Пилигримы

Глава 4

Побаливало плечо и немного стреляло в правом ухе. Странно — красное льется из ноги, а болит плечо. В каком сраном осколке столь хреновая причинно-следственная связь? Наверное, надо посмотреть, да? Впустить реальность, так сказать, в сознание.

Поняв, что немного затягиваю, перевалился на бок и изучил кривой рассохшийся штакетник. Плети бывших кустов, немного потрескавшегося грунта и кладка из некогда белого камня. С образами смерти, вроде, не сочетается, прямой угрозы не несет — смотрел бы и смотрел, сужая мир до точки. Хреновый настрой, Джимми.

Перебирая руками — ногами, слегка довернул корпус на шум, издаваемый сменой. Мимо взгляда рывками проплыл рядок изувеченных палисадников, что тянулся вдоль брусчатки на легком подъеме. Мощеная и древняя улочка снуло уползала наверх — к перекошенным силуэтам одноэтажных домиков на фоне серого неба. Вроде коттеджного поселка, на который дунуло катастрофой. Дунуло странно, если верить следам, но выводы сделаю после — когда рассмотрю поближе.

Еще движение и первый знакомый объект — Марта. Сквозь прорехи бортов темнел груз. Стоит почти ровно — литые шины почти не пострадали, так — по кусочку, по клочку. Если мыслить позитивно. А я сейчас, сука, позитивен, как никогда.

У правой оглобли скособочился Замес — вяло пихал под разгрузку ветошь и периодически нехорошо вздрагивал. Первый — фиксация. А ледяной комочек в груди, падла, не спешил рассасываться.

В поле зрения попали ноги, а затем и тела. Наборы потрепанных женских прелестей в количестве трех штук. У небольшого бордюрного столбика привалилась тяжело дышавшая Крыса — смотрелась недобро и бледно, тиская оружие ладонью, скользкой от багрянца. Смерть пока осторожничала. Вторая — фиксация. Рядом навзничь лежала Ива — дрожала, кашляла и вяло отдавалась рукам Фрау, что занимались активной обработкой ран. Сама кулинар выглядела призраком, обильно залитым кровью. Что-то из японского сюра, так думаю. Но я посчитал — третья и четвертая — фиксация. А теперь скажите, что сейчас, сука, не праздник?

Финальным аккордом углядел Шеста, стоявшего у противоположной обочины и эпично тянувшего костлявую длань к непонятному. Теоретически — к горизонту. Я посмотрел, приподнимаясь… и невольно пружиной развернулся по вертикали.

Организм охнул, функция взбрыкнула, боль прояснила картинку. Но сейчас не до нее. Пару шагов к тощему лишь усугубили видение. За брусчаткой дорожки проявился пологий спуск к развороченной набережной — с широким изгибом, некогда облагороженным плиткой, и декоративным заборчиком. Вдали, где серость сливалась с тенями, изгиб набережной терялся в смутных очертаниях городских развалин. А мы вроде как в пригородной черте, в местечке для прибрежного отдыха, если правильно идентифицировал ряд обветшалых построек.

Но то херня — предварительный антураж. За щербатыми сколками берега короткий обрыв переходил в бескрайнее иссушенное дно — холмистую беловато-серую пустыню, усыпанную мусором. Ржавыми монументами виднелись несколько корабельных остовов — лежали живописно, оттеняя барханы. С виду, что-то из грузовых плавсредств — массивных и громоздких, темневших вскрытым нутром.

И опять же не главная вишенка. Ближе к горизонту дно терялось в стене песчаной бури, если уместно сравнение для пылевой взвеси, отстреливавшей коричневатые языки к небесам. Из взвеси торчало нечто металлическое — вроде гигантского диска, воткнутого в бывшую лагуну. Нижнюю часть скрывала беснующаяся пыль, верхняя, приплюснутая тускло поблескивала технологичным орнаментом. Разбитым, оплывшим, смазанным временем, но орнаментом.

Приближаться к этому не хотелось. Никак. Хотя функция равнодушно помалкивала, точно непомерные фрисби, заслонившие горизонт, в порядке вещей. Уверен — любого приблизившегося ждет смерть. И не факт, что от прообраза вечной бури.

— Что это? — Тощий опустил руку. На окровавленном лице характерно выделялись пятаки удивленных глаз. Не, сказано мягко — охреневших глаз, так точнее.

— Сам удивлен, не поверишь, — пожал я плечами и поморщился. Хреновина торчит в иссохшем море достаточно давно и на берег не собирается, а нам потребно выжить.

Шест эпилогом задрал голову и присмотрелся к небесам. Поплыл касатик. Но сентенции верные — нечто пришло сверху и вряд ли вылезло снизу. Почти научное обоснование, да. А могу и ошибаться — больно уж режет глаз картинка. А пытающийся осмыслить мозг тихо сдает позиции. Предполагать не стану, а значит что? Сами же знаете.

— Проверь груз, — подал я спасительную мысль бойцу. Если нам что-то продырявили, а нам непременно что-то продырявили, хочу знать и реагировать.

— Еб… — Шест обернулся и осознал. Заковылял к Марте, являя лик тревожный и сомнительный. Но я отметил радостное — боец на ходу, раны подсохли и можно вернуться к женской части коллектива.

Ива вздрогнула при моем приближении и, не смотря на физический протест кулинара, попыталась привстать:

— Вывела их командир… Я вывела их…

— Фрау? — задал я справедливый вопрос.

— Забила зеленкой все щели, — отрапортовала кулинар, с трудом фокусируясь. Крыса издала непонятный звук.

— Тогда почему она звучит так драматично? — высказал я непонимание. Прям королева фильма, где никто нихрена не уезжает в прекрасный закат.

— Стебется, — прохрипела мелкая. — А у меня дыра в боку, командир.

— Ива, ты стебешься? — спросил спокойно. Надо выяснить, согласитесь. Санитарка кашлянула и взглянула несколько осмысленней. Адхары потянули тельце из пропасти. Хорошо.

— Прошу… повторить… вопрос, — смогла сказать девушка. — Отходила.

— Говорю же. — Крыса выпустила из руки Малюту и удивленно посмотрела на ладонь.

Несколько минут потратил на то, чтобы достать из запасов пару мед-пакетов и блистеры с био. Заткнул возражения дам, и оказал им посильную помощь — накинул бинтов в положенном и забил зеленку в нужное. Замес терпеливо провожал взглядом мое курсирование.

— Потратил? — спросил его попутно.

— Карман прострелили, — ответил он, кренясь. И получил тройку био. Живи боец, одно прошу.

— Зараза! — раздалось из телеги, над которой торчала костлявая задница, обтянутая грязными штанами.

Ситуация, походу, усугубилась. Заметив мой вопросительный образ, Шест, что спрыгнул на брусчатку, мрачно отметил:

— Канистру пробили. И бидон. Я залепил, но мы слегка потеряли.

— Аквы? — поинтересовался коротко.

— Целы. — Тощий осторожно коснулся скулы. — А ведь потерпим, да. Там еще шмот подрало, но ерунда, не на смотрины.

— Командир, — донеслось от женской группы, где наметился определенный прогресс. Они приняли осмысленное сидячее положение и начали познавать новую зону. Голос подала Ива: — Ты почему в красном?

— Так в нем лишние дырочки, милочка, — выдала Крыса и сама удивленно захлопала глазами.

А смена № 7 охренела.

— Да чтоб, — отметил Замес, делая вид, что озабочен раной. Правильно, я быстро найду крайнего.

— Может ей в башку прилетело? — выказал тревогу Шест.

— Щас тебе прилетит, толстый, — непреклонно объявила мелкая, но попытки пошевелиться не сделала.

Немного посидели, а то и постояли в статике — кого-где застала секунда пустоты. Случается — рвешь жилы, раскидываешь, прорываешься, делая необходимое в пространстве возможного, а потом пауза… и ничего. Уходят мысли и желания, теряются формулировки, рассыпаются конструкции. И нет ничего существенного — лишь ты и статичная картинка вокруг. А может то от постоянных драчек? Ведь, сука, потоком идут — в столь славном мире, где только добро и уважение, да…

Повело? Повело. Я закрыл глаза, выдохнул, и открыл. Недовольным и сомневающимся скажу просто — в жопу, товарищи. Компренде? Мы на Дороге.

Звякнул металл — Замес подтянул щит и обозначил инициативу:

— Командир, перевяжись.

Тощий, стряхнув одурь, преисполнился болезненной деловитости:

— Надо уйти с открытого места.

Правильно — из нас ходоки пока никакие. Кинуть мясо на подстилки и заняться незамысловатым бытом — предел командной работы. Цикл походного уюта, чтобы привести в порядок тела и психику. Ну чем не план для удалой команды.

Я одолел пару-тройку метров по брусчатке в сторону далеких городских теней. Как же неуютно, падла — когда на левой периферии торчит непонятная хрень, облизываемая тихим шепотом песчаных вихрей. Лучше бы грохотала и низвергала небеса, била энергией, фонтанировала смертью — тихий коллапс гигантских размеров напрягал сильнее. Но пара метров позади, а я чуть ближе к следующему домику.

— Как там? — догнал неуверенный голос умника. Остальные тревожно промолчали. Вот только за оружие не взялись. Минус в карму — с занесением.

Отчего-то сдержался и намекать, что нас сейчас начнут убивать, не стал. Развалины пусты, угрозы нет. Хотя левый фланг я бы, сука, оспорил. Сильно оспорил, не нравится мне там. А рядом вроде норм — если рассуждать конструктивно и довериться функции. Молчит зараза в ноль. Даже не смотря на сильно окрепший сигнал, что уверенно елозил в направлении Оси. Не близко, но уже и не в бесконечности.

Я ступил на подъездную дорожку очередного полуразваленного коттеджа. Пошевелил ногой мусорные наносы, что серели залежалым пятном и присмотрелся к стенам. Чуйка молчала, а рука не тянулась к оружию. Хотя на стене четко прослеживалась черная полоса от удара высокоэнергетического оружия. Видел такое на испытаниях под три подписки — помню, как чудаковатый всклокоченный разработчик, утирая пот, вещал высоким чинам о перспективах, пока установка отрабатывала по низким целям. Но кому интересно, правда?

Подошел к стене, поколупал пальцем в сплавленной текстуре. Чудные вещи творятся под небом. Разве что запахи приличные — гнильца и сухая горечь с нотками солоноватости. И еще немного кислого.

Ткнув кулаком остатки штукатурки, прислушался к тихому шороху дома. В разваленной двери темнел небольшой коридорчик с рухнувшими антресолями и перекошенным шкафчиком. Типичное такое пространство — пыль, обломки и рванина. Войди путник — насладись. Но я не притязателен — небольшая кухонька, гостиная и спальня под просевшей крышей, сквозь которую видны пятна высоты, достаточны для потребления и постоя.

— Командир? — донеслось с улицы.

— Готовность пять минут, — объявил на автомате. Подумал и не стал уточнять. А ведь на секунду померещилось, что на внешке моя команда призраков — ждет отмашки на заход. Кречет, Бобма, Амир, Султан, Фурия и Чебурек. Ушедшие и не вернувшиеся.

Я помотал головой, а под рукой треснула дверная створка. Уймись сучья память — не ко времени, да и никогда. Здесь и сейчас — средоточие в моменте. Собрался, Джимми, хоть боль и расползается змеей по мышцам.

А в гостиной неплохо — грязно, затхло и неплохо. Четыре стены — уже подарок для усталого путника. Но мне немного дальше — на задний двор для комплексной оценки будущего номера люкс. Чую, далеко не уйдем, а значит это место ничем не хуже других. Есть где приткнуть плоть и обустроить очаг.

На заднем дворе меня ждало новое откровение. Сам дворик — квадратов на 30–40 огорожен сухой изгородью с подтеками черноты. Некогда живая, а ныне дохлая оградка для тайных дел отдыхающих. Ржавые качели, вросший в землю мангал, упавший на бок стол и трехколесный велосипед с остатками оранжевой краски — если описывать вкратце. А вот за изгородью прям событие года.

Некогда поселок подпирал парк с разветвленной сетью аккуратных дорожек. Небольшие магазинчики, рекламные будки и прочая мишура зоны культурного отдыха. Катастрофа, понятное дело, иссушила и спутала инфраструктуру. Но некто добавил акцента — выжег круг на пару километров со сферическим углублением, что краем цеплял остатки парка. В туманной дали, по радиальному вектору, виднелись угловатые тени пригородных построек. И я даже знаю название случившемуся — орбитальный удар. Вот только в моей памяти радиус воронки не превышал пары сотни метров, а ударной волне положено было разметать поселок к херам. А здесь точно прижгли — большим и жирным космическим пальцем.

Уже поняли, да? Очередные вопросы, сука. Сглатывай и наслаждайся, оператор.

Вернулся в дом. Просто и тупо вернулся, очистив мысли от загадок — не хочу заморачиваться в данном отрезке времени. Лучше по-простому — обустроить пилигримский быт на пятерочку и предаться благословенному отдыху, оставив игры разума для тех, кому не похер. Со временем разгадка придет, даже не сомневаюсь, но сейчас мне голодно и больно. И вроде как знобит немного.

Сквозь отсутствующее окно команда смотрелась посредственно. Тощий подкатил телегу к крыльцу, и бойцы подвисли вдоль бортов. Оружие в землю, глаза в кучу, что называется. Случись в мертвом мире допусковая комиссия — осмотр закончился бы, не начавшись. Всех пинком на реабилитацию и жирную красную печать в личном деле. Хотя порозовевшая Крыса поблескивает любопытными глазенками в преддверии новой локации, а значит еще не все потеряно. Вольный дух возродится, дайте время.

Короткая отмашка заставила бойцов встрепенуться:

— Заходим. Встаем на постой и наслаждаемся жизнью.

Задвигались, на просветлевших лицах обозначилась толика радости. И даже назад не косились — чудная штука в иссушенном заливе просто деталь, вроде привычной стены барьера, чья туманная дымка отсекала перспективу с левого фланга. Есть и есть, тревогу в жопу.

Ива целенаправленно проковыляла ко мне с бинтами наперевес — прям кровавый зомби восьмидесятого уровня. И взгляд сосредоточенно недобрый:

— Кровью хочешь истечь? — прохрипела на подходе. — Из лишних дырочек?

— Говорила же, — поддакнула мелкая, сунувшись к покосившемуся серванту. Скрипнула дверца. Легкое облачко пыли повисло в воздухе.

А я всасывал био и послушно отдавался в руки медицины. Броник и разгрузку скинул у стены, как и бойцы — потом разберем и обслужим. А пока лишь общая движуха — подчистить, разместить. Добавить немного жизни в застывший дом.

Во дворе что-то грохнуло и голос тощего терпеливо пояснил:

— Двумя руками.

— Вторая болит, — прозвучал логичный ответ умника.

— Дурак, да?

— Тяни уже…

Люблю смотреть на командную работу. И слушать люблю — как из хаоса рождается порядок. С крепким словцом и добрым посылом.

— Готово, — Ива хлопнула меня по плечу и поморщилась. — Присяду на секундочку…

— Молодец, — сказал ей весомо. Бледная ответная улыбка чутка скрасила запустелую комнатенку.

— Охренеть! — Выбравшая во двор Крыса оценила вид. — Это че?

— Есть разница? — Судя по напряженному голосу тощий чего-то тащил.

Пора мне присоединиться к трудовому подвигу. Вышел под открытое небо, осмотрелся и не присоединился. Ни к чему — усилиям подопечных мангал приспособили под кострище, рядом пристроили стол и ящики для посидушек. Кто-то поставил велосипед на попа и сверху присобачил сигнальный флажок. Судя по довольной физиономии — творчество тощего.

Крыса оглянулась на мое появление и еще разок махнула в сторону воронки:

— Это чего, командир?

— Плевок бога, — кивнул, присматриваясь к сиденьям. Хочу сесть, хочу тепло огня и хочу горячую кружку в руку.

— А? — мелкая захлопала глазами.

— Не зли богов, Крыса, — сказал ей. У оградки вроде валяется пара досок, почти мечта.

— Так не планировала, — удивилась она, теряя интерес к непознанному. Практичная натура, не отнять. Если никто не тыкает пальцем в черную проплешину, так и думать о ней нечего.

С полей вернулся Замес таща пару бревнышек — остатков деревьев, смолотых катаклизмом. А мне вдруг стало интересно — если воронка фонит, то как долго мы продержимся? И стоит ли заморачиваться?

Вздохнув, подсобрал волевое и попер за ограду. На мне ответственность, принятая добровольно. Сотенку метров разменять сумею — песчаные дорожки, пепельные останки, в отдельных местах недогоревшая мешанина древесного. У разваленного киоска остановился, изучая обрывки, желтевшие в металлическом каркасе — вроде пластиковых оплавленных побрякушек. Взрывной волны не было, но жар достойно порезвился по периметру. О такой херне не слышал — все, что могу сказать.

Вторая остановка случилась у края черной проплешины. Присев на корточки, осмотрел спёкшийся грунт и, не мудрствуя, сунул в пепел руку с наручем. Результаты впечатлили полным отсутствием — типа сижу как дурак и рыхлю пальцами седые клочья.

— Уверена? — спросил у пространства. Коротко мигнул зеленый огонек индикатора, и я чутка прифигел. Осмысленный же диалог получается — вопрос-ответ и все по-взрослому. Хотя зеленая метка — не факт, что хорошо в интерпретации машины.

— А мигни красным, — попросил на интересе.

Руку дернуло короткой судорогой. Лады, оператор не дурак и способен понять, когда посылают нахуй. Но немного обидно — в профессиональном плане.

— И тебе того же, — сказал, распрямляясь.

У пролома в оградке избранного дома нарисовалась фигурка Шеста. Тощий махнул рукой — мол, контролирую, слежу и не пора ли вернуться. А может додумываю и множу сущности, а боец просто разминает руку. Хотя согласен — я с минимумом защиты и вооружения торчу посреди открытого пространства — открытый для невзгод и лихого люда.

Присмотрелся к далеким теням городских окраин. Нам предстоит туда зайти и насладиться новизной зоны. Но почему-то не хочется и не пойму отчего. Есть что-то такое в воздухе — тревожное и непонятное, на грани чувств.

— Норма? — спросил тощий, едва я приблизился.

— Чуешь чего? — спросил вместо ответа.

Шест добросовестно вдохнул, подумал и мотнул головой:

— Сухими не пахнет, если ты про это командир, но…

— Чем-то пахнет, — закончил я.

— Да, — серьезно кивнул боец. Вижу, что тревожится от непонимания, теряя свой обычный дурашливый шарм.

Я присмотрелся к костерку, над которым уже колдовала Фрау. Милота, прям глаз радуется, а червячок сомнений уходит в стазис. Тощий понимающе кивнул:

— Обойду соседние участки.

— Крысу возьми. По одиночке не ходить, ясно?

— Согласен. — И убыл в дом, где мелкая придавалась обыску.

Вслед за коротким эмоциональным диалогом вроде «дура-дебильный шланг» пара убыла на набережную, а затем к соседнему строению, откуда незамедлительно послышался рабочий треск. Обломки становились чуть более обломками, если понимаете. Никакого пиетета к древним останкам — только функциональность и здоровый пилигримский интерес.

— Суп? — спросила у легкого дымка Фрау. Я добросовестно постоял рядом, изучая припасы под рукой кулинара. Два синих пакетика и один черный. В скованном усталостью разуме крутилась непонятная мысль о супе и вопрос «почему?».

Сердито зашипела Ива, обустроившаяся близ качелей на сотворенном полешке. А через миг достала из бедра пулю — ход, несомненно, сильный для впечатлительных. Но меня порадовал — у остальных, значит, просто подрало мясо, и свинцовых гостинцев организмы не затаили. Вероятность не стопроцентная, но лучшей мне не надобно.

— В остальных ничего не застряло? — уточнил на всякий случай.

Медик мотнула головой, закусив губу и мотая бинт. Подумавши, решилась на вербальное:

— Проверю, командир.

Вроде управленческие дела поделаны, а роли распределены и можно слегка ослабить вожжи. Работаем на износ и желающих поднасрать бравой смене все больше, хоть и подчищаю хвосты из-за врожденного добродушия. Смешно? Не очень, да…

— Командир! — долетело приглушенное с соседнего участка. Любопытно, как тощий разговаривает с покалеченной челюстью? А может био за щекой утаил? Такой нехитрый ораторский прием.

Думал и спешно ковылял по дорожке, занося пистолет в позицию. Скупо отработал вектора прицелов по передней полусфере — на 11 и на 13. Ничего не чувствую и оттого лишь сильнее закручивается комок нервов.

В дом ворвался уже готовый покарать. Типовая планировка ничем не порадовала. Запустение и мусор — показатели ключевые и ожидаемые. За спиной звякнул о косяк щит Замеса. За металлическим ребром три лица — показательно суровое умника, болезненное Ивы и тревожное Фрау. Молодцы, так скажу.

— Контроль по территории, — сказал, разворачиваясь к парочке, застывшей посреди гостиной.

— Да ты глянь, — ткнул пальцем тощий.

Глянули все — прям скучковались и посмотрели. И есть на что. На полу в судороге посмертия замер трехногий иссушенный краб. Хотя с крабом я, конечно, поспешил. Три суставчатых конечности, панцирь веретеном — в передней части морда на четыре крупных глаза и оскаленный рот. Ротик показательный — такой пастью не медок хлебать, а рвать плоть и упиваться кровью. А еще у твари под пастью скрючены небольшие антропоморфные лапки, на которые отчего-то не хотелось смотреть.

— Мерзость, — выдохнула Крыса. — Сука. Мерзость.

— Мы поняли, — вскинул я руку.

— Идей ноль, — сказал Замес и осторожно ткнул умертвие носком ботинка. Хрустнуло, сухая плоть осела и резче запахло тем неуловимо тревожным.

— Оно, — объявил тощий и потянул шмалабой.

— Местные сухие? — выдала здравую мысль Ива.

На нее выразительно посмотрели. Пилигримы — люди суеверные, и я, вопреки здравому смыслу, начинаю их почти понимать. Накличешь хрень и хрень придет — сучья проза от жизни.

— В спальне череп и левая рука. Череп мужской, рука женская, — поставил весомую точку Шест.

— Вот зачем? — вздрогнул Замес.

— Возвращаемся, — дал я отмашку. Функция твердо проигнорировала изменения реальности. А оператор воспоследует, но с большой-большой оглядкой. — Цикл на восстановление и в путь. Попробуем местные развалины на зубок.

Остатки дня прошли обыденно — в тревогах и починке. Съестное и горячие напитки немного скрасили картину, разбавляя застывшее пространство, что тихо шелестело за обжитым пятачком. Никто не покусился на смену № 7, что сочли положительным знаком и почти примирились с неудобным трупом под боком. Многовато вводных данных — странных данных, из которых трудно сложить паззл. Но они мне вчистую не нравились от слова «совсем» — до желания пройтись через непонятное танковым треком.

Закатай губенку, Джимми. У нас хардкор.

Ночь привнесла несколько новых деталей. В черноте, сгустившейся за оградой, зажглись несколько далеких красноватых искр. Костры. Если правильно оцениваю дистанцию — в пригородных развалинах.

— Живут, — задумчиво протянул Замес, привалившийся к изгороди в метре правее. Мы изучали ночь и делали выводы. Почти всегда — полезно. — Палят открыто.

— Люблю бесстрашных, — кивнул с усмешкой. — Меньше сюрпризов.

— Ага, а потом ловушка, поза раком и ай-ай-ай, — вклинилась Крыса, грызущая комочек прессованной лапши. Она, не отрываясь, смотрела на искры пламени неизвестных лагерей.

— Они еще не знают, — вздохнул я задумчиво.

— О чем? — заинтересовался тощий.

— К ним пришла смена № 7.

— О да, — распылалась в улыбке мелкая.

И чет я не позавидовал вероятным злопыхателям. Крыса одна не ходит — с ней Малюта и немного мы.

Окончание главы 4)