненка, возвестившее миру о том, что жизнь продолжается, что она сильнее страданий и смерти.

— Пусть мать вылижет его как следует, Банди. Жаль, мы с тобой поторопились, навьючили на верблюда мешки для ягнят. Здесь совсем тихо. Сейчас юрту поставим. Выживет он, не беспокойся. Да и тебя покормить надо.

— Вот хорошо, дедушка, — отозвался мальчик. Опираясь на кнут, он смотрел на овец, а лошадь тыкалась ему мордой в спину, нетерпеливо прядала ушами и переступала с ноги на ногу, будто торопила хозяина: «Поехали, скорее, скорее!»

IV

В юрте-времянке мерцал синий огонек горящего аргала, от печки веяло теплом. На сундуке тихо трещал радиоприемник. Внук разметался во сне. Устал, бедный. По крыше барабанит ветер, играя веревкой дымника. На раскаленную печь то и дело падает сверху снег и с шипением испаряется. У стены копошатся новорожденные ягнята.

Человек может вынести многое. Долгую жизнь прожил старик, состарился, но сила и смекалка еще его не покинули. Наянтай — не жалкий иждивенец. Такой тяжелый перевал преодолел, может собой гордиться. Придет срок, упадет старый вяз. Но если трудишься на благо людей, смерть почетна.

Вдруг слышит старик — овцы забеспокоились. Встал на ноги, прислушался. По скалистой площадке, где стояла юрта, кто-то легко и быстро ходил. Громко, отчаянно заблеяли козы, овцы. Старик торопливо набросил дэли и вышел. Овцы в страхе разбегались в разные стороны, козы карабкались по скале. На том месте, где только что спокойно лежал скот, старик увидел в свете луны тень огромного зверя. Донеслось слабое блеяние козы.

— Барс! Снежный барс!

Старик в испуге оцепенел. Вот она, судьба, — пришла в образе барса. Утолив голод, барс растянулся на площадке. Наянтай стоит в нескольких шагах от него, сознавая свое ничтожество и беспомощность. Он забыл, что надо делать в такие минуты, только растерянно бормотал что-то, чувствуя, как сильно стучит сердце.

А снежный барс, словно опьянев от горячей крови, лениво поднялся и, не обращая внимания на человека, прошел в двух шагах от него. Еще секунда, и он скрылся из вида, растворился в молочном свете луны. У старика подкосились ноги. Молодой месяц поплыл перед глазами и исчез в темноте.

Наянтая привел в чувство холод, кое-как поднялся он на ноги, закопал то, что осталось от козы, чтобы Банди утром не испугался, и стал собирать скот.

Голова его отяжелела, колени дрожали. То и дело останавливаясь и отдыхая, старик дошел до юрты, с большим трудом открыл дверь. И снова потерял сознание.

Открыв глаза, он увидел, что лежит под грудой дэли. Банди готовил бульон и чай. Совсем как взрослый мужчина. Что бы старик без него делал? Некому было бы и чашку бульона подать. «Но со мной-то что происходит? Неужто пришел конец? А с внуком что будет?»

— Дедушка, дедушка! — Голос мальчика отвлек старика от тяжелых мыслей. Наянтай повернул голову. Внук стоял рядышком на коленях, глаза его были полны слез.

— Ну что ты?… Зачем плачешь? Не плачь! Солнце сейчас где?

— Скоро зайдет, дедушка… Ты целый день спал. Что с тобой?

— Ничего, ничего, внучек… Сейчас твой дедушка встанет.

Он попытался подняться. Каждое движение давалось ему с трудом. Мальчик обрадовался, стал помогать ему.

Все виденное и слышанное в эти несколько дней представлялось Банди удивительной сказкой. Вместе с дедушкой он перешел перевал, видел, как вьюга гонит перекати-поле. Дедушка с толстым кнутом в руках прокладывал в сугробах путь, и он по этим следам вел на поводу навьюченного верблюда, потом карабкался вверх по скользкому, обледенелому склону. Овцы тянулись друг за другом и были похожи на кусочки сушеного творога, который бабушка нанизывала на нитку. Дедушка во сне вспоминал снежного барса. В детском саду Банди слышал, что эта огромная пятнистая кошка — очень красивый зверь. Вот бы посмотреть, какой он на самом деле! Дедушка ведь сказал, что Банди настоящий мужчина, значит, он не испугается барса.

Наянтай встал. Смерть не возвещает о своем приходе. Никто не в силах отогнать ее от своего порога… Снежный барс — редкое животное, говорят, что он занесен в Красную книгу и никто не имеет права его убивать. Что же, сидеть и ждать, когда зверь уничтожит стадо? Высосет эта страшная кошка кровь у скота, а потом убьет двух обитателей маленькой юрты — семидесятилетнего старика и мальчишку, с таким трудом преодолевших перевал. «Я — старик, мне что, можно и умереть, я свое прожил, солнце мое клонится к закату. Но чем провинился перед судьбой этот мальчик, ведь жизнь его только что началась?»

— Дедушка, ты куда?

Наянтай не ответил. Он думал о том, что ночью ему предстоит выдержать последнюю битву за жизнь. Отступления нет. Даже если придется умереть самому. В дымоходное отверстие скользнул последний луч солнца и погас. Старик взял топор, которым рубил карагану, и вышел.

Радиоприемник возвестил о новом полете в космос. Сквозь шум эфира пробился женский голос, сообщивший о том, что в горах Тэнгэр-уул во время пурги пропали старик и мальчик. На их поиски выехали машины.