Дни складывались в недели, недели — в месяцы, и Филимон всё отчётливее понимал необратимость перемен, случившихся в его судьбе.
Нельзя сказать, что все эти изменения нравились ему, но он спокойно принимал новый круг знакомств, ограниченный уровнем знания, а точнее — не знания чужого языка. Он не строил наполеоновских планов покорения новой страны и старался поменьше думать о прошлом. Телевидение подарило ему иллюзию прежнего публичного внимания и суррогат творческой жизни, но он не роптал, понимая, что каждый платит Судьбе дань за более-менее гладкие ее повороты.
Его воспоминания о жизни в Америке постепенно превращались в кинокадры старой хроники — одни знакомые лица и важные события покрывались лёгкой дымкой, другие же, наоборот, становились контрастнее, цвета и краски гуще и ярче, — но и те и другие теряли ощущение реальности. Словно всё, что происходило, происходило не с ним, а с кем-то другим, в другой жизни или просто во сне.
Но только здесь, в эмиграции, он сумел ощутить истинные масштабы конфликта с матерью. Это был даже не конфликт, это было её полное равнодушие к судьбе сына. Войдя однажды в голливудскую мясорубку, она вычеркнула из своей жизни всё, что могло помешать её карьере. Сыну перепадали деньги на жизнь, подарки на Рождество да свидания на пару часов два-три раза в году.
Фил рос у бабушки. Именно она создала вокруг него радостный и увлекательный мир сказок, книг и музыки. Бабушке Анне удалось сохранить в его памяти основы родного языка, и ему открылся мир русской культуры, мало понимаемый его друзьями и знакомыми. Бабушка же стала его другом и советчиком, когда он, по семейной традиции, ринулся в закулисье театра и стал делать на этом пути значительные успехи.
Мать лишь однажды побывала на его театральной премьере, порекомендовала ему найти хорошего агента и уделять больше времени кино.
Кипучая театральная жизнь, увлечения, любовь, женитьба — все атрибуты жизни взрослого молодого человека заполнили пустующую нишу материнского внимания, но теперь, вспоминая это время, Фил с удивлением обнаружил, что в каждой женщине, в которых он влюблялся бесконечно и успешно, он боялся отыскать черты матери. Он и с женой разошёлся потому, что она упорно отказывалась рожать ребёнка и в своих рассуждениях о ценностях жизни повторяла слова матери почти слово в слово.
У Фрейда он нашёл толкования всевозможных комплексов, которые формируют или деформируют личность человека, но примеряя на себя любой из них, Фил чувствовал, что не вписывается в рамки трагических предсказаний старого психопата. Вопреки прогнозам Фрейда он был открыт и лёгок в общении с людьми, умел радоваться и работе, и жизни, умел дружить и часто брал на себя роль лидера в любом начинании. Он слыл неисправимым оптимистом, и верил в счастливую звезду и когда его ближайшие друзья стали спешно покидать Америку, он просто не мог поверить, что пока он переживал на сцене трагедии исторических персонажей его страна пережила собственную историческую трагедию.
Имперский синдром погубил не одну великую нацию. В ощущении пресыщенности и безнаказанности скончалась Римская империя, в страшной агонии войны закончили свои дни империи Французская, Австро- венгерская и Российская; бесчисленными трупами устелила свой путь к могиле, но наиболее бесславно развалилась империя Советская. Словно по эстафете имперский дух перекочевал в Америку ещё в ХХ веке, а в веке ХХ1 чувство полной непогрешимости и избранности накрыло государственные и деловые структуры страны волной самоуверенной глупости.
Балдея от своих невероятных экономических успехов и осознавая себя единственной супердержавой мира, Америка повторила ошибку и рабовладельческого Рима и коммунистической России: она прозевала собственное саморазрушение. В начале этого процесса вялую и самодостаточную англосаксонскую часть американцев подвинули на всех позициях горячие испаноязычные потоки, а потом накрыл океан восточной экспансии.
Этот шквал прозевали все: англосаксы — по причине дряхлости крови, испанцы — из-за неисправимой самоуверенности, евреи — по привычке обнаруживать все свои неприятности в последний момент. С афроамериканцами злую шутку сыграл их комплекс рабства, их непреодолимая жажда реванша. Они настолько упорно сражались с белыми потомками рабовладельцев, отвоёвывая у них права и позиции, что не заметили, как оказались в новом меньшинстве, при новых этнических лидерах.
Китайский тигр и индийский слон пировали на американских просторах.
Традиционно хорошо организованные и усидчивые китайцы прибрали к рукам органы федерального управления, производство, военную промышленность. Индусы вытеснили всех противников из сферы программирования, торговли и биржевых операций.
У испанцев остались во владении поп-музыка и футбол.
У афроамериканцев — рэп и баскетбол.
У всех остальных — хоккей с шайбой.
И начался Исход.
Западная Европа всячески отпихивались от эмиграции из Америки. Раздираемая на части губернскими распрями Россия была мало привлекательным местом для жизни, — и тогда свои двери для эмигрантов распахнула Украина.
Ко всем социальным и экономическим проблемам, которые пережила в конце двадцатого века Восточная Европа, две страны, Белоруссия и Украина, получили особенно тяжёлое наследство Чернобыльской катастрофы. Реальная гибель значительной части сильных и здоровых мужчин, тяжелые проблемы со здоровьем у многих женщин и детей, высокая смертность и низкая рождаемость привели к катастрофическому сокращению населения.
Каждая из стран выбрала оригинальный путь спасения нации и государства. Белоруссия быстренько влилась в союз с Россией и взвалила на плечи старшего брата все свои проблемы, Украина попыталась привлечь к себе внимание недовольных жизнью американцев.
Живительный поток американской эмиграции дал приток новой энергии, рабочих рук и мозгов. С ними же в украинскую экономику влились и немалые финансовые ручейки — из Америки бежали состоятельные люди.
Официально эмиграция считалась «воссоединением с исторической родиной» и финансировалась мощными еврейскими финансовыми кругами, но в эту щель ринулись все, кого не устраивала перспектива смены западной культурной ориентации на восточную.
Протиснулся в это игольное ушко и Филимон.
Дни его новой жизни были наполнены работой и бытовой суетой, вечера — его тайной работой. Иногда, конечно, природа брала своё, тогда, вместе с друзьями, он давал отдых мозгу и моральным устоям.
Главным специалистом по «злачным местам» Киева считался Бэн, и он старался не ударить лицом в грязь. Лучшие бары, стриптиз-шоу и ночные клубы, массажные кабинеты и фирмы эскорт-сервиса получали значительную часть доходов поклонника «клубнички».
Филимона, как и любого другого ньюйоркца, трудно было удивить новинками сексуальной индустрии, но Бэну удалось преподнести друзьям ряд сюрпризов.
В один из воскресных дней он пригласил их в Самусевские бани.
Бани находились в престижном загородном районе Конча — Заспа, в получасе езды от центра Киева. Массивные, дорогие особняки — подчёркивали уровень жизни владельцев, теннисные корты, поля для гольфа и бейсбола, бассейны и дорогие рестораны — обеспечивали уровень комфорта.
Охрана внимательно просмотрела гостевые билеты, невесть откуда раздобытые Бэном, и машина въехала в «предбанник рая».
Почти у реки, в густой заросли кустов и деревьев притаился самый настоящий сибирский сруб, только огромных размеров. Уже на подъезде к нужной точке Бэн сообщил товарищам, что баня эта — необычная, и что в ней сосредоточены последние новинки технического прогресса, в чём им самим предстояло убедиться.
Интерьер здания представлял удачную смесь натуральных материалов в современном дизайне. Менеджер в чёрном смокинге приветливо улыбнулся и предложил провести несколько минут в баре, в ожидании назначенного времени: каждому из друзей была проставлена на кисть руки персональная магнитная комбинация, и за все услуги можно было рассчитываться буквально — «мановением руки». Правда, при этом счёт выставлялся на кредитную карточку — и здесь вышла заминка: у Фила ещё не было кредитной истории в Украине, а его «American Ехргев8»здесь не принимался. Менеджер элегантно решил ситуацию и предложил оформить счёт Фила на солидную «платиновую» карту Мирона, что вызвало дружный смех Бэна и Филимона, но никак не самого Мирона.
Человек он был симпатичный, компанейский, прекрасно играл в шахматы и зарабатывал приличные деньги, но как у всякого нормального человека, у Мирона был недостаток.
Так же как и Марко Пивень, он был жмотом. Биологическим.
Нет, все счета он оплачивал копейка в копейку, приглашая женщину в ресторан, иногда, не позволял ей достать кошелёк, разве что она уж очень настаивала на своей материальной независимости. Время от времени он покупал себе дорогие вещи и регулярно тратил деньги на поездки с сыном в горы. Но при всём при этом, любой процесс выплаты денег приносил ему такие страдания, что не заметить этого было невозможно. Великолепно было то, что «жмотом» назвал себя сам Мирон и относился с юмором к подначкам друзей, но с деньгами, даже если их должны были вернуть, расставался трудно. Филимон советовал Мирону поискать в родословной того, кто наградил его этой чертой, но тот сказал что это — «пустая трата денег».
В данной ситуации он, помявшись, согласился взять Фила на временное содержание. Бэн на «голубом глазу» попытался устроиться на карточку товарища таким же образом, но душа Мирона уже достигла предельной широты, и он послал хитрого Бэна на фиг.
И правильно сделал, как выяснилось через несколько секунд.
Не успели они войти в полутёмное помещение бара и сесть за столик — стало совершенно очевидно, что денег здесь можно оставить чрезвычайно много.
Прозрачные стены и потолок бара мерцали нежно-голубыми бликами. Над головой бирюзовым опахалом отсвечивало дно огромного бассейна и пенилась вода под взмахами пловцов и пловчих, за одной из стен три японские гейши посыпали яблоневыми лепестками разомлевшего в огромном деревянном чане мужика, в другом огромном окне темнокожие гавайки выволакивали по белому океаническому песку двух балдеющих приятелей, а уже в третьей витрине была представлена и сама русская баня — белокурые голубоглазые красавицы нещадно стегали вениками лысого толстяка.
У четвёртой стены выстроились массажисты и массажистки всех мастей и размеров, в ожидании новых клиентов.
И вся эта публика была абсолютно голой.
Ну, ни фигового листочка.
— Да, — почесал в затылке Мирон, глядя на потолок, — ну, хорошо, если вода не очень холодная, а то и показать будет нечего.
— Я не готов, мужики, — честно сознался Филимон, — у нас в Нью-Йорке позволяли себе кое-что, но на уровне «Playboy» я уже не выступаю.
— Провинция! — вскричал торжествующий Бэн. — Я же предупреждал
— это последнее слово науки и техники!
Он щелкнул кнопкой на пульте управления и одна из массажисток покачивая тугими бёдрами двинулась к их столику.
Мирон нащупал на столе другой пульт и тоже нажал на кнопку.
— Ты с ума сошел, — завопил Бэн, увидев как два стройных юноши двинулись в сторону Мирона, — ты же нажал на голубую кнопку! Жми на отбой, а то сейчас в...т!
— Идиот, — Мирон лихорадочно искал кнопку отмены команды, — предупреждать надо!
Филимон катался от смеха, а стройные атлеты были уже рядом. Мирон умудрился всё-таки найти желанную функцию управления и нажал на кнопку перед самым носом у склонившегося в вежливом поклоне юноши.
Оба они мгновенно исчезли.
В буквальном смысле слова: словно выключился телеэкран телевизора.
«Маха обнаженная» уже была у столика, но поздоровалась исключительно с Бэном:
— Добрый день, что вам предложить?
Бэн оглянулся на друзей и, выразительно подмигнув, нажал на кнопку на своём пульте — девушка исчезла точно таким же образом, как и юноши.
— Объясни, — тоном, не терпящим возражений сказал Мирон.
— Совершенно с ним согласен, — поддержал товарища Фил.
— Технические аспекты объяснить не могу, — согласился Бэн, — но вам, деревенщине, всё равно они не нужны. Гениальная технология! Нажимая на кнопку ты выбираешь определённое направление, некую основу твоих желаний: мужчина — женщина, черное — белое, худое — толстое. Возникает виртуальный образ — и тут начинается самое главное! Дальше действиями образа руководит твоё подсознание: твои фантазии и тайные пороки мгновенно обретают реальность и ты получаешь всё, что может представить себе твоё больное воображение.
— Компьютерный онанизм! — резюмировал Филимон.
— Мимо, — небрежно парировал выпад Бэн, — технология XXII века! Вместо виртуального образа мгновенно формируется биоробот. Ты возьми её за руку, — Бэн придвинул пульт к Филимону, и тот нажал на кнопку с изображением Мэрилин Монро. Весьма похожая на кинодиву барышня немедленно появилась в двух шагах от столика и замерла в позе ожидания.
— А почему она молчит? — поинтересовался Мирон.
— Потому, что это всё зависит от фантазий нашего дорогого друга, — разъяснил Бэн, — значит он любит помолчать с женщинами.
— А я могу её потрогать? — облизнулся Мирон на легендарный бюст.
— У тебя свой пульт, свои фантазии и своя кредитная карточка, — ехидно улыбнулся Бэн, — за каждое нажатие кнопки берут деньги вот по этому меню.
Он протянул Мирону светящийся экран электронного меню, но тот уже потерял всякий интерес к легендарной кинозвезде.
— Я что, буду платить за тех двух пидаров? — воскликнул он возмущенно.
— Не бойся, дурашка, — утешил друга Бэн, — первых три включения — бесплатно!
— Всё равно попал, — огорчился, но уже в меньшей степени Мирон.
Филимон встал и подошёл к девушке. Он протянул руку и прикоснулся к её обнажённому плечу. Его пальцы почувствовали тёплую, бархатную женскую кожу. Он отдёрнул руку и вернулся за столик.
— Фантастика, — только и смог он вымолвить.
— Социальная революция, — подметил Бэн. — Никаких проституток и публичных домов, никаких венерических заболеваний, падение преступности.
— А на хера тогда жениться? — обрадовался Мирон.
— Это другая сторона медали, — развёл руками Бэн, — именно поэтому эта технология держится в секрете от народа и доступна лишь избранным!
Появившийся менеджер сообщил, что начался отсчёт времени визита.
Бэн и Мирон стали уговаривать Филимона рвануть толпой в какую- нибудь экзотику, но Фил выбрал русскую баню.
Мэрилин молча последовала за ним, но оказавшись в предбаннике — вдруг, в точности с желанием Фила, исчезла. Он разделся до плавок, затем подумал, хмыкнул и снял остальную скромную одежонку и завернулся в белую простыню.
В баньке пахло мятой и берёзой, Мэрилин плеснула на камни водички и уложила Филимона на полку. Он никак не мог себе представить процесс перехода его воображения в осязаемую реальность, но руки девушки были самыми настоящими, живыми. И вытворяли эти руки с ним просто чудеса, веник с правильной оттяжкой прошёлся по тыльной стороне его тела и он услышал отчётливую команду:
— Перевернись.
Это было выше его понимания. Ну, он читал о том, что есть способы превращать информацию в материальные образы, но до такой степени.
Степень была достаточно высокой, прикосновения биообраза действовали на него вполне прагматично, и он не решался перевернуться на спину, боясь обнаружить свою лёгкую возбудимость, но потом подумал, что собственных фантазий стесняться нечего и перевернулся лицом вверх.
— О, готов, — весьма фамильярно прокомментировала увиденное Мэрилин Монро и склонилась над Филимоном, чуть касаясь сосками его груди.
— Тебе полную программу, или по-быстрому?
Некое подозрение шевельнулось в голове у Филимона. Ни в одном уголке своего подсознания он не мог обнаружить подобной фразы, но лицо, уже почему-то меньше похожее на Мэрилин Монро, склонилось над ним, а два твердых соска готовы были сломать ему рёбра. Он протянул руки и со всей силы сжал великолепный бюст, желая ещё раз убедиться в его реальности.
— Да больно же! — раздался совершенно отчаянный крик девушки, а вслед за ним дикий хохот Бэна и Мирона из-за стеклянной перегородки.
Фил вскочил на ноги в полной растерянности, а в баню ввалились гогочущие голые друзья.
— Ты бы увидел свою рожу! — умирал Бэн. — Я забыл тебя предупредить, что проект этот ещё не завершён, и на определённом этапе, вместо биоробота начинает действовать подходящая по внешности реальная женщина!
— Как он нас взул! — радовался, как ребенок, Мирон. — И какой они тут придумали цирк!
— Натуральный, — усмехнулся Фил и обернулся к девушке, — я должен извиниться, но я действительно поверил, что вы. Ну, как бы сказать, — не человек.
— А нас никто тут за людей и не считает, — тихо отреагировала девушка, но тут же взяла себя в руки и громко добавила, — Работа у нас такая! Денег дашь — всё прощу!
Виртуальная баня оказалась реальным бардаком с весёлой развлекательной программой, но у Филимона исчезло всякое желание развлекаться. Он сослался на нервный стресс и отправился дожидаться друзей в бар, который оказался этажом выше. Фил заказал любимый напиток — «водка-мартини» с зелёными оливками на палочке, и уселся за столик.
Через некоторое время к нему подошёл менеджер и положил перед ним счёт:
— Я выписал вам отдельную квитанцию.
— Спасибо, — поблагодарил Фил и взял бумажку. — А могу я попросить вас пригласить сюда эту белокурую девушку?
— Мэрилин, — усмехнулся менеджер, — нет проблем. У вас оплачено время и в оставшиеся двадцать минут вы можете делать всё, что пожелаете. Вам её в каком виде: голышом или в купальнике?
— В валенках, если можно, — буркнул Фил.
— Будет сделано! — невозмутимо принял заказ менеджер в чёрном смокинге.
Филимон отпил глоток душистого зелья:
Кирпичный дом.
Паркетный пол,
Дубовый стол.
Окно — а на окне рука,
Лепные ангелы свисают с потолка
И лишь один с красивыми губами
Прилип к холодному стеклу щекой.
Резная шаль,
Тетрадка со стихами
И розовый венок над головой.
Записать мелькнувшие в голове молнией строчки было некуда, и Фил постарался запомнить услышанное.
Подошла «Мэрилин».
— Валенок не нашли, — деловито отрапортовала она и присела рядом.
«Мэрилин» и в платье выглядела весьма привлекательно, но, конечно,
сходство с великой куртизанкой было отдалённым.
— Вас как зовут? — поинтересовался Фил.
— Громко зовут! — отшутилась девушка. — Мэри, иди сюда!
— Мэри, значит, — уточнил Фил. — А откуда такой хороший английский?
— А можно я не буду отвечать? — насторожилась девушка.
— Понимаю, — согласился Филимон, — выпьешь?
— Обязана, — усмехнулась Мэри.
— Хорошо, — решил поставить точку Фил, — я не полицейский, бояться меня не надо, — он достал визитку и протянул девушке, — если когда-нибудь решишь выбраться отсюда — позвони. Помогу, чем смогу.
В дверном проёме бара появились ублажённые физиономии друзей, и Филимон встал из-за стола.
— Спасибо на добром слове, — тихо произнесла Мэри, пряча визитку в разрез платья.
— Ты из Техаса? — словно невзначай переспросил Фил.
— Сам слышишь, — улыбнулась «Мэрилин».
По дороге домой мужики весело обсуждали подробности приключения и подсчитывали убытки. Сумма вышла приличная, и они перешли к обсуждению технологии шоу.
— Классная выучка персонала и немного техники! — пояснил Бэн. — А народ здесь молчаливый, потому как все — нелегалы.
— Как же они исчезали при нажатии кнопки? — вспомнил Фил.
— Вот это сделать проще простого, в цирке народ пополам перепиливают!
— Да, — тяжело вздохнул Мирон, — но в цирке дешевле.
Первое, что сделал Фил, зайдя домой — включил компьютер, собираясь записать услышанное стихотворение, но перед его внутренним взором вместо декадентских ангелов навязчиво маячил чугунный гетман на вздыбленном скакуне — он упорно указывал булавой своему народу направление то ли вечного мира, то ли непримиримого противостояния, и никак не вписывался в поэтический слог. Вслед за гетманом перед ним возникла девушка, так похожая на Мэрилин Монро, и Фил оставил поэтические опыты, откинулся в кресле и задумался.
Он не мог понять собственных внутренних перемен: вместо того, чтобы забыть всё, что было связано с Давидом и всё, что было вызвано из подсознания в реальность именно благодаря его сумасшедшему эксперименту, он, словно прикованный к веслу гребец, изо дня в день силился преодолеть новые и новые пороги космических измерений и проникнуть туда, куда ему указали лишь пунктирный путь. Его личная жизнь превратилась в некое подобие монашеской епитимьи и вызывала недоумение у друзей и знакомых, знавших его по былым загулам и романам. Тусклый интерес к новым знакомствам и вялые контакты со старыми друзьями лишь подчёркивали ту сумасшедшую энергию, которую он ощущал, усаживаясь по ночам за компьютер и вслушиваясь в далёкие времена и события.
— Но кому это всё нужно? — произнёс вслух наболевший вопрос Филимон, и ему почудилось, что в ответ из глубины комнаты послышался огорчённый вздох.
— Кажется, клиент созрел, — грустно подвёл он резюме под размышлениями и налил себе приличную дозу виски.
Он ощущал, что на самом деле его не оставили в покое, что он по- прежнему находится «под колпаком», и все его шаги контролируются коротышкой. Мелькнула мысль о том, что нужно разбить вдребезги компьютер и немедленно переехать в другое место.
— Куда? — философски переспросил сам себя Филимон.
Волна света и покоя обняла его вместо ответа. Что-то важное и серьёзное почувствовал он в сегодняшнем потоке, и все его проблемы отодвинулись куда-то далеко, а оттуда, издалека, донёсся звук гитарной струны:
— Дзен.