Глава 11

Час спустя в бахштадт прискакал на ослике вестовой от генерала. Это был рядовой, и он вовсе не комплексовал от того, что катался на столь непрестижном скакуне. Всё не пешком.

— Пакет для командира авангарда, — доложил вестовой.

Он вручил Кондрату зеленоватый матерчатый конверт. На массивной сургучной печати красовался вычурный вензель из букв «Г» и «И». «Граф Ивелич» или «генерал Ивелич». Вскрыв конверт, Кондрат быстро пробежал приказ глазами и мысленно воскликнул: «Блин!» Еще и хлопнул себя по лбу. Тоже мысленно. От физического действия удержало графское хладнокровие. Кондрат совсем забыл, что как командир отряда он был обязан отчитываться в своих действиях перед начальством.

За него, похоже, отчитались местные жители. Генералу уже сигнализировали о «варварском» захвате бахштадта, а потому к приказу отдельно прилагался список выговоров: за стычку с французами, за самовольный захват бахштадта, за грубое обращение с его жителями и особенно с лордом ущелья, за всё хорошее и впредь на будущее. В общем, жирное такое пятно на послужном списке.

Помимо того, приказ извещал, что авангард русских войск уже занял ближайший вход в ущелье.

— Авангард? — проворчал Кондрат. — А мы кто?

Согласно приказу они были отдельным отрядом, который в силу неверно истолкованных приказов спровоцировал, усугубил и вообще распоясался. Посему им надлежало немедленно освободить захваченный поселок и всех «незаконно удерживаемых лиц», а самим выдвигаться ко второму входу в ущелье и занять его, по пути «избегая» и «не допуская».

— В общем, и на елку влезть, и зад не ободрать, — хмуро констатировал Кондрат, и приказал Федору собрать унтеров на совещание.

Впрочем, ничего оригинального они предложить не смогли. Приказ есть приказ и его надлежало исполнить. Евсеев только напомнил про раненых. Четверо были тяжелыми и абсолютно нетранспортабельными. Немного подумав, Кондрат решил оставить их в поселке под охраной. Так они теряли еще одного пехотного унтера и десяток стрелков, но выигрывали в скорости. Ради нее же Кондрат приказал оставить в поселке тяжелую мортиру. Для похода у него осталось порядка сорока пионеров и полсотни стрелков с парой легких горных пушек. Согласно картам, тот вход контролировала небольшая крепостица. Еще средневековая, но если повезет занять ее первыми, то этих сил должно было хватить для успешной обороны.

«Не с моим счастьем», — мысленно проворчал Кондрат.

Освободив лорда и пленных ополченцев, он произнес коротенькую извинительную речь, которую сочинил заранее, «посовещавшись» с Кондратом-графом. Тот предлагал высокомерно-вежливый вариант. По его мнению, должно было сработать. Кондрат-студент сомневался, но у графа определенно было больше опыта. По крайней мере, в здешнем политесе.

Извинения были встречены холодно. Недавние пленники кривили физиономии. Мол, хрен мы тебе, или что тут у них вместо него растет, простим. Ничего другого ни студент, ни граф и не ожидали, поэтому речь завершалась обещанием, что если ему еще раз придется штурмовать их «убогую деревушку», от нее не останется камня на камне, а всех жителей похоронят в одном гробу. Последнюю фразу Кондрат-студент добавил уже от себя. Популярности Кондрату это тоже не прибавило, однако солдаты по его приказу конфисковали всё оружие, а с голыми руками только и оставалось, что кривить физиономии.

Вскоре русский отряд вновь маршировал по тракту номер семь. Солнышко пригревало. Все живое вокруг радовалось весне, и только Кондрат хмурился. Они едва отмахали первую версту, а он уже начал всерьез задумываться, насколько его графская честь пострадает, если он всё-таки поедет на ослике? Кондрат-граф полагал, что сильно. Кондрат-студент полагал, что и пёс бы ты с ним. Те, кому положено подозревать, и без того подозревали, что граф липовый, а если подозрения возникнут и у Фламербаха, то, возможно, он уже не так будет жаждать убить «двойника». Впрочем, ослика для конфискации в пределах видимости всё равно не наблюдалось.

Впереди лежала развилка. Тракт шел дальше на север, а влево, на запад, уходила проселочная дорога. Параллельно ей несла свои воды маленькая речка, из тех, что в любом месте можно перейти вброд. Тем не менее, через нее был переброшен широкий каменный мост. Наверное, больше для порядка. Неподалеку к воде по обоим берегам подходил съезд, показывая, что там наезженный брод. Зачем в сотне шагов от него делать мост, Кондрат так и не понял. Да и не до того было.

По ту сторону речки появился отряд стрелков. Навскидку — около сотни. Одеты они были в гражданское платье, ни одного мундира, однако у всех были синие головные уборы на голове и черные ленты через плечо. Это были местные ополченцы.

— К бою! — скомандовал Кондрат.

Отряд спешно развернулся. Федор метнулся к Кондрату с кирасой наготове. Тот мотнул головой. Мол, некогда. Да и Кондрат-граф никогда бы открыто ее не надел. Это был вопрос престижа для него, и вопрос достоверности образа для студента.

Ополченцы всей толпой ринулись через брод, на ходу заряжая оружие.

— Заряжай! — прокатилось и над русским отрядом.

— Где там наши пушки? — спросил Кондрат, оглядываясь назад.

Стрелки уже выкатывали орудия на позицию. Профессиональных артиллеристов у них изначально было только на одно орудие, поэтому Кондрат отрядил им в помощь своих пионеров.

— Заряжай картечью, — скомандовал он на всякий случай.

Хотя там и без него знали, что делать, но офицер должен командовать. Еще с минуту Кондрат подсознательно надеялся, что схватки удастся избежать. Стрелки за это время зарядили ружья, и взяли противника на прицел.

Ополченцы открыли огонь первыми. Их предводитель сорвал с головы треуголку с перьями и что-то прокричал. Скорее всего, призывал идти в атаку. Его люди начали стрелять. Кондрат услышал, как совсем рядом просвистела пуля.

— Пали! — рявкнул он.

Тотчас грянул залп. Подстреленные ополченцы падали в воду. Их товарищи, переступая через павших, спешили на берег. Рявкнули пушки. Сначала одна, затем другая. Первые ряды ополчения буквально выкосило. На глазах у Кондрата несколько бедолаг попросту подняло и со всей силы вогнало в тех, кто бежал следом, опрокидывая людей, будто кегли. Волны заходили от берега до берега, сбивая с ног тех, кто еще стоял на них. После второго залпа ополченцы начали бросать оружие.

Сложив руки рупором, Кондрат закричал по-французски:

— Сдавайтесь, или мы всех перебьем!

— Сдаемся! — донеслось от брода.

Уцелевшие ополченцы бросали ружья в воду и кое-как выбирались на сушу, вытаскивая тех, кто не мог выбраться сам. Русские стрелки полуокружили их, держа оружие наготове. Судя по злобным взглядам ополченцев — предосторожность не лишняя. Их предводитель нарявкал на своих, видать, чтоб не вздумали дурить. Они и без того уже потеряли почти половину отряда убитыми и ранеными. Сами же сумели подстрелить всего двоих стрелков. Обоих, к счастью, не насмерть.

— Месье! — воззвал предводитель ополченцев к Кондрату, распознав офицера.

И не просто воззвал, а тотчас рванул к нему. Двое стрелков ловко перехватили его и так вывернули ему руки, что предводитель взвыл. Кондрат сделал им знак действовать потише.

— Спокойно, месье, — сказал он по-французски. — Я не собираюсь казнить ни вас, ни ваших людей. Вы сами себя достаточно наказали. Вы должны сдать всё оружие и боеприпасы, а сами можете убираться к дьяволу.

— Ох, месье, — отозвался предводитель. — Я прошу вас оставить моим людям оружие. Даю слово, что оно не будет обращено против вас.

— Исключено, — тотчас ответил Кондрат.

— Тогда я прошу вас о помощи, — сказал предводитель.

Кондрат мысленно хмыкнул.

— Будьте реалистом, месье, — устало попросил Кондрат. — Вы с вашими людьми только что напали на нас. Скажите спасибо, что вы еще живы.

Спасибо он, кстати, так и не сказал. Вместо этого он быстро заговорил, в спешке путая французские и немецкие слова. Поначалу Кондрат вообще ничего не понял, но вычленил слово «дезертир». В немецком оно звучало почти по-русски.

— Кто дезертир? — удивленно спросил он. — Вы?

Предводитель быстро замотал головой и, справившись с языковым барьером, кое-как пояснил, что здесь в округе орудует банда дезертиров. Целый отряд подготовленных солдат.

— Мы вас за них и приняли, — сказал предводитель. — Но у них нет пушек.

— А провести разведку заранее вы, конечно, не могли? — спросил Кондрат.

Предводитель лицом изобразил, как он развел бы руками, если бы его не держали двое стрелков. Тоже, небось, бывалый путешественник. Затем, опасаясь, как бы его такого недотёпу попросту не послали, он снова быстро заговорил.

Оказывается, отряд дезертиров уже некоторое время мародерствовал по округе. Общая их численность оценивалась в полуроту, и это единственное, что о них было доподлинно известно. Ни кто они, ни откуда, лишь то, что это явно профи в своем деле и местным правоохранительным силам однозначно не по зубам. Для великих же держав эти бандиты, наоборот, были слишком мелкой сошкой, чтобы снизойти до них своим вниманием. Кондрат в своей графской ипостаси в этом сильно усомнился.

— Держава бы заметила потерю сразу полуроты.

— Возможно, наемники, вашсвет, — подсказал Медведев; он, как всегда, держался рядом. — Получили расчет, и гуляют по округе в ожидании найма. Такое в этих краях сплошь и рядом.

— Всё так, господин офицер, — тотчас подтвердил предводитель ополченцев. — Вот только эти не оставляют живых свидетелей. Вырезают всех подчистую.

— Башибузуки, — уверенно сказал Медведев.

Предводитель старательно покивал, соглашаясь с догадкой унтер-офицера, и быстро продолжил:

— Их видели не так давно в этом краю. Они идут к водяной мельнице. Это выше по течению, — он подбородком указал вверх по реке. — Там целое поселение. Женщины, дети. А все мужчины ушли защищать бахштадт.

— Сражаться против нас, — строгим тоном поправил его Медведев.

Предводитель вздохнул и опять развел глазами вместо рук. Кондрат тоже вздохнул, хотя и мысленно, а затем сделал стрелкам отвести предводителя подальше.

— Спасибо они нам всё равно не скажут, — негромко, словно бы размышляя вслух, сказал Медведев.

— Особенно когда узнают, что мы постреляли их мужчин в бахштадте, — в тон ему ответил Кондрат. — Но там женщины и дети. Вот ведь беда-то какая.

— И не говорите, вашсвет.

Спешно созванный консилиум из всех унтеров ясности не прибавил. Евсеев напомнил, что у них приказ двигаться ко входу в ущелье. Пехотный унтер поинтересовался, как далеко эта водяная мельница. По карте выходило, что в получасе ходьбы.

— Стало быть, вашсвет, закладываем час, — сказал унтер. — Плюс обратно. Да еще там один Бог знает, сколько провозимся.

Тут все посмотрели на небо. Не в поисках Бога, а где солнце? Оно уже начинало клониться к закату. Да и без него возражений хватало, и всё же ни один не сказал твердого «нет». Репутацию башибузуков они знали куда лучше Кондрата, и если те пошли вразнос, то обитателям поселка следовало немедля уносить ноги покуда целы. Унтера ворчали, отводили глаза, но решение явно оставляли за своим офицером. На то он и командир. «Вот и советуйся с ними», — мысленно проворчал Кондрат. — «Ох, ладно, семь бед — один ответ».

— Ладно, господа, — произнес он. — Интернациональная помощь — это наш давний красивый обычай. Спасем местных. А вы, месье, — тут он обратился к стоявшему неподалеку предводителю ополченцев. — Пойдете с нами, и если никаких башибузуков там не окажется, то клянусь — я вас на той же мельнице и повешу.

Тотчас посыпались приказы, и отряд вновь построился в походную колонну.

Загрузка...